Народные юридические законы

Этногенез, быт, культурно-исторические отношения, наблюдения жизни народа, народное творчество

Модераторы: expedA, expedT

Модератор
Аватар пользователя
Сообщений: 2799
Зарегистрирован: 16 ноя 2014, 18:36
Откуда: Пенза
Имя: Андрей Нугаев

Народные юридические законы

Сообщение expedA » 07 сен 2015, 22:30

Народные юридические законы народов Поволжья, в том числе и Пензенской губернии, в этнографии представлены, по моему мнению, весьма скудно. Да, работ на эту тему предостаточно, но там «воду переливают из одного ведра в другое». Серьёзный анализ исследований мешает сделать тенденциозность: политика, социальное положение авторов, национальность, знания отдельных наук и т.д. Сложная эта тема (мнение любителя :oops: ) Среди достойных исследований мне попались работы Владимира Николаевича Майнова-учёного секретаря отделения этнографии РГО (1871год) и члена Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете, секретаря Тетюшской земской управы Евпла Титовича Соловьева. С работой последнего я и предлагаю ознакомиться Вам
https://yadi.sk/i/i80te26Aivqyn Орфография какая уж есть :? Источник: cборник народных юридических обычаев. - СПб. : 1878-1900. - 2 т. - (Записки имп. рус. геогр. о-ва по отд-нию этнографии).

Модератор
Аватар пользователя
Сообщений: 2799
Зарегистрирован: 16 ноя 2014, 18:36
Откуда: Пенза
Имя: Андрей Нугаев

Re: Народные юридические законы

Сообщение expedA » 13 сен 2015, 00:21

Читая труды этнографов по изучению народного права, невольно приходишь к выводам. Вырисовывается интересная закономерность:
-при наличии в каком либо государстве в 18-19 веках, глубже боюсь ошибиться, двухуровневой юридической системы отношений, общества переживают любые коллизии (природного ли, социального ли характера) менее болезненно;
-народные юридические законы являются главнейшим условием существования таких общностей людей, как народ, народность, субэтнос и т.д. В противном случае это просто население;
-в истории человечества возникновение и уничтожение народов, особенно малых народов, происходило постоянно. Нам сейчас доступны работы многих этнографов, изучающие судьбу как самого этноса – русские, так субэтносов, проживающие на территории Пензенского края. Что мы видим. После отмены крепостного права, медленно, через 20-25лет, капиталистические производственные отношения стали отражаться, достаточно существенно, на созданных веками народных юридических законах. В выше упомянутой статье описаны только основные законы - это вершина айсберга, да и то с позиции православного человека.
Двадцатый век полностью стёр в общностях, населяющие нашу землю, наличие народного юридического права, оставив единую государственную систему права. Правда, в некоторых государствах, создали законы штатов, провинций, кантонов, но это лишь в малой степени похоже на народное право. Вот одна из причин, почему мы называем прошлое столетие кровавым. Кстати, этот раздел этнографии всегда под контролем многих государственных структур, соседей.
Если сказать простым языком, народное право - это когда люди использовали замки на жилищах очень редко.

Модератор
Аватар пользователя
Сообщений: 2799
Зарегистрирован: 16 ноя 2014, 18:36
Откуда: Пенза
Имя: Андрей Нугаев

Re: Народные юридические законы

Сообщение expedA » 12 янв 2016, 20:55

Мы берём за образец "римское право", не зная о той достаточно разумной и действенной правовой системе, которая веками складывавалась у нас под боком, и которую мы считаем просто "обычаями".

Глава "Вещное право" из книги В.Майнова "Очерк юридического быта мордвы" (СПб, 1885; Саранск, 2007).

ВЕЩНОЕ ПРАВО

«Парши» (мокш.), у эрзи — паротши, т.е. «имущество», может быть разного рода и прежде всего мокша различает имущество «куд» («дом»), «мода» («земля»), «шваташ» («скот») и «сьора» («хлеб»); никакого понятия о движимом и недвижимом имуществе мордва не имеет, а когда желает обобщить несколько эти подразделения, то говорит: «казаву» (эрз. «казов») и «афказаву», т.е. «плодоприносящее» и «бесплодное». К первому роду имущества относятся: земля, скот и хлеб, а ко второму — только дом. По происхождению мордва умеет различить в имуществе: дедину (оцюаляи), к которому относится все то, что нажито семьею до деда-хозяина, отчину (аляи), т.е. все, что нажито до отца-хозяина и, наконец, наживу (лэзе), т.е. все, что нажито отцом-хозяином с его семейскими. Эрзя имеет для этих имуществ особые слова, а именно: «покштэйкс», «тэтэйкс» и «лэзе». Интересно, что вполне бесконтрольно отец-хозяин может распоряжаться только «лэзе», тогда как для остальных родов имущества он уже по обычаю держит совет с семейскими и вообще несколько ограничен в этом отношении народными воззрениями на «оцюаляи» и «аляи», как на нечто, принадлежащее нераздельно всей семье.
Мокша знает «моньтсень мода» и «илянь мода», т.е. «своя собственная» и «чужая земля», тогда как эрзянин для слова «владение» подобрал особое обозначение «коймо»; зато, с другой стороны, мокшанское наречие выработало слово «сявама» — «заимка», до которой преимущественно помещичья эрзя ни в каком случае добраться не могла, так как и сами господа и в особенности их приказчики зорко следили, чтобы народ не захватывал новых мест под себя. И эрзянин, и мокшанин знает — первый — «совамо», а второй — «сувама», т.е. то, что наши крестьяне обозначают названием входа; в силу этого обычая, вплоть до самого освобождения, крестьяне спокойно отправлялись в барский лес, где имели право собирать сухоподстой, грибы и ягоды; само собою разумеется, что теперь от этого обычая осталось лишь приятное воспоминание.
Крайний интерес представляет изучение так называемых «тэшкс-сьорма» (эрз.) или «тэштс-сьорма» (мокш.), другими словами, народных мет или знаков, которые ставятся на всех решительно предметах, когда желают обозначить, кому именно они принадлежат. Нам случилось отметить около 150 таких знаков и для того, чтобы показать, каковы они, мы приводим в прилагаемой таблице некоторые из них.

