ГЛАВА 21.
Июль 1988.
Экспедиция на Ачибах (Западный Кавказ, Абхазия). Работа двойки А.Вятчин – Д.Львов в п. Квартет. Разборка донного завала, первопрохождение новой части пещеры. С учётом первопрохождения маршрут 4 к.с.
Кто-то на пару играет в дуэт,
А мы на двоих играем в Квартет.
В четыре руки Квартет мы берём
И масти четыре себе раздаём.
Здесь масть словно крест – наш нелёгкий маршрут,
И масть в виде пики – терпенье и труд,
И масть «красный ромбик» - палатка наш дом,
И масть как сердечко – им мы живём.
Как карты колоды колодцы идут,
Мы кроем терпеньем нелёгкий маршрут,
Мы кроем палаткой усталость и труд,
Мы кроем сердечком всё, что видим тут.
Боимся мы прикуп открыть, посмотреть.
Быть может там туз, а быть может там смерть.
Препятствия снова мы козырем бьём.
Квартет для двоих до конца мы пройдём.
С тех пор пролетело две тысячи лет.
Никто уж давно не играет в Квартет.
Здесь тьма и покой затаились навек
И лишь краткой вспышкой мелькнул человек.
От утреннего холода, как говорится, «зуб на зуб не попадал». Прыгая с камня на камень, я спустился к Голубому озеру, чтобы умыться. Мне показалось умываться, сидя на корточках, не очень удобным занятием. Тогда я встал на колени на торчавший из воды камень, упёрся руками о дно и погрузил в ледяную воду лицо. Такой способ умывания был не очень эффективен, но уменьшал вероятность падения в воду. После этого я постарался погрузить в воду всю голову. Ощущение было в первое мгновение настолько шокирующим, что хотелось закричать, но вместо крика я выпустил под водой несколько пузырей, поднял голову и несколько раз ею быстро мотнул из стороны в сторону, подобно собаке, вытряхивающей воду из шерсти. После этой процедуры самочувствие заметно улучшилось. К горлу ещё подступала тошнота, но хотя бы голова перестала трещать.
«Что было вчера? Не нёс ли я какую-нибудь дурь?»
Воспоминания были не чёткие, размытые, но в целом сохранились неплохо. Мы сидели в избушке у лесника и пили его вино большими кружками. Это выглядело не очень хорошо, но он сам щедро нам наливал.
Хуже всего было то, что нам сегодня предстояла тяжёлая заброска от 47-го километра Рицинской трассы на перевал Анчха, то есть крутой подъём с километровым набором высоты. И это был ещё не весь сегодняшний маршрут, поскольку Вятчин сказал, что после перевала нам нужно пересечь верховья ущелья ручья Рихва и дойти до балагана пастухов Хейции и Гарабета, у которых мы и будем ночевать следующую ночь.
Накануне в Адлере мы взвесили свои рюкзаки, точнее говоря – станки. Станок Вятчина весил 60 кг, мой станок – 45 кг. На первый взгляд, мне должно было быть легче. Но это смотря как считать. Мой бараний вес составляет 60 кг, а мой станок – 45 кг, то есть три четверти от веса тела. В Андрее 90 кг, а его станок 60 кг, то есть две трети от веса тела. Правда, он ещё тащит в руках транспортные мешки с ручками. Понятно, что с таким весом идти на перевал тяжело. А тут ещё вчера нас угораздило перепить вина!
Пытаясь яснее вспомнить вчерашние события, я напряг голову и снова почувствовал боль где-то внутри её, под лобовой костью. Какая гадость ваше виноградное вино! Снова встав на колени на камень, возвышающийся из толщи воды, я опустил голову в воду. Всё-таки неприятная здесь водичка, у которой зимой температура 4-6 градусов, а летом 8-10. Что интересно, по рассказам очевидцев, вода в Голубом озере никогда не замерзает, даже в морозы, которые в этих местах иногда доходят до -10 градусов. Хотя в озеро и впадает ручей, но он слишком незначителен для такого озера глубиной в 75 м, и не оставляет на поверхности озера никакого движения воды, поэтому отсутствие льда на озере зимой кажется чудом. Некоторые объясняют это явление химическим составом воды, как и её голубой цвет, другие постоянным перемешиванием воды. Летом же, несмотря на жаркую погоду, вода в озере остаётся примерно такой же холодной, как и зимой. Но это уже можно объяснить большой глубиной озера и впадающим в него большим ручьём.
После второго погружения головы в воду она уже почти не болит. Теперь можно и вспоминать то, что было вчера.
А накануне вечером к Голубому озеру подъехал туристический автобус. Из него высыпали туристы и принялись осматривать окрестности – кто-то пошёл к реке Бзыбь, а кто-то к Голубому озеру.
Последними из автобуса выходили мы. Сначала вышел высокий мужчина ростом 190 см с лишним, с тёмно-русыми, чуть рыжеватыми волосами, и такого же цвета бородой, с правильными чертами лица и ясными голубыми глазами, которые создавали иллюзию доброго человека. Он вытаскивал из автобуса огромного размера станок с пристёгнутыми к нему несколькими транспортными мешками. Это был Андрей Вятчин. Следом вышел невзрачный невысокий парнишка с неправильными чертами лица, карими глазами, который вытаскивал станок чуть меньшего размера. Это был ваш покорный слуга. Затем в дверях появился другой паренёк, ещё моложе и тоже невысокий, с русыми волосами и серыми глазами. Он передал Андрею пару транспортных мешков, не поместившихся на наши станки, и затем сам вышел из автобуса. Это был Алексей Вятчин, младший родной брат Андрея. Ему было всего 14 лет, а Андрею 30, то есть разница между братьями составляла 16 лет. Мне же тогда было 22 года, то есть я был на 8 лет старше младшего Вятчина и на 8 лет младше старшего. Братья Вятчины были не слишком похожими друг на друга ни внешностью, ни характером. Хотя младший ещё не вырос окончательно, но чувствовалось, что он никогда не дорастёт до размеров старшего брата, и его слегка курносый нос никогда не станет таким прямым, как у старшего.
Наконец из автобуса вышли две девушки с рюкзаками, москвички. Звали их Марина и Ирина. Марина была совершенной блондинкой, причём естественной, не крашеной, этаким жизнерадостным голубоглазым созданием, ростом примерно всего 160 см. Ирина была то ли тёмно-русой, то ли шатенкой, примерно на 5-10 см выше Марины и более сдержанной на язык, оставляя впечатление более серьёзной. Обе девушки были не худенькими и не толстенькими, а такими, про каких говорят – широкая кость. Они не были спелеотуристками и вроде бы вообще никогда не были ни в горах, ни в пещерах. Как они оказались с нами в одной группе, расскажу немного позже.
Итак, мы вышли из автобуса, покидали рюкзаки в кучу и стали осматривать окрестности.
- Палатку ставить не будем, заночуем у лесника, - Андрей показал пальцем на избушку поблизости. – Это мой хороший знакомый!
В настоящее время на этом месте никакой избушки уже давно нет. Здесь находятся торговые лавки, в которых продают многочисленные абхазские сувениры. А в те времена никто здесь сувениры не продавал и единственным человеком, который обычно находился возле Голубого озера кроме туристов, был лесник. К сожалению, я не запомнил его имя.
Тут мы увидели у дальнего конца озера под склоном горы пару палаток и костерок возле них.
- Это спелеологи! – догадался Андрей. – Как пить дать, собираются идти на Арабику, либо уже спустились! Пойдём к ним пообщаемся!
Спелеологи оказались с Украины, не помню из какого города. Они действительно шли на Арабику, нас встретили приветливо. Когда Андрей представился, они неожиданно воодушевились – ещё бы, об Андрее Вятчине в те времена был наслышан каждый второй советский спелеолог! Сразу откуда-то появилась большая металлическая фляжка:
- Ребята, испробуйте нашей горилки!
Мы попробовали по чуть-чуть, но много перед предстоящей заброской пить не стали. Ребята сообщили нам - то ли в пещере Пантюхина на Бзыбском хребте, то ли в соседней погиб спелеолог. Два дня назад его подняли на поверхность и погрузили в вертолёт. Причина смерти – всего-навсего сломался противоотбрасыватель на грудной обвязке, в результате чего бедолага повис вниз головой в ледяном потоке. Из этой ситуации не трудно было бы выйти, если бы была вторая навеска и страховочный самохват, скользящий по ней. Неизвестно, была она или нет. Кроме того, при неожиданном перевороте вниз головой можно было удариться ею о стену, или повредить ещё что-то.
Это уже пятый случай гибели спелеологов в 1988-м году, что слишком много даже для целого года, а ведь год прошёл только наполовину. На дворе ещё 11 июля. И этот год является юбилейным для советской спелеологии – 30 лет со дня её официального рождения (1958 г.)! Юбилейный год спелеологии оказался для неё одним из самых смертоносных!
Немного пообщавшись с украинцами, мы идём в избушку к леснику. Он принял нас радушно, показал место, где можно расстелить спальники. Мы принялись готовить еду на его печке, и тут лесник достал откуда-то большую бутыль самодельного вина. После этого мы уселись за стол, что-то немножко ели, но больше пили. С лесником в основном беседовал Вятчин, а мы больше слушали. Абхаз подтвердил информацию, что два дня назад в горы прилетал вертолёт и проводились спасработы. И не так давно тоже прилетал.
Ещё лесник сказал, что днём около Голубого озера часто бывают туристы, а вот по ночам никого нет, и в это время сюда на водопой с горы спускаются медведи. Обычно приходит большой бурый, но иногда и мелкие чёрные, которых ещё называют «гималайскими». Чёрные медведи боятся бурого и людей, а вот бурый никого не боится. На людей он пока не нападал, но в одиночку или малой группой подниматься на ближайшую гору лесник не советует. Около трассы медведь ведёт себя смирно, но на горе его территория, и как он там себя поведёт – неизвестно.
Ещё о чём-то мы разговаривали, девчонкам надоело слушать наш мужской разговор, и они ушли в гости к украинцам, рассчитывая там на более «милые» беседы. Через некоторое время я вышел из избушки покурить, подхожу к ручью, который несёт свои воды в Голубое озеро, и вижу здесь Марину и Ирину, которые нервно курят и раздражённо о чём-то шепчутся.
- Что случилось? – спрашиваю.
- Они назвали нас москаляками!
- А зачем вы сказали им, что вы из Москвы? Москвичей и в России мало кто любит, не то что в Украине!
- Москали у них не только москвичи, а все русские! – просвещает меня Марина.
- Не знаю, к нам с Андреем они очень дружелюбно отнеслись!
- Потому что вы спелеологи, как и они, а мы нет! Они нас раскусили!
После этого мы продолжаем посиделки у лесника, но содержание беседы я уже не помню. Наутро я вылезаю из спальника и иду умываться к озеру. Дальнейшее я уже рассказал.
_____Голубое озеро. Фото из Википедии (Hons084-Wikimedia Commons CC BY-SA 4.0 commons.wikimedia.org)
Пока я вспоминал вчерашние события, к озеру подъехал первый туристический автобус. Из него вышла толпа людей и направилась к озеру. Впереди шли две девушки или женщины немного старше меня.
- Смотри, у парня голова мокрая! Значит, он купался в озере!
Потом они обратились ко мне:
- А в озере можно купаться?
- Конечно, можно! Я же купался!
- А нам гид сказал, что нельзя!
- Можно, но вода ледяная!
- Ой, как хорошо, давай искупаемся!
Девушки, недолго думая, разделись и остались в нижнем кружевном белье, не очень похожем на стандартные купальники. Тут мне стало стыдно: «Зачем я им соврал, что искупался? А вдруг у них ноги сведёт от ледяной воды, и они утонут?»
Одна чуть ли не бегом забежала в воду, окунулась с головой и стремглав выбежала обратно. Другая зашла в воду чуть выше колена, поплескала на себя несколько пригоршней воды и тоже быстро вышла. Пока я смотрел на них, у меня неожиданно похмелье сняло как рукой.
«Ничего себе! Не знал, что есть такое хорошее средство!»
В это время к озеру подошёл Вятчин.
- Блин, ты время зря не теряешь! Но давай, быстро завтракаем, и выдвигаемся! Квартет нас ждёт!
Квартет – так называется пещера, цель нашего путешествия. Из всех 127 известных пещер Ачибаха (имеются ввиду пещеры длиной или глубиной от 10 м) нас интересует в этом году только одна. Немного расскажу об её открытии и о том, как я оказался в этой экспедиции.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Об этой экспедиции у меня остался дневник, написанный сразу по горячим следам после её завершения, который сильно превышает все остальные мои дневники о других походах (дневник отличается от отчёта более живым и более литературным изложением событий, а также возможностью произвольно опустить ряд событий или каких-то их деталей). Своими воспоминаниями об этом походе я исписал мелким почерком две тетради по 18 листов от корки и до корки. Кроме того, у меня остались некоторые воспоминания, которые я по какой-то причине не записал в дневник, но они были столь яркие, что сохранились по сей день. Например, когда я вспоминаю некоторые фразы, сказанные Вятчиным, то я помню и его голос, и его выражение лица, которое у него было в тот момент. В некотором отношении эта экспедиция была наиболее значимой в моей жизни и одной из самых трудных. По этой причине, а также по причине её продолжительности и хорошей задокументированности в дневнике, эта глава у меня окажется самой большой в «Истории пензенского спелеотуризма». Из этого вовсе не следует, что эта экспедиция для нашего спелеоклуба была более значима, чем другие. Просто, как я уже сказал, у меня о ней сохранилось больше воспоминаний и записей, чем о какой-либо другой.
Всё началось летом 1987 года, когда на Ачибахе оказалась четвёрка спелеологов: Андрей Вятчин (г.Павлово, Горьковская область), Дима Томин (г.Оренбург), Костя Абдрашитов (г.Волгоград) и Арцибасов из Москвы – имени последнего не помню, поскольку все всегда его звали Цибой. Кажется, Андрей, но не буду врать, не помню. Почему от каждого города было всего по одному человеку, сейчас сложно сказать. Видимо, Ачибах многих уже разочаровал к этому году, поскольку, несмотря на огромные прилагаемые усилия, все пещеры этого массива доходили в глубину максимум до 140-150 м, после чего они либо затыкались, либо продолжались такими узкими щелями, которые расширить не представлялось возможным. Даже наш Олег Цой в Ачибахе разочаровался, и в 1987-м году направлял нас то в Северную Осетию, то в Среднюю Азию. И лишь четыре человека в это время ещё верили в Ачибах.
Здесь следует вспомнить, что верхнее плато Ачибаха (северный склон горы на высоте от 1800 до 2300 м) немного исследовалось сочинцами и воронежцами в 1974-1976 г.г., и затем серьёзно стало исследоваться группами под руководством Вятчина с 1981 года. Не совсем под его руководством, но он направлял и координировал действия групп из разных городов – скажем так. Поисковые экспедиции постепенно перемещались с более пологого востока на более крутой запад, при этом постепенно сползая с альпийских лугов в лесную зону (раздел между зонами лугов и леса здесь проходит по высоте 2000 м).
В 1986-м году мы уже утвердились в западной части плато на высоте 1900-2000 м, где сосредоточили все усилия на прохождении пещер Хейция, Двойняшка, Memento o more (см. главу 12). На работу в этих дырах у нас уходило много времени и поиском новых дыр мы почти не занимались.
В 1987-м году вышеупомянутая четвёрка спелеологов, не надеясь пробить продолжение в какой-либо из известных пещер, занялась поиском новых. В первый же день поисковых работ, уйдя чуть западнее от Хейции, они наткнулись на трещину длиной около 20 м и шириной около 1 м, уходящую вниз колодцем. Брошенный в колодец камень улетал так далеко, что звука его падения не было слышно. На колодец была сделана навеска, и, после спуска в него, была посчитана его глубина – около 70 м. Дно этого колодца представляло собой сильно наклонный снежник, по которому можно было продолжать спускаться до следующего колодца. Для пещеры сразу подобралось логичное название – Квартет. Чуть ниже первого входа находилось небольшое отверстие второго входа, приводящее в тот же самый входной колодец.
Далее вышеупомянутая четвёрка перенесла свой лагерь с поляны возле Хейции на другую полянку, расположенную примерно посередине между Хейцией и Квартетом – единственную в этом районе горизонтальную площадку. Прохождение Квартета продолжилось.
За первым колодцем оказалось ещё пять колодцев глубиной от 10 до 30 м, которые привели в систему залов, расположенных на разных уровнях на глубине от -160 м до -240 м, из которых уходили ходы в разных направлениях. Один из залов на уровне -230 м вывалился в стенку огромного колодца, в котором откуда-то сверху хлестал сильный поток воды. До этого места пройденная часть пещеры была почти сухой, несмотря на большой снежник на дне первого колодца. Стало понятно, что до этого четвёрка спелеологов шла не по основному руслу пещеры, а по её боковому притоку, а основной вход (или входы) расположен где-то выше по склону.
Поскольку в залах было полно мест для отсидки в случае сильного паводка, было решено перенести лагерь сюда, на глубину -235 м, что и было сделано. Прохождение пещеры продолжилось.
Следующий за залами обводнённый колодец имел глубину 42 м, и после него начинался ручей. Далее следовал ещё каскад колодцев, идущих друг за другом по меандровому (извивающемуся) ходу. Приходя к очередному колодцу, четвёрка приносила с собой навеску только на один этот колодец, чтобы «не спугнуть пещеру». У спелеологов существует такое поверье, что новую пещеру можно «спугнуть», если взять сразу слишком много верёвки. За каждым пройденным колодцем оказывался следующий. Работали двумя группами: Вятчин и Циба в одной, и Костя с Димой в другой. Последние были менее суеверными, чем Вятчин, и им надоело бегать взад-вперёд ради малого увеличения глубины пещеры, поэтому они взяли с собой навеску сразу на три колодца. В результате пещеру они «спугнули» - после первого нового колодца она сразу закончилась. В это время Вятчин с Цибой были в лагере в Базовом зале (так они назвали зал на -235 м). Из колодца 42 м один за другим выходят Дима и Костя, волоча за собой транспортники с «лишней» верёвкой, и радостно сообщают Андрею:
- Для тебя, конечно, новость печальная, а для нас нормальная – пещера закончилась!
В следующие дни сделали топосъёмку пройденной части пещеры – в ней оказалось 357 м глубины. После последнего уступа был небольшой зальчик, дальняя часть которого была завалена мелкой щебёнкой. Видимо, это был завал, за которым следовало продолжение хода, но его в этот раз решили не раскапывать. Силы и время экспедиции уже были на исходе.
Таким образом глубина пещеры Квартет достигла -357 м и суммарная длина её ходов около 1300 м. Напомню, что до этого самой глубокой пещерой Ачибаха была Вивосапе глубиной -159 м. Наконец-то, после многих лет работ на этом массиве многих спелеологов, удалось преодолеть не только 200-метровый рубеж глубины, о чём мечтали Вятчин и Цой много лет, но и 300-метровый рубеж, и даже 350-метровый! На следующий год Вятчин планировал новый штурм Квартета.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Осенью 1987-го совершенно неожиданно для себя я обнаружил в почтовом ящике письмо от Вятчина. «Очень странно, - подумал я. – Почему мне, а не Цою?»
В письме Вятчин описывает вкратце историю открытия и прохождения его группой Квартета. Далее он пишет, что состав их группы из 4-х человек был идеальным для прохождения данной пещеры, и мог бы быть идеальным и в следующем году. Но беда в том, что Цибу забрали в армию. Поэтому он предлагает мне стать и.о. Цибы.
Ценность Цибы заключалась особенно в его изящных габаритах. Если ход заканчивался узостью шириной чуть больше 20 см, то туда запускали Цибу. Он смотрел, что следует дальше за шкуродёром и делал вывод: стоит ли расширять узость, чтобы и другие смогли в неё пролезть, или в этом нет смысла? Теперь роль Цибы предлагалось играть мне. Больше никому из Пензы, как и из других городов, работать в Квартете не предлагалось. Другие группы могли заниматься поиском пещер на поверхности, либо пытаться углубить одну из известных пещер кроме Квартета.
Всего с осени 1987 г. по июнь 1988 г. Вятчин написал мне порядка 10-12 писем. Шесть из них у меня сохранились до сих пор, причём совершенно случайно, поскольку у меня вообще нет и никогда не было привычки долго хранить письма (ещё сохранилась пара писем, написанных уже после экспедиции). Обычно во время очередного переезда с квартиры на квартиру я письма выбрасывал. К сожалению, было выброшено наиболее ценное письмо Вятчина, в котором он описывал вообще все свои достижения в мире «спелео», не только на Ачибахе и не только в пещерах. Видимо, то письмо было очень толстым, попалось мне на глаза и я его выбросил, в то время как восемь тонких писем у меня затесались между отчётами, дневниками походов и схемами пещер, и это их спасло.
Первоначально предполагалось, что экспедиция будет в том же составе, что и в прошлом году, только с заменой Цибы на меня, и будет работать с 10 июля по 31 августа. К середине зимы выяснилось, что Дима Томин и Костя Абдрашитов смогут принять участие в экспедиции только в августе. Мне же наоборот лучше было участвовать только в июле, поскольку во второй половине июня я защищал диплом, а примерно с 10 августа мне нужно было выходить на работу на Часовой завод, куда я был распределён.
В связи с этим Вятчину пришлось разбить экспедицию на два этапа: 10-31 июля и 1-31 августа. Он не собирался переносить работы в Квартете с июля на август только потому, что двое из четверых членов группы могли приехать только в августе. В одном из зимних писем Андрей мне пишет: «1 августа придут члены Квартета Костя и Дима Томин с шерпами, а ты, значит, будешь и.о. Цибы, который в Афганистане. Могу только сказать, что в эту смену надо будет пускать флюоресцеин с глубины не ручаюсь какой. О том, кто и как примет участие в его ловле, комбинации идут сложные. Две группы (О.Цой и Л.Кравцов) уже почти добились визы на верхнее плато в порядке премии за это участие. … Тебе оплачу дорогу и питание на все 40 дней, такое у нас в порядке вещей».
В этом же письме он написал: «Ты мне нужен на обе смены». Я ему ответил, что к 10 августа мне нужно быть в Пензе. Уже намного позже я понял, что был дурак и вполне мог бы выйти на работу и в сентябре, но в те времена я был очень ответственный в отношении учёбы и работы.
В следующем письме Андрей пишет: «10-31 июля головную группу составим мы с тобой в сопровождении, возможно, шерпов и гейш. Толковый словарь: шерпа = человек малого опыта пещер, мужского пола, идущий не за тем, чтобы этот опыт повысить, а просто нравятся горы или ещё что-то. Гейша = женщина высокого духовного развития, обычно со строгой моралью без опыта пещер, остальное как у шерпы». Дело в том, что Андрей понимал – если в экспедиции будем участвовать лишь мы вдвоём, то нам придётся тяжело. На Ачибах необходимо затащить много снаряжения и продуктов – для этого нам потребуется дополнительная мужская помощь «шерпов». Если жить в лагере около месяца без женщин, то морально опустишься и «загрубеешь душой», поэтому желательно наличие в лагере «гейш». При этом не предполагались никакие домогательства сексуального характера, но от женщин требовалось умение поддерживать беседы на любые темы, иногда петь песни под рюмку спирта и в меньшей степени умение готовить еду и поддерживать порядок в лагере. Поначалу я подумал, что гейши нужны Андрею в основном для приготовления пищи. Я ему написал об этом, на что он мне в следующем письме гневно ответил: «Гейши не обязаны уметь готовить! Хороши будут гейши, если подбирать по этому признаку!»
В пещеру мы с Андреем могли ходить и вдвоём, но также требовался как-минимум один человек на поверхности, который бы следил за погодой и сообщал нам, находящимся в подземном лагере, о ней по телефону. Иначе мы могли попасть в паводок. Желательно, чтобы наверху при этом оставался не один человек, а как-минимум двое, поскольку одному жить несколько дней в лагере было бы скучно или страшно. Поэтому либо шерпы, либо гейши нам по любому были нужны.
Честно говоря, когда я узнал, что мне придётся проходить пещеру вдвоём с Андреем, мне стало страшно. Не потому, что я боялся физических трудностей, а потому, что знал, что у Андрея очень взрывной и неуживчивый характер. Я сразу вспомнил одну историю, случившуюся с моим отцом.
