Миграция населения Пензенского края.

[expedA]

Для лучшего понимания моего материала я нарисовал схему.

Краеведы Саратова тоже изучают эту часть истории. Рекомендую почитать книгу "Материалы к истории горных промыслов на Волге до 1900 года" https://www.geokniga.org/bookfiles/geokniga-volga-gorn.pdf

[expedA]

Продолжение. Как видно из схемы, крепость Чембар отвечала за чернозёмный район междуречья р.Ворона и р.Хопёр. Крепость Верхний Ломов была транзитным торговым центром, связывающим Керенск, Спаск, Наровчат и Нижний Ломов в единую сеть через "ногайские дороги" местного значения. А вот Большая Ногайская дорога

От Козляцкого брода левобережьем Ломова через речку Нор-Ломов, левым берегом Мокши, шла Большая Нагайская (Ногайская) дорога

это уже регионального значения торговля в прошлом.

[expedA]

Добрый вечер! Вышеизложенный материал для многих выглядит скучным. Предлагаю представить образы людские, жившие на этих дорогах. В русской литературе есть писатели, которые в своих произведениях первой половины 19 века описывают натуры, которые, как я представляю, ещё были живы. Не всё стирается за 200 лет, что-то и остаётся.
Владимир Александрович Сологуб. Тарантас. Глава XIV.
КУПЦЫ.

На другой день около вечера тарантас въехал в небольшой, но весьма странный городок. Весь городок заключался в одной только улице, по обеим сторонам которой маленькие серобревенчатые домики учтиво кланялись проезжающим. В окнах большая часть стекол была выбита и заменена масляной бумагой, из-за которой кое-где высовывались истертые
вицмундиры, рыжие бороды да подбитые чайники.
— Уездный город? — спросил, потягиваясь, Иван Васильевич.
— Никак нет-с, — отвечал ямщик, — заштатный…

Между тем в движении тарантаса происходило что-то совершенно необычайное. Твердая его поступь вдруг стала робка и нерешительна, как будто бы он сделал какую-нибудь глупость. Неужели он, который никогда не чинится, никогда не опрокидывается, он — краса и радость безбрежной степи — осрамился на самой средине дороги и, как тщедушный рессорный экипаж, должен подлежать починке в городской кузнице? Печально и робко остановился он у станционного двора. Сенька слез с козел, обошел около него кругом, посмотрел под него, пощупал дрогу, пошатнул спицы, потом покачал головой и, сняв картуз, обратился к Василию Ивановичу с неожиданной речью:
— Как прикажете, сударь, а эвдак он двух верст не пройдет. Весь рассыплется.
— Что? — спросил с гневом и ужасом Василий Иванович.