Изображение

Всякая семья имеет всенепременно один из таких знаков, которым и отмечает свои делянки, свой скот и т.п. Мордва идет даже дальше и умеет различить, например, второго сына в семье «вед» или третью дочь в семье «керьсяф», отмечая их знаком а, т. е. подставляя цифру под знаком, а девочку отмечая покрышкою;

Изображение

жена крестьянина, имеющего знак б, отмечается знаком в. Если один или несколько из членов семьи основывают свои дворы, то они немедленно должны и выбрать себе особые «сьорма», чтобы их имущества нельзя было смешать с имуществом отца; при этом старший в роду пользуется отцовскою «сьормою» без перемены, а остальные как-нибудь видоизменяют мету, как мы видим это на знаке «лисима», где черта посередине добавочная; случалось нам видеть и знак «кафта пандать» (см. знак г); носящий же его назывался «Горкин» и происходил из семьи, имевшей мету «гора». У всех Кузнецовых мне приходилось видеть знак «тсиотмар», но или он удваивался, или был обращаем в какую-нибудь сторону. У одного мордвина из семьи Пятаевых я нашел знак пяты «пильгэ кедь», но перечеркнутый два раза диагонально (см. знак д). Мы сомневаемся, чтобы знание всех мет известной местности составляло необходимость, так как знать их каждому вовсе не нужно и совершенно достаточно, если только кто-либо, увидев такой знак, не смешает его со своим знаком и отнесется к вещи, как к недосягаемой святыне,— так как подобает относиться по пословице: «Илян тешкс — сьорма кеттнэ полхтаи», т. е. «Чужая мета руки жжет»1.
Самым употребительным среди мордвы средством обозначить границу является межа, с лежащим на каждом из поворотов ее камнем; под камнем положена зола из очагов обоих соседей и их меты, вырезанные на кирпичах. Такая мета на кирпичике, лежащая под межевым камнем, должна, несомненно, обезопасить собственность от захвата, так как кладется она с вырезанием «озондам-пала» и следующей молитвою: «Шкай-кормилетснэ! Инешке-Паз аляи! Мастыр-Паз рауджа! Кода тинтинтс пешкэ-перэттнэ ванатада, илянтес афсуватада, станэ ванада и тоньтс парши!».2 т. е. «Шкай-кормилец! Инешкепаз, батюшка! Черный Мастырпаз! Как вы свои пчельники оберегаете, в чужие не вступаетесь, так поберегите и мое добро!».

1 с. Шингарино Краснослободского уезда, Степан Атяшкин.
2 с. Мамалаи.