Однажды мой отец и его друг Олег Новосельцев пошли в горный поход на Алтай вдвоём. Во время переправы по камням через горную реку отцу было тяжело, он боялся упасть в воду с тяжёлым рюкзаком, а друг в это время стал над ним подкалывать: «Ты что так раскорячился, как коряга?», и всё такое. Отец не выдержал и послал его далеко и надолго. Тот послал отца в ответ. Оба они были обидчивые, с характером, и после этого не разговаривали несколько дней. Молча шли, молча ставили палатку, молча готовили еду, молча ели, молча ложились спать, молча вставали. И вот, зная характер Андрея, я боялся, что у нас произойдёт то же самое. Но отказываться от участия в походе было уже поздно. Я уже три месяца давал согласие на это участие и переписывался с Андреем, и как я теперь мог отказаться?
Тогда я решил так: если Вятчин действительно такой взрывной и обидчивый, как о нём все говорят, то за некоторые мои слова он сам меня отошьёт. Поэтому в паре следующих писем я откровенно ему дерзил, хотя для этой дерзости не было никаких оснований. Между тем Андрей вовсе не собирался меня отшивать и все мои дерзкие замечания пропускал мимо ушей. Как я позже понял, ему даже больше по душе люди наглые и дерзкие, чем робкие и излишне скромные.
В вышеуказанном письме Андрей определил задачи для первой и второй смены (июльской и августовской): «… наше дело в первую смену – прорыть щебнеглинистую пробку в нижней точке Квартета, во всяком случае варианты – можно ли её не рыть, выяснятся в первый же день на глубине. В 20 м выше подозрительный ветер – вдруг обход? Рытьё пробки в щели шириною в метр. Не ручаюсь – начало это наклонного хода или колодца? Оттаскивать в вёдрах по троллею за 12 м. После разведочного выхода до дна поставим ПБЛ на 10 суток ниже -230 (ниже паводкоопасно, оборудуем обвески для побегов)».
Для второй смены ставилась задача в зависимости от результатов первой смены: либо проходить пещеру глубже, либо искать другие возможные её продолжения.
Если в августе на Ачибахе появятся другие участники из Пензы или Оренбурга, то для них Вятчин хотел поставить дополнительные задачи. В письме он их описывает так: «Дополнительные задачи: … третий вход в Квартет соединить с ним на -140 или -170, …. можно и Хейцию (50%, что это четвёртый вход в Квартет, на 30 м выше его первого входа. Например, ветры Квартета и Хейции дуют строго в противофазе)».
Далее он пишет: «Можешь поиграть фантазией – дыра идёт пока параллельно километровой отвесной стене без источников, на расстоянии от неё 100 м». То есть, Андрей хотел сказать, что высока вероятность того, что Квартет является километровой дырой по глубине, поскольку тот мощный поток, который появляется в нём с глубины -235 м, наружу нигде не выходит.
Чтобы я не расслаблялся и готовился к серьёзной экспедиции, Андрей меня даже стращал: «… мы с тобой собираемся в пятёрку (метров 200 для этого надо добавить), только вдвоём вместо восьмерых».
Как я уже писал в главе 18, в марте 1988 г. Андрей Вятчин вместе с нашей пензячкой Ларисой Савельевой съездил в Туркмению в Кугитанг, где они отсняли неизвестное количество новых ходов. В своём письме мне он написал только то, что эту топосъёмку открытых ими ходов они делали, но никаких подробностей не раскрыл, видимо, надеясь, что Лариса сама нам их раскроет. Моей ошибкой было не расспросить его самого об этих подробностях, но теперь уже что печалиться – эта часть истории пензенского спелеотуризма осталась для нас похоронена.
В апреле мне Андрей пишет: «От тебя, конечно, будет больше пользы 10-30 июля, когда ты будешь представлять собой 1/2 мощности экспедиции, чем 1-20 августа в качестве 1/4 квартета, когда к тому же этому квартету не запланировано ничего, кроме продолжения июльских работ. В августе предполагаю также крупную ругань, готовлю огнестрельное и химическое оружие … Ругань с Хайдером, который сейчас обегает всех 200 оренбургских спелеологов с агитацией «работать в Квартете, но без Вятчина».
Моё примечание: Хайдер – это была кликуха Лёхи Кравцова. Дело в том, что он был не только рыжим, но и высоким и очень худым. Кто помнит 80-е годы, тот должен помнить американского доктора Хайдера, который в то время проводил голодовки в палатке в Вашингтоне напротив Белого Дома. И вот тот доктор Хайдер был высоким и, вследствие длительной голодовки, очень худым. За сходство с ним в этой худобе Лёшку Кравцова тоже стали называть Доктором Хайдером. Не знаю, действительно ли он обегал оренбургских спелеологов с призывом работать в Квартете без Вятчина, но вскоре после написания Вятчиным этого письма Лёшка женился на Инне Сорокиной и переехал в Саратов, а к августу стал собираться идти со Снетковым на Бзыбский хребет в Форельную. Так что не могу сказать, насколько правомерными были обвинения Вятчина в его адрес.
Далее произошло нечто, что меня совсем не порадовало. Как я писал в главе 19, в мае мы ходили на Алек, где прошли пещеру Назаровскую до -320 м вместо первоначально запланированной ТЕП.
И там вместе с нами был Дима Томин. Он мне сообщил следующее: в апреле Вятчин почему-то решил, что Лёша Кравцов собирает экспедицию «в Квартет без Вятчина». Насколько это соответствовало истине, Дима сказать не может – он уже давно не общался с оренбургскими спелеологами. Потом Вятчин с чего-то заподозрил, что главным инициатором этого оппозиционного движения является как раз Дима Томин – ведь Лёша Хайдер в Квартете не был и не знает, где он находится. Без Диминой помощи он не смог бы затеять столь рискованное предприятие.
В результате Дима Томин и Вятчин сильно разругались. Диме было отказано в участии в новой экспедиции в Квартет. Костя Абдрашитов, когда узнал об этом конфликте, встал на сторону Димы и сам отказался от участия в экспедиции.
Таким образом получалось, что мы с Вятчиным идём в Квартет вдвоём. Это обстоятельство меня немного опечалило. Собственно, я и так знал, что в июле мы будем проходить пещеру вдвоём, а в августе я в неё уже не пойду. То есть, на первый взгляд, для меня ничего не изменилось. Но, поразмыслив логически, я понял, что изменилось.
Если бы в августе в экспедиции приняли участие Дима и Костя, то Вятчин меньше бы напрягался и напрягал меня в июле. Ну, пусть мы не пройдём пещеру до конца – ничего страшного, в августе с Димой и Костей можно продолжить прохождение. Но если в августе ничего не будет, то в июле надо постараться сделать как можно больше! И если пещера хорошо «пойдёт» - Вятчин будет упираться на пределе возможностей!
Когда я вернулся с Алека, пришло письмо от Вятчина, в котором он подтвердил, что в Квартете в этом году будем работать только мы вдвоём. У меня создалось ощущение, что Андрей специально отказывает людям работать вместе с ним на Ачибахе, чтобы не делить ни с кем славу первооткрывателя местных пещер. Этим самым он плохо делает в первую очередь себе, поскольку без товарищей он большую пещеру не пройдёт, а товарищей от себя он периодически отталкивает. В этом письме он пишет: «На данный момент среди наших общих знакомых, по моей оценке, 14 1/2 отказников (кому отказано участвовать в «Рице-88»). Информирую, что не отказано Моисеевой со школьниками, а О.Цой= «1/2», т.к. о нём решу в начале июля в зависимости от одного условия».
Затем он пишет ещё одно письмо, в котором опять подтверждает, что в Квартете будем работать мы вдвоём: «… а уж на двоих мы с тобой п. Квартет, надеюсь, без драки поделим? Может, опять возьму брата 14 лет, донесёт от силы на себя, но и время на него немного потратится наверху. Гейш поищу московских».
Наконец, в конце июня он присылает последнее письмо: «9 июля в 18-40 мы садимся в Горьком в вагон №13 (места 9-11) поезда 391 двое с тремя билетами … и держим место для тебя до раннего утра 10 июля. Ты на всякий случай, когда подвалишь к поезду, говори, что тебе надо нас только увидеть (так Цой уже делал), а уже увидевшись, мы сломаем любое непредвиденное сопротивление».
«Вдогонку дополнительная информация для поднятия духа. Достают билеты … две москвички. О подруге данных нет, первая же (Марина) была уже давно отрекомендована Сэмом как «жизнерадостное создание» (1:0 в её пользу). На вопрос: «А ты действительно сильно хочешь в пещеры?» ответила, что «Честно говоря, особенного желания не испытываю» (2:0). На вопрос: «Какие знаешь стихи Пушкина?», ответила «Осень» (3:0, так как там, помнится, всего 4 строчки, но я это сообразил только на следующее утро после её звонка, а она сразу). … На музыкальных инструментах не играют, но любят петь (4:0)».
Таким образом, состав группы определился буквально за две недели до выезда.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Утром 10 июля я подошёл к вагону и увидел братьев Вятчиных. Андрей казался таким высоким, что был на голову или полголовы выше любого, находящегося на перроне человека. Рядом с ним находился невысокий пацан, который оказался его братом. Лёша, несмотря на свои 14 лет, был смышлёным, серьёзным, и, как мне показалось, излишне печальным или задумчивым для своего возраста. Возможно, он вовсе не был печальным, но почему-то мне таким казался. В дороге мы главным образом играли в карты, особенно в преферанс. Андрей, в отличие от Олега Цоя, был приверженцем карточных игр в дороге, в то время как Олег больше любил словесные типа «крокодила» или «намёков». Хотя в домашних условиях Олег тоже любил преферанс.
Приехав в Адлер, мы встретили там Марину и Ирину из Москвы. Марина постоянно что-то говорила, густо насыщая обычные фразы колоритным московским жаргоном, а Ирина больше молчала.
В Адлере мы взвесили свои рюкзаки. Как я уже говорил, мой станок вывесил 45 кг, Андреев 60 кг, а рюкзаки Лёшки и девчонок поменьше, не помню сколько. Кроме них, были ещё пара транспортных мешков, которые никуда не поместились, каждый весом под 10 кг, может быть немного меньше.
- Ничего, пару дней поработаем верблюдами, а потом отдохнём! – успокоил нас Андрей.
- Я поработаю погонщиком верблюдов! – рассмеялся Лёшка, довольный своим достаточно лёгким рюкзаком.
- А гейши у нас будут работать шерпами! – улыбнулся я, многозначительно посмотрев на девчонок. Мне вспомнились слова Андрея из его письма: «Гейша = женщина высокого духовного развития, обычно со строгой моралью без опыта пещер, остальное как у шерпы».
Буквально спустя пять-десять минут произошло маленькое событие, которое стало хорошим дополнением к этому нашему разговору.
Мы стояли около здания вокзала. Андрей придерживал свой станок, стоящий на асфальте, который имел смещённый центр тяжести и норовил упасть, если его не придерживать. В это время мимо проходил абхазский мальчик лет шести-семи, который искал место, куда можно присесть. Все скамейки поблизости были заняты. Тогда мальчик не нашёл ничего лучшего, чем сесть на станок Андрея, на один торчащий из него мешков. При этом центр тяжести станка сместился ещё больше и он стал давить на Андрея чуть-чуть сильнее. Вятчин строго посмотрел на мальчика и спокойным таким добрым голосом говорит: «Ты лучше садись сюда!» - при этом показал на своё плечо, похлопал по нему, а потом добавил на более громкой ноте: «И погоняй меня палкой!»
В это время нужно было видеть его меняющееся выражение лица и испуганное лицо мальчика. После этого мальчик убежал, а мы ржали минут десять.
Затем мы попытались найти туристический автобус до озера Рицы, но было уже слишком поздно, последний автобус на Рицу уже ушёл. Наконец нам удалось найти автобус до Голубого озера.
Остальное вы уже знаете - про нашу ночёвку у лесника и посиделки с ним за чарками домашнего вина.
Наутро я говорю Андрею: «Ты же свою жизненную норму алкоголя уже выпил?» Дело в том, что когда мы переписывались ещё зимой, я намекнул Вятчину, что неплохо бы взять какое-то количество медицинского спирта. На это Андрей мне ответил: «Возьмём немножко исключительно в медицинских целях. Я свою норму уже много лет как выпил».
И вот я ему говорю: «Ты же свою норму уже много лет как выпил?» На что Андрей, немного смутившись, отвечает: «Вчера был просто взят страховой запас из следующей жизни!»
Затем мы собираемся и ловим туристический автобус до озера Рица. Через некоторое время поймали.
Отъехав от Голубого озера по горному ущелью сначала реки Бзыби, затем Геги, и потом Юпшары, мы наконец доезжаем до озера Рица. Отсюда начинается пешеходная часть пути. Первые 7 км проходятся тяжело, но терпимо, поскольку мы идём по асфальтированной дороге и подъём в гору пока не крутой. Конечно, немного мешаются тяжеленные станки за спиной, плюс мы с Андреем тащим ещё и по мешку в руках. Девчонки и Лёшка несут рюкзаки полегче, но тоже устают.
________________________________Вид на г.Ачибах с озеро Рица. Фото из Википедии.
Наконец мы доходим до указателя «47 км» с правой стороны дороги, от которого начинается тропа вдоль ручья – крутой подъём на перевал Анчха. Здесь мы садимся на привал и сидим довольно долго. В это время начинает жарить солнце, и я в ужасе предвкушаю предстоящий подъём.
- Мы оставим несколько мешков здесь, - говорит Андрей. – Придём за ними позже, через пару дней. Иначе мы сегодня до пастухов не дойдём, а ночевать где-то ближе без воды не хочется.
Мы немного поднимаемся вверх по тропе, затем уходим вправо и находим большую пихту, у которой ветки начинаются от самой земли.
- Отличное дерево! – говорит Андрей. – Пока не подойдёшь к нему вплотную, висящие на нём мешки не увидишь!
Подтаскиваем к пихте три больших транспортных мешка и тяжёлую сумку с консервами, которые Андрей планирует оставить здесь. Затем он поднимается по веткам достаточно высоко, я за ним поднимаюсь на меньшую высоту. Лёшка снизу подаёт мне мешки, а я подаю их Андрею. Он старательно развешивает мешки на ветках и случайно бросает взгляд в сторону Рицинской дороги (то есть на дорогу от Рицы до Ауадхары). В это время по дороге идут три абхаза и с удивлением наблюдают за его действиями. Снизу нам казалось, что дерево находится далеко от дороги и будет от неё закрыто, но, как оказалось, с некоторой высоты дерево с дороги хорошо просматривается, и ветки на нём не такие уж и густые.
Нам приходится спускать мешки обратно на землю и уносить их выше по склону и дальше от тропы. Там мы находим огромный камень-валун двухметровой высоты и с отвесными стенками. Андрей взбирается на него и мы подаём ему груз. Камень настолько удачный, что лежащие на нём мешки со стороны не видно.
Несмотря на то, что часть груза мы оставили на камне, идти всё равно очень тяжело. Приходится сильно наклоняться вперёд, чтобы станок не тянул назад и нагрузка шла на ноги, а не на плечи.
- Идём 30 минут, потом 10 отдыхаем! – Андрей говорит спокойно, будто о каком-то пустяковом деле. Попробуй пройти 30 минут в такую гору! Прошло всего пять минут, а я уже чувствую, что ноги не хотят разгибаться, спина устала, дыхание сбито и сердце колотится как бешеное! Хорошо ещё, что от похмелья не осталось и следа! А может быть и осталось. Рюкзак уже не 45 кг, а немного меньше сорока, что тоже немало. Пробую дышать реже и глубже, в самых крутых местах задерживаю дыхание, а ноги стараюсь переставлять монотонно, подобно верблюду. Главное – не переставлять ноги слишком быстро или неравномерно. Чтобы снять нагрузку с плеч, наклоняюсь вперёд так сильно, что чуть ли не принимаю форму буквы Г. Но это мало помогает – с правой стороны лямка так пережала плечо, что рука затекла, пальцы я уже не чувствую и не могу ими пошевелить. Приходится переваливать основную тяжесть станка на левое плечо. К правой руке возвращается кровь, пальцы начинают двигаться.
Наконец 30 минут проходят. Сваливаю станок на бревно и наконец-то выпрямляюсь. Мокрая футболка прилипает к спине. И тут же спину, руки, шею пронзает множество маленьких иголочек – комары! Не знаю – какого бить раньше? Откуда их здесь столько? На крутом склоне лужи обычно не образуются. В быстром ручье комары размножаться не могут. Значит, лужи всё же где-то есть. Раньше я был на Ачибахе в августе и сентябре, когда комаров уже не было. А в июле здесь их оказались несметные полчища.
Одним ударом убиваю сразу пятерых. Бью и считаю. Интересно, сколько я их убью за перекур?
- Не бей их, - говорит Вятчин. – Комары пьют плохую кровь. После их укусов качество оставшейся крови улучшается!
Когда я убиваю на себе 90-го комара, доносится голос Андрея:
- Хватит сидеть, 10 минут прошли!
Чем дольше сидишь, тем труднее вставать. Переборов лень, вползаю в лямки станка и пытаюсь подняться. Мне дают руку – иначе не встану. Замечаю, что с каждым новым переходом после очередного перекура идти становится всё легче. По логике должно быть наоборот тяжелее, ведь усталость накапливается и силы постепенно должны заканчиваться. Но в действительности организм постепенно втягивается в работу, излишки воды выходят вместе с потом, в результате чего идти становится не так жарко. Самое главное – удержаться от искушения напиться воды из ручья. Лучше пусть мучает жажда, чем жара и пот.
Постепенно лес редеет, а трава становится всё выше и выше. Мы выходим на луга с травой по пояс среди островков деревьев. Повсюду поют пеночки-теньковки – маленькие серенькие птички размером вдвое мельче воробья. «Тень-тинь-тень-тянь» - звучит из каждого островка деревьев, как будто кто-то стучит молоточком по клавишам ксилофона.
Деревьев становится всё меньше и меньше, и они совсем пропадают. Мы идём по зарослям высокой травы в человеческий рост, главным образом зонтичной. Иногда на соцветия этой травы, буквально в двух метрах от наших голов, садятся птички варакушки – с синей грудкой и красным пятном на горле, и с удивлением разглядывают нас – каких-то им неведомых двуногих созданий.
Ручей становится совсем маленьким и здесь необходимо напиться как следует, поскольку выше воды не будет. Солнце уже садится и теперь не так жарко, поэтому пить уже не так страшно.
Вскоре травка становится совсем невысокой. Повсюду поперёк склона идут коровьи тропы, одна за другой. С заходом солнца восходим на перевал.
- До пастухов дойти не успели, заночуем здесь! – говорит Андрей.
Я стою на перевале и оглядываюсь по сторонам. За нашей спиной красный закат горит над угрюмыми вершинами Гагрского хребта, окутанного розовой дымкой облаков. Солнце только что зашло за него и лучи пробиваются полосами света в понижениях между вершинами. Слева виднеются горы Главного Кавказского хребта, пока ещё сверкающие своей ослепительно яркой белизной. Впереди нас Ачибах, уже погрузившийся в тень почти полностью, и только самая вершина его ещё горит яркой зеленью в последних лучах солнца. За Ачибахом возвышается суровый и неприступный Бзыбский хребет, в верхней части переливающийся на солнце коричневыми, жёлтыми, зелёными и кое-где белыми пятнами. За Бзыбским хребтом небо иссиня-чёрное и мрачное. Оно периодически вспыхивает и мерцает далёкими зарницами молний.
Всю дорогу мучавшиеся от нестерпимой жары, мы вдруг неожиданно замерзаем. На перевале дует ветер постоянной силы, с южной стороны. Живя в низине, мы привыкли, что ветер налетает порывами, может крутиться по кругу, менять направление и т.д. В горах же ветер постоянный, часами может не менять ни силы, ни направления. Быстро становится холодно, нужно разжигать костёр и ставить палатку.
Мы ломаем зелёный можжевельник, находим ямку между камней, в которой разжигаем сначала сухое горючее, сухую траву, а затем и его. Он горит плохо, сильно дымит, но альтернативы ему нет.
Набираем в котелки снег из небольшого снежника, затаившегося на северном склоне хребта. Ставим котелки на костёр.
- Быстрее ставьте палатку! – причитает Лёшка, - А не то я сейчас усну на холодной земле, заболею и умру!
Мы решаем, где ставить палатку. Единственная горизонтальная площадка есть на самом перевале, но на ней сильный ветер. Ветра нет чуть ниже перевала на северном склоне, но на нём также нет ни одного горизонтального участка. Всё же решаем ставить палатку на склоне, с таким расчётом, чтобы головы находились выше ног.
Только ставим палатку, как стоящий недалеко от неё Лёшка падает. Его налету успевает поймать Марина, которая в это время находилась рядом.
- Он что, потерял сознание? – спрашиваем её.
- Нет, просто спит, сопит себе в обе ноздри! – отвечает Марина.
Мы осторожно заносим Лёшку в палатку и кладём на спальник. Я вспоминаю, что когда-то работал помощником машиниста и тоже иногда засыпал стоя. Особенно, когда едешь вторую ночь подряд, а днём перед этим проигнорировал сон. На вторую ночь уже ехал стоя, чтобы не уснуть, но всё равно засыпал и просыпался от того, что падал на пульт.
Ложимся спать в палатку и начинаем сползать по склону. Наши ноги упираются в ткань палатки и передний кол падает. Вылезаю, ставлю его на место. Когда мы засыпаем, он опять падает, за ним и второй. Утром просыпаемся и обнаруживаем, что мы фактически находимся в подвешенном на растяжках мешке, а полог палатки лежит у нас на лицах. Вылезти из палатки оказывается непросто, поскольку вход в неё находится чуть ли не под нашими попами. Я, как «узкий специалист» по шкуродёрам, вылезаю первым, обнаружив вход и подползая под чьи-то ноги.
Уже встало солнышко и освещает зелёные склоны гор. Ночью было холодно, а теперь даже жарковато. Вчерашний ветер прекратился.
Мы встаём, завтракаем, собираемся в дорогу. Переходим через перевал и спускаемся в долину, постепенно траверсируя склон. Он весь испещрён коровьими тропами, поэтому идти не сложно. Иногда приходится излишне сбрасывать высоту, а затем опять её набирать, из-за разных неудобных для перехода балок, которые попадаются по дороге.
На второй день идти кажется легче. Девчонки уже курят на каждом привале. Поначалу они вообще прятались и курили где-то втихаря в кустах, затем стали курить в открытую, но очень редко, а теперь, по мере приближения к Ачибаху, задымили по полной.
Мы спускаемся до границы леса, затем снова выходим на луга и набираем высоту. Наконец мы поднимаемся на так называемое «урочище Нишца» (которое Олег Цой называл «урочищем Ницше») – это такой своеобразный лоб между гор, или перемычка, соединяющая хребет Багри-Яшта (гору Анчха) с горой Ачибах. Иначе, чем по этому урочищу, с одной горы на другую не перейдёшь, поскольку в одну сторону от урочища уходит глубокое ущелье ручья Рихва, а в другую сторону – не менее глубокое ущелье ручья Пшица. Вообще, гора Ачибах со всех сторон окружена глубокими крутыми ущельями, но есть два способа выйти на неё относительно полого, то есть без преодоления отвесных стен – с севера через урочище Нишца, либо с юга через Грушевую поляну.
В самом начале урочища Нишца мы видим балаган, в котором живут пастухи Хейция и Гарабет. По имени первого Андрей назвал одну из самых больших пещер Ачибаха, а со вторым у него отношения с самого начала не сложились, хотя всех остальных туристов кроме Вятчина Гарабет принимает очень радушно. Где-то недалеко на склонах пасутся коровы, а сами пастухи, как я понял, только доят этих коров и иногда пересчитывают, а больше никаких забот не имеют, за исключением тех случаев, когда коров нужно перегнать с одного места на другое. Но такое бывает редко, точно не каждый день. Коровы, в отличие от овец и коз, не требуют особого выпаса. Высоко в горы они не лезут, крутых склонов избегают, медведей не боятся.
Мы заходим к пастухам, здороваемся с ними и останавливаемся на очередной привал, который у нас затянулся часа на два. Пастухи угощают нас так называемым айраном, который делается из молока. Они его приготовили на наших глазах: взяли большой котелок с молоком, нагрели его на костре до горячего состояния, затем сняли с костра и всыпали в молоко какую-то закваску. Через полчаса в котелке уже было не молоко, а густой субстрат, похожий на очень густой кефир или простоквашу. Как они утверждали, горные абхазы молоко в сыром виде вообще не пьют, а только делают из него различные молочные продукты. Мне, как большому поклоннику свежего сырого молока без консервантов, это не очень понятно.
Кроме айрана, пастухи угостили нас чаем из каких-то цветущих травянистых растений.