Если б Василию Ивановичу доложили, что староста его пьян без просыпу, что Авдотья Петровна обкушалась и нездорова, его бы огорчили подобные известия, но все-таки не так, как измена надежного, любимого тарантаса.
— Что? — повторил он с заметным волнением. — Что?.. Сломался?..
— Да по мне все равно-с, — продолжал с жестокостью Сенька. — Как будет-с угодно-с. Сами извольте-с взглянуть. В переднем колесе шина лопнула… А вот-с в заднем три спицы выпали, да и весь-то еле держится. А впрочем-с… как прикажете-с. По мне-с все равно.
— Что же, чинить надобно? — жалобно спросил Василий Иванович.
— Да как прикажете-с. А известно-с, надобно чинить.
— Да в Москве из Каретного ряда подмастерье давно ли осматривал?
— Не могу знать-с… Как будет-с угодно. А эвдак-с, сами изволите видеть, эвдак не дойдет-с до станции. Добро бы еще одна хоть спица выпала, так все бы легче: можно бы проехать еще станцию, а может, и две бы станции… а то сами изволите видеть… Да и колеса такие непрочные… Лес-то гнилой совсем… А впрочем, по мне все р…
— Ну, молчи уж, дурак! — сердито закричал Василий Иванович. — Полно зевать-то по-пустому… Марш за кузнецом, да живо! слышишь ли?
Сенька помчался на кузницу, а приезжие грустно вошли на станцию. Смотритель был пьян и спал, поручив заботы управлений безграмотному старосте. Смотрительша была в гостях у супруги целовальника.
С полчаса дожидались кузнеца. Наконец явился кузнец, с черной бородой, с черной рожей и черным фартуком. За починку запросил он сперва пятьдесят рублей на ассигнации, потом, после долгих прений, помирился на трех целковых и покатил колеса на кузницу.
Староста засветил в чулане лучину, значительно поворочал подорожную между пальцами и наконец сказал с важностью:
— Лошади под экипаж-с готовы, как только ваша милость прикажете закладывать.
— Вот тебе и лошади! — заревел с досадой Василий Иванович. — Вот тебе наконец и лошади появились, когда ехать-то именно не в чем. Да черт ли нам в твоих лошадях!.. Иван Васильевич!
— Что прикажете-с?
— Да не напиться ли нам с горя чайку? Эй, борода! слышь ты: прикажи-ка самовар поставить. Чай, есть у вас самовар?
— Самовар-то есть, как не быть самовару! Да поставить некому: смотритель нездоров, хозяйка ихняя в гостях, да и ключи с собой унесла. А вот недалечко здесь харчевня. Там все получить можете. Коли угодно, вашу милость туда проводят…
— Что ж, пойдем, — сказал Василий Иванович.
— Пойдемте, — сказал Иван Васильевич.
— Эй ты! — закричал староста. — Сидорка, лысый черт, проводи господ к харчевне!

Они отправились. Харчевня, как все харчевни, — большая изба, крытая когда-то тесом, с большими воротами и сараем. У ворот кибитка с вздернутыми вверх оглоблями. Лестница ветхая и кривая. Наверху — ходячим подсвечником половой с сальным огарком в руке. Вправо — буфетная, расписанная еще с незапамятных времен в виде боскета, который еще кое-где высовывает фантастические растения из-под копоти и отпавшей штукатурки. В буфете красуются за стеклом стаканы, чайники, графины, три серебряные ложки и множество оловянных. У буфета суетятся два-три мальчика, обстриженные в кружок, в ситцевых рубашках и с пожелтевшими салфетками на плече. За буфетной небольшая комната, выкрашенная охрой и украшенная тремя столами с пегими скатертями. Наконец, сквозь распахнувшуюся дверь выглядывает желтоватый бильярд, по которому важно гуляет курица.

В комнате, выкрашенной охрой, около одного из столиков сидели три купца: рыжий, черный и седой. Медный самовар дымился между их бород, и каждый из них, облитый тройным потом, вооруженный кипящим блюдечком, прихлебывал, прикрякивал, поглаживал бороду и снова принимался за работу.
— Ну, а мука какова? — спрашивал рыжий.
— Ничего-с, — отвечал седой, — нынешний год с рук сошла аккуратно — грешно жаловаться. Вот-с в прошлом году, так могу сказать — не приведи бог! Семь рублев с куля терпели.
— Ге, ге, ге! — заметил рыжий.
— Что ж, — прибавил черный, — не все барыш. У хлеба не без крох. Выгружать, видно, много приходилось?
— Да на одной Волге раза три, что ли. Такие мели поделались, что не дай господи. А партия-то, признательно сказать, закуплена была у нас значительная.
— Коноводная? — спросил рыжий.
— Никак нет. Тихвинка да три подчалки. Ну, а уж перегрузка — известное дело. Кожу дерут, мошенники, бога не боятся. Что станешь с ними делать?
— Кто ж от барыша бегает? — заметил рыжий.
— Вестимо! — прибавил черный.
— Та-ак-с! — добавил седой. Рыжий продолжал:
— А я так в прошедшем году сделал оборотец. Куплено было, изволите видеть, у меня у татар около Самары несколько муки первейшего, могу сказать, сорта да кулей пятьсот, что ли, взято у помещика самой этакой, признательно сказать, мизеристой. Помещик-то никак в карты проигрался, так и пришлась-то она поистине больно сходно. Гляжу я — мучишка-то дрянь, ну, словно мякина. Даром с рук не сойдет. Что ж, говорю я, тут думать: взял да и перемешал ее с хорошей, да и спустил всю в Рыбне откупщику за первый, изволите видеть, сорт.
— Что ж, коммерческое дело, — сказал черный.
— Оборотец известный, — докончил седой.