Само собою разумеется, что если бы кто после подобного воззвания и вздумал перепахать межу, то имел бы дело со всеми тремя главными божествами мордовскими, а с ними шутки плохие. Да и вот что еще замечено старыми людьми: на тех самых местах, где положены межевые кирпичи, ночью, поглядишь, огонек теплится — это Мастырпаз со свечкой ходит дозором. Зорко блюдут старые боги границы, как задумают девушки о суженых погадать, только пусть ночью сядут на межевой камень и увидят все воочию, что с ними станется; колдуна где найти? Поди только ночью на межу, к межевому камню — тут ты его уж непременно застанешь, потому что, где же им и искать богов, как не здесь, на меже. Нечего и усиливать в памяти народной значение межевых знаков, как это бывает у русских, сечением, так как и без того мордвин, желая уверить человека, что он говорит истинную правду, торжественно произносит: «кода педявэ йовтан» («как на меже говорю»). Бывает и так еще, что мордвин заприметит борть свою метою на ближайшем дереве или просто кол поставит и на нем свою мету выставит — это тоже святое дело, и никто до его добра не коснется, так как и кол этот не без молитвы ставлен.
Способов приобретения собственности мордва знает очень мало по той простой причине, что разгуляться ей негде. В хороших местах, где не понатыкано на десятине целая уйма народу, бывает приобретение в собственность посредством «сявямо», т.е. «заимки», но в густо населенных губерниях этот способ давным-давно перестал уже практиковаться. Можно приобрести вещь и находкою «Пазын-ява», т.е. «Божьей частью» или долей, при посредстве дарения, покупки («полафтама») и, наконец, забора за незаплаченный долг. Есть еще у мокши один способ приобретения собственности — «мутсяма», то, что у нас называется «старательством»; ищут они борти в лесах, руду отыскивают из части и т.п. Ясное дело, что за всеобщим малоземельем не может быть и вопроса о том, чтобы бывали случаи завладения полями, лугами, лесами, рыболовными местами и другими промысловыми угодьями, так как никому непринадлежащего имущества не имеется и мне зачастую говорили посмеиваясь: «куда не ткнись — либо полесовщик, либо доверенный! У нас Божьего нету: все либо царское, либо барское, а нашего 4 десятины, да и из них 1 3/4 гуляет, потому неудобица». Слыхать слыхали, что однокоренники, которые переселились на вольные земли к китай-народу (башкиры), заимки делают и, что ни год, свою запашку усиливают, потому китай-народ к земле не льнет, а гунит со скотом то здесь, то там, благо есть где разгуляться. А если кто и завладеет чужим добром, то немедленно, по первому спросу, должен возвратить его, разве, если он им владел два двадесята лет, ну уж тогда, делать нечего, приходится со своим добром проститься — зачем раньше не спорил, не доказывал по метам и стариками, которые всегда на такое дело идут без отказа.
В находках, в обычаях мордовских есть значительная разница от подобных же обычаев русских, так как здесь вы уже не услышите ни «треть за находку», ни «чур — первый!». Божья доля, лежащая на дороге, считается как res nullius до тех пор, пока не объявится к ней хозяин, которому вещь и возвращается, если только он докажет, что потерянное действительно принадлежит ему. Само собою разумеется, что если хозяин вещи не отыщется, или он не сможет ясно доказать, что потерянное принадлежит ему, что во избежание перекоров и споров производится обыкновенно при стариках-шабрах, то находка поступает в собственность нашедшего, что бы ни было потеряно, кроме вещей с известною на селе метою. Если нашедших объявится двое, то ни один из них не имеет исключительного права на находку, так как, видимо, Бог посылает им обоим свою часть. Коли явится на чужую землю пришлый скот, то хозяин земли вовсе не обязан отыскивать хозяина скота и во все время пребывания пригульной животины у него имеет право пользоваться им, как рабочею силою и молоком, если то будут коровы или козы; когда явится хозяин, то он получает свой скот обратно и если только будет доказана потрава хлеба, то он обязан уплатить беспрекословно протори и убытки, так как иначе ему могут не возвратить скота; само собою разумеется, что если скот найден на незасеянной земле, то пусть его гуляет — беды в том большой нет и убыток самый пустячный, о котором и толковать нечего. Хозяин скота узнается по сказанным им метам, а если таковых на скотине не окажется, то он должен привести с собою двоих свидетелей, которые клянутся так: «пусть нам не лежать в земле» («тьазатама уда модаса»), а это считается самою сильною клятвою, так как она грозит клятвопреступнику тем, что он вечно будет после смерти скитаться по земле. Коли долго скот пригульный стоит у кого, да и расчета ему нет кормить его, то лучше всего по стародавнему обычаю идти к старосте, который сдаст неудобную для прокорма пригульную скотину полевому, а этот последний всенепременно обязан продержать ее год, но затем может заявить старикам, что год прошел и следует продать ее; продают на «чья горка?» («кин панда?») и полевой может оставить