- Хотытэ чай? - спросил Гарабет, и дал нам попробовать какой-то отвар, по вкусу отдалённо напоминающий душицу со зверобоем.
Я его спросил: "А как называется это растение?"
- Ми называэм это чай! - обиженно ответил Гарабет, как будто я, дурак, ему сразу не поверил и усомнился в том, что это на самом деле и есть чай. Для меня же казалось странным, что именно абхазы, у которых всё побережье море засажено чайными плантациями, между тем называют чаем какую-то горную траву и обижаются, если я пытаюсь у этой травы отыскать какое-то другое название. Я ещё понимаю, когда чай пьют без сахара, или с солью вместо сахара, или с маслом на поверхности, как калмыки, но когда чай пьют без чая, при этом уверяя, что это и есть самый настоящий чай - такого мне не понять.
Мы попили у пастухов чайку с айраном и идём далее вверх по склону Ачибаха. Здесь идти стало гораздо сложнее, чем на всём предыдущем маршруте. Если весь склон хребта Багри-Яшта был исхожен и объеден коровами, что значительно упрощало его прохождение, то склон Ачибаха встретил нас стеной высокой травы. На карстовый массив Ачибах пастухи коров не гоняют, видимо, из-за того, что коровы могут падать в многочисленные провалы. В результате здесь и трава высокая, и троп никаких нет. Трава мало того, что высокая, но и самая наихудшая из всех трав. Поначалу мы ломимся через заросли чертополоха высотой в человеческий рост (возможно, это растение называется не чертополох, а татарник или бодяк – не знаю). Его колючки прокалывают насквозь не только штаны и футболки, но и куртки, и штормовки. В результате все наши части тела оказываются испещрёнными множеством дырочек, из которых выступает кровь. Из-за солёного пота, попадающего в эти ранки, всё тело как будто обжигает огнём. Через некоторое время чертополохи заканчиваются, но начинаются папоротники, рододендроны, можжевельники и другие очень неприятные заросли, которые трудно преодолевать.
Проклиная всё и вся, тащусь за Андреем. Он ведёт нас уверенно, но временами заявляет: «Кажется, мы сбились с дороги!», после чего поворачивает на 90 градусов и так же уверенно ведёт нас дальше.
Кроме всего прочего, идти постоянно мешают нагромождения камней под ногами, а иногда и поваленные деревья. Я несколько раз спотыкаюсь и падаю, а встать без посторонней помощи с моим станком мне было непросто – кто-то должен подать руку.
К вечеру ситуация ещё сильнее осложняется из-за множества комаров и кусачих мух. Где они здесь только размножаются, ведь в карстовом массиве практически нигде нет открытой воды на поверхности!?
Чем дальше мы идём, тем чаще попадаются карстовые воронки и даже глубокие провалы.
- В этих воронках есть пещеры? – спрашиваю я у Андрея.
- В этой части массива известных больших пока нет, но половина из этих провалов была исследована очень плохо!
______Типичная пещера Ачибаха. Фотография Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
______Карры на Ачибахе. Фотографии Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
__________Вид с Ачибаха на ущелье реки Бзыбь. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
Наконец мы проходим хорошо знакомую мне дыру под названием Хейция, и полянку чуть выше неё, где в 1986-м году стоял наш лагерь. Андрей не обращает на это место никакого внимания и упорно ведёт нас дальше.
До места будущего лагеря мы доходим уже в сумерках. Это небольшая полянка среди буков и пихт. На ветке висит чёрный от копоти чайник, оставшийся здесь с прошлого года. Рядом, чуть выше по склону, находится большой провал со снегом, но спуститься в него можно только по верёвке.
Между тем снег нужен, поскольку никакой другой воды здесь нет. Но вешать верёвку и искать снаряжение для спуска сейчас очень не хочется.
- Ерунда! – говорит Андрей. – Здесь рядом полно воронок со снегом, в которые легко спуститься без навески!
Сначала, пока не совсем стемнело, мы заготавливаем дрова, поскольку, если их собирать в темноте, можно сломать ногу или свернуть себе шею. Кругом крутые склоны и нагромождения камней.
С наступлением темноты мы с Андреем берём фонари, резиновое ведро для снега, кан, чайник, топор и идём за снегом или льдом. Подходим к первой воронке – снега нет. Во второй тоже пусто, в третьей – пусто.
- Похоже, это не те воронки! – говорит Андрей.
Наконец мы натыкаемся на большую воронку с отвесными стенками, в глубине которой белеет снег. С нашей стороны не совсем круто, спуститься можно. Я осторожно спускаюсь лицом к воронке, на последних двух метрах срываюсь и, звеня чайником и каном, прыгаю на снег. Затем подсвечиваю Андрею, который сползает следом.
Он ходит по снежнику кругами, светит то на стены, то себе под ноги, и наконец изрекает:
- Кажется, мы нашли новую пещеру! Я здесь ещё не был! Вон, видишь щель между снегом и стеной?
В данный момент нас больше интересует лёд, который мы рубим топором и набиваем им все имеющиеся у нас ёмкости. Вылезать из воронки с ними сложновато, но мы передаём их друг другу и вылезаем. Когда шли обратно, в ёмкости со льдом насыпались сухие листья папоротника или каких-то других растений. Мы не обращаем на это внимание, а наутро у всех побаливает голова.
Приносим лёд в лагерь, разжигаем костёр. В это время начинается сильный дождь, а у нас палатка ещё не стоит – укрыться негде. Быстро её ставим, накрываем полиэтиленовым тентом, и в это время дождь прекращается.
- Надо было нарубить зелёных веток и навалить под палатку, но дождь, зараза, помешал! – возмущается Андрей. – Может быть, снимем её и переустановим?
Никому не охота этим заниматься и решаем, что сойдёт и так. Тем более, что валить мокрые ветки под палатку тоже не дело. В результате спать оказывается неудобно – кому-то камень в спину упирается, а кто-то проваливается в ямку.
Несмотря на сильную усталость, долго не могу уснуть. Редкие капли, падающие с дерева, стучат по тенту. То с одной, то с другой стороны шуршат мыши. Тут мне закрадывается в голову неприятная мысль:
- А вдруг медведь придёт? Их ведь здесь много?
- Конкретно на Ачибахе я медведей не видел, - отвечает Андрей. – Но однажды у меня был такой случай. Я вышел с Ачибаха поздно, и мне нужно было попасть до вечера на озеро Рица, чтобы успеть уехать в тот же день. Поэтому я всю дорогу шёл быстро, но всё равно опаздывал. Я прошёл тот перевал, на котором мы вчера ночевали, и стал спускаться по тропе к 47-му километру. По той самой, по которой мы вчера поднимались. В тех местах, где тропа удобная, я бежал бегом. Выбегаю из-за очередного камня, и вдруг вижу – прямо передо мной, у самой тропы сидит медведь и ест ежевику. Тормозить уже было поздно, я просто пробежал мимо в двух метрах от него, после чего побежал ещё быстрее!
- А что медведь?
- Этого я уже не видел, но предполагаю, что он с не меньшей скоростью побежал в противоположную сторону! Во-всяком случае, по рассказам очевидцев, обычно бывает так.
Мы молчали, представляя себе, как Вятчин с медведем убегают друг от друга, и каждому из них кажется, что за ним погоня. Тем временем Андрей продолжил:
- В основном опасны те медведи, которых ранил какой-то охотник и не добил. Они могут мстить людям некоторое время, но обычно эта месть прекращается после заживления раны. Но иногда появляются и медведи-людоеды, хотя и очень редко, которые специально охотятся на людей. Чтобы медведь стал людоедом, на его пути должны оказаться два дурака. Первый дурак – это охотник, который ранит медведя и не добивает, а второй дурак – это тот человек, который попадается раненому медведю на глаза и позволяет себя сожрать. Не просто убить и бросить, а именно сожрать! После этого медведь сознательно начинает охотиться на людей, и успевает сожрать несколько человек, пока его не пристрелят!
- А как не оказаться вторым дураком при встрече с раненым медведем? – спрашиваю я.
- Это по обстоятельствам, - отвечает Андрей. – Но убегать можно только в том случае, если ты уверен, что успеешь добежать до безопасного места, например, до дерева с удобными ветками. Если человек убегает – тем самым он демонстрирует поведение жертвы. В этом случае медведю хочется догнать человека, а догнав – сожрать его, поскольку кто-то убегающий от медведя ассоциируется у него с добычей. Так что гораздо умнее попытаться отпугнуть нападающего медведя, например, криком, а ещё лучше стуком металлического предмета о другой металлический предмет. Либо, в крайнем случае, просто упасть и притвориться мёртвым. Некоторых это спасало, поскольку медведь хочет отомстить живому человеку, а не мёртвому.
- Ты говоришь, что нельзя убегать от медведя, а ведь сам убегал?
- Я же сказал, что нужно действовать по обстоятельствам. В моём случае, во-первых, медведь скорее всего не был ранен и чувства агрессии к человеку не испытывал. Во-вторых, я уже бежал по тропе до встречи с ним, сначала к нему, а потом от него. Поэтому медведь должен был понять, что я не убегаю от него, а просто бегу по своим делам. В-третьих, в данный момент медведь был настроен на поедание ягод, а не на охоту. Его травоядные наклонности не могут смениться на плотоядные вот так резко, в течение двух секунд. Поэтому в данной ситуации мой бег был уместен. Но он не уместен тогда, когда вы стоите спокойно, медведь идёт на вас, вы его явно заинтересовали, и после этого вы начинаете убегать.
После этого мы лежим и думаем про медведей. Чувство опасности обостряют повсюду шуршащие мыши, иногда пробегающие даже по тенту палатки. Постепенно мы привыкаем к их шуршанию и засыпаем.
___________________________________*___*___*_______________________________________
С утра мы идём в так называемый Грот с ветром (первоначальное название пещеры Memento o more), в котором у Вятчина с прошлого года спрятано снаряжение.
Грот с ветром представляет собой довольно широкую и удобную для прохождения пещеру высотой 1,5 м и длиной около 10 м. Вход в неё находится в скальном обнажении склона, немного выше пещеры Хейции по склону. Рядом с первым входом в пещеру находится второй меньшего размера. В полу входной галереи пещеры протянулась узкая щель длиной почти во всю галерею, из которой дует сильный ветер. В одном месте щель была искусственно расширена до размера чуть больше 20 см – отсюда и начинается пещера Memento o more, первое и последнее прохождение которой я описывал в главе 12. Это и есть тот самый знаменитый шкуродёр, уходящий по вертикали на 6 м, в котором «грудь на выдохе проходит, а задница на выдохе – ни в какую».
Но сегодня в Грот с ветром мы идём не ради прохождения пещеры, а чтобы извлечь из него всё вятчинское снаряжение. Проникнув в галерею, мы обнаруживаем в ней огромное количество разных предметов. Здесь лежат бухты верёвок, катушки со стальными тросами и с телефонным проводом, узкие блестящие металлические трубки от ледобуров. Здесь даже есть большой тяжёлый топор и пластиковый ящик с гвоздями разных размеров.
В дальнем конце галереи лежат несколько грязных комков прорезиненной ткани, похожей на ткань от ОЗК.
- Это комбинезоны, - говорит Вятчин. – Выбирай себе любой на вкус!
Он берёт один из этих комков и разматывает. Комок действительно превращается в комбез большого размера. Что касается моего вкуса, то мне вовсе не хочется надевать чей-то бывший рваный и грязный комбез, когда у меня свой пока ещё чистенький.
- Это ты зря нос воротишь! – Вятчин делает мне замечание. – Твой капроновый комбез будет промокать, а эти непромокаемые!
- Были, пока не порвались! – не сдаюсь я.
- Всё равно, лучше промокать местами, чем по всей поверхности тела! Кроме того, ты можешь надеть прорезиненный комбез поверх своего!
Вятчин меня уговорил и я беру один мерзкий грязный комок на всякий случай. Здесь также мы обнаруживаем очень большой кусок прорезиненной ткани – тент для балагана. Кроме него костровые принадлежности – длинные цепи и крючки из толстой проволоки.
Извлекаем всё содержимое Грота на поверхность. Около часа уходит на то, чтобы извлечь все эти предметы и разложить по склону. Кроме всего прочего обнаруживаем кувалду и зубило для пробивания узостей, коловорот со свёрлами для сверления отверстий под шлямбурные крючья, пробойник для этой же цели, сами шлямбурные крючья, состоящие из трёх частей – пластины с двумя отверстиями, втулки с продольными разрезами и мощного гвоздя типа дюбеля. Чтобы вбить шлямбурный крюк в стену, нужно просверлить в ней отверстие, приложить пластину одним из своих отверстий к этому отверстию, затем всунуть в это отверстие втулку и, наконец, забить в эту втулку дюбель. Из-за того, что на втулке есть разрезы, забитый во втулку дюбель распирает её части в стороны и втулка крепко застревает в стене, а головка (расширение) на конце втулки прижимает к стене пластину. За второе отверстие в пластине цепляется карабин, на который подвешиваются верёвка или трос.
Кроме всего прочего, находим мощные металлические ролики (не знаю, зачем они нужны, скорее всего для спуска-подъёма больших грузов в колодцы), а девчонки особенно рады довольно большому чугунку, в котором можно приготовить что-нибудь вкусное.
Всё, что нам необходимо из этого барахла, мы распихиваем по нашим пяти станкам-рюкзакам, а остальное заносим обратно в пещеру.
Придя в лагерь, мы его оборудуем. На большой высоте над костром прибиваем к деревьям длинные жерди. Эти жерди накрываем пологом – получается балаган, который может защитить костёр и нас от дождя. Под пологом протягиваем кусок стального троса, и на него подвешиваем цепи, а на цепи крючки из проволоки, на которые будут надеваться котелки. Благодаря цепям и крючкам можно регулировать высоту навески котелков над костром.
Набираем в котелки лёд из провала, который находится в пяти метрах от нашего лагеря, чуть выше по склону. Хотя эта воронка со всех сторон окружена вертикальными стенами, мы нашли место, в котором в неё легко спуститься свободным лазанием. Первый день спускаемся в воронку и поднимаемся из неё со страховкой, затем приспосабливаемся и за страховочную верёвку лишь изредка придерживаемся рукой. Этот провал мы называем холодильником, поскольку здесь на снегу у нас лежат банки с топлёным маслом, и здесь же мы набираем снег на воду. Снег или лёд – не знаю, как правильно это назвать? По консистенции это нечто среднее между ними. Есть такое слово «фирн», но это не совсем то. Всё-таки содержимое провала ближе ко льду по плотности и твёрдости, но белого цвета и не прозрачное, как снег. Будем называть это «лёд».
Мы придумали хитрое приспособление для извлекания льда на поверхность. На противоположной от лагеря стороне воронки, значительно выше по склону, чем наша ближняя сторона, растёт большая пихта. Мы привязали за неё верёвку и протянули её до лагеря над «холодильником». Кто-то один спускается в провал, а второй пристёгивает котелки или ведро карабином к верёвке, и выдаёт верёвку, после чего котелки приземляются на лёд. Первый рубит лёд и складывает в котелки. Топор постоянно находится в «холодильнике», его вынимать не надо. После этого второй выбирает верёвку и котелки со льдом плавно приезжают к нему в руки. Достоинством этого приспособления является то, что у первого руки всегда остаются свободными. Когда он спускается в провал или поднимается из него, то ничего с собой брать не надо. Второе достоинство – во время подъёма котелков со льдом они нигде не касаются стен провала и потому идут легко, ни за что не цепляются и не переворачиваются. До самого верха провала котелки идут по его центру и только потом съезжают по верёвке прямо в лагерь.
Постепенно в лагере создаётся уют. Притаскиваем пару или тройку больших брёвен вместо лавочек. Палатку снимаем, накидываем под неё кучу веток с листьями, и ставим опять.
После обеда начинаем собирать транспортные мешки для выхода в Квартет. Перемеряем троса и верёвки, тщательно их бухтуем и метим, и складываем в транспортники в строгой последовательности, сразу вместе с необходимыми карабинами и бугелями для навески (бугели – механические приспособления для закрепления в них троса таким образом, чтобы на конце троса образовывалась петля, за которую трос можно повесить на карабин). Проверяем налобные фонари, лампочки и блоки батареек, налаживаем свет.
К вечеру идём с Андреем делать навеску на входной колодец. Уходим из лагеря в сторону, противоположную той, в которой от нас находится п. Хейция, то есть идём в западном направлении. Слева от нас склон повышается в сторону вершины Ачибаха, а справа понижается. Идём примерно 10-15 минут, слегка сбрасывая высоту. Наконец оказываемся на перемычке между двух воронок. Андрей указывает на ту воронку, которая от нас справа: «Вот здесь находится Квартет». Но в этом месте в воронку не спуститься, под нами почти отвесная стена. Доходим до конца воронки, немного спускаемся вниз до огромной пихты, которая растёт на краю воронки. «За это дерево мы сделаем навеску!».
От пихты спускаемся в воронку и поднимаемся на её правый борт (под южную стену, над которой сверху мы прошли минуту назад). Здесь, в борту воронки метров на десять протянулась довольно узкая трещина, из которой сквозит холодом, и, я бы даже сказал, каким-то мистическим необоснованным страхом. Хотя, на первый взгляд, в этой трещине нет ничего страшного. В самом широком её месте, примерно в середине, ширина около полуметра. Даже не верится, что здесь начинается сплошной отвес почти 70 метров. Заглядываю в трещину и невольно откидываю голову назад. Такое ощущение, что трещина дышит. В лицо пахнуло холодом и сыростью, но спустя секунду я уже ничего не чувствую. Потом секунду опять чувствую, и секунду снова не чувствую. Трещина почти полностью укрыта порослью кустов и молодых пихт, и почти незаметна. Если не знать про неё, то её можно не заметить и провалиться.
Немного ниже по склону, в воронке, находится второй вход, приводящий в тот же самый колодец. Но он меньше размером, кривой и неудобный для прохождения.
Навешиваем верёвку за большую пихту и сбрасываем в трещину. Затем вешаем трос за это же дерево, и также спускаем в колодец.
- Верёвка опущена – значит, штурм шахты начался! – торжественно заявляет Андрей.
После этого мы возвращаемся в лагерь, где девчонки уже что-то приготовили на ужин.
___________________________________*___*___*_______________________________________
С утра моросит мелкий дождь. Заглядываю в колодец: зелёный мох на стенах, который вечером было плохо видно. Верёвка и трос двумя прямыми линиями уходят глубоко вниз и растворяются в непроглядной темноте. Надеваем комбинезоны, каски с фонарями, подвесные системы. Андрей цепляет к себе мешок, пристёгивается к верёвке и с мешком протискивается в узкое начало колодца. Больше его не видно и не слышно, только натянутая как струна верёвка говорит о его присутствии. Через несколько минут слышу характерный скрип – верёвка трётся о камень, то ослабляясь, то натягиваясь вновь. Вскоре она ослабляется окончательно – значит, дошёл. Приближаюсь ухом к трещине и прислушиваюсь. Доносится далёкий, еле различимый крик: «Свободно!» Кричу в трещину на полной громкости: «Понял!» Такие сигналы положено давать друг другу в подобной ситуации. Пристёгиваюсь к навеске, пропихиваю мешок в щель и пропихиваюсь сам. Стараюсь оставить навеску над собой на гладком камне, а не на соседнем шершавом. Плавно скольжу между стенами колодца, которые с каждым метром спуска отдаляются от меня, и вскоре колодец становится совсем широким. На протяжении всего спуска нигде не приближаюсь ни к одной из стен. В отрицательном колодце спускаться и подниматься труднее, но зато верёвка с тросом меньше трутся и меньше портятся. Приземляюсь на большой сильно наклонный ледник и ещё некоторое время спускаюсь по нему на верёвке. Дойдя до небольшого горизонтального участка на леднике, отстёгиваюсь от навески. Дальше ледник по-прежнему круто спускается вниз и без страховки здесь идти страшно. За крюк через бугель здесь навешен тот же самый трос, который висит выше в первом колодце. Пристёгиваю к нему страховочный самохват и спускаюсь дальше. С тяжёлым мешком, который перекатывается по спине и норовит съехать на руку, идти не очень удобно. Поскользнувшись, падаю, повисаю на тросу. Место гадское, без страховки здесь нельзя. Прохожу несколько шагов и опять падаю. Встаю, а снежно-ледовая галерея уходит всё дальше и глубже.
Галерея идёт до зала Ледяного, в который «впадают» притоки с обледеневшими ходами и залами. В них имеются ледяные натеки. Из зала Ледяного начинается второй колодец глубиной около 10 м до зала Сталактитового. Здесь есть сбоку небольшой ход со сталактитами. Далее следует третий колодец глубиной 34 м.
– Этот колодец мы назвали колодцем “Страшных Сказок”, - говорит Вятчин. – Здесь у каждого из нас в прошлом году во время выхода что-то случалось – или верёвка с тросом перекрутится, или камень упадёт. Случалась мелочь, но после выхода всех тянуло рассказать какую-нибудь страшную байку.
Спускаюсь в колодец. Здесь обледеневшие стены, снег на уступах, капель. Не очень приятно, но ничего страшного не происходит.
Со дна колодца – восходящая галерея со щелью в полу, куда - продолжение вниз 24 м. Но в этом месте навеску делать плохо, потому что спускаться придётся под водопадом ручья, стекающего с огромного ледника, расположенного между первым и вторым колодцами. Чтобы обойти водопад, нужно пройти в распоре над четвёртым колодцем и делать навеску над его средней частью. Андрей проходит легко, поскольку распирается и ногами, и руками в противоположные стены. У меня же длины рук не хватает, и я распираюсь только ногами. Идти страшно, поскольку между ног находится щель шириной с полметра, и под ней пропасть около 30 м. У меня за спиной висит мешок, который переваливается на плечо и я чуть не теряю равновесие. Останавливаюсь в нерешительности. Андрей сидит впереди и делает навеску на колодец.
- Андрей, у меня распора не хватает! – говорю я ему.
Он сидит и ворчит, и я не могу разобрать его слов. То ли он ругает меня, то ли подбадривает. У него вообще есть такая привычка, что во время разговора с собеседником он говорит куда-то в пустоту. Перебарываю себя и иду дальше.
Отсюда спускаемся в четвёртый колодец, глубина которого с этого места 30 м. На дне – зал с уступами (до 3 м лазанием) в Меандр. Меандр с уступами (до 2 м) и узостями (0.5 м) оканчивается пятым колодцем глубиной 10 м, который приводит нас в Обвальный Зал (-163 м).
Здесь короткие ответвления с Гротом Поэзии, Залом летучих Мышей и залом Сухое Молоко. Выше Зала летучих Мышей находится Зал белки, являющийся дном восходящего колодца. В него можно попасть лазанием вверх по глыбам из Обвального зала. Здесь лежит труп белки, покрытый плесенью.
- Она упала сюда из этого колодца! – утверждает Вятчин. – Если бы она упала во входной колодец, то здесь бы она никак не могла оказаться! А раз белка сюда как-то попала, то и мы, если сильно постараемся, пройдём её маршрутом! И тем самым увеличим глубину пещеры, поскольку вход во впадающий сюда кусок пещеры должен находиться выше по склону, чем наш вход!
В Зале летучих мышей год назад были летучие мыши, но сейчас их здесь нет.
Из зала Сухое Молоко уходит шестой колодец глубиной около 30 м, который приводит нас в Зал имени Александра Морозова. Зал так назван в связи с новогодним пожеланием известного спелеолога Александра Морозова Вятчину в новом 1985 году достичь глубины 200 м на Ачибахе, что удалось лишь в 1987. Зал имени Александра Морозова находится своей нижней частью как-раз на глубине -200 м, в том месте, где эта глубина на Ачибахе была достигнута впервые. Отсюда – несколько возможных путей спуска в тупиковый колодец на –222 м. Продолжение пещеры – траверсом этого тупикового колодца из хода Перевал. По параллельной щели – спуск в седьмой колодец глубиной 20 м в зал Двух Сталагмитов.
Спустя четыре часа после выхода проходим седьмой колодец и оказываемся в зале, где между глыбами как два одиноких дерева в поле стоят два сталагмита. Этот зал является расширением галереи сечением 20x30 м, с круто спускающимся полом, заваленным глыбами. У стен растут сталактитовые камины.
- Это зал двух сталагмитов! – поясняет Вятчин. – Редкая для Ачибаха пещера, в которой имеются нормальных размеров натёки!
По крупноглыбовому каскаду спускаемся лазанием в следующий по галерее зал, который Вятчин назвал Базовым.
- Почему Базовый? – спрашиваю я.
- Потому что здесь у нас в прошлом году стоял ПБЛ. И в этом году будет стоять ПБЛ. А его больше и негде поставить!