Между тем Василий Иванович и Иван Васильевич распорядились тоже около одного столика, потребовали себе чаю и с любопытством начали прислушиваться к разговору трех купцов.

Вошел четвертый в синем изношенном армяке и остановился в дверях. Сперва перекрестился он три раза перед угольным образом, а потом, тряхнув головой, почтительно поклонился седому:
— Сидору Авдеевичу наше почтение.
— А! здорово, Потапыч. Просим покорно выкушать парочку с нами.
— Много доволен, Сидор Авдеевич. Все ли подобру-поздорову?
— Слава богу.
— И хозяюшка и детушки?
— Слава богу!
— Ну, слава тебе господи! В Рыбну, что ли, изволите?
— В Рыбну. Да присядь-ка, Потапыч.
— Не извольте беспокоиться. И постоять можем.
— А чашечку?..
— Много доволен.
— Одну хоть чашечку.
— Благодарю покорно. Дома пил.
— Эй, брат, чашечку!
— Ей-богу, дома пил.
— Полно. Выпей-ка вприкусочку на здоровье.
— Не могу, право.

Седой протянул Потапычу чашечку, а Потапыч, поблагодарив, выпил чашечку духом, после чего поставил ее бережно на стол вверх дном на блюдечко и поблагодарил снова.
— Ну вот энтак-то ладно. Спасибо, Потапыч. Ну-тка, еще чашечку.
— Нет уж, ей-ей, невмоготу. Много доволен за ласку и угощение. Чувствительно благодарен. Да я-с, Сидор Авдеевич, к вашей милости с просьбой.
— Передать, что ли, по торговле в Рыбне?
— Так точно-с. Трифону Лукичу. Покорнейше просим…
— Много, что ли?
— Тысяч с пяток.
— Пожалуй, брат.

Тут Потапыч вынул из-за пазухи до невероятия грязный лоскуток бумаги, в котором завернуты были деньги, и, поклонившись, почтительно подал их седому.
Седой развернул испачканный сверток, внимательно пересчитал ассигнации и золотые и потом сказал:
— Пять тысяч двести семнадцать рублев с полтиною — так ли?
— Так точно.
— Хорошо, брат. Будет доставлено.
Седой поднял полу своего армяка, всунул довольно небрежно сверток в боковой карман своих шаровар и занялся посторонним разговором.
— Каково торгуется, Потапыч?
— Помаленьку-с — к чему бога гневить?
— Ты ведь, помнится, салом промышляешь?
— Чем попало-с: и сало и поташ продаем. Дело наше маленькое. Капитал небольшой, да и весь-то в обороте. А впрочем, жаловаться не можем.
— Ну-ка, Потапыч, теперь еще чашечку.
— Нет-с уж, право, средствия нет. Чувствительно доволен. Никак не могу.

Несмотря на упорное отнекивание, Потапыч снова выпил чашечку вприкусочку, потом, поблагодарив снова, почтительно раскланялся с седым, черным и рыжим, каждому поочередно пожелал телесного здравия, хорошего пути, всякого благополучия и наконец исчез в дверях.

Вся эта сцена возбудила в сильной степени любопытство Ивана Васильевича.
— Позвольте спросить, — сказал он, присоседиваясь к купцам. — Он вам родственник, верно?
— Кто-с?
— Да вот этот, что сейчас вышел. Потапыч.
— Никак нет-с. Я его, признательно-то сказать, почти что и не знаю вовсе. Он, должен быть, мещанин здешний.
— Так вы дела с ним ведете по переписке?