скотину за собою или уступить предложившему наибольшую цену; во всяком случае, прокорм и хранение ставится на счет и полевой вознаграждается полностью. Так как среди мордвы чрезвычайно распространено пчеловодство, то понятно, что бывают частые случаи залета роя в чужие борти, но тут народный обычай чрезвычайно ясен, так как он выражен в чрезвычайно распространенной поговорке гласящей: «Кин нешке — тень веле», т. е. «Чья борть, того и рой». При этом учащенный залет чужих роев к человеку считается видимым признаком особого благоволения Божья. В случае находки денег, лучше всего заявить о находке двум «шабрам» и тогда, если явится хозяин потерянного, то по заведенному среди эрзи обычаю, он уплачивает нашедшему, смотря как признают его «шабры», богатым или бедным, от 5 до 10 руб. со 100; у мокши повелось это несколько иначе и «шабры» просто, смотря по состоянию потерявшего, назначают известное вознаграждение нашедшему. В дело находок начальство ни в каком случае не вступается, да оно ему вовсе и не подведомственно, а вершится оно на основании народных обычаев совершенно полюбовно.
Когда ходила Литва, гуляли по Волге атаманы-молодцы и набегали татаровья, то русские и иные люди, а в особенности царьки мордовские во время похода Ивана IV на Казань (Тюштянь, Велазыр, Пургас и другие), клали в землю свои богатства, доверяли их под вышеприведенным заклятием, береженью Мастырпаза; прошли года, но заклятия еще не сняты и редко случается пример, чтобы какой-нибудь мордвин настолько угодил земляному богу, чтобы он отдал ему доверенное ему имущество в руки; иное дело, если клад положен без заклятия мордовского, а под каким-нибудь русским или татарским словом — тогда дело делается просто, и стоит только счастливцу узнать это слово, чтобы клад дался ему в руки. Искать клад можно повсюду, по той простой причине, что если его искать без знания «слова», то проищешь весь век, а найти ничего не найдешь; иное дело, если как-нибудь случайно узнаешь это «слово», тогда иди смело хотя бы и на чужую землю, рой и добивайся своего счастья; тут хозяину земли делать решительно нечего, так как он не знал «слова», и счастье выпало не на его долю; говорят, бывали случаи, что некоторые господа, на чьей земле были находимы клады, выхлопатывали себе части, но в том то и беда, что как только они деньги домой принесут — глядь, там не деньги, а черепки битые. Бывает, конечно, что идут клад искать и двое — тогда и находка делится поровну, но только подобные случаи очень редки, а ищут больше в одиночку, тайком, чтобы кто не узнал, да не помешал; у иного такой глаз, что и «слово» нужное знаешь, а как посмотрит — заместо денег-то в горшке одни перегорелые кости окажутся.
Дарит мордвин лишь то, что можно передать из рук в руки, причем, конечно, сам факт передачи может быть и символизирован; однако землю не дарят (по крайней мере подобных примеров не бывало) да не дарят еще и таких вещей, от которых можно ждать какой-либо напасти; так, например, мордвин не дарит ни ножа, ни ружья, ни пороху, ни пули, ни кислого, ни горького; про последнее даже и пословица подходящая у эрзи нашлась, так как когда стрясется какая-нибудь не рассчитанная беда в доме, то говорят: «видно, мне кто-нибудь горькое подарил» («вансазо, кодамойак казамам тшапамо»). Само собою разумеется, что купить такую вещь не представляет никакой опасности и, благодаря этому, мордва употребляет такую хитрость, что за подарок дает хотя бы копейку, которая совершенно уничтожает опасность. Разговоров особенных и в особенности ритуала какого-нибудь при дарении не бывает, да и какой же тут ритуал, когда все делается в силу взаимного согласия: подарок в руку, а то какую-нибудь часть его или непременную принадлежность — и дело с концом! Особых постановлений, когда давать подарки, тоже не имеется, а делаются они, когда вздумается, причем, конечно, стараются для этого найти подходящий случай, праздник семейный или что-нибудь подобное. Мы говорили уже о свадебных подарках, а теперь прибавим, что при рождении ребенка дарят матери его «на соху», для новорожденного, а, если это девочка, то на «прялку»; бабке дарят «за пуп», который она всегда в этих случаях отдает следующей за матерью незамужней тетке новорожденного, со словами: «дай Бог на будущий год и твоего дождаться!»; девушка должна подарить ей за это «понар». На крестинах никому ничего не дарят, а, глядя на русских, дают платок попу и деньжонок причту, тогда как бабка уже тут ни при чем. Первые штаны мальчику обязан подарить дед, а девочке бабка дарит рубаху тотчас после ее первого периода; при этом штаны и рубаха ни в каком случае не могут быть цветные, как уверяет мокша, чтобы все видели, что они достигли уже подобающего возраста, так как у одного штаны незапятнаны, а у другой рубаха носит следы ее возмужалости1. Никаких письменных условий при дарении не полагается, да мордва думает, что подусловное дарение не есть дарение в строгом смысле слова, а мена или купля-продажа, так как оба понятия обозначаются одним и тем же словом —«полафтама».