- А почему негде? Вроде бы полно места кругом!
- А ты посмотри на пол! Видишь, в Базовом зале лежит ровная горизонтальная плита, как стол! Это – единственное удобное место в этих залах, на котором можно поставить палатку!
Присматриваюсь – действительно вижу ровную глыбу, плоскую как стол. Создаётся впечатление, что она создана искусственно именно для подземного лагеря. Всё остальное пространство в зале завалено глыбами наклонными и неровными.
Свечу на потолок, но его не видно – мощности фонаря не хватает для освещения всего пространства. Поднимаюсь за Андреем по глыбам вверх и слышу шум водопада. Дальним своим концом Базовый зал вываливается в борт большого колодца, в котором падает и бьётся об стену сильный поток воды. Вход в колодец из зала представляет собой арку шириной 2 и высотой 8 м, которая выводит на глыбовую пробку над восьмым колодцем пещеры. Вода шумит где-то с противоположной от нас стороны колодца.
- Глубина колодца отсюда 42 метра, - говорит Андрей.
- А откуда в него бежит вода?
- Откуда-то из другой пещеры. Точнее говоря, из другой части нашего Квартета. И, судя по расходу воды, из основной его части! Но вот как нам попасть в эту часть? Сверху есть несколько подозрительных воронок но снегом, но вот как не ошибиться с воронкой?
Возвращаемся в Базовый зал.
- Какая здесь глубина от входа?
- 235 метров. Видишь, за несколько часов ты прошёл то, что мы в прошлом году проходили неделю!
Тут Андрей мне и поведал ту историю прохождения пещеры, которую я рассказывал в начале главы:
- Когда мы доходили до очередного колодца, то бросали в него камушек, по времени его стука о дно определяли глубину колодца. В следующий раз приносили на него навеску и проходили его. Так мы делали девять раз. Но потом нам надоело бегать взад-вперёд из-за каждого колодца. На десятый колодец мы принесли несколько бухт верёвки. Тем самым мы напугали пещеру, и она сразу закончилась!
- Да уж! А тебе не кажется, что пещера ведёт себя как живое существо?
- Не то, что пещера, а всё ведёт себя как живое существо! А как могло всё появиться из ничего? Как могли появиться правильные законы физики, химии, биологии из ничего? Как может всё расти, развиваться, совершенствоваться? Разве это не поведение живого существа? В то время, как второй закон энтропии говорит о том, что всё само по себе стремится к распаду, разрушению, разложению. То есть, всё неживое всегда разрушается и не может в чём-то совершенствоваться!
Затем Андрей показал мне ещё пару залов. Продолжение Базового зала в одну сторону вниз, меж висячих глыб приводит в зал Концевой. Здесь между глыб можно спуститься до глубины –251 м, но дальше в этом направлении пещера затыкается наглухо. По восходящему притоку из Базового зала можно попасть в зал Заблудших, поднявшись по каскаду глыб и затем по ним спустившись на глубину почти такую же, как и у Концевого зала. И в этом зале пещера тоже затыкается.
Нам пора выходить наверх. Поднимаюсь по навеске из зала Двух сталагмитов в Зал Александра Морозова и любуюсь натёками на стенке. Неожиданно замечаю, что мой налобник светит то ярче, то тусклее. Подозреваю нарушение контакта, шевелю провод, но при этом яркость света не меняется. Может быть, батарейки садятся и так себя ведут? Но тут я понимаю причину: на стене растут сталактиты то белые, как молоко, то рыжевато-бурые. Естественно, что светлые и тёмные натёки по-разному отражают свет, что и создаёт эффект перемены яркости.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Мы стоим на дне входного колодца и прислушиваемся. Сверху доносятся явные раскаты грома. На поверхности идёт сильная гроза и выходить из пещеры не хочется.
- Не будем подниматься, пока гроза не закончится! – говорю я Вятчину.
- Между прочим, стальной трос – это отличный громоотвод! – отвечает он. - И привязан он чуть ли не к самому высокому дереву в округе! Так что сиди и жди молнии!
- Может быть, отойдём подальше в сторонку?
- Да куда ты отойдёшь? Кругом мокрый лёд, с которого не уйдёшь. Трос лежит на льду. Никуда не уйти от молнии!
Беспокойство появляется лишь на минуту. Мы понимаем, насколько мала вероятность попадания молнии в одно конкретное дерево. Чем хороши подобные маленькие беспокойства – они провоцируют выброс адреналина, который, в свою очередь, улучшает настроение и заставляет шутить. Вызывает некий душевный подъём.
Мы рассказываем друг другу весёлые истории, пока гром не утихает окончательно. Затем я пристёгиваю самохваты к тросу и поднимаюсь. Дохожу до края колодца и попадаю в объятья солнечных лучей. Испарения влаги с мокрых листьев создают немного тяжёлый, но всё равно приятный запах. Первые минуты ощущаю приятное тепло, затем переходящее в нестерпимую жару.
Следом из колодца выходит Андрей. Весь наш выход в пещеру составил около 8 часов, но у меня такое ощущение, что гораздо больше. Почему-то вся природа вокруг выглядит не такой, какой она казалась 8 часов назад.
____Вид с Ачибаха на Бзыбский хребет. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
____Вид с Ачибаха на Гагрский хребет (Арабику). Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
___________________________________*___*___*_______________________________________
С утра просыпаюсь от далёких раскатов грома, постепенно усиливающихся. Слышу нарастающий гул, и вот уже по тенту забарабанил дождь. Вокруг сверкают молнии, и гремит уже громко. Молнии бьют всё ближе и ближе. Вдруг слышу резкий сильный звук – молния раскалывает воздух с таким треском, как будто огромный топор раскалывает огромное бревно. Инстинктивно пытаюсь вдавиться в землю, словно рядом разорвался снаряд и в следующую секунду должны прилететь осколки. Вспышка и звук идут одновременно, сливаясь в единое целое. Это выглядит не так, как обычно мы видим молнию: сначала вспышка, а потом грохот. Эффект от рядом ударившей молнии просто ужасный. В воздухе появился характерный запах озона. Мы лежим, затаив дыхание, и молчим. Наконец я говорю:
- Наверное, молния не может два раза ударить в одно и тоже место? Земля здесь уже потеряла свой потенциал?
На это Андрей отвечает:
- Прежде, чем в вас попадёт молния, за несколько секунд до этого у вас волосы должны наэлектризоваться и встать дыбом! Это лучший способ определить – ударит в вас молния или не ударит!
Мы ещё немного лежим молча, и затем начинаем веселиться. Звуки грома уходят всё дальше и дальше, гроза заканчивается.
У меня оказалось самое неудачное место в палатке. Я лежу слева у стенки, если смотреть от входа. Именно в это место стекает ручей с горы. Под палаткой хоть и лежат ветки, но при ударе о них потока воды появляется бурун, который бьёт в стенку палатки, после чего русло ручья загибается и он стекает вниз параллельно стенке. Во время сильного дождя я вместе со спальником промокаю, а четверо моих товарищей остаются сухими. Я промокаю один из всех! А я ведь так тщательно выбирал себе место! Я люблю спать на правом боку, так, чтобы перед моим лицом было относительно свободное пространство! И я выбрал единственное место в палатке, которое отвечало этим требованиям! Ну вот, довыбирался!
Гроза заканчивается, ручей около палатки исчезает, выглядывает солнышко и я выношу сушить свой спальник.
- Почему он мокрый? Из-за молнии что ли? – прикалывается Андрей.
Девчонки занимаются костром, а Лёшка встал как истукан неподвижно, и долдонит одну фразу: «Народ, давай копать бассейн!» Марина с Ириной его тоже поддерживают, типа: «Мы будем здесь загорать, а какой загар без бассейна?»
В конце концов мы соглашаемся с ними (какая гейша без бассейна?), собираем в округе камни и выкладываем их по кругу. Находим большой кусок полиэтилена и укладываем среди камней. Потом нарубаем множество вёдер льда в «холодильнике» и вываливаем их в бассейн. Завтра здесь можно будет умываться. Для купания, конечно, бассейн слишком мал, но слегка умыться из него можно.
____Облака над Бзыбским хребтом. Вид с Ачибаха. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
Мы заметили, что ветер в лагере мало зависит от естественного ветра, а в значительной степени его направление определяется нашим «холодильником». Точнее говоря, когда значительного естественного ветра нет, то направление ветра определяется провалом – ночью и рано утром дует из провала, что видно по дыму от костра, а днём дым от костра затягивает в провал.
- Возможно, это один из верхних входов в Квартет, - говорит Вятчин, - но непроходимый!
Как выяснилось, годом ранее Циба спустился в «холодильнике» по щели между снегом и стеной на 30 м, после чего щель стала слишком узкой даже для него.
Ближе к вечеру начинаем подготовку снаряжения ко второму выходу под землю. Этот выход будет таким же по глубине, как и первый – до Базового зала на -235 м. В этот выход нам нужно будет провести телефонный провод до этого зала, а также забросить туда несколько мешков со снаряжением и жизнеобеспечением для ПБЛ (подземного базового лагеря).
___________________________________*___*___*_______________________________________
Берём с собой два транспортных мешка и большую катушку с телефонным проводом. Стараемся проводить провод так, чтобы его нигде нельзя было ненароком задеть и оборвать. В первом колодце это сделать легко, поскольку колодец широкий и в самом начале представляет собой очень длинную щель. Мы показали Лёшке, как нужно будет присоединить провод к телефону в определённое время и выйти с нами на связь.
Начиная с колодца Страшных сказок, начинаются сложности с проводкой. Чтобы отвести провод в сторону от навески, нужно либо куда-то лезть по стене над пропастью, но при этом не хочется бить шлямбурные крючья для этого провода и для собственной безопасности. Вятчину не очень хочется делать лишние телодвижения в этом колодце, поскольку, как он говорит, здесь падает всё, что только может упасть и даже что не может. Так было у них в прошлом году, но, на наше счастье, в этом году такого не случалось. Колодцу Страшных сказок предстояло показать свой звериный оскал лишь в 1991 году, о чём мы поговорим в другой главе, когда придёт время.
Со дна этого колодца есть две точки спуска в четвёртый колодец – «ближняя» и «дальняя». В «ближней» точке спускаться нежелательно, поскольку здесь падает ручей, но провод провести как раз лучше здесь. Мы же идём для спуска в «дальнюю точку» в распоре над 30-метровой пропастью. Здесь, как я уже говорил, Андрей распирается и ногами, и руками в стены, а у меня руки до стен не достают, поэтому приходится идти «со страхом», распираясь только ногами. По-хорошему здесь в начале нужно было вбить шлямбурный крюк и повесить перила, но Андрей вечно всё экономит – и крючья, и верёвку для перил.
По логике провод надо пускать в начале колодца по водопаду – здесь мы его точно не оборвём. Но как это сделать, если не тащить катушку с собой? Не бросать же её с высоты 24 м на камни?
Приходится сделать такой маневр: сначала сматываем с катушки 24 м провода, затем опускаем её на верёвке, после чего бросаем в колодец верёвку. В следующих колодцах тоже возникают некоторые проблемы.
Когда доходим до больших залов, тянем провод по низу – больше негде – и, чтобы не оборвать его ногами, приходится в некоторых местах заваливать его камнями. Хотя в большинстве мест провод можно удобно проводить под глыбами, которых здесь полно.
Провода длиной около 400 м очень удачно хватило до места будущего ПБЛ. Лишними остались буквально десяток-полтора метров.
В условленное время Лёшка выходит на связь. Слышимость отличная, как будто он находится за ближайшим углом и нас не разделяет около 400 м провода.
На поверхность выходим уже в темноте – второй выход оказался по времени дольше первого, более 10 часов. Как выяснилось, проводить провод дольше, чем просто вешать навеску. Когда я поднимаюсь во входном колодце, меня обгоняют две летучие мыши, которые устремляются в звёздное небо. Я валюсь на тёплую землю около пещеры и жду Андрея. В это время из колодца вылетают ещё две летучие мыши, чуть не задев меня крыльями по носу.
___Пещеры, похожие на Квартет, но вход в них шире, чем в Квартете. Фотографии Дмитрия Славина, Ачибах-2012. С сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
___________________________________*___*___*_______________________________________
Наутро идём с Андреем совершить вторую заброску. Как вы наверное помните, в начале нашей заброски на большом камне мы оставили три мешка, преимущественно с продуктами, и большую сумку с консервами. Теперь у нас с продуктами возник некоторый кризис - не только потому, что мы часть их съели, а ещё потому, что кое-кто помог нам их съесть, и нам нужно забрать те продукты, которые мы оставили на вторую заброску.
Опять идём через травяные заросли, потом выходим на урочище Нишца. Балаган пустой – пастухи угнали коров куда-то совсем на другой склон, и сами переселились в другой балаган.
Далее идём по склону, где трава прилично обглодана коровами. Даже удивительно, как они смогли обглодать тысячи гектаров травы? Весь склон испещрён их тропами и идти здесь довольно легко, даже поднимаясь в гору.
Вятчин рассказывает мне разные истории из своей жизни. Мне особенно запомнилась история из его московской студенческой жизни, когда он уже занимался спелеотуризмом.
Жил в Москве он в студенческом общежитии. На его этаже жили только парни, а девчонки жили в этом же общежитии этажом ниже, причём этот этаж был далеко не первым, я уже не помню каким. Зайти к девчонкам в гости нормальным способом не представлялось возможным, поскольку вход на их этаж охраняла бдительная вахтёрша, и наоборот, девушек не пускали на тот этаж, где жили парни. Но, поскольку Вятчин и компания уже поднаторели в спелеотуризме, то они попросту вывешивали верёвку в окно, привязав её к батарее, и спускались из своего окна в женское на спусковом устройстве или просто на самохватах. Со стороны непосвящённым людям это казалось очень рискованным делом, поскольку и мужские, и женские окна находились на достаточно большой высоте. При этом, спускаясь к девушкам, студенты обычно захватывали с собой либо малый джентльменский набор (бутылка вина + грудная обвязка + самохваты), либо большой джентльменский набор (бутылка вина + закуска + грудная обвязка + беседка (нижняя обвязка) + самохваты + спусковое устройство). Вино при желании могло быть заменено на водку, что сути наборов не меняло. Был ещё антиджентльменский набор, когда было всё тоже самое, но без бутылки.
Затем Вятчин рассказал мне, как в студенческие времена ходил по пещерам со своей первой женой, с которой он развёлся года два назад.
- Ты с ней познакомился в спелеоклубе?
- Нет, что ты! Как все нормальные люди – по пьянке на танцах!
Так, коротая в беседах время, мы спустились к Рицинской трассе и подошли к большому камню, на котором лежали наши мешки. Андрей взбирается на камень. Оба продуктовых мешка оказываются прогрызенными мышами. Третий, со снаряжением, не тронут.
- Вот сволочи, как они чувствуют через толстую прорезиненную ткань, есть в мешке продукты или нет? – возмущается Вятчин. Затем он подаёт мне эти два прогрызенных мешка, а третий мешок и сумку с консервами оставляет наверху.
- Мы не сможем сегодня взять всё! Уже полдень, и если мы возьмём весь груз, то мы до ночи не вернёмся в лагерь! А у нас даже фонарей нет! Возьмём сегодня по одному мешку, а за остальным придём завтра! Идём быстро и без перекуров! Курить на ходу!
Мы пристёгиваем по одному мешку к своим станкам и быстро идём в гору, насколько это возможно, учитывая километр превышения до перевала и крутизну подъёма.
В лагерь приходим с наступлением темноты, как и предполагал Андрей.
На следующий день повторяем всё тоже самое, но идти с перевала стараемся быстро, почти бегом.
- Зря мы бежим! – говорю, еле переводя дух. – Забежим за тот камень, а там медведь!
- Вот, вот! Здесь это и было! Немного ниже!
Мы доходим до нашего тайника на камне, забираем последний груз и снова, как и накануне, с наступлением темноты возвращаемся в лагерь.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Самым страшным зверем в горах для нас оказался вовсе не медведь. С медведем мы так и не увиделись, зато другой страшный зверь доставил нам немало неприятностей. И это была мышь!
В самую первую нашу ночь на Ачибахе мышь прогрызла у нас пачку детской смеси «Малютка», используемой нами в качестве сухого молока. Это несмотря на то, что продуктовые мешки мы предусмотрительно развесили по деревьям. Марина с Ириной, как увидели прогрызенную пачку, сразу выбросили её в костёр: «Не хватало ещё мышиную лихорадку подцепить!» Мы с Андреем одобрили их поступок, ещё не догадываясь о масштабах бедствия.
На следующую ночь мы подвесили продовольственные мешки на деревьях более качественно, то есть не просто нацепили их на ветки, а выбрали два больших дерева, натянули между ними верёвку и подвесили мешки на ней. Каждый мешок висел на отдельной собственной верёвочке. Поняв, что мыши лазают по деревьям не хуже белок, мы надеялись на то, что висящие на верёвочке мешки они точно не достанут, или, по-крайней мере, не догадаются, как их можно достать. Ведь, чтобы проникнуть в мешок, мышка должна была сначала пробежать по горизонтальной верёвке, а потом спуститься по вертикальной. Однако, по итогам второй ночи, испорчено было уже две или три пачки с крупами и макаронами. Девчонки чуть было не метнули их в костёр, но Андрей строго запретил: «Те продукты, которые готовятся методом кипячения, выбрасывать запрещаю!»
На следующую ночь мы занесли продуктовые мешки в палатку и положили их частично под голову и частично в ноги. Среди ночи девчонки стали вопить, что мыши бегают внутри палатки по ногам, и потребовали выбросить мешки наружу.
- Всем заткнуться и спать! – прикрикнул Андрей. – Нам завтра идти в пещеру, не вздумайте ещё раз нас разбудить! Мыши пусть бегают, они вас не тронут!
Девчонки замолчали, но через некоторое время Ирина завопила, что мышь пробежала у неё по голове.
- Я сказал - спать! Завтра решим эту проблему!
Мыши больше по головам не бегали, но подозрительно шуршали в мешках, лежащих в ногах. В эту ночь они прогрызли лишь одну пачку продуктов, но девчонки настаивали на том, чтобы продукты в палатку больше не заносить.
Наутро Андрей соорудил стол, ножками которого являлись стальные трубки диаметром около 10 мм, занесённые сюда когда-то в качестве ледобуров и хранившиеся во входном гроте пещеры Memento o more. Высота ножек была около метра. Столешницу соорудили из прямых ровных палок, которые мы нашли или нарубили поблизости, и привязали их к ножкам-ледобурам. Это сооружение казалось надёжным, поскольку мышь вряд ли могла забраться по гладкой стальной трубке.
Действительно, на следующее утро мы не обнаружили ни одной новой дырки в мешках, и ни одна пачка не была прогрызена, за исключением тех, которые были прогрызены уже раньше. Мы праздновали победу!
Прошла ещё пара ночей. Очередным утром мы встали и принялись разводить костёр. Марина подошла к столу и полезла в мешок за продуктами для приготовления завтрака. Вдруг она завизжала и отскочила от стола. Из продуктового мешка выбежала мышь, пробежала по столу, спрыгнула на землю и была такова! Мы слегка приуныли, но оставалась надежда, что это была единственная мышь, которая сумела преодолеть гладкую трубку. С этой надеждой мы осторожно заглянули в мешки и … трёхэтажный мат на все лады и на разные голоса долго разносился по лесистому горному склону! Масштабы бедствия были поистине ужасны!
В этот же день мы принесли два продуктовых мешка, которые оставляли на камне около 47-го километра. Если суммировать потери продуктов в этих мешках с потерями в мешках на столе, то получалось, что мыши прогрызли у нас примерно 20 пачек «Малютки», плюс яичный порошок, картофельные хлопья, макароны, супы, сухое мясо, сухари и различные крупы почти во всех пакетах, которые у нас были! Не исключено, что в продуктах были и их экскременты!
- Ничего не выбрасываем! – скомандовал Вятчин. – Все продукты, кроме «Малютки», так и так проходят термическую обработку, а «Малютку» мы тоже будем кипятить!
Далее Андрей придумал такую хитрость. Мы нашли крышки от четырёх консервных банок, прорезали посередине их отверстие, и надели их на ножки стола, тем самым создав мышам препятствие. Поздно вечером мы даже убедились своими глазами, как они работают. На наших глазах мышь поднималась по ножке стола, долезла до крышечки, покрутилась под ней, пытаясь уцепиться лапками за её край, но не смогла и спустилась обратно. Теперь наверняка мы были спасены!
Действительно, за пару ближайших ночей никаких новых погрызов продуктов не появилось. Потом они стали появляться, но буквально по одному новому погрызу за ночь. Видимо, только одной мышке удавалось преодолеть новое препятствие.
- Это их руководитель! Похоже, он у них самый умный! – решил Андрей. – Его нужно обязательно изловить и уничтожить, а то он научит остальных!
Смех смехом, но нам было не до смеха. Такого большого количества грызунов, как в это лето, я никогда в жизни не видел.
- У них бывают вспышки численности раз в четыре года, - сообщил Андрей. – Хотя, честно говоря, я тоже ни разу в жизни не видел такого их количества!
Мы определили, что мыши в окрестностях нашего лагеря принадлежат к разным видам. Среди них были и серовато-бурые, и тёмно-бурые, и рыжевато-коричневые. Иногда встречались уже знакомые мне раньше полевые мыши – рыжие с тёмной полоской вдоль спины.
- Нам нужно на время забыть про спелеологию и заняться другим видом спорта! – торжественно произнёс Андрей.
- Каким же?
- Мышебоем! Или мышеболом! А, нет, лучше назовём его на английский манер – кэтмэн! По-русски это означает – человек-кот!
- И каковы правила у этого спорта?
- Да особых правил нет! Но, как в любом виде спорта, каждый спортсмен должен пройти всю сетку разрядов, от третьего разряда до мастера спорта! Спортсмен, занимающийся кэтмэном, называется просто – кот.
Потом Андрей подумал и добавил:
- Спортсмен, убивший одну мышь – получает третий разряд. Котом второго разряда становится убивший трёх мышей. Первый разряд получает тот, кто убьёт шесть мышей, причём одна из них должна быть руководителем! Ну, это как в спелеотуризме: чтобы получить первый разряд, ты должен не только пройти маршрут пятой категории сложности, но и осуществить руководство маршрутом четвёртой категории! Ну, и в кэтмэне примерно так – для кота первого разряда обязательно нужно убить руководителя!
- А руководитель – это мышь, которая сумеет забраться на наш стол? – догадался я.
- Совершенно верно!
Мыши появлялись с наступлением сумерек и начинали носиться по лагерю и вокруг него. Иногда пробегали у нас под ногами. Мы, вооружившись палками, как очумелые бегали за ними, били, но постоянно промахивались. Мыши оказались удивительно юркими тварями, даже прыгали, как лягушки, когда палка опускалась рядом с ними. Повсюду были их норки. Бывало, что намахиваешься на мышь, бьёшь, и в этот момент она исчезает под землёй.
- У меня такое ощущение, что они тоже спелеологи! – говорю Андрею.
- Скорее, спелеостологи! – отвечает Андрей. – Они же проходят свои рукотворные пещеры! Хотя и естественные тоже!
Первый час нашего нового спорта не принёс нам никаких результатов и изрядно нас измотал.
- Лёш, поставь чайник на костёр! – попросил Андрей.
Лёшка взял чайник, кружку и пошёл к нашему рукотворному бассейну за водой. Тут он обнаружил, что в бассейн попала мышь. Она пыталась выбраться по почти вертикальной полиэтиленовой стенке, но соскальзывала обратно. Недолго думая, Лёшка прибил её кружкой.
- Теперь я кот третьего разряда! – раздался радостный голос со стороны бассейна. Таким был наш первый ответный удар по врагу.
___________________________________*___*___*_______________________________________
В костре трещат сухие пихтовые ветки. Маленькие красные угольки временами взмывают ввысь и улетают в усыпанное звёздами небо. Из провала тянет холодом. Всё ближе и ближе, уже почти у самых ног шуршат листвой мыши.
Андрей попил чайку, закурил, и его потянуло на воспоминания.
- Я живу в частном доме, и у меня временами мыши бегают по дому. И вот я решил завести котёнка. Обнаружив как-то мышь в посудном шкафу, я запустил туда котёнка и запер их вдвоём. Котёнок поначалу орал, пытался выбраться, потом успокоился. Я думаю – вряд ли он её сожрёт, ещё не опытный, но пусть немножко изучит её поведение. Потом я сам её убью и скормлю ему.