Седой улыбнулся:
— Да он, чаю, и грамоте не знает, а делов у меня с ним не бывает. Обороты наши будут-с поважнее ихних, — прибавил седой с лукавым самодовольством.
— Так отчего же он не посылает своих денег по почте?
— Да известно-с, чтоб не платить за пересылку.
— А как же он не потребовал от вас расписки?

Черный и рыжий засмеялись, а седой взбесился не на шутку.

— Расписку! — закричал он. — Расписку! Да если б он от меня потребовал расписку, я бы ему его же деньгами рожу раскроил. Слава богу, никак уж пятый десяток торгую, а энтакого еще со мной срама не бывало.
— Изволите видеть-с, милостивый государь, не имею удовольствия знать, как вас чествовать, — сказал рыжий, — ведь-с это только между дворянами такая заведенция, что расписки да векселя. У нас, в торговом деле, такой-с, этак-с сказать, политики не употребляется вовсе. Одного слова достаточно. Канцеляриями-то, изволите видеть, заниматься некогда. Оно хорошо для господ служащих, а нашему брату несподручно приходится. Вот-с, примером будь сказано, — продолжал он, указывая на седого, — они торгуют, может статься, на мильон рублев серебром в год, а весь расчет на каких-нибудь лоскутках, да и то так только, для памяти.
— Да это непонятно, — прервал Иван Васильевич.
— Где ж вам и понять? Дело коммерческое, без плана и фасада. Мы с детства попривыкаем. Сперва, изволите видеть, в приказчиках либо в сидельцах даже, а уж после и сами-с вступаем в капитал. Тут уже, признательно сказать, дремать некогда. Фабрику завел — сиди на фабрике. Лавку открыл — не пропускай хорошего покупателя. Дело коли на стороне есть выгодное — запрягай кибитку, не жалей костей, никому не вверяйся: сам лучше увидишь, по простому своему разуму. Признательно сказать, работа нелегкая. Сам у себя батрак. Да и притом еще частехонько изъян терпишь. Ну, а не ровен час, иногда и благословит господь, и дрянной товар пойдет втридорога. А уж, признательно-то сказать, об прихотях да турусах думать и не приходится. Вот-с, примером буде сказано, кафтан-то, что на мне, никак уж одиннадцатый год сшит, а в кафтане-то тысяч сотня с хвостиком; да вот-с у них не меньше будет, а вот-с у них так и побольше.
— И вы не боитесь, чтоб вас ограбили? — с удивлением спросил Иван Васильевич.
— Ничего, батюшка, бог милостив. Кибитка у нас, изволите видеть, дрянная. Да и народ здесь, слава богу, не такой азартный. Ну, бечевку, постромку какую-нибудь и украдет, пожалуй, а разве уж злодей какой-нибудь посягнет на такие деньги. Вот-с мы никак пятнадцатый год по этой дороге ездим: слава богу, ни от кого обиды не видали.
— Знаете-с, — подхватил седой, — вот-с когда плохо: когда наш брат зазнается, да в знать полезет, да начнет стыдиться своего звания, да бороду обреет, да по-немецкому начнет копышаться. Дочерей выдаст за князей, сыновей запишет в дворяне. Тогда купец он не купец, барин не барин. Одет, кажется, знатным человеком, а все отдает сивухой. Тогда и делишки порасстроятся и распутство начнется, гульба, пьянство… Бога не станет бояться, а уж там и кредит лопнет, и не только без расписки, да и по векселю гроша ему никто между нами не поверит. Коли нет души, на чем хочешь пиши, ей-богу, так-с.

Иван Васильевич призадумался несколько минут. Занимаясь за границей судьбами России, он, разумеется, не забыл торговли, этого важного двигателя народного благоденствия. Только, за неимением сведений, он составил себе о русском торговом направлении какое-то утопическое понятие, не совсем сходное с действительностью, не совсем сообразное с возможностью. И тут, как всегда, в порыве беспокойного воображения он иногда приближался к истине, иногда увлекался чересчур за истину, а иногда от незнания и необдуманности давал решительные промахи. Обо всех предметах объяснялся он сгоряча, но поверхностно, потому что не имел терпения ничего изучить глубоко.