1 с. Кемешкерь Кузнецкого уезда, Степанида Пятяева.

Если нет условий при дарении, то следовательно, из факта принятия подарка для даропринимателя не вытекает никаких обязанностей. Раз подарок сделан, то такого срамника ни в каком случае не найдется, чтобы отобрать дареное назад; во-первых, отбирать ведь придется силой, а во-вторых, и сам не захочет мараться, так как «казазь — мясторс тшувазь», т. е. «подарил — в землю зарыл»; иной отец, пожалуй, видя непокорность своего сына, и отнимет дареное, но и тут сын, хотя и отдаст беспрекословно дареное, все же скажет: «ты бы уж вовсе не давал, коли отбирать думал»; а уж чтобы кто другой вздумал отбирать дареное, так такого сраму никто не захочет брать на свою голову, да и главное — никто не отдаст.
Часто случается, что по мордовским рекам, там, где в прошлом году была глубина, на следующий год образуется перекат, который доходит зачастую до берега, а река образует новую «волошку»; реку бежать там или здесь человек заставить не в силах, а потому и полагают, что тут, в этом факте, проявляется чисто Божья воля; значит, хозяин берега угодил Богу, который один властен у одного отнять и отдать другому; в силу такого воззрения установилось за правило, что, если по реке лежала граница, то последняя по ней же и лежать будет, но там, где она потечет. Когда мы спрашивали разъяснений, то нам очень логично объясняли, что это в природе вещей: ведь человек сам же предоставляет оберегание границ богам, так как же он будет спорить, если те же боги не позволят, чтобы граница проходила там-то? Да и к тому же, если есть приращение, то есть и потеря, так как реки здесь переменчивы и на следующий год река может переменить русло. Как прежде оба рыбу в реке ловили, так и по изменении русла, оба же могут ловить, но не без пути, а по согласу, так что если одному вздумается ловить во время икромета, то другой может запретить такой варварский лов, а если не послушает слова, то старики прикажут. Реку делят таким образом, что половина ее принадлежит одному хозяину, а другая половина другому, так что если река подшутит да нанесет островок новенький, который всегда для скотины хорош, то отмеривают на чьей он половине пришелся, а если как раз посередке, то оба хозяина могут им пользоваться на равных правах, и если тут перепадет кому-нибудь чужого, то беды в этом большой нет — дело «шаберское». Коли озеро выдастся, то только про берега могли говорить: мое, а середина — Божья, и все прибрежные хозяева могут в таком озере рыбачить, только опять-таки по закону, а не травить рыбу и мелкой сеткой не вылавливать дочиста.
Если случится кому-нибудь по ошибке, не разобравши меты, засеять чужую землю, или дом по незнанию на чужой земле выстроить, то расчет тут самый простой: доспеет хлеб и хозяин земли снимет его, обмолотит, отдаст семена с особенною аккуратностью, вес в вес, так как зерно год в год качеством не выходит, а труды и прибыток пропали; дом тоже: возьми, разбери, а за пропавшим трудом — проходи мимо, так как надо было разбирать раньше да меты потверже помнить. «Шаберское» дело, конечно, дело дружеское, но тоже «шабер» «шабру» рознь, и иной такой несуразный подвернется, что-то и дело привязываться станет. Да вот недалеко ходить: строишь ты себе дом — темновато будто выходит; сейчас взял да оконце прорубил на его место, а он и пошел: какое ты имеешь право? Конечно, по закону-то я права не имею к нему во двор смотреть, но все же между «шабрами» можно бы было; коли дойдет до стариков — заставят окно заложить. Как можно в чужой двор окна делать? Вот как относится мордва повсеместно к этому вопросу, хотя в тех местах, где все это происходит от малоземелья и, где строиться поневоле приходится тесно, там на такой факт смотрят спокойно и спорить не станут. Также водосток тоже на чужой двор выводить неладно, но по нужде и на это смотрят «по-шаберски», сквозь пальцы, так как ничего не поделаешь: и тому тоже податься некуда — хоть и мокро и грязно, а терпеть надо. Бывают, конечно, споры на этот счет, но редко случается, чтобы дело доходило до волостного суда, а по большей части соседи довольствуются решением стариков. Впрочем, в с. Кемешкери нам удалось раз наткнуться на такое дело1: спорили два мордвина о том, что один из них Петр Кизяев поднял так высоко свою крышу, что нижний конец ее приходился над крышей соседа Алексея Кизяева; вода стекала прямо на крышу последнего и поэтому его крыша постоянно прогнивала; судили старики и присудили, чтобы Петр помогал ежегодно Алексею соломою для крыши. Алексей подал в волостной суд; Петр объяснил, что хочет иметь высокие горницы. «Как Петр Кизяев желает иметь горницу выше, то пусть по его желанию и будет, а чтобы от того не было Алексею Кизяеву убытков, то и ему он, Петр, пусть такую же высокую крышу сделает или же, если на это не пойдет, то пусть по боку пустит жолоб, да по нему на улицу воду с крыши и выведет. А чтобы оба они, и Петр, и Алексей знали, что на то и старики, чтобы их слушать и беспокойства не делать, а жить добрыми „шабрами", как то следует, то Петру сделать строгий выговор, а Алексею дать 10 розог, а того наказания избыть ему тут же».

1 Дело № 56, 9 июня 1874 г.

Иное дело, если Бог подаст, да дерево с чьей-нибудь земли ветви на чужую перебросит, чье дерево тогда, того и плод; конечно, можно и соседу с того дерева яблочком попользоваться, однако тоже, всю перевесившуюся часть яблони обрывать не годится — за это не похвалят. В селе Атяшеве был такой случай: один крестьянин доказывал, что яблоки росли на его стороне; старики спросили его: Как на дерево влезают? — По стволу, — говорит. — Ну и лезь. — Да как же я на его двор пойду ствола искать, он не пустит. Ну, как водится — помирили, а виновного все-таки постегали1. Если плоды ко мне на землю повалятся, тогда я вправе их есть, сколько моей душеньке угодно, так как они уже не на дереве и мне за ними идти на чужой двор не требуется; иной злобливый «шабер» и тут судиться станет — скажет: мои яблоки оборвал! Так, тут его можно донять червоточиной разве, а старики за такую ябеду не похвалят, а коли до волости дойдет, так и постегают.
Мордва как-то не особенно долюбливает водяные мельницы и крепко держится за хорошие, английского пошиба, ветрянки, так как реки удачливы, а если вздумается кому-нибудь строить мельницу на реке и выводить плотину, то тоже это в одиночку своею волею делать не годится: и у нижних спроситься надо, да и у верхних, так как от запруды тем и другим могут быть убытки; обыкновенно дело улаживается на том, что мельнику укажут границу подтопа и заставят платить ежегодные протори, как верхним за подтоп, так и нижним за безрыбье и маловодье — однако последним поменьше первых. В последнее время стали этим заниматься купцы, а потому и слышатся уже жалобы, так как говорят о подкупах и других неблаговидностях. Да и плотину строй тоже, спросившись, так как противобережный хозяин может и не позволить примыкать плотину к его берегу опять-таки из-за подтопа; коли найдется такой озорник, то старики непременно присудят плотину раскопать и воду пустить по-старому, да еще и оштрафуют. Тут опять-таки до волости дело не доводят, так как оно само по себе слишком ясно и достаточно 3 — 5 человек стариков, чтобы установить вполне безапелляционное для обеих сторон решение.