Я огородил площадь перед кухонным шкафом таким образом, чтобы мышь не смогла никуда убежать. Открыл шкаф, но из него выбежал только котёнок. Мыши нет. Пришлось вынимать всю посуду из шкафа. Под конец осталась одна мясорубка. Смотрю – так и есть, внутри мясорубки виднеется мышиный хвост. Мне осталось только несколько раз крутануть ручку. Потом я вывалил получившийся фарш котёнку, он его съел, ему понравилось. Через некоторое время он научился ловить мышей, причём обычно их съедал, а не приносил на крыльцо, как другие кошки.
В это время Марина подходит к продуктовому столу, чтобы взять что-то к чаю, и останавливается как вкопанная. Потом она возвращается к костру, показывает нам на стол и говорит страшным шёпотом: «Там мышь!»
Видя, что я встал с бревна и направляюсь к столу, Андрей говорит мне с ухмылкой: «Это руководитель! Не промахнись!»
Подхожу к столу и слышу шорох в мешке. Затем из прогрызенного отверстия появляется голова с наглыми блестящими глазками! Бью кулаком наотмашь – готова! Бросаю её в костёр. Наряду с привычным запахом дыма в нос ударяет весьма неприятный запах палёного волоса и сгоревшего мяса.
- И какой мне за это положен разряд? За первую убитую мышь полагается третий, но ведь это был руководитель!?
- Надо же, с первого удара руководителя замочил! – улыбается Андрей. – Тебе за одну мышь положен третий. Но, учитывая, что она была руководителем, тебе на первый разряд нужно будет просто убить шесть мышей! Без второго руководителя!
Для нас так и осталось загадкой – как эта мышь могла преодолевать крышки от консервных банок. Размером она была обычная, как и многие другие. Ни одна другая мышь так и не смогла их преодолеть. Андрей объяснил это тем, что руководитель у мышей был только один и он не успел воспитать себе замену. У меня же было предположение, что мышь сначала забиралась на дерево, пробегала по ветке и прыгала с неё на стол. Однако, проверить это предположение нам было не суждено.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Женщины обычно очень неравнодушны к комфорту, к домашнему уюту, к чистоте и порядку. Вот так и наши девчонки принялись наводить порядок в лагере. Несмотря на уверения Андрея, что «всё, что остаётся в миске – это масло, а всё, что остаётся в кружке – это сахар», они твёрдо заявили, что, поскольку в лагере мыши, то вся посуда должна тщательно отмываться.
- Ладно, отмывайте, если хотите! Только не заставляйте меня этим заниматься! – согласился Андрей. Он помолчал немного и добавил:
- Если бы я мог заболеть мышиной лихорадкой, то я бы давно ей переболел! Таких возможностей у меня в жизни было достаточно! Я живу в частном доме, и у меня в доме есть мыши. А в Кугитанге у нас они даже по пещере бегали! Но, поскольку я геморрагической лихорадкой никогда не болел, значит, у меня против неё иммунитет!
- Да ладно, вымоем мы твою посуду! – отвечают ему девчонки. Женщинам не свойственно понимать мужскую логику, и им кажется, что Андрей просто хочет оправдать свою лень. Но Андрей в ответ недовольно бурчит. То ли он не хочет, чтобы его посуда была чистой, то ли он чувствует какую-то каверзу, которая непременно должна наступить за мытьём его посуды. И каверза не заставила себя долго ждать.
Между палаткой и костровищем росло какое-то дерево, у которого в сторону почти горизонтально торчала ветка. После мытья кружек, девчонки повесили их за ручку на эту ветку.
Пришло время пить чай. Андрей стал искать свою кружку на земле под деревом, но не обнаружил. Он почувствовал, как внутри у него всё закипает. Тут его взгляд упал на дерево и он увидел пять кружек, висящих на ветке. Оставалась ещё надежда, что его кружка будет висеть первой, но … его кружка оказалась около самого ствола. Чтобы её снять, Андрею пришлось снять и четыре остальных.
Я в это время охотился на мышь с другой стороны от лагеря. Мышка сидела неподвижно. Я очень медленно и тихо к ней подкрался, мышь не убегала. Палка была поднята у меня над головой и в следующую секунду она должна была обрушиться на несчастное животное. В это время страшный крик прозвенел у меня в ушах и прокатился по горному склону, наверное, на тысячу метров вниз до самого русла Бзыби. От неожиданности меня передёрнуло и палка с диким треском ударила в землю сантиметров на двадцать в сторону от того места, куда предполагалось нанести удар. Но и мышь, скорее всего, снесло звуковой волной, и она рванула в ту же сторону, куда сместилась моя палка. Палка врезалась в землю как раз перед её мордой. Мышь подлетела вверх в каком-то диком лягушачьем прыжке, упала обратно и не нашла ничего лучше, чем пробежаться по палке почти до середины её, соскочить на землю и удирать с бешеной скоростью, так, что через пару секунд её и след простыл.
- Долбанные эстетки! – орал Вятчин. – Как я ненавижу эту эстетику! Стояла моя кружка на земле, никому не мешала, была всегда под рукой! Какого черта её нужно было подвешивать?
Я знал по прошлым походам, что у Андрея взрывной характер, и, плюс к тому, он не предсказуем. Иногда думаешь, что сейчас он точно наорёт, но он реагирует спокойно. А бывает, что ничего страшного и не произошло, а он кричит, словно резаный!
Но наши москвички этого не знали. Они были сильно удивлены такой реакции Андрея. Но они так и не узнали, что им наоборот повезло. За весь поход Андрей на них кричал всего один раз. Лариса Савельева, например, мне говорила, что ей в походе доставалось от Вятчина почти каждый день.
В один из дней, когда нас с Лёшкой никто не слышал, мы стали обсуждать Андрея. У Лёшки было обычно серьёзное лицо и почему-то печальный взгляд, и он так серьёзно мне и говорит:
- Собираемся мы с Андреем в поход. Укладываем вещи. Он вдруг меня спрашивает: «Как ты думаешь, взять мне эту красивую маленькую верёвочку, или нет?» Я ему отвечаю: «Да возьми! Вдруг пригодится?!» А он мне: «Да на что мне она пригодится? На беседке и обвязке у меня есть все необходимые верёвочки! Для сушки вещей эта верёвочка слишком короткая!» Тогда я ему говорю: «Ну, и не бери её! Мы за каждый грамм веса боремся, чтобы лишнего не тащить! Зачем нам лишний вес, который мы не знаем, куда применить?» Тут он мне заявляет: «А вдруг будет нужно самохваты отремонтировать? Она пойдёт как стремя для самохватов. Или для крепления их к ноге!» Я ему в ответ: «А, ну раз так, тогда, конечно, возьми её!» Он немного подумал и говорит: «Нет, для крепления самохватов и как стремя такая не пойдёт! Это ненадёжная верёвка! Узлы на ней будут склонны к саморазвязыванию при переменной нагрузке! Даже не знаю, куда её применить?» И я ему поддакиваю: «Да, пожалуй, её лучше не брать! А то понадеешься на неё, завяжешь узел, а он развяжется!» Но Андрей не унимается: «А вдруг придётся тент от палатки оттянуть, чтобы она от конденсата не мокла? Да и для сушки небольших вещей такая верёвка вполне пойдёт!» Мне остаётся только ответить: «Конечно, в походе любой верёвочке можно найти применение! Весит она немного, возьми её!» Короче говоря, ты понял, мне пришлось во всём поддакивать Андрею, а, поскольку он менял своё мнение каждые шесть секунд, то и мне приходилось менять моё мнение десять раз в минуту! Если бы я молчал, то он стал бы орать на меня: «Ты что молчишь? Совсем тупой что ли?» А если бы я ему возражал, то он бы ругался: «Молчи, сопляк, ты ничего не понимаешь!» Поэтому мне нужно было во всём с ним соглашаться – лишь таким образом я мог избежать скандала!
- Странно! – говорю я. – С одной стороны, он такой умный, что не терпит никаких возражений! Он всегда прав! С другой стороны, ему обязательно надо с кем-то посоветоваться! Зачем советоваться, если ты всегда прав?
- Наверное, ему надо не то, чтобы посоветоваться, а просто выговориться! Ему нужен собеседник, который бы его устраивал! Если собеседник его не устроит, то может получить «пинка», и Андрей будет искать другого собеседника.
Я с удовлетворением отмечаю про себя, что лично на меня Вятчин не кричал ни разу! Ни в этот раз, до этого момента, ни в предшествующие годы!
К сожалению, у меня нет фотографий с этого похода. Мы сильно боролись за облегчение веса и договорились, что фотоаппарат с плёнками возьмёт Лёшка, поскольку он горел желанием его взять, а мне брать «лишний вес» не надо. Тот фотоаппарат взял и действительно периодически щёлкал затвором, но то ли он выдержку и диафрагму ставил совсем не правильно, то ли при проявке плёнки сильно нарушил технологию. В результате все фотографии получились такого качества, что без слёз не взглянешь.
Но чтобы читатель представлял себе Андрея на внешность, я выложу здесь пару фоток с ним, снятые в других походах. На второй фотографии Андрей Вятчин и Инна Кравцова в Угаме (Средняя Азия) в мае 1986 г. Первая фотография либо оттуда же, либо с нашей экспедиции на Ачибах в августе 1986 г.
_____________________Андрей Вятчин, 1986 г.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Между вторым и третьим выходом в пещеру у нас получился промежуток гораздо больше, чем первоначально намечал Андрей. Во-первых, нам нужно было решить вопрос с мышами и отработать способ безопасного хранения продуктов. Во-вторых, Андрей неожиданно заболел.
Как-то лежит он утром в палатке и не выходит. Мы его не донимаем расспросами – вдруг он не в духе и в ответ будет ругаться. Потом он сам докладывает:
- Я приболел, у меня температура. Мне надо отлежаться.
Не проходит и полчаса, как он вылезает из палатки и начинает собирать рюкзак. Он укладывает верёвку, карабины, ещё какое-то снаряжение. Мне непонятно – он только что хотел отлежаться, а тут явно затеял какое-то серьёзное мероприятие!
- Андрей, ты куда?
- Да никуда, просто пробегусь по окрестностям, поищу новые перспективные воронки! Если я буду лежать – то разболеюсь ещё хуже! Мне нужно пробежаться в гору, пропотеть как следует! Клин клином вышибает!
- Может быть, мне с тобой?
- Не надо, ты за мной не угонишься! Или устанешь!
Он ушёл и пропал на несколько часов. Вернулся под вечер, уставший и измученный. Но на следующий день он действительно был практически здоров.
Пока Андрей как угорелый носился по Ачибаху, я зашивал свой комбинезон, разорванный в течение двух выходов в Квартет.
Никогда бы не подумал, что зашивать вещи можно без иголки, с помощью лишь нитки и шила. Именно таким способом я и латаю свой комбез. Все иголки мы уже переломали. Поначалу мучаюсь с каждым стежком, но быстро приспосабливаюсь. Нитка капроновая и довольно толстая, что упрощает процесс. Принцип заключается в следующем: прокалываешь шилом ткань и фиксируешь его в таком положении, чтобы кончик шила на 3-5 мм выступал наружу. К этому кончику прикладываешь нитку, не самым концом, а немного отступив. При этом ниток должно быть две – одна должна проходить по наружной стороне комбеза, а вторая по внутренней. Нитку прикладываешь к кончику шила с той стороны, где он выходит наружу. Затем поворачиваешь шило больше, чем на 90 градусов, чтобы оно плотно прижало нитку к ткани. Здесь нужно правильно подставить палец, чтобы обеспечить захват нитки кончиком шила. Затем вытягиваешь шило из ткани, и вслед за ним на обратную сторону ткани выходит нитка в виде петли. В эту петлю вставляешь вторую нитку. После этого тянешь за длинный конец первую нитку, чтобы она перетащила вторую на свою сторону. Потом повторяешь опять тот же самый трюк с шилом и двумя нитками, отступив от первого места миллиметров на десять. Опять в петлю из первой нитки вставляешь конец второй, после чего натягиваешь первую, а затем и вторую. Вторая нитка не должна быть слишком длинной, а то её трудно будет протягивать в петлю. Лучше сделать её покороче, а если её не хватит - потом к ней можно будет привязать ещё один кусок нитки. В результате получается шов, точно такой же, какой получается на швейной машинке, только не очень ровный. Зашив комбез, потом зашиваю ещё и транспортный мешок.
После того, как Андрей выздоровел окончательно, он сообщает:
- Завтра идём в Квартет с подземным лагерем. Тебе нужно сшить свой спальник со вторым спальником-одеялом. Таким образом у нас получится один большой спальник на двоих, и в нём будет теплее, чем если каждый будет спать в отдельном мешке. А спать там ужасно холодно, помню по прошлому году!
Дело в том, что у меня был спальник с молнией, то есть превращающийся в большое одеяло, и Андрей предлагал мне сшить его со вторым таким же спальником-одеялом, который у нас был не помню откуда.
Сложность этой работы заключается в том, что через спальник нитку шилом не протянешь – он ведь толстый. Но находим выход и из этой ситуации. Андрей подогнал мне катушку тонкой медной проволоки. Её острый кончик, несколько раз согнувшись, в конце концов прокалывает спальник, затем и второй. Этот процесс происходит очень медленно. Мои товарищи уже давно храпят в палатке, а я всё сижу возле тлеющих углей костра и в слабом свете налобного фонаря продолжаю работать. Главное, что я не могу лечь спать, не завершив пошивку – ведь спать придётся в этом же спальнике, и не хочется в него залезать, когда он ещё не дошит и из него торчит длинный конец проволоки. Рядом со мной лежит приманка для мышей – кулёк конфет, источающий приятный аромат из-за того, что я содрал с некоторых конфет фантики, а на коленях у меня покоится тяжёлый блок батареек.
Слышу шорох возле кулька. В свете налобника вижу блестящие как бусинки мышиные глазки. Отвожу свет фонаря в сторону и слежу за кульком боковым зрением. Бусинки засветились около кулька. Бью блоком батареек. Удар происходит за малую долю секунды, мышь не успевает среагировать. Меня мучает двоякое противоречивое чувство – с одной стороны мне жалко мышку, а с другой стороны я рад, что мне удалось её убить. Это всё равно, что вы стоите у прилавка с колбасой и представляете себе, как истошно орала и билась в конвульсиях несчастная свинка, когда в неё всадили нож, но вам очень хочется отведать этой колбаски и устоять вы не в силах!
Ложусь спать уже под утро.
Андрей просыпается раньше всех и выползает из палатки. Он внимательно разглядывает четырёх мышей, подвешенных за хвостики на ветку перед входом в палатку.
- У тебя второй разряд с превышением! Ты уже кандидат на первый разряд!
Андрей идёт разжигать костёр. Тут я слышу с той стороны какой-то стук. В первое мгновение мне показалось, что Вятчин ломает ветки для костра, но звук такой, как будто кто-то хлещет палкой по земле. Вслед за этим доносится голос Андрея:
- Ну, вот и я закрыл третий разряд! Правда, по минимуму!
Он возвращается к палатке, к той ветке, где висит моя «добыча», и вешает за хвост маленького мышонка.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Сегодня уходим под землю. На этот раз надолго.
- Когда вернётесь? – спрашивает Марина Андрея.
- Не знаю. Как пещера пойдёт. Максимум – через неделю. На большее у нас продуктов не хватит.
Печально оглядываю окрестности, будто навсегда прощаюсь с этим миром. А кто его знает – навсегда или не навсегда? Как пойдёт!
Уходим мы молча, как будто в ближайшую воронку за снегом. Никаких прощаний, даже «до свидания» девчонкам не сказали. Правда, уже немного отойдя, Андрей обернулся и в ворчливо-приказном тоне крикнул Лёшке: «Смотри, не забудь – завтра в восемь связь! Если не дозвонишься – звони в двенадцать! Вполне возможно, что мы в восемь ещё будем спать!»
- Помню, не дурак! – мрачно отвечает Лёшка. Вот и всё прощание.
Небо сегодня безоблачное. Наверное, это первый такой день за всё время нашего пребывания на Ачибахе, чтобы ни одного облачка на небе не было!
Постепенно сбрасываем высоту. Доходим до знакомого места, где слева крутой склон уходит вверх, а справа – большой провал, между которыми можно пройти относительно полого. Провал и есть воронка Квартета. В конце её большая пихта, за которую привязаны верёвка и трос. Около пихты в воронку можно спуститься. Под этой самой стеной, над которой мы только что прошли, зияет узкая и длинная щель, уходящая вниз, в самом широком месте которой всего полметра.
Андрей, как всегда, уходит в колодец первым, протаскивая в щель за собой транспортный мешок. У меня тоже с собой такой же мешок. Он достаточно тяжёлый и мне не хочется спускаться с ним. Решаю спустить его отдельно. Когда верёвка освободилась, я её вытягиваю, спускаю мешок, а затем спускаюсь сам. Это была ошибка. Доезжаю до середины колодца и зависаю на скрутке троса и верёвки. Как оказалось, мешок во время спуска крутился, во время этого кручения захватил трос и в результате сильно перекрутил его с верёвкой. Моя спусковушка упёрлась в эту скрутку и дальше не идёт. Приходится раздирать верёвку и трос руками. В результате продвигаюсь дальше, но очень медленно. Чем дальше, тем труднее становится этот способ продвижения, поскольку скрутка троса с верёвкой от моих действий не исчезает, а просто опускается ниже и уплотняется. Ни верёвку, ни трос вытянуть наверх, к себе, уже нельзя, поскольку трос внизу пристёгнут к крюку через бугель, а на верёвке снизу привязан мешок. По этой же причине и распутать их невозможно. Андрей мог бы мне помочь, но он уже далеко. Судя по всему, он прошёл не только ледовую галерею, но и второй колодец, а может быть и третий. На секунду ощущаю мерзкое чувство страха и отчаяния. Правда, в этот же момент понимаю, что выход из ситуации есть и достаточно простой, но нужно действовать по-другому. Я рассудил просто: если верёвка с тросом перекручены ниже меня, то они распутаются, если я сам буду крутиться в направлении, противоположном их спуту. При этом трос с верёвкой будут перекручиваться выше меня, но раскручиваться снизу! Нужно всего-навсего начать вращение! Но это оказалось не так уж просто. Чтобы завертеться, надо оттолкнуться от стены, но до всех стен далеко и дотянуться невозможно. Тогда я хватаюсь за трос и пытаюсь его закручивать вокруг верёвки и себя, по возможности резкими движениями. Я чувствую, что получаю небольшой крутящий момент и стараюсь его усилить, обеими руками накручивая трос. При спуске положено держать одну руку на верёвке ниже спускового устройства, чтобы регулировать её угол и не засвистеть со скоростью свободного падения, как когда-то Лёша Хайдер в шахте Заблудших, но в моей ситуации упасть невозможно при всём желании, поэтому я имею возможность работать обеими руками. Потихоньку дело идёт, я вращаюсь как волчок, и в конце концов приземляюсь на снежное дно колодца.
«Ничего себе, начало недельного выхода под землю! – думаю я. – Надо же было так капитально подвиснуть в самом первом колодце! Хорошенькое начало!»
Тут я окончательно понял, что у Андрея тактика прохождения пещер не такая, как в нашем пензенском спелеоклубе. У нас было принято, что человек, спустившийся в колодец или поднявшийся из него, дожидается спуска или выхода следующего участника. Мало ли какая помощь может потребоваться? У Андрея не так. Он идёт в своём темпе и никого не ждёт. Возможно, он полагается на силу и опыт остальных участников – дескать, те сами справятся? Потом уже я узнал, что у москвичей вообще так принято – ведь Андрей начинал ходить по пещерам в составе спелеоклуба МГУ.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Не гнущимися от холода пальцами ставим палатку на большой плоской глыбе, лежащей на самом краю пропасти – очень крутонаклонного хода, уходящего из Базового зала в другой тупиковый зал. Накрываем палатку полиэтиленом, поскольку с потолка постоянно капает. Быстро забираемся внутрь и зажигаем сухое горючее сразу в двух гексогазах. На один из них ставим чайник, а на другой – кан с водой для приготовления геркулеса. Вообще, Андрей – крупный специалист по приготовлению геркулеса с изюмом. У него получается такой геркулес, что пальчики оближешь! Он строго соблюдает пропорции воды, каши, изюма, соли и сахара, правильно всё это дело помешивает, в нужное время снимает котелок с огня и затем выдерживает его «под шубой». Правда, по поеданию геркулеса Вятчин не меньший специалист, чем по приготовлению. При нём нужно стараться есть быстро, если хочешь кроме основной порции получить ещё и «добавку».
Температура в палатке быстро поднимается, становится даже жарко. Ещё бы – работают два гексогаза, а палатка находится под полиэтиленовым колпаком! Но тут нас постигает разочарование – мы не находим кружек, мисок, ложек и ножа! Начинаем разбирать мешок дальше и понимаем причину: мы вместо мешка со столовыми принадлежностями и некоторым снаряжением по ошибке взяли продуктовый мешок! Внешне оба мешка выглядели одинаково, и Андрей перед выходом не соизволил заглянуть внутрь мешка, полагаясь на его внутреннее содержимое лишь по одному внешнему виду. Правда, продуктов у нас теперь было не на неделю, а на две, что меня также не порадовало – не хотелось здесь оставаться так долго!
Чтобы получить кружки для чая, нам приходится сразу съедать по банке тушёнки. За неимением ножа, Андрей вскрывает их пробойником, предназначенным для пробивания отверстий в стенах под шлямбурные крючья (это такая трубка с зубцами по краю из очень твёрдого металла).
Это всё хорошо, но как быть без ложек? Андрей быстро находит выход:
- Ты, как человек более цивилизованный, будешь есть плоскогубцами! Я же - сверлом от коловорота! Сверло перьевое, так что есть им гораздо удобнее, чем обычным!
Я беру свою банку тушёнки и приступаю к её поеданию при помощи плоскогубцев. Немного помучавшись, я приспосабливаюсь – здесь главное правильно их держать и ими работать. С поеданием тушёнки вообще нет никаких проблем – просто зажимаешь её кусок плоскогубцами и кладёшь себе в рот. Но в этот момент, когда плоскогубцы во рту, как выяснилось, существует опасность прикусить себе язык и довольно больно! Нужно хорошо контролировать пальцы своей руки, чтобы не совершать ими никаких лишних движений! И язык тоже контролировать, чтобы в момент разжимания плоскогубцев он случайно не попал в ту их боковую часть, которая служит для перекусывания проволоки!
Прикусив пару раз язык, я овладел плоскогубцами в совершенстве и банку с тушёнкой одолел без проблем. Хуже стало, когда мы перешли к геркулесу. Здесь у меня сразу выработался другой метод – работать плоскогубцами как ложкой, лишь слегка их приоткрыв для увеличения площади поверхности захвата пищи. В принципе, дело оказалось не хитрым и процесс пошёл нормально. При этом методе главным оказалось не пытаться есть слишком быстро, чтобы случайно не врезать себе плоскогубцами по зубам. Тем более, что у меня на днях вылетела пломба из зуба, нерв в котором не был убит, и теперь меня этот зуб временами очень донимал.
У Андрея со сверлом процесс поедания пищи шёл не так быстро, как у меня. Тушёнку он одолел легко, но с геркулесом для него начались мучения. Вскоре он нашёл выход – ел не одним сверлом, а взял в руку сразу два или три, прижал их друг к другу, и стал нормально черпать кашу.
Но зато теперь у нас с конфетами был праздник живота. У нас оказались с собой все конфеты, которые только были в лагере. Здесь были шоколадные конфеты «Напев», и карамельки, и сосательные «Взлётные», и ещё какие-то. В принципе, на одних только конфетах здесь можно было прожить неделю!
- Ничего, зато здесь мыши до них не доберутся! – успокаивал Вятчин то ли меня, то ли сам себя.
Я налил себе чай в консервную банку и стал его прихлёбывать, предварительно сняв налобный фонарь, чтобы не видеть толстый слой жира на его поверхности.
- Съем-ка я конфетку «Напев»! – говорю я, развёртываю фантик и кладу конфетку в рот. Положил неудачно, прямо на дупло в зубе, а сверху ещё полил горячим чаем! Зубная боль пронзила меня так резко, что я невольно вскрикнул и завыл!
- Да, грустный напев, однако! – ухмыляется Вятчин.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Ночью постоянно просыпаюсь от холода и постукиваю зубами. Всё-таки Андрей не зря уговорил меня сшить из двух спальников один большой, а иначе было бы ещё гораздо холоднее!
Под утро засыпаю всё-таки довольно крепко. Просыпаюсь и чуть не задыхаюсь – в палатке стоит дым и чад от подгоревшего масла, отсыревшего сухого горючего (так сказать, «сырого сухого горючего») и Андреевых сигарет. Глаза пощипывает от большого количества всяких выбросов в нашей маленькой атмосфере. Андрей сидит около входа в палатку и жарит лепёшки из яичного порошка в крышке от кана на гексогазе.
- Андрей, открой дверь, дышать нечем! – простонал я, уходя в спальник с головой.
- Вставай, лежебока! Солнце уже высоко! Настоящий спелеолог всегда найдёт две вещи – что пожрать и чем дышать!
- Где ты видишь солнце? А насчёт пожрать ты правильно заметил! – я вновь появляюсь из спальника, и затем вылезаю из него полностью. – Но сперва настоящий спелеолог должен сделать две другие вещи – отлить и покурить!
- Ну, это тебе надо наружу! Сырости здесь у нас и так хватает, а дыма и моего достаточно! Заодно возьми чайник и свою консервную банку – начерпай воды из лужи!
Накануне вечером мы черпали воду крышкой от кана, но теперь она служит сковородкой.
Пока мы готовили еду и завтракали, подошло время нашей связи с «Землёй». Восьмичасовую связь мы проспали, и, чтобы не прозевать вторую, за минуту до двенадцати Вятчин включает аппарат. Он берёт трубку и пытается вызвать абонента.
- Берёза, берёза, я дуб! Приём!
Из трубки ни звука.
- Фиалка, фиалка, я лопух! Как слышно?
С той стороны по-прежнему тишина.
- Синица, синица, я дятел! Почему молчишь?
Андрей ещё некоторое время упражняется в перечислении представителей флоры и фауны, как вдруг из трубки доносится сильный треск, и вскоре появляется полудетский голос Лёшки:
- Алло, как вы там? А у нас отличная погода – на небе ни облачка!
Слышимость отличная – я различаю каждое Лёшкино слово, хоть и нахожусь почти в метре от трубки, прижатой к уху Андрея.
- Как там наши девушки?
- Они ушли на восхождение на вершину Ачибаха! – отвечает Лёшка. – Они вчера в лагере загорали, а сегодня сказали: пойдём загорать на вершину!
- Ты проследи как-нибудь за ними, а то вдруг они пропадут, и мы не будем знать, где их искать! – наставляет брата Андрей.
После разговора с Лёшкой мы вылезаем из палатки и, лязгая зубами, натягиваем на себя холодные резиновые гидроштаны и не менее холодный комбинезон из прорезиненной ткани. В этом походе у нас нет полных гидрокостюмов, но гидроштаны Вятчин велел взять, поскольку пещера ниже нашего подземного лагеря становится обводнённой.
Подходим к началу восьмого колодца пещеры (если не считать тупиковые колодцы, которые проходить не обязательно). Глубина этого колодца 42 м и я его ещё не проходил. Начинается этот колодец в стене Базового зала отверстием шириной 2 м и высотой 8 м. На противоположной от нас стороне колодца слышен шум воды, которая падает откуда-то сверху и свет наших фонарей до неё не добивает.
Спуститься в колодец в самом его начале не получится, потому что здесь заклинены в распоре две или три большие глыбы – так называемая «глыбовая пробка». Позже у нас здесь произойдёт очень неприятный случай, но пока ничто беды не предвещает. Глыбовая пробка начинается от края колодца и уходит вглубь него примерно на два метра. Пройдя по этой пробке, доходишь до забитых в стену с левой стороны двух или трёх шлямбурных крючьев, за которые мы повесили трос и верёвку.
По большей части колодца спуск в него проходит «по сухому», лишь небольшая капель брызжет сверху. На дне колодца небольшая комната, посередине которой между его стен заклинена в распоре большая плоская глыба, на которую можно забраться, чтобы уйти от воды - сверху на неё падает лишь слабая капель. Буквально в паре-тройке метров от глыбы по стене колодца падает мощный водопад и разбивается об его дно, при этом брызги воды разлетаются по всей комнате, в том числе залетая под глыбу, и только в самой дальней части «комнаты» можно укрыться от них, а также наверху вышеупомянутой глыбы.
Из комнаты основной ход уходит вниз - один за другим идут сначала два уступа высотой чуть больше метра, и сразу за ними уступ 6 м. Ручей бежит по всем этим уступам, но по ним можно спуститься сбоку вдоль стены относительно «сухо». Сам этот ход шириной всего 2-3 метра, но очень высокий, так что потолка его не видно. После шестиметрового уступа ход продолжается с небольшим понижением и приводит к началу девятого колодца глубиной 20 м.
Мы планировали в этот день дойти до дна пещеры и приступить к раскопкам глинисто-щебневой пробки, но, когда мы спустились с упомянутого 6-метрового уступа, Вятчин посмотрел вверх и увидел, что ход выше нас расширяется и по его правой стене проходит восходящая в направлении от нас «полочка». По этой полочке теоретически можно подняться ещё гораздо выше, чем добивает свет наших фонарей.
- Давай-ка слазаем туда и посмотрим, что там! – загорелся Андрей. – Если там нет ничего интересного, то это много времени не займёт, а потом пойдём на «дно»!
Поднявшись по полочке, кстати говоря, с достаточно большим риском, мы попали в новый ход, про который Андрей ещё не знал, который приводит нас в зал или «комнату» (не знаю, как правильнее назвать), после чего находим ещё и другие ходы с залами. Андрей заползает в какой-то шкуродёр, проходит его до конца, и, не имея возможности развернуться, пытается выйти из него ногами вперёд. Однако шкуродёр его назад не выпускает. Андрей снимает с себя карабины и что-то ещё из железа, что на нём было. Но этого недостаточно, шкуродёр всё равно не выпускает. Андрей снимает с себя грудную обвязку и беседку. Всё это делать в узости очень трудно и неудобно, но иначе он вылезти не может. В конце концов Вятчину всё же удаётся выбраться.
- Какой подлый шкуродёр! Вперёд он меня пустил, а назад не выпускал, пока я не снял с себя кучу вещей! Давай назовём этот ход Шкуродёр бандит! А ещё лучше – Шкурник бандит!
После этого мы делаем топосъёмку вновь открытых ходов. Кстати говоря, на том плане и разрезе пещеры Квартет, который я нашёл в интернете и который есть у меня, этих ходов нет. Мне удалось найти лишь топосъёмку 1987 года с маленькой подрисовкой последнего участка пещеры в 1988 году, но полного плана и разреза пещеры, выполненных по результатам топосъёмки 1988 года, я нигде не обнаружил. Но мы к этому вопросу ещё вернёмся.
На топосъёмку вновь открытых ходов у нас уходит весь день, хотя «день» под землёй – понятие условное. Провесив девятый колодец, но не спускаясь в него, мы возвращаемся к восьмому колодцу, чтобы далее подниматься в лагерь. Но, поскольку у нас с собой взят перекус на обед и голод донимает довольно сильно (не ели уже часов восемь), мы решаем перед выходом из колодца уничтожить упомянутый перекус. Как-никак колодец 42 м, каждый будет выходить по полчаса, почему бы и не поесть чуть-чуть перед выходом?
Забираемся на ту самую плоскую глыбу, заклиненную в распоре чуть выше дна восьмого колодца, на которую не залетают брызги от водопада. Андрей вынимает из мешка пробойник, банку колбасного фарша, и уже привычными движениями вскрывает её. Затем, вооружившись столовыми приборами (плоскогубцами и перьевым сверлом), мы стремительно опустошаем банку.
Когда ко мне приходит сытость, то меня тянет на философию:
- Как ты думаешь: если спелеолог ест сразу и плоскогубцами, и сверлом, то по правилам подземного этикета – в какой руке нужно держать плоскогубцы и в какой сверло?
Но Андрею сейчас не до этого – он думает об открытых сегодня ходах и, глядя в блокнот с топосъёмкой, прикидывает их длину, площадь и объём. Наконец он изрекает:
- Сегодня мы открыли 50 метров новых ходов, суммарной площадью 70 квадратных метров!
___________________________________*___*___*_______________________________________
Выхожу из колодца на пробку, состоящую из двухметровых заклиненных в распоре глыб. Чуть выше меня в стене шлямбурные крючья, за которые сделана навеска. Отстёгиваю самохваты, выхожу по пробке из колодца и кричу Андрею: «Навеска свободна!»
В ответ ни звука. Думаю, что он понял. Сажусь на камень и жду его. Проходит минута за минутой. Неожиданно слышу шорох сзади и вздрагиваю. Дело не в самом наличии звука. Идеальной тишины здесь нет – впереди меня в колодце шумит водопад, сзади капли, сорвавшиеся с потолка зала, звонко шлёпают по камням. Но сзади я на мгновение услышал какой-то «не такой» звук. Думаю, что показалось. Вдруг снова что-то, даже не звук, но какое-то слышимое колебание воздуха, которое может быть создано только живым существом. Сердце забилось быстрее. «Кто здесь ещё может быть? Неужели легендарный белый спелеолог?»
Тут слышу знакомое стрекотание летучей мыши, еле воспринимаемое ухом из-за очень высокой частоты звука.
«Фу-х ты, напугала, сволочь! Как ты залетела на такую глубину? Точнее, не как, а зачем? Мошек здесь нет, только конфеты, которые ты не ешь!»
Андрей между тем как будто и не собирается выходить. Верёвка и трос висят свободно, без нагрузки. Я крикнул ещё раз: «Свободно! Выходи!»
Тут слышу из колодца неожиданный ответ – точнее говоря, вопрос: «Как дела?»
- Всё свободно, выходи! – кричу я ещё громче.
- Как де-ла? – опять доносится снизу.
Он что, шутить вздумал? Нашёл время и место. Я уже замёрз и хочу в палатку.
- Андрей, быстрей выходи! – ору я ему.
- Не слышу! – доносится в ответ. Как так не слышит? Я-то его хорошо слышу! И глубина небольшая – всего 42 метра. Входной колодец был 67 метров, но и там мы хорошо слышали друг друга. Кроме того, я ему ору во все лёгкие, а он, судя по его тембру голоса, говорит не на полную громкость. И всё равно мне его слышно.
Снова кричу Андрею и ругаю его на все лады, а он заладил своё: «Как дела?» и «Не слышу!» То ли он издевается, то ли сошёл с ума. А вдруг он действительно сошёл с ума? Что я с ним буду делать, с сумасшедшим, на глубине 235 метров?
- Выходи! – ору я снова. Он что-то ответил, то ли «Не слышу», то ли «Не выйду». Неужели он сказал: «Не выйду»? Я чувствую, что сам начинаю сходить с ума.
Тут я вспомнил наш старый способ передачи сообщений в больших колодцах – приподнял на метр верёвку с тросом, и бросил их. Этот способ мы с Андреем никогда не применяли за ненадобностью, и я уже забыл про него.
- Я пристёгиваюсь! – донеслось снизу.
Наконец-то! Трос натягивается, я облегчённо вздыхаю.
Через некоторое время появляется Андрей, выползает на «пробку» и сразу начинает меня ругать. Выясняется причина его «странного» поведения. Я совсем не учёл, что тот поток воды, который я еле слышу, падал почти к самым его ногам, и в результате мой голос полностью тонул в рёве водопада. Я с этим эффектом раньше никогда не сталкивался и не задумывался о том, что при разговоре двух людей с одинаковой громкостью голоса, они могут слышать друг друга по-разному.
Андрей между тем отстёгивается от навески и продолжает ругать меня. До начала похода я, будучи много наслышан о его взрывном характере, боялся, что он будет орать на меня то и дело. Но, как ни странно, он ни разу за весь поход до этого момента не высказал мне никакого недовольства, по крайней мере не ругался точно. И вот, наконец, свершилось столь ожидаемое мной событие! Но я сам был виноват.
Андрей отстёгивает страховочный самохват, противоотбрасыватель, один ножной самохват. Ему остаётся отстегнуть второй ножной. Он встаёт с пятой точки на ноги, чтобы ему было удобнее это сделать. И тут… Дальше произошло нечто, что в какой-то степени повлияло на всю мою дальнейшую жизнь. Я думаю, что и на его жизнь тоже, хотя бы в небольшой степени.
Андрей, продолжая ворчать, нагибается к самохвату, и… уходит вниз вместе со всей глыбовой пробкой, на которой он стоит! Точнее говоря, стоял!
Если бы меня сейчас, по прошествии многих лет, спросили: «Ты был более чем в пятидесяти пещерах, и какое воспоминание из них у тебя осталось самое яркое? Самое незабываемое?» Пожалуй, вот оно!
Глыбовая пробка проваливается под Андреем, он уходит вслед за ней и заваливается на бок. Его нога повисает на тросе на самохвате, а руками он упирается в противоположную стену, встав таким образом в распор над пропастью. В колодце стоит страшный грохот камней, постепенно удаляющийся. У меня сердце сжалось, но постепенно разжимается. Когда всё затихает, Андрей говорит мне: «Беги к палатке за верёвкой!»
Спустя минуту я возвращаюсь с бухтой верёвки, разматывая её на ходу. Андрей уже достиг руками края колодца, но нога его висит на тросе, который пытается утянуть его обратно в колодец. Из-за этого Андрей находится почти в горизонтальном положении и пытается движением ноги продвинуть самохват по тросу вниз. Я вяжу узел проводник на конце верёвки и подаю его Андрею. Он, держась одной рукой за край колодца, чтобы не повиснуть на тросе вниз головой, второй рукой встёгивает узел в карабин на грудной обвязке. Потом я, перекинув верёвку через спину, принимаюсь его страховать, а Андрей лазанием по стене, при помощи рук и свободной ноги, подбирается к шлямбурным крючьям. Затем он отцепляет от троса ножной самохват, снимает с крючьев карабины с тросом и верёвкой, пристёгивает их на свою обвязку, и, цепляясь за выступы стены, выходит из колодца. Я боялся, что не удержу его, если он сорвётся (ведь он в полтора раза тяжелее меня), но Андрей хороший скалолаз и всё обошлось без срывов.
После этого мы сидим на краю колодца, вытаскиваем из него трос и верёвку, при этом тщательно их осматривая на предмет побитостей падающими камнями. На верёвке никаких побитостей нет, а на тросе, на его последних метрах, есть пара сплющенных мест.
- Главное, что жилки не перебиты! – заявляет Андрей, - Сплющенные места с целыми жилками трос не ослабляют!
Я сильно сомневаюсь в его словах, но трос всё равно не мой, пусть ходит по нему если хочет.
- Ничего себе! – неожиданно восклицает Андрей. – Такой опасный случай произошёл, а я его до сих пор не перекурил!
Он снимает каску, достаёт пачку сигарет, и мы закуриваем. Сидим на краю колодца, чуть-ли не свесив в него ноги, и обдумываем произошедший случай.
- А ты сильно испугался? – спрашиваю Андрея.
- Ну, как тебе сказать? По логике я должен был испугаться, но я не успел! Когда я понял, что произошло, я уже стоял в распоре между стен и у меня была уверенность, что теперь я уже не упаду!
- Вот и я за тебя не успел испугаться! То же самое – когда я понял, что произошло, ты уже стоял в распоре между стен, и я понял, что ты не упадёшь!
- Ничего-то ты не можешь! – обижается Вятчин. – Ни нормально мне сообщить, что навеска свободна, ни даже испугаться за меня!
На самом деле я испугался, причём не слабо. Я не разглядел и не знал, что Андрей не успел отстегнуть нижний самохват, поэтому даже после того, как он встал в распор, я боялся, что он в любой момент может улететь в колодец.
А если бы он упал? Сейчас я не хочу об этом думать. Потом, когда я останусь в одиночестве, я подумаю над этим и ужаснусь! Что бы я делал, если бы он упал? Если бы он разбился насмерть, то понятно, тут однозначно, а если бы он был ещё жив? Как бы я его поднимал на поверхность?
Но что теперь об этом думать? Что случилось – то случилось! История не терпит сослагательных наклонений! Нельзя применять союз «если бы» к тем событиям, которые уже произошли. И так понятно, что я не был готов к подъёму пострадавшего на поверхность, и не справился бы с этой задачей.
- Как хорошо, что это ты обрушил пробку, а не я! – говорю Андрею. – Там, на дне, вряд ли ты бы спасся от такого камнепада?
- Да, в этом мне повезло! Интересно, что в прошлом году мы вчетвером ходили через эту пробку туда-сюда много раз, и всё было нормально! Неужели я так растолстел за год?
___________________________________*___*___*_______________________________________
В 12-00 у нас телефонная связь с Землёй. Лёшка сообщает нам, что на небе ни облачка, а девчонки опять собираются идти на вершину загорать. Но на этот раз он проследит за ними. Потом он добавляет:
- Девчонки про вас говорят: подольше бы они не возвращались! А я теперь кот второго разряда - убил трёх мышей!
На этом переговоры заканчиваются.
- У них там солнце светит, а у нас из-за этого лишняя вода за воротник, которая появляется от таяния снега в воронках! – ворчит Вятчин.
После телефонных переговоров мы выходим по маршруту до дна пещеры. На восьмой колодец бьём новые крючья и вешаем за них навеску. После падения глыбовой пробки, старые крючья уже не достать.
Спускаемся в колодец и пытаемся найти упавшие глыбы. Их нигде нет – дно колодца усыпано обломками небольшого размера. На плоской глыбе, на которой мы вчера ели колбасный фарш, особенно много этих обломков. На обратном пути, когда я выходил из колодца, Вятчин ждал меня уже не на этой глыбе, а под ней.
В следующем, девятом колодце спускаемся в потоке воды, а на нас надеты только гидроштаны и изрядно порванные комбинезоны, хотя они и из прорезиненной ткани. Спускаясь по водопаду, приходится усиленно отталкиваться ногами от стены, чтобы уйти из-под него. Но это не спасает от ручейка, который бежит прямо по верёвке. Моя шайба (спусковое устройство) выжимает верёвку не хуже валиков стиральной машинки, и струйка холодной воды очень метко брызжет прямо в дырочку в комбинезоне. Дело в том, что эти комбинезоны Вятчинской разработки очень долго снимаются и надеваются, поэтому, чтобы их лишний раз не снимать, в нужных местах у них прорезаны дыры. В данном случае у меня под комбезом надеты гидроштаны, поэтому вода ниже пояса меня намочить не может, но она очень холодная, а резина хорошо проводит холод. Хорошо, что глубина колодца всего 20 метров, а то можно было бы и что-нибудь себе отморозить.
После колодца, шлёпая прямо по ручью, идём по длинному подземному каньону, который множеством небольших уступов уходит вниз. Спускаясь с этих уступов, постоянно попадаем в ванны с водой. Потолок в каньоне невысокий – это место ужасно паводкоопасно во время дождя. На глубине около 330 м от уровня начала пещеры ручей неожиданно поворачивает и пропадает в узкой щели под стеной. Дальше идём уже по сухому ходу. Несомненно, что во время паводка этот ход вовсе не сухой, поскольку узкая щель много воды через себя не пропустит. Говорю об этой своей догадке Андрею.
- Конечно, - отвечает он, - по моим предположениям во время паводка вода на дне пещеры поднимается на 30 метров. Так что если мы захотим разбирать завал в паводок – нам придётся нырять за каждым камнем на 30 метров!
Перед тем местом, где ручей уходит в щель под стеной, и которое Вятчин назвал Развилкой, есть небольшой зал, в потолке и в стенах которого видно несколько отверстий. Андрей здесь останавливается и говорит:
- В прошлом году я любовался на эти отверстия, в некоторые из них даже заглянул, но не во все! Давай сейчас заглянем!
Он поднимается по стене на потолок зала и исчезает в одном из отверстий. Через небольшое время его голова появляется в другом отверстии в потолке, правда, уже на значительной высоте от пола, поскольку потолок здесь очень неровный. Мне трудно описать это место словами, поскольку этот зал имеет весьма замысловатую форму. Его ближний и дальний концы имеют сильное повышение, а между ними монолит представляет собой «сыр», то есть имеет несколько сквозных ходов, соединяющих дальнюю и ближнюю части зала. Некоторые из этих ходов Вятчин проходил в прошлом году, а некоторые мы прошли сейчас. Суммарная длина «новых ходов» составила 25 м.
Наконец мы проходим десятый колодец пещеры (25 м), затем спускаемся по вертикальной щели метров на 10, и оказываемся в небольшой комнате, где ноги как в трясине вязнут в жидкой глине.
- Где же дно? – спрашиваю Вятчина.
- Там, где находится носок твоей правой ноги! Мы на глубине 357 метров!
А потом мы в течение двух или трёх часов возимся в этой грязи и кидаем её в тот проход, откуда пришли. Поначалу давлю в себе отвращение к этой работе, а потом даже приходит какой-то азарт. Углубляем дно пещеры сначала на 10 см – и это уже 10 см первопрохождения! Потом выбираем следующие 10 см – получается уже 20 см первопрохождения! Вскоре мы становимся сами как два больших куска грязи с глазами. Пещера углублена уже не меньше, чем на метр!
Выкинув последние, облепленные глиной, камни, вместо ожидаемого продолжения утыкаемся в монолитный пол. В надежде найти хотя бы маленькую дырочку, отскрёбываем последний слой грязи. Нам не хватает только воды, щётки и мыла, чтобы известняк заблестел.
- Этого не может быть! – восклицает Андрей. – В пещере не бывает монолитного дна! Вода куда-то должна уходить!
Он внимательно осматривает всю комнату.
- А не дураки ли мы?! – слышу через секунду. Андрей заглядывает под глыбу, застрявшую в распоре между стен у самого пола. Я тоже туда заглядываю и вижу узкий, но явный проход.
- А как же вы в прошлом году не заметили эту дыру?
- А кто туда заглядывал, что ли? А теперь, когда мы всё закидали грязью, мне только туда и можно было заглянуть!
Я посмотрел сверху на это место и понял, что действительно, сверху всё выглядело так, что продолжения пещеры под глыбой быть не может. В комнату заходил меандр, сужающийся в нижней части до нуля, по которому мы шли выше по более широкой его части и спустились в эту комнату лазанием по стене. Глыба застряла между стен в самом начале комнаты, в том месте, где меандр уже закончился, и не было никаких признаков того, что этот меандр может продолжиться дальше вниз. Как выяснилось, такое продолжение действительно было, но оно начиналось маленькой дырочкой в полу, перекрытой сверху упавшей огромной глыбой.
- Давай, лезь, ты поуже! – командует Вятчин.
Залезаю под глыбу, расширяю молотком отверстие, затем прохожу в него, разворачиваюсь, и расширяю его с обратной стороны. С пола под отверстием убираю камни.
Затем пролезает и Андрей. Сразу после узкого отверстия расширение. Перед нами открывается узкий, но высокий ход, впервые за свою историю потревоженный лучами света и человеческими голосами. Ход извивающийся по принципу «меандра», со множеством очень незначительных поворотов вправо и влево. Идти по нему боком вперёд нормально, но вот протаскивать транспортный мешок – целая проблема, из-за узости хода и его постоянных извилин. На следующий день мы будем здесь идти с транспортным мешком, и его протащить удастся только в том случае, когда идущий впереди тянет мешок на себя, а второй толкает его сзади. Посему мы назовём этот ход - «Тянитолкай». Длиной он примерно метров семьдесят. При первом его прохождении мы довольно долго в нём продираемся, но, заслышав шум воды впереди, прибавляем шагу. И вот мы уже на краю широкого колодца, в который с невидимого потолка низвергается появившийся вновь ручей. Кидаем в колодец камни, по времени их полёта до стука определяем глубину колодца – от 20 до 30 метров. Но вся верёвка у нас осталась в лагере, так что на сегодня хватит, пора возвращаться.
У нас прекрасное настроение – пещера «пошла»! Несколько метров глубины мы уже прибавили в Тянитолкае, и впереди широкий свободный колодец не менее 20 метров! К тому же, мы опять вышли на воду. Создаётся впечатление, что пещера будет продолжаться ещё долго!
___________________________________*___*___*_______________________________________
Тонкая нить, связывающая нас с поверхностью – это телефонный провод. Иной связи с внешним миром у нас нет. В 12-00 доносится треск из аппарата, как обычно.
- У нас светит солнышко! – радостно сообщает Лёшка. – Девчонки загорают совсем голые! Я за ними незаметно подглядываю!
- Вот везунчик! – говорю я с досадой, когда Андрей отключил телефон. – Мы тут живём в холоде, сырости и темноте, трудимся в поте лица! А он живёт там как в раю! Солнце и голые девушки!
- Ну, рай в представлении большинства людей – это сад с цветами и райскими яблоками на деревьях! И ангелы в белой одежде поют песни, вместо девушек! – усмехается Вятчин.