1 Атяшево. № 102, 12 сент. 1871 г.

Дорога, а также и межа Божья, а что Божье — то предоставлено на пользование всему миру, и один человек не вправе заказывать то, что сделано на общую потребу. В силу подобного воззрения на дело, мордва полагает, что проезд и проход по дорогам и межам доступен для всех и каждого — пусть только добрый хозяин на поворотах да в узких местах ямочки нароет, чтобы в хлеб не заезжали. В распутицу и непременно-таки с дороги съехать придется, так как по ней проезду нет от грязи; ну уж в этих случаях держи путевой человек по меже, поезжай с оглядкою и никто ему слова не скажет, так как всякий поймет, что не след же ему губить животину. Что касается до водопоя, стойла и прогона, то тут дело прямо вершится по согласу и никаких особенных прав и обязанностей не установлено; не виноват же тот, кому Бог воды не дал, и дело «шаберское» — поделиться; иной за все это берет что-нибудь деньгами или припасом, а иной и без всяких денег дозволяет, так как с прогона, водопоя и стойла (где скотина стоит в жару, когда она есть не может) весь навоз принадлежит ему, а это тоже в хозяйстве пригодится. Что касается до входного права в леса, то тут нет общего правила, а так как помещики почти повсеместно ухитрились отрезать себе леса, то редко где можно найти лес, принадлежащий крестьянскому обществу; в этих последних право входа по грибы, ягоды, валежник существует в полной мере, а чтобы захватить сухоподстой, то на это требуется разрешение стариков, так как это больших денег стоит. В господских лесах кое-где дозволяют собирать ягоды и грибы безпошлинно, безданно, где берут третью коробью, а где и вовсе не дозволяют. Из-за этого идут у мордвы постоянные споры и пререкания, так как она никак понять не может, какой расчет давать гнить грибам и ягодам, нежели позволить ими крещеному попользоваться; делать нечего, кое-где стали обществом скупать право входа по ягоды и грибы, так как последний (груздь и подгруздь) дает очень хороший заработок промышленному мордвину, который никогда не удовольствуется своим землепашеством и всегда найдет какое-нибудь иное прибыльное дело. Ни валежника, ни травы в господских лесах не трогай и бортей в них не ставь, так как за это станут таскать в волость, а волость и рада бы решить дело в пользу мордвина, потому что тоже не может понять, что руководит собакою, лежащею на сене, но не может, так как доверенный так в закон пальцем и тычет; иное дело лес общественный — тут запрета нет, только не захватывай много, а дай и другому поживиться от Божьего куска. Само собою разумеется, что все эти охраны барской собственности все же не всегда приводят к цели, и на свой страх и риск крестьяне из мордвы забегают часто в запретные места, если только полесовщик как-нибудь зазевается или же если у них с ним заведены шашни; да, наконец, и сами полесовщики, как ни бьются строгие господа, никак не могут проникнуться той идеею, чтобы никто не смел брать того, что пропадом пропадает иначе. Так, например, в мокшанских местностях очень часто установлены такие отношения между крестьянами и помещиками, что первые имеют право прямо-таки входить в барский лес только бы не за дровами, и притом всенепременно наперед сказавшись, а при выходе — показавшись, т.е. уплативши с собранного некоторую хабару полесовщику, обыкновенно холостяку, которому для домашнего его обихода некому набрать ни ягодок, ни грибков. У эрзи дело слаживается несколько иначе: за мохом, например, прямо-таки ни один полесовщик идти не дозволит, так как мох-то он оберет, да и оголит корень; тогда как, с другой стороны, веники делать — ступай себе с Богом без всякого запрета. Само собою разумеется, что прежде, до освобождения, по словам мордвы, гораздо лучше были порядки, так как на барский лес никакого запрета не было — господа еще не озлобились. На охоту и рыбную ловлю на чужой земле смотрят господа, а следовательно, и их доверенные, очень разнообразно; иные безусловно запрещают и то и другое как в эрзянских, так и в мокшанских местностях, другие охоту не запрещают, тогда как рыбную ловлю строго преследуют, уверяя, что рыболовы топчут траву, наконец, третьи (но таких чрезвычайно мало) дозволяют и то, и другое под условием приноса к ним первым добычи, по барскому обычаю, чтобы мужик ею поклонился барину, а уж он там, что другие платят, заплатит или скажет: «мне не нужно». Коли без позволения промышляешь, да поймают, так отберут и ружье, и сети, а иной очень уж усердный блюститель отберет и торбу с хлебом и припасом охотничьим. Между собою мордва не запрещает друг другу промысла в чужом лесу и в чужой воде, так как полагает, что добыча ни мха, ни ягод, ни грибов, ни птицы и рыбы Божьей не разорит человека, только бы делалось это все с разумом, а не зря, чтобы досталось и на домохозяина и других добрых людей, которым тоже есть-пить хочется.