- А если я захочу в раю ходить в горы и пещеры? В раю должны быть горы и пещеры?
- Вообще-то, если ты читал Евангелие, то должен знать, что Иисус Христос говорил, что если кто-то вам будет рассказывать, что Царство Небесное находится здесь или там, то не верьте ему, потому что Царство Небесное находится внутри вас. И ещё он говорил, что Царство Небесное сначала подобно маленькому зёрнышку, которое постепенно вырастает и превращается в огромное дерево. Вот, соедини эти два высказывания в одно целое, и ты поймёшь, что такое рай и что ты там увидишь!
- Ничего не понимаю! – признаюсь я. – А ты как это понимаешь?
- Я понимаю это так: человек живёт на этой земле и чем-то занимается. Он что-то любит больше всего, о чём-то мечтает. Он накапливает какие-то знания и какие-то воспоминания. Постепенно из этого всего складывается его внутренний мир. Человек может представлять себе свой идеальный мир и даже попадать в него в своих сновидениях. Например, если тебе снится хороший сон – ты в раю, если страшный сон – ты в аду. Во время пробуждения твоя душа опять оказывается в своём теле и в нашем обычном мире. А если тело умирает – то душа оказывается навсегда в этом сне, то есть в этом мире, который мы сами сформировали в течение своей жизни.
- То есть, получается, что у каждого человека свой собственный рай или свой собственный ад, в который он попадёт после смерти, а вовсе не один рай на всех и не один ад на всех?
- Так Иисус об этом и говорил! Ты что, не помнишь, что я тебе процитировал?! Царство Небесное внутри вас! – Вятчин начинает закипать от моей тупости.
- А если я в раю захочу пообщаться со своими друзьями или родственниками? – недоумеваю я.
- А ты в своих сновидениях разве с ними не общаешься? В чём ты видишь здесь проблему?
- Для меня проблемы нет, но они-то не знают, что я с ними общался в своём сне!
- А тебе это так важно – знают они или нет? Главное, что ты знаешь! Ведь всё, что ты любишь, и все, кого ты любишь, попадают в твой внутренний мир, который ты формируешь! Любишь ты ходить в горы и пещеры – значит, они там будут! Любишь смотреть на женщин – то же самое! Всё, что внутри тебя – вырастает из семечка в большое дерево! То есть, в этот самый рай.
Всё же я не совсем понимаю:
- Если бы было так просто, то все бы попадали в рай! Такой, какой они сами себе создали в течение своей жизни!
- Ну, не так просто! – усмехается Андрей. – Многие склонны сами себе создавать ад! Всё, что мы делаем плохого, всё наше зло тоже попадает на это самое дерево, и потом будет направлено уже против нас самих!
Я призадумался. Андрей постоянно меня огорошивал своими суждениями. Последние мне казались не просто какими-то фантастическими, а, возможно, даже по-детски наивными.
- Что ты говоришь про сновидения, и придаёшь им какое-то значение? Это ведь просто фантазии мозга, или какие-то наши воспоминания!
Зря я это сказал. По усмешке в глазах Андрея я понял, что задел какую-то его больную тему. Он оживился пуще прежнего и спросил:
- Значит, ты считаешь, что наше сознание, мысли, фантазии и память находятся в нашем мозге и являются его продуктом?
- Ну, да! Конечно!
- А в виде чего они там находятся? То есть, в нейронах нашего мозга?
Я не совсем понял вопрос:
- Как в виде чего? В виде сознания и памяти!
- Не строй из себя дурака! – строго сказал он. – Я тебя спрашиваю не про их названия, а про их физический смысл!
- Может быть, в виде электрических импульсов? - ответил я, и сразу понял, что сморозил глупость.
- Электрические импульсы сейчас есть, а через мгновение их уже нет! Думай ещё!
- Значит, в виде химических веществ?!
- Хорошо! Пусть в виде химических веществ - что ещё может быть в клетках нашего мозга? Из этого получается, чтобы извлечь что-то из нашей памяти, нам надо запустить химическую реакцию, которая задействует химические вещества, являющиеся носителями какой-то информации. Здесь уже возникают вопросы, поскольку химические реакции не происходят так быстро, как работают наша память и сознание. Ну, ладно, пусть происходят! Допустим, мы хотим вспомнить какой-то образ или какое-то событие. Мы запускаем химическую реакцию, в которую вовлекаются вещества нашей памяти. Тогда почему мы не видим хаотического нагромождения множества различных событий, с нами когда-то произошедших? Почему мы извлекаем из памяти только нужное нам событие или нужный нам образ?
Я немного замялся:
- Ну, как почему? Мы же хотим вспомнить что-то конкретное, а не всё, что находится в нашей памяти! Мы сначала запускаем это своё желание вспомнить что-то конкретное, а оно находит нужное нам воспоминание!
- Я тебя не прошу объяснять мне философские понятия – желание, воспоминание. Ты мне объясни их физический смысл – в виде чего они у нас находятся, как они взаимодействуют между собой и какие химические реакции при этом происходят?
- Наверное, мы запускаем какую-то программу или ещё что-то, что создаёт химическую реакцию только в той части мозга, которая содержит нужное нам воспоминание, а в других частях мозга реакции не происходит! – я был рад, что наконец-то мне удалось «умно» сформулировать свою мысль.
- Хорошо, мы запускаем какую-то программу! А где она находится?
- Как где? В мозге и находится!
- В мозге? Хорошо! А в виде чего она там находится?
Я понял, что у меня есть только один ответ:
- В виде каких-то химических веществ.
- Хорошо! Тогда получается, что нам сначала нужно запустить химическую реакцию, которая извлечёт нужную нам программу, а потом уже эта программа запустит свою химическую реакцию и извлечёт из памяти нужный нам образ. Но с помощью чего мы можем запустить эту программу?
Я призадумался на минуту, но не нашёл никакого другого ответа:
- С помощью ещё какой-то программы!
- Ну, пусть! А где эта ещё какая-то программа находится?
Я уже понял, что попал в ловушку, но другого ответа не было:
- Тоже у нас в мозге!
- А в виде чего она там находится?
- В виде химических веществ, - ответил я совсем грустно, понимая, что эти химические вещества мне сейчас опять придётся чем-то извлекать.
- Как видишь, мы зашли в тупик! – радостно сказал Вятчин. - Но это мы говорили всего-навсего о памяти. Если же мы начнëм говорить о нашем сознании, которое находится в нашем мозге в виде химических элементов, то мы придëм уже во множество таких тупиков, из которых никогда не выберемся! Поэтому я считаю, что когда кто-то говорит, что наше сознание и наша память находятся у нас в мозге, то либо этот человек не разбирается ни в физике, ни в химии, либо он просто привык мыслить шаблонно, не задумываясь, как велит ему партия!
- Странно! – недоумеваю я. – А где же они тогда находятся?
- На самом деле наше сознание и память действительно очень тесно связаны с мозгом, ведь они управляют через него всем нашим телом! И даже, вероятно, через него черпают свою энергию от тела. Они настолько тесно связаны с мозгом, что я бы даже сказал, что при наличии мозга они в нём и находятся!
«Вот тебе и приплыли!» – подумал я про себя: «То они не находятся в мозге, а теперь уже находятся! Надо его спросить: а в виде чего они там находятся?»
- И в каком же виде они там находятся? То есть, какое у них физическое или химическое содержание?
Вместо прямого ответа Вятчин огорошил меня неожиданным вопросом:
- А как ты думаешь, сколько измерений имеет наше пространство?
Я сначала не понял его вопроса, но потом подумал, что он имеет в виду оси координат, которые мы проходили на начертательной геометрии и на некоторых других дисциплинах. Только причём тут измерения пространства, если мы говорили о памяти?
- Три, конечно! X, Y и Z.
- А ты уверен, что их три? Ты не думаешь, что их может быть больше, и даже намного больше?
Я замялся, поскольку никогда не думал об этом, но смысл вопроса был интересен и вполне понятен.
- Конечно, может быть и больше! Но мы знаем только три из них, а про остальные знать не можем! Ведь мы глазами видим только три измерения пространства, и не можем заглянуть за их пределы!
- Вот тебе и ответ! – Вятчин одобрительно кивнул, поскольку наконец-то сумел мне объяснить свою теорию физического смысла нашей психики. – Мы не можем заглянуть туда, где находится наше сознание, чтобы увидеть его со стороны!
Я усиленно пытался «въехать» в то, что он сказал. В конце концов, как мне кажется, у меня это получилось. Но всё равно это была всего лишь теория, имеющая, скорее всего, очень немного своих приверженцев.
- Но ведь большинство учёных считают сознание продуктом нашего мозга?
- А в науке ты знаешь, как? Один дурак ляпнет, а тысяча умных потом повторяют! В этом нет ничего удивительного – ведь в коммунизм тоже все верят! И это тоже считается наукой! У вас в институте был такой предмет – научный коммунизм?
- Да, был! – на меня сразу нахлынули воспоминания, как я однажды в 1984 году «прославился» на весь институт. - Я даже на втором курсе поспорил с преподом – стал ему доказывать, что коммунизма никогда не будет! Самое интересное, что из моих товарищей-студентов меня в том споре и после него никто не поддержал, а наоборот – все смотрели на меня, как на дурака! Вообще, как ни странно, почти все люди верят в победу коммунизма в нашей стране! Или врут, что верят!
- Вот видишь – теория «умного» мозга и теория коммунизма очень похожи! При детальном глубоком рассмотрении и то, и другое представляется абсурдом, но, тем не менее, почти все люди в них верят, в том числе некоторые серьёзные доктора наук, с которыми я лично знаком! А вообще, люди верят в то, во что им удобнее и выгоднее верить. Если из двух противоположных вер одна будет делать жизнь людей проще, чем другая, то все будут верить именно в эту веру. А учёные мужи быстренько найдут ей теоретическое обоснование и даже закрепят её успешными научными экспериментами! Особенно, если руководство страны поставит перед ними такую задачу!
Андрей очень умный, с ним интересно разговаривать и очень трудно спорить. У него на любой вопрос есть свой ответ и своё мнение. Я в который раз ловлю себя на мысли, что более интересного собеседника я в своей жизни не встречал. С ним можно говорить абсолютно на любые темы. До этого мы говорили и на тему рок-музыки, и на темы геологии и минералогии, и на темы природы и животного мира, и на тему работы некоторых электронных приборов, и на многие другие темы. Во всём он разбирается и от него можно узнать много полезного или интересного. До этого похода я был с Андреем уже в двух экспедициях, но тогда мы с ним мало общались и разговаривали больше о конкретных задачах нашей спелеологической деятельности, либо же тему разговоров задавал Олег Цой. А в этой экспедиции у нас было много времени на простые разговоры «по душам» на совершенно различные темы. И я многое тогда от него почерпнул. И вовсе он оказался не таким уж нервным и раздражительным, каким его представляли некоторые из тех, кто ходил с ним в походы раньше меня. Иногда он может вспылить, даже на ровном месте, но зато во время каких-либо трудностей или опасностей он сохранял выдержку и хладнокровие. Правда, как я уже говорил, он излишне полагался на мой опыт, которого у меня особо-то и не было, поэтому мне приходилось попадать в неприятные ситуации, в которых требовалась его помощь, но его в этот момент рядом не было, либо он не оказывал должной помощи. Я имею ввиду тот случай, когда я завис в первом колодце на спуте троса и верёвки, а он не ждал меня и упорол уже далеко. А также то, что между третьим и четвёртым колодцем приходилось идти в опасном распоре над пропастью, а он не хотел здесь вешать перила, поскольку сам проходил это место легко и безбоязненно. Но, если не обращать внимания на эти мелочи, то в целом с ним было ходить в вертикальные пещеры достаточно приятно. Кроме того, он целиком брал на себя приготовление пищи в лагере и не очень мне доверял в этом вопросе, что меня вполне устраивало. Я сам себе тоже не очень доверял!
- Ничего себе! – спохватился Вятчин, посмотрев на часы. – Мы заболтались, а нам уже пора быть на дне! Сегодня нас ждут великие первопрохождения!
___________________________________*___*___*_______________________________________
Берём транспортный мешок с навесками и снаряжением на два колодца. Стараемся идти быстро. Спустя пару часов проходим «старое дно», затем узкий лаз под глыбой и оказываемся в ходе Тянитолкай. Мешок через него идёт туго, Андрей тянет его за собой, а я толкаю сзади. Наконец, доходим до того колодца, на котором мы вчера остановились.
Пока я распутываю трос и верёвку, Андрей при помощи коловорота быстро сверлит отверстие в стене. Затем он вставляет в это отверстие втулку шлямбурного крюка вместе с пластиной, в которой есть отверстие для карабина, и забивает дюбель во втулку. Дюбель лезет с характерным звоном, высота звука которого увеличивается с каждым ударом молотка.
- Слышишь по звуку – правильно идёт! – радостно говорит Вятчин.
Наконец крюк забит. Любовно оглядев свою работу, Андрей заявляет:
- Это самый лучший крюк, который я забил в своей жизни!
Потом он долго возится, так, что я даже успеваю замёрзнуть, - никак не может вставить в свой «лучший крюк» карабин. Скоба крюка оказалась слишком близко к стене и в это узкое пространство карабин не лезет! Андрей сначала пытается отогнуть скобу от стены, а затем вбивает карабин молотком.
- Не завидую я тому, кому придётся снимать этот карабин!
«Тебе, скорее всего, и придётся!» - думаю я про себя.
После этого Андрей вбивает второй крюк, уже не хвастаясь своей работой и изначально выбирая такое место на стене, на которое скоба крюка ляжет правильно.
Спускаемся в колодец, глубина которого по нашему последующему измерению оказалась 22 метра. Этот колодец жутко обводнён – хотя и нельзя сказать, что на голову льёт поток воды, но дождик моросит конкретный! Не спрятаться от воды и в небольшом зале на дне этого колодца – в любой его точке с необозримой высоты на голову льёт холодный подземный дождь. Из зала уходит только один низенький и узкий ход, в который и утекает ручей.
- Очень странно! – говорит Андрей. – В этом колодце сходятся два больших хода, и, после их соединения, пещера из большой превращается в такую миллипизерную? Что-то здесь не так! Мы, наверное, плохо ищем!
Но другого выхода из зала мы нигде не видим.
- Лезь тогда ты первый, как узкий специалист! – командует Андрей. На самом деле ход вполне проходимый и для него, но ему явно не хочется ложиться животом в ручей и ползти по воде.
Это не очень приятно, учитывая, что на мне не полный гидрокостюм, а только гидроштаны. Хотя поверх них надет прорезиненный комбез, но он порван во многих местах.
Ползу на брюхе по воде и опускаюсь в глубокую ванну. Инстинктивно подскакиваю вверх, бьюсь головой о потолок и каска с головы слетает. Далее она плывёт передо мной как лодочка и освещает мне дорогу прикрепленным к ней фонарём, а я ползу следом по горло в ледяной воде. Не стоит даже говорить, что на мне выше пояса нет сухого места.
Прохожу два уступа с водопадами, ползу дальше и падаю в очередную ванну. Плаваю в ней, как в озере, всячески кручусь, освещая фонарём все стены, но никакого выхода не вижу, кроме того, из которого я пришёл. Неужели сифон? Только этого не хватало!
Ощупываю руками и ногами дно водоёма. Так и есть – в дальнем конце ванны рука уходит под стену. Ход на ощупь небольшой, с аквалангом в него пролезть проблематично, а без акваланга что-то не хочется. Выбираюсь обратно.
- Ну, что там? – Андрею не терпится узнать.
Я вспомнил, как ему год назад доложили об окончании пещеры Дима Томин и Костя Абдрашитов, и, старясь подражать им во всём, говорю таким спокойным жизнерадостным голосом:
- Новость, конечно, для тебя печальная, а для меня нормальная! Пещера закончилась! Сифон!
- Ну вот, а я-то думал: «пошла» пещера! – печально вздыхает Андрей. – Зря мы две верёвки взяли! Опять пещеру напугали!
Затем его черёд лезть в этот мерзкий ход, а мне приходится следом ползти туда во второй раз. Топосъёмку как таковую мы не делаем, но промеряем длину ходов и высоту уступов мерной лентой.
Затем делаем топосъёмку нижнего зала и выходим из колодца. Сначала выхожу я, затем Андрей, и, уже выйдя на перегиб самого начала колодца, он хватается рукой за карабин, который так долго пытался втиснуть в петлю крюка и затем вбил молотком.
- Чпок! – крюк неожиданно выскочил из стены, и Андрей болтает карабином, зажатым в кулаке, над пропастью. Но на этот раз ситуация не опасная – Андрей ещё не отстегнул самохваты, трос висит на другом крюке, да и сам Андрей уже сидит на краю колодца, лишь слегка свесив в него ноги.
- Вот тебе и лучший крюк в твоей жизни! – смеюсь я.
- Не смейся, он был практически безопасный! Ведь при спуске в колодец и при выходе из него, нагрузка шла на изгиб крюка, и в этом направлении он держал её хорошо! А на выходе я создал нагрузку не поперёк, а вдоль крюка, на его вырыв! Вот он и выскочил!
Я, насквозь промокший, трясусь от холода. Андрей предлагает посидеть, передохнуть, но я настаиваю на быстрейшем выходе, поскольку чувствую начало переохлаждения. В пещерах это вещь опасная, поскольку при малейшем отдыхе переохлаждённый организм начинает засыпать и в итоге даже может не проснуться.
Выхожу без остановок, но неожиданно быстро устаю и начинаю нервничать. Срываюсь даже с простых уступов. Вместо того, чтобы передохнуть, кидаюсь на них снова. Беру не техникой, а силой, хотя и понимаю, что это глупо и временами даже опасно.
В последнем колодце перед базовым лагерем пристёгиваю на трос кроме ножных самохватов ещё самохват-комфорт на беседке, на котором отдыхаю после каждых пяти минут подъёма. Наконец, дойдя до края колодца, никак не могу на него выбраться. Раньше здесь была глыбовая пробка, а теперь – очень неудобный для выхода перегиб стены. Точнее говоря, выход достаточно простой, если не нервничать и спокойно рассчитывать свои движения. Останавливаюсь, немного думаю, после чего легко выхожу из колодца.
Следом за мной выходит Андрей. И вот наконец-то родная палатка! Трясущимися руками чиркаю спичкой – отсырела! Весь коробок отсырел! Хорошо, что у Андрея спички не отсырели, и на таблетке сухого горючего заплясал маленький жёлто-зелёный язычок пламени, постепенно увеличивающийся и приобретающий оранжевый оттенок. По палатке постепенно разливается тепло и едкий слезоточивый запах сухого горючего.
Переодеваемся в сухое, мокрую одежду вешаем под потолком палатки, где воздух уже практически горячий. Андрей занимает одну половину палатки, на которой греется у гексогаза, сушит одежду и варит геркулес, а я на другой половине греюсь и сушусь у своего гексогаза, и кипячу воду для чая. В данный момент чувствую себя в большем комфорте, чем когда-либо дома на диване перед телевизором. Для того, чтобы ощутить настоящий комфорт, нужно перед этим ощутить настоящий дискомфорт! Вместе с теплом вернулись силы и настроение – хоть опять беги до дна! С другой стороны, подкрадывается какая-то тоска по жизни на поверхности.
- Завтра идём наверх? – спрашиваю Андрея.
- С утра над этим подумаем. Зачем спешить прощаться с этим миром, а потом ещё год ждать встречи с ним?
Я понимаю, что это он говорит для меня. Это я скоро уеду домой, а он ещё больше месяца будет жить на Ачибахе и ходить по этим дырам.
У меня почему-то всё наоборот, чем у нормальных людей. Обычно сильно уставшие люди быстро засыпают и крепко спят, а я в сильно уставшем состоянии долго не могу уснуть. Как только потухли гексогазы, опять стало жутко холодно. Вода, сконденсировавшаяся на тенте, теперь капает на нас. Замечаю, что в пещере идеальной тишины нет. Сильный хлопок – капелька воды упала с потолка зала на тент палатки. Слабый хлопок – это другая капелька упала с тента на спальник.
Я лежу и думаю: какое соотношение физической силы, силы духа, выносливости, хладнокровия и трезвого ума должно быть у настоящего спелеолога? Пожалуй, ни одного из перечисленных качеств у меня недостаточно. Если анализировать каждое из этих качеств отдельно, то я понимаю, что именно это меня не раз подводило и именно этого у меня явно не хватает. Тем не менее, они все в сумме дают некоторый результат, который мне удаётся получить. Это мне очень напоминает мою учёбу в институте. Ни одну из дисциплин, которую нам преподавали, я не знал хорошо. В каждой из них я схватывал какую-то суть, но в целом я в этой дисциплине плавал, не знал формулы, правила или законы, и т.д. Но, несмотря на явное незнание этих дисциплин, в конечном итоге я хорошо сдавал экзамены и в целом имел неплохой аттестат. Почему так получалось – я сам не понимал. Перед экзаменами я не нервничал и был в себе уверен. Даже если мне попадался билет, в котором я не знал ответа ни на один вопрос и шпаргалок у меня не было, то всё равно я как-то умудрялся найти правильный или относительно похожий на правильный ответ. Нужно было просто хорошо подумать в последний момент и постараться логически домыслить то, чего я не знал, хотя нас этому обучали. Вот так и в пещерах: я не сомневаюсь в том, что в конечном итоге я сумею преодолеть любую трудность, даже если у меня нет физических сил или выносливости для преодоления этой трудности. То есть, в обычных условиях я не сумею преодолеть эту трудность, но в критической ситуации смогу. Почему – я не знаю.
С такими мыслями я наконец засыпаю.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Наутро мы обнаруживаем, что сухого горючего у нас остались всего две пачки, поэтому нам надо срочно отсюда сматываться. Кроме того, наша промокшая одежда до конца не высохла, надевать её не хочется и мочить единственную запасную тоже не хочется, так что по любому нам нужно выходить наружу.
Готовим свой последний подземный завтрак. Мы по ошибке захватили много банок колбасного фарша и теперь налегаем на него. Кильку есть плоскогубцами было бы удобно, а с фаршем приходится мучиться. Из-за того, что дозы захвата фарша маленькие, приходится есть очень быстро и в результате я больно прищемляю язык. Тогда, плюнув на правила приличия, начинаю есть просто пальцем. Сразу же режу палец об острый край банки, вскрытой пробойником. В фарш капает кровь, приходится есть вместе с ней. Палец болит, язык болит – не еда, а мучение! Геркулес на второе всё же ем пассатижами, поскольку в общий котёл запускать свои окровавленные пальцы неудобно.
Андрею есть свёрлами безопаснее, но их площадь захвата ещё меньше, чем у пассатижей. Он мечет еду очень быстро, по дороге она часто слетает и ему нередко приходится облизывать пустое сверло. Нет у нас проблем только с чаем с конфетами. Точнее говоря, у Андрея нет проблем, а у меня в это время ко всем больным органам присоединяется ещё и ноющий зуб.
Вообще, если не видеть весь процесс поглощения нами пищи, а только слушать, то можно услышать какофонию, состоящую из лязга, стука и скрежета металлических предметов друг о друга, с небольшими причмокиваниями и выкрикиваниями нецензурных комментариев типа «Ой, блин!», но только хуже.
После завтрака собираемся выходить на поверхность. Всю навеску оставляем висеть на своём месте, но выносим лагерь, одежду и продукты – получилось три тяжёлых мешка. Идём с ними медленно, между колодцами подолгу отдыхаем, но всё же стараемся выйти до захода солнца.
Наконец доходим до снега – первого признака близости поверхности. Настроение улучшается. Совершаем длинный подъём по крутой снежно-ледовой галерее, и вот уже стоим на дне входного колодца. Явно видим дневной свет наверху. С удивлением отмечаю это, поскольку в два наших первых выхода отсюда свет не было видно. Правда, в первый раз мы выходили после грозы, а во второй раз в сумерках.
Поднимаюсь по колодцу. Иду очень медленно, чтобы глаза постепенно привыкали к свету. Тем не менее, вверх не могу и взглянуть – яркая полоска света режет глаза! Выключаю фонарь, поскольку с середины колодца и без него всё хорошо видно. В прошлые наши выходы без фонаря здесь ничего не было видно. Чувствую тёплый воздух с поверхности, немного затхлый, но очень приятный. Прохожу последние метры и вдруг попадаю в какое-то яркое, ослепляющее сине-зелёное море. Отстёгиваю самохваты и падаю на тёплую землю. Небо настолько яркое, что смотреть на него не могу, но оглядываюсь по сторонам. Особенно поражает цвет листьев – оказывается, их зелень светлее и ярче, чем мне всегда казалось. Не знаю, что на меня сильнее подействовало – неожиданная яркость красок или их разнообразие, но мир кажется совершенно не таким, как раньше. Цвет листьев или хвои на каждом дереве теперь свой уникальный, не такой, как на остальных. Я даже не подозревал, как много бывает оттенков зелёного. Чтобы это понять, нужно было четверо с лишним суток провести в царстве вечного мрака (пять дней и четыре ночи). Также непривычным кажется то, что все предметы тёплые на ощупь – камни, земля, стволы деревьев.