Пользование чужою собственностью, например, лошадью, телегою и т.п. допускается, если хозяин остается неизвестен, притом до той самой поры, как он объявится; никакого вознаграждения за это не полагается, так как и лошадь в это время кормилась, и телега чинилась; на присталой лошади хоть год целый езди до хозяина, а как объявился хозяин — отдавай. В случае общественной ли нужды, выражающейся, например, в пожаре, наводнении, но иногда и в приезде исправника, можно за спешностью прихватить чужую лошадь и телегу, не сказавшись, но все это с непременным условием: телегу не ломать и лошадь не загонять; иногда можно взять их по своей собственной нужде, когда некогда своих искать и дело спешное; тут уже, конечно, еще осторожнее быть надо, так как «мирская беда — беда, а своя беда — полбеды» («шабертнень осал — осал, а моньтсень осал — кафтува осал»).
Случаи общего владения довольно ограничены среди мордвы и нам случалось лишь видеть подобное владение колодцами, банями, кое-какими заводиками, мельницами и у мокши часто «дегтегонами» и «смолосиднями»; тут в этих случаях раздел самый простой: и работа, и польза раскладываются совершенно поровну, а детская часть (в дегтярном деле) идет за Ѕ полного пая, как работы, так и барышей. На одном из таких заводиков (щепного товара) нам пришлось застать следующий расчет: только что вернулись возчики из Саратова, где они прекрасно расторговались посудою, так что приходилось делить 384 руб.; к расчету представлено было 164 2/3 дня; тотчас же разочли, что 1/3 рабочего дня дала 77 коп., так что Алексей Братцев получил за 24 своих, за 23 жениных и за 12 сыновних — 55 руб. 44 коп., 35 руб. 42 коп. и 9 руб. 24 коп., а всего 100 руб. 10 коп. На заводе тут работало 4 семьи «шабров», которые, будучи поселены среди леса, не имели возможности жить хлебопашеством. Только по Мокше да по Суре случалось нам встречать «шабровые» невода, которые, как и все общие вещи, носят название «марсякс» («вместное»). Эрзя успела уже утерять это подходящее словечко, и оно снова встречается только по мере удаления от Нижнего, там, например, где эрзя близко столкнулась с мокшею, а также и на новых местах, на Волге, где мы успели записать это слово, как раз-таки для невода, у Царского кургана, близ Семейкина. Распоряжаются такою общею вещью все, но все же и тут один верховодит с согласия всех остальных вследствие своей большей опытности и умения; никто его верховодой не назначает, а случается это как-то само собой, tacitu consensu, и затем уже решают, удачен ли оказался верховода в деле или нет. Каждый из совладельцев может пользоваться и сам по себе общею вещью, под тем, однако, непременным условием, чтобы в это время на нее не претендовали бы другие вместники «марсяфт», так как в таком случае он тотчас же должен предоставить «марсякс» в пользование всем вместникам. Если один воспользуется общею вещью, то добыток от невода не целиком поступает в его собственность, так как 1/5 часть он должен предоставить остальным вместникам, а это делается в том расчете, что от лишнего употребления невод рвется, так чтобы не было обидно впоследствии остальным чинить его. Когда получится добыча, то каждый вместник имеет право продать отдельно свою часть добытка, но прежде он обязан заявить об этом своим сотоварищам, которые имеют преимущественное право покупки и затем уже, если они откажутся, он может продать на сторону; однако, таких отстальцев не особенно долюбливают и всячески стараются оттереть их от общего дела, уплативши им стоимость их пая в «марсяксе». Бывает случайно, что плодовое дерево вырастет как раз на меже, между владениями двух владельцев; тогда, если владельцы живут между собою дружно, то плодами оба пользуются наравне, но если заспорят, так, кто сажал — того дерево; простые деревья делят таким образом, что секут, приноравливаясь, чтобы оно упало посредине межи, а затем, так как прямо оно никогда не ляжет, то и разбирают, в чью сторону корень смотрит; рубка производится третьим лицом из 14 «шабров», причем, в качестве присяги в верности, он кладет себе на голову топор острием и говорит: «пусть я тем деревом буду, если солгу» («улылксылен тякс шуфтакс, впсь кафнян-дэрэн) 1.

1 с. Мамалаи, Васильчиков.

Исстари завелся у мордвы такой порядок, что общими покосами и лугами пользуются двояко: или прямо делят на делянки, если не надеются на сохранение доброго согласия, или же траву скосят на заказном месте и потом разделят по душам, а там уже вместях и скотину пустят; на луга тоже пускают скот вместях до первой свады, а коли кому не понравится, так сейчас и предложат выделить ему делянку, на которую смутьян, конечно, не пойдет, так как на своей делянке он скотину поморит, и, следовательно, образумится и перестанет смутьянить. Озерами и реками пользуются сообща, т.е. ловят рыбу все поодиночке, причем, однако, строго воспрещается: лучение рыбы, отрава, заставы и мелкоячейные сети.
Мордва чрезвычайно тонко умеет отличить, действительно незаведомое завладение чужою вещью от недобросовестного, и виновник в последнем пользуется всеобщим презрением; кроме того, при добросовестном завладении никаких последствий для завладевшего не бывает, кроме отдачи вещи хозяину, а кто недобросовестно завладел вещью, тот подвергается предварительным побоям, да, кроме того, еще и волостному суду, который за такую проделку не поскупится на березовую кашу, которую, не в пример прочим, помимо писаного закона и отпустит в чрезвычайно усиленной дозе. Если кто-нибудь посеет на чужой земле по недосмотру, то беда его, так как не в обычае мордвы, чтобы делить грех пополам: «гляди в оба, знай меты!». Семена непременно отдадут, а иной, подобрее, так пожалуй и труд высчитает, но на последнее правила нет, и все зависит от доброй воли. Такого обычая, чтобы добросовестно завладевши чужим имуществом по прошествии известного срока получал на него право собственности, решительно нет у мордвы, и, когда бы хозяин ни явился с ясными доказательствами, что вещь принадлежит ему, он получает ее бесспорно. При нас в Семейкине был пример возврата лошади, находившейся у нашего хозина в течение 8 лет; 8 лет тому назад она пропала в Бугурусланском уезде, но старый хозяин узнал ее по метам, ими же доказал старикам, что лошадь его, и старики постановили: возвратить лошадь прежнему хозяину; решительно никакой давности владения мордва не признает, так как считает сам факт владения собственностью, даром богов. Бывают, конечно, и среди мордвы такие люди, которые добром не захотят вернуть чужую собственность, и в этом случае народ обретается в полном неведении того закона, который воспрещает самоуправство относительно имущества, находящегося в чужом владении, хотя бы и незаконном. Повелось так, что если ты уверен, что вещь твоя, да еще и доказать это можешь, то прямо иди и бери, и в таком только случае дело до стариков доводи, если встретишь сопротивление, но в том-то и дело, что такое сопротивление встречается чрезвычайно редко.

Модератор
Аватар пользователя
Сообщений: 2799
Зарегистрирован: 16 ноя 2014, 18:36
Откуда: Пенза
Имя: Андрей Нугаев

Re: Народные юридические законы

Сообщение expedA » 06 ноя 2020, 16:34

Добрый вечер! Познавательная беседа. Рекомендую.
"Русская община: о лживых смыслах истории". Е.Ю.Спицын и Г.А.Артамонов

Модератор
Аватар пользователя
Сообщений: 2799
Зарегистрирован: 16 ноя 2014, 18:36
Откуда: Пенза
Имя: Андрей Нугаев

Re: Народные юридические законы

Сообщение expedA » 17 ноя 2021, 12:57

Добрый день!
Заметка на страничке С.Г.Кара-Мурзы https://vk.com/sgkaramurza
Изображение

Сергей Кара-Мурза об общинном праве


Крестьяне представляли самое большое сословие (85% населения). К ним примыкала значительная прослойка тех, кто вел "полукрестьянский" образ жизни. В России, в отличие от Запада, не произошло длительного "раскрестьянивания", сгона крестьян с земли и превращения их в городской пролетариат. Напротив, к началу ХХ века крестьянская община почти "переварила" помещика и стала "переваривать" немногочисленных хозяев типа капиталистического фермера. Попытка быстро создать на селе классовое общество в виде фермеров и сельскохозяйственных рабочих через "революцию сверху" (реформа Столыпина) не удалась. Подавляющее большинство населения России подошло к революции, соединенное в огромное сословие крестьян, сохранивших особую культуру и общинное мировоззрение - по выражению М.Вебера, "архаический аграрный коммунизм" (говорить о классовом сознании было бы неправильно, т.к. в точном смысле этого слова крестьяне России класса не составляли). Главные ценности буржуазного общества - индивидуализм и конкуренция - в среде крестьян не находили отклика, а значит, и институты буржуазного государства и нормы буржуазного права для подавляющего большинства народа привлекательными не были. Даже в самом конце XIX века русская деревня (не говоря уж о национальных окраинах) жила по нормам традиционного права с очень большим влиянием общинного права.

Английский исследователь крестьянства Т.Шанин рассказывает такую историю: "В свое время я работал над общинным правом России. В 1860-е годы общинное право стало законом, применявшимся в волостных судах. Судили в них по традиции, поскольку общинное право - традиционное право. И когда пошли апелляции в Сенат, то оказалось, что в нем не знали, что делать с этими апелляциями, ибо не вполне представляли, каковы законы общинного права. На места были посланы сотни молодых правоведов, чтобы собрать эти традиционные нормы и затем кодифицировать их. Была собрана масса материалов, и вот вспоминается один интересный документ. Это протокол, который вел один из таких молодых правоведов в волостном суде, слушавшем дело о земельной тяжбе между двумя сторонами.

Посоветовавшись, суд объявил: этот прав, этот неправ; этому - две трети спорного участка земли, этому - одну треть. Правовед, конечно, вскинулся: что это такое - если этот прав, то он должен получить всю землю, а другой вообще не имеет права на нее.

На что волостные судьи ответили: "Земля - это только земля, а им придется жить в одном селе всю жизнь".

Фрагмент статьи "Первый глоток капитализма в России: крах буржуазной революции как исторический урок'

Вернуться в Этнографические заметки



Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1