Выходит Андрей, и мы молча идём в лагерь, волоча тяжёлые мешки. Перед глазами всё крутится и мелькает. В лагере нас встречают и кормят. Никогда не думал, что столовая ложка – это великое изобретение человечества!
В лагере долго смотрю на костёр и не могу налюбоваться. Андрей тоже рядом сидит и пялится на огонь. Глаза у него какие-то странные – блестят, как у пьяного. Догадываюсь, что и у меня такие же.
И ещё неожиданно замечаю, что все мелочи нашего быта типа чисто вымытых и аккуратно развешенных по веткам кружек, кажутся мне пустыми и никчёмными. Ловлю себя на мысли, что я потихоньку превращаюсь в Вятчина, что не вызывает у меня сильного восторга.
Постепенно солнце зашло за горы. Густой полумрак окутал пихты и величественные скалы, и стало как-то приятнее, привычнее. Даже холод уже не кажется таким мерзким, как раньше.
____Вид на оз.Рица примерно из района Квартета. Видно только часть озера. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
____Вид с вершины Ачибаха на малую вершину и на долину р. Бзыбь. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
___________________________________*___*___*_______________________________________
Утром с Андреем разбираем подземные мешки. Натянув между деревьями верёвку, вешаем на неё множество вещей для сушки. Подземную палатку тоже нужно просушить. Вытряхиваем из неё всякий мусор, в том числе откуда-то взявшиеся мелкие деньги. Поднимаю одну мелкую монету и окурок размером в половину сигареты. Монету выкидываю, а бычок кладу в карман.
«Интересно! Внизу я бы сделал наоборот!» - думается мне. Далее я начинаю размышлять на эту тему.
В том, нижнем мире, преобладают ложные ценности. Это всё потому, что законы того мира в своём большинстве лживые. Для удобства своей жизни люди постоянно обманывают кого-то и ещё больше самих себя. Каждый человек в глазах окружающих хочет выглядеть лучше, чем он есть на самом деле. Либо красивее, либо сильнее, либо умнее, либо богаче, либо что-нибудь ещё. Здесь, наверху, во всём этом нет никакого смысла. Каждое своё слово здесь нужно подтверждать делом. Если ты сильнее всех – прокладывай маршрут другим, более слабым, либо таскай больше всех дрова, либо руби больше всех лёд на воду! Если же ты слабее всех – то сиди и не вякай! Если ты умнее всех – решай проблемы, и свои, и чужие! Хочешь быть красивым – будь красив своими словами и делами, а не за счёт косметики или одежды! Здесь всё встаёт на свои места. А внизу мир лживый, и живёт по принципу – чем более ты лживый, тем более успешный! Дорога от Рицы до Ауадхары – это та самая нить, которая соединяет мир лжи с миром правды!
Пока я предаюсь этим размышлениям, Андрей отогнал девчонок от костра и готовит еду сам: «Лучше развлекайте меня своими беседами!»
- Андрей, мы с тобой теперь стали как обычные люди! – смеюсь я. – Живём наверху, греемся на солнце, готовим на костре, едим ложками! И ещё девушки рядом!
- Да, это обычная повседневная жизнь! – соглашается Вятчин. – Ещё мыши кругом, кроме девушек! Всё как всегда, на своих местах!
- Не говори! Скукота!
___________________________________*___*___*_______________________________________
У нас в лагере нет строгого распорядка дня, какой бывал в наших походах под руководством Олега Цоя. Поначалу ещё какой-то распорядок был, а после третьего выхода в Квартет мы совсем обленились. На сон уходит почти половина суток, раньше 11 часов встаём редко. Раньше всех встаёт Андрей – часов в 9-10, разжигает костёр и начинает готовить завтрак. Все работы по нашему жизнеобеспечению держатся только на сознательности – никто никого не понукает. Андрей лишь в первую половину похода поддерживал свой образ строгого и вспыльчивого руководителя, который он сам создал себе в течение многих лет. После нашего третьего выхода в Квартет он вдруг преобразился в само спокойствие. Если никто не хочет идти за дровами – он идёт сам и никого не только не обругает, но даже слегка не пожурит! Марина с Ириной несколько раз явно нарывались на конфликт, но Андрей не выказывал никакого недовольства! Он явно рушил тот образ, который у меня о нём создался после наших совместных экспедиций в 1985-м и 86-м годах!
В один из первых дней после нашего последнего выхода в Квартет, мы с ним встали одинаково очень рано, наверное, в 9 часов. Можно сказать – засветло! Я сразу занялся костром, а Андрей принялся за обработку топосъёмки. Через полчаса или час он сообщил мне результаты:
- В нашей пещере теперь 393 метра глубины. Немного до четырёх сотен не хватило, но зато мы уже обогнали Генрихову Бездну на Арабике, в которой 360 м, и Нахимовскую на Караби (370 м).
Забегая вперёд, скажу, что спустя примерно месяц после описываемых здесь событий, Вятчин снова будет работать в Квартете, и переснимет заново некоторые места пещеры. Потом он обработает топосъёмку и по её результатам глубина пещеры окажется 394 м. Таким образом, мы с ним увеличили глубину пещеры на 37 м и её протяжённость на 233 м. Вот результаты работы в Квартете летом 1988 года, которые он мне пришлёт осенью письмом.
В этой таблице стоит обратить внимание на следующие даты: 17.07.88, 19.07.88 и 25-27.07.88. Это были как раз те самые дни, в которые мы выходили в Квартет.
19 июля мы тянули телефонный провод, стараясь отводить его по стене от навески, в процессе чего в нижней части входного колодца Андрей обнаружил новый ход протяжённостью 10 м, который назвал «телефонным ходом».
25 июля был обнаружен шкуродёр Бандит и ещё другие ходы возле него.
26 июля мы прошли этажи за Развилкой («сыр», где несколько сквозных отверстий между ходом и залом), «старое дно», открыли и прошли ход Тяни-толкай протяжённостью около 70 м.
27 июля мы прошли колодец 22 м и узкий ход с ручьём до сифона, длиной примерно 30 м.
Остальные даты – это первопрохождения в Квартете, которые Вятчин сделает месяцем позже, о чём будет рассказано в другой главе.
________________________План пещеры Квартет
_________________________Разрез-развёртка пещеры Квартет.
Это не окончательная карта пещеры. Фактически, это та самая, которая была нарисована Вятчиным по результатам топосъёмки 1987 года. Наших открытий на этой карте практически нет, за исключением схематично нарисованных хода Тяни-толкай и последнего хода до сифона. В неё не вошли ни шкурник Бандит, ни ходы «сыра» около Развилки, ни, тем более, многие ходы, которые Вятчин откроет уже после нашей с ним экспедиции. Другими словами, из открытых в 1988 году приблизительно 410 метров новых ходов, на эту карту попали всего 100 метров из них - пунктирной линией, да и те нарисованы приблизительно.
Но что поделать – более полной и точной карты Квартета на просторах интернета я не нашёл. Хотя есть другая карта, также сделанная из топосъёмки 1987 года с небольшой подрисовкой, но та ещё менее точная, чем эта.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Просто удивительно, что в те пять дней, в которые мы находились под землёй, всё время погода была солнечной и безоблачной, но стоило нам только выползти – и опять начались дожди, как и в первые дни нашего пребывания на Ачибахе. Однажды дождь зарядил на весь день, и мы впятером целый день почти не выходили из палатки. Чем занимались девушки – я уже не помню, а мы с Андреем и Лёшкой весь день резались в преферанс. Если кто-то не знает, что такое преферанс, то поясню, что эта игра достаточно интеллектуальная по сравнению с другими карточными играми, но для неё обязательно рисовать так называемую «пулю» - то есть, преферансное поле. В это поле записываются «висты» (очки) каждого из игроков, по которым в конце игры выясняется, кто сколько выиграл или проиграл. А чтобы рисовать «пулю» - нужна бумага. Причём, не какая-нибудь мелкая салфетка, а нормальный лист бумаги.
Андрей, недолго думая, достаёт карту Квартета, на которой нарисованы и план, и вертикальный разрез, переворачивает её обратной стороной и принимается рисовать «пулю». У меня сердце сжимается, когда я это вижу. Я знаю, что это единственный экземпляр карты этой пещеры, и нарисовать его по данным топосъёмки дело не быстрое. Только потом я узнал, что был ещё один её экземпляр, но всё равно чертить карту приходилось каждый раз заново с нуля. Конечно, Андрей рисовал пулю с обратной стороны карты, но бумага была не толстая, а поверхность, на которой она лежала, не твёрдая, так что карта после продолжительной игры в преферанс должна была выглядеть, как-будто её достали… - даже не знаю, как-будто из чего её достали.
- Ты зачем портишь карту, которую так долго рисовал?! – возмущаюсь я.
- Не питай уважения к бумагам! – строго так и серьёзно отвечает Андрей.
Давно уже стемнело, а мы так увлеклись, что продолжаем играть при слабом свете фонаря, подвешенного под потолком палатки. Девчонки просыпаются и начинают ругаться:
- Идите играть в другую палатку! Спать не даёте!
Они имели ввиду нашу вторую палатку, которую мы использовали только для подземного лагеря.
- Ладно, закругляем игру! Подсчитываем висты! – даёт распоряжения Андрей.
Потом мы вылезаем из палатки, чтобы разжечь костёр и вскипятить чайку.
- Стоп! – вдруг останавливается Вятчин. – Это ещё что такое?
Мы видим перед собой далеко среди деревьев свет какого-то фонаря.
- Надеюсь, не белый спелеолог?! – пытаюсь шутить, хотя мне не по себе.
Свет стоит на одном месте, не двигается. Его видно очень плохо, лишь небольшой огонёк среди деревьев. Для звезды огонёк слишком большой, для луны – слишком яркий. К тому же свет не на небе, а среди деревьев невысоко над землёй, а небо закрыто облаками.
- Я предполагаю шаровую молнию! – заявляет Андрей.
Я не знаю, что такое шаровая молния и существуют ли они, но звучит это страшновато.
- Давай подойдём поближе!
Мы втроём потихоньку, крадучись, двигаемся в сторону света, стараясь не шуршать и не хрустеть листьями и ветками. С одной стороны, мы не хотим спугнуть источник света, а с другой стороны боимся – как бы он сам на нас не кинулся!
- А шаровая молния может вот так стоять на месте? – шёпотом спрашиваю я.
- Наверное, если нет ветра! Хотя у неё уже давно должна закончиться энергия!
- Может быть, это человек с фонарём? – потихоньку причитает Лёшка. – Может быть, даже не человек?! Может быть, пойдём обратно?
В конце концов мы выходим на более открытое от деревьев место, и видим, что источник света – это всего-навсего луна. Она недавно поднялась над Бзыбским хребтом, над которым облаков уже нет. Необычно яркой она кажется потому, что в горах на высоте 2000 метров, на которой мы сейчас находимся, слой атмосферы тоньше, чем у нас на равнине, а также здесь воздух холоднее и ветра нет сегодня. По всем этим причинам луна кажется настолько яркой, что даже немного слепит глаза.
- Да-а, вот мы герои! Луны испугались! – смеётся Вятчин.
- Мы просто лунатики! Луна нас притягивает! – вторю ему.
По дороге к лагерю я размышляю, как, наверное, глупо это выглядело со стороны. Мы прошли метров двести-триста по ночному лесу непонятно ради чего, причём по крутой пересечённой местности, где даже днём можно свалиться в воронку и свернуть себе шею. При этом мы не включали фонари, чтобы светящееся существо нас не заметило. Но в тот момент, когда луна сверкала ярким пятном среди множества веток деревьев, она была похожа на что угодно, но только не на луну.
- Приеду домой – напишу рассказ «Как мы ходили смотреть на луну!» - обещаю я.
По приезду домой я не только не написал этот рассказ, но даже в своём большом дневнике воспоминаний этого похода не описал этот случай. Тем не менее, я его хорошо запомнил, и, наконец, сейчас выполнил своё обещание.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Будучи ещё в пещере, на глубине 142 м, мы попали в так называемый Зал белки. В него можно попасть, если пройти по меандру после четвёртого колодца и подняться немного вверх по Обвальному залу и уходящему из него ходу. Этот Зал белки представляет собой дно какого-то колодца, приходящего сверху. Здесь лежит мёртвая белка. Когда Вятчин с товарищами обнаружил её год назад, то труп был ещё свежачок, а сейчас он превратился в скелет, покрытый не то плесенью, не то остатками шерсти, похожими на плесень. Я бы даже не признал в этом трупе белку, если бы Вятчин не сказал.
Примечательным во всём этом было то, что белка не могла сюда попасть через входной колодец. Чтобы как-то забежать сюда, она должна была остаться живой после падения в колодцы 67 м, затем 7 м, затем сдвоенный колодец глубиной около 60 м, и потом ещё активно перемещаться в темноте. Вряд ли такое возможно. Паводком её сюда тоже не могло принести из входного колодца, поскольку вся вода, сколько бы её ни было, могла свободно уходить из Обвального зала в пятый колодец и не могла подниматься по ходу вверх. Оставался только один ответ – она попала сюда через другой колодец, на дне которого, собственно, она и лежит. И этот другой колодец, судя по плану пещеры, связан с поверхностью на большей высоте от уровня моря, нежели находится наш вход в Квартет. То есть, другими словами, если мы найдём ту воронку, в которую упала белка, и пройдём пещеру из неё вплоть до Зала белки, то тем самым мы углубим Квартет метров на 30-40 наверняка, а может быть и больше.
_____Воронка со снегом на Ачибахе. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
Проблема в том, что воронок на поверхности много, и все они забиты снегом. Вятчина привлекает одна из них по двум причинам: во-первых, она расположена почти над тем самым местом, где глубоко под землёй находится Зал белки, и, во-вторых, межу снегом и стеной в этой воронке виднеется щель, легко проходимая для белки.
- Раз белка прошла – то и Лёшка пройдёт! При некотором нашем содействии! – заключает Вятчин.
Андрей топором основательно расширяет эту щель и делает её проходимой для Лёшки. Тот пристёгивается к верёвке и протискивается в ледяную узость. Мы его держим на верхней страховке, в случае чего выдернем. Сантиметр за сантиметром он скрывается под снегом, затем, судя по движению страховочной верёвки, спускается довольно быстро и вскоре до нас доносится его приглушенный голос:
- Спускайтесь сюда, здесь целый зал!
Тогда я пристёгиваюсь и протискиваюсь вслед за Лёшкой. Очень неприятное ощущение, особенно когда понимаешь, что вверх эту щель пройти будет ещё труднее. Но она быстро расширяется и повиснув ниже неё, я подрубаю её при помощи мачете снизу. Затем я спускаюсь в зал, и Андрей сверху начинает стучать топором, обрушивая чуть ли не на нас приличные куски льда. Мы с Лёшкой отходим в каменный зал как можно дальше, но куски льда, отскакивая от снежной стены, всё равно бьют нам по ногам.
Этот зал, или комната, с каменными потолком и полом образуется из-за расширения колодца в этом месте, с последующим его сужением. Сама снежная пробка никуда не девается и продолжается вниз. Мы видим перед собой белую снежную стену с бурыми разводами глины на ней.
На полу этого небольшого зала лежит скелет горного барана. То, что это именно баран, можно понять по его большим, почти в кольцо завитым рогам. Размер рогов мы не измеряли, но помню только, что они занимали чуть ли не половину этой «комнаты», в которой могло свободно разместиться несколько человек. Скелет барана говорит о том, что когда-то снега в пещере было меньше и верхний край снежной пробки находился примерно на уровне этого зала. Баран упал на снег и не мог отсюда выбраться, а затем зашёл в боковой зал и умер. Постепенно снежная пробка выросла на 7 или на 10 метров – уже не помню, на каком уровне от её начала находился зал.
Через некоторое время две верёвки перед нами заходили ходуном, послышался скрежет железа об лёд, и вот уже Андрей, отталкиваясь ногами ото льда и обрушивая на нас град новых ледяных осколков, приземляется в наш зал. Он отстёгивается от верёвки и внимательно разглядывает скелет, затем произносит:
- Зачётный череп с рогами! Жаль, что он не пройдёт в то отверстие наверху, в которое прошли мы! А рубить полкубометра льда ради этого черепа не хочется!
Мне, если честно, этот череп на фиг не нужен, и я рад, что Андрею он тоже не понадобился. Я вообще к любым проявлениям смерти отношусь крайне отрицательно и не хочу иметь к ним никакого отношения. Даже если бы это был скелет динозавра, единственный в мире, то и в этом случае я не прикоснулся бы к нему. По этой причине я крайне отрицательно отношусь к коллекциям насекомых, хотя и люблю фотографировать их живых.
Затем мы тщательно осматриваем зал и снежную пробку около него. В зале нет ничего примечательного, кроме скелета и небольших ледяных сталагмитов. Между снежной пробкой и стеной есть вертикальная щель шириной 10-15 см, уходящая не вниз, а на уровне пола зала. Из неё дует ветер, говорящий о больших объёмах за этой щелью.
- Белка не могла попасть в Квартет через этот вход! – заключает Вятчин. Мне это суждение кажется странным, поскольку и тот ход, который мы уже прошли, и тот, который мы ещё не прошли, выглядят вполне проходимыми для белки.
- Если бы белка сюда свалилась, что само по себе уже маловероятно, то она стремилась бы выйти наверх! – поясняет Вятчин. – У неё не могло возникнуть желания лезть в какую-то щель между снегом и стеной, которая явно не ведёт наверх! И случайно куда-то упасть отсюда она не могла, потому что никакого колодца вниз, открытого от снега, мы здесь не наблюдаем!
- Значит, мы не будем долбить эту щель? – спрашиваю я.
- Нет, конечно. Чтобы расширить эту щель до проходимого размера – нужно несколько дней. При этом нет никакой уверенности, что продолжение этой пещеры приведёт нас в Квартет. Чем терять на это время, лучше поискать в других воронках то отверстие, в которое действительно могла упасть белка!
- Тогда выходим наверх!
Я ничуть не сожалею - мне вполне хватило Квартета на то, чтобы в ближайшие месяцы о пещерах даже не мечталось. Но вижу, что Лёшка немного расстроен от того, что пещера так быстро закончилась.
- Всё равно это пещера, и я совершил её первопрохождение! – гордо заявляет Лёшка. – Я ведь первым сюда спустился!
- Нет, первопрохождение этой пещеры совершил баран! – строго и на полном серьёзе отвечает ему Андрей. – А ты был уже вторым бараном, который сюда спустился!
После этого мы выходим наверх, с большим трудом протискиваясь между снегом и стеной. Я принимаю для себя решение, что пещер на этот год для меня достаточно, и в этой экспедиции я больше никуда не полезу.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Невзирая на наши разряды, мыши сбегаются к нам со всей округи. Лёшка уже закрыл и перекрыл первый котовский разряд, а у меня, наверное, уже мастер спорта или, в худшем случае, КМС. У меня даже уже двое мышиных «руководителей», убитых на столе. Чтобы не бить мышей просто так, без пользы и азарта, решаем изменить игру «кэтмэн» на «тайгермэн», и ввести разряды тигра. Сильнее всех нервничает Андрей – он показывает в «кэтмэне» самые худшие результаты. Пятерых мышей он уже давно убил, а шестая, необходимая для первого разряда, никак ему не даётся. Он постоянно ходит с палкой и прислушивается к каждому шороху. Чуть только он заметит мышь, как сразу превращается в неандертальца с дубинкой, поднятой над головой. Он ещё очень высокий и мыши его видят издалека и сильнее боятся, чем нас с Лёшкой. Когда темнеет и мыши появляются кругом, Андрей ходит с фонариком в одной руке и палкой в другой. Кстати говоря, мыши не боятся света фонарика. Если на них просто светишь и не двигаешься – они не боятся, но только начинаешь двигаться, как они сразу убегают. Андрей пытается ходить тихо и медленно, но ему всё равно не очень везёт. Пока палка опускается с высоты его роста, мышь успевает убежать.
Бывает, что сидишь на бревне у костра и занимаешься своими делами, при этом не замечаешь, что рядом происходит. Потом вдруг раздаётся резкий удар палкой об землю в двух метрах, что даже подскакиваешь от неожиданности.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Вот и подошло время окончания нашей экспедиции. То есть, это для меня и девчонок окончание, а братья Вятчины будут на Ачибахе до начала сентября. Но они всё равно сбрасываются к морю вместе с нами. Андрею нужно решить в Адлере какие-то свои дела, потом они пополнят запас продуктов и опять забросятся на Ачибах.
С утра мы собираемся и уходим. Поскольку Андрей с Лёшкой уходят налегке, то они берут на себя часть нашего груза – моего и девушек. Довольно быстро мы сбрасываемся с Ачибаха, проходим урочище Нишца, восходим на перевал Анчха и начинаем сбрасываться в сторону озера Рицы. Через некоторое время доходим до ручья. К этому времени мы уже начинаем умирать от жажды, так что ручей нам весьма кстати. Андрей много не пьёт принципиально – он считает, что если в жару выпить много воды, то мучиться будешь сильнее, чем если её долго не пить. Он сделал пару глотков и ушёл, а мы с Лёшкой продолжаем находиться на берегу ручья и то и дело зачерпываем пригоршнями ледяную воду. Здесь очень живописное место – кругом нагромождения камней, между которых растут пихты, и журчит ручей, довольно мощный и широкий, хотя он только что чуть выше появился из родников. Тут Марина обращается ко мне:
- Уйди, пожалуйста, нам с Ириной нужно умыться!
- А почему только я должен уйти? А Лёшке можно на вас смотреть, голых?
- Так он за нами столько подсматривал, что мы его ничем уже не удивим!
Тут Лёшка вспыхнул и покраснел.
- Не врите! – Лёша хотел обвинить Марину во вранье, но понял, что в этом случае врать будет как раз он, и ситуация выйдет неловкой. – Я подсматривал за вами незаметно! Вы не могли меня видеть!
- Ну-ну! Шпиён незаметный! – смеются девчонки.
Мы сбрасываемся до озера Рица и уезжаем на туристическом автобусе до Адлера. Там мы прощаемся с братьями Вятчиными. Андрей собирается пару-тройку дней пожить у своего друга Резвана, а потом должна приехать Надя Моисеева со школьниками («трюфелями»), а также Олег Цой. Вятчины планируют забрасываться на Ачибах вместе с ними.
Мы тепло прощаемся с Андреем.
- Готовься к следующему году! Весь год усиленно тренируйся! – наставляет меня Андрей. – В следующем сезоне мы обязательно должны пройти Квартет глубже, если мне не удастся в этом! Наверняка там есть проход выше сифонного хода!
- Конечно! Обязательно следующим летом пойдём на Ачибах! – заверяю я его. Тогда мне и в голову не могла придти мысль, что мы видимся последний раз в жизни. Правда, некоторое время мы с Андреем будем переписываться. Но ни с кем из четверых участников этой экспедиции мне больше не суждено будет встретиться.
В завершении главы хочется сказать, что этот поход в целом, и Андрей в частности, оставили глубокий след в моей душе. Сейчас я сравниваю Андрея с Олегом Цоем, и мне они кажутся в чём-то похожими. В то время они мне казались совершенно разными. Олег был демократичным руководителем, а Вятчин авторитарным. Олег разговаривал на понятном всем языке, а язык Андрея казался «заумным» и мало кому был понятен. Но они оба были фанатиками пещер. Сам я никогда не был их фанатиком, как бы странно это ни звучало. Я любил ходить в пещеры, но с тем же успехом я мог бы заниматься горным или водным туризмом, если бы судьба распорядилась таким образом. А Олег и Андрей выбрали бы пещеры, даже если бы судьба кидала их на что-то другое. Они оба мечтали найти свою большую пещеру и пройти её до конца, причём не просто пройти, а осуществлять руководство группой, её проходящей. Организовывать лично экспедиции по прохождению своей большой пещеры. Это были люди, которые двигали спелеологию. Конечно, они были не единственными людьми такого плана в Советском Союзе. Потому тогда спелеология и процветала.Статистика: Добавлено Дмитрий Львов — 09 мар 2024, 12:40
]]>