— Позвольте, — сказал он с обыкновенною горячностью, — вымолвить несколько слов. Мне кажется, что у нас в России много людей покупающих и продающих, но что настоящей систематической торговли у нас нет. Для торговли нужна наука, нужно стечение образованных людей, строгие математические расчеты, а не одно удалое авось. Вы наживаете миллионы, потому что обращаете потребителя в жертву, против которого все обманы позволительны, и потом откладываете копейку к копейке, отказывая себе не только в удовольствиях, но даже в удобствах жизни. У вас только одна выгода настоящей минуты в глазах, и притом каждый думает только о себе отдельно, опасаясь товарищей и не заботясь об общей пользе. Вы только одно имеете в виду: как бы купить подешевле и продать подороже. В частной жизни вы пяти копеек не возьмете у незнакомого, а в торговом деле вы немилосердно обкрадываете родного брата. Честность у вас раздваивается на два понятия: в первом обман у вас называется обманом, во втором — барышом. Таким образом, торговля делается нередко грабительством, а не разменом. Масса потребителей страждет от того, и, следовательно, целый край беднеет в пользу корыстолюбивых, незаконных взяток.
— Помилуйте! — воскликнул рыжий. — Мы не приказные, примером сказать.
— Хуже. Их взятки добровольные, а ваши насильственные. Еще вы хвастаете, что обогащаетесь своим трудом, своими боками, в скверных кибитках, в дырявых кафтанах. Да ведь при вашем состоянии эта крайность не лучше крайности тех из ваших собратий, которые гуляют с цыганами или, чего доброго, получив класс, воображают себя дворянами. Вы хвастаете невежеством, потому что смешиваете разврат с просвещением. Вы гнушаетесь просвещения, потому что видите его в кургузом платье, в немецких мебелях и бронзах, в шампанском, которое попивают ваши сынки, — словом, в глупой наружности, в жалких привычках. Поверьте, это не просвещение, не образование. Просвещение не обреет вам бороды, не переменит вашего кафтана: ему дела нет до того; просвещение покажет вам, что обман, как бы он ни был выгоден, все-таки обман; оно наставит вас в науках, для вас необходимых, даст вам познание мест и местных требований, опытность в исчислениях, в мореплавании, в оборотах, основанных не на мирном разбое, а на верных условленных расчетах, приносящих всем пользу. Просвещение приведет в твердые правила то прекрасное чувство доверия, которое и без того между вами господствует в частной жизни. Тогда вы не будете прятаться друг от друга, как теперь в своих делах, а, напротив, плотно свяжетесь между собой, и посредством совместного обращения ваших капиталов вы не только обогатитесь сами, но и возвеличите свое отечество. Большие выгоды добываются только большими средствами, совокуплением сил, а сколько у нас неисчислимых источников богатства, которые остаются неприкосновенными от недостатка двигателей! Призвание русского купечества, призвание ваше — раскопать руды народного богатства, разлить жизнь и силу по всем жилам государства, заботиться о вещественном благоденствии края так, как дворянство должно заботиться о его нравственном усовершенствовании. Соедините ваши усилия в прекрасном деле и не сомневайтесь в успехе. Чем Россия хуже Англии? А у английского купечества сотни миллионов людей во владении, не говоря о сокровищах. Поймите только свое призвание, осветитесь лучом просвещения — и неоспоримая ваша любовь к отчизне доведет вас до духа единства и общности, и тогда, поверьте мне, не только вся Россия — весь мир будет в ваших руках.

При этом красноречивом заключении рыжий и черный вытаращили глаза. Ни тот, ни другой не понимали, разумеется, ни слова.

Седой, казалось, о чем-то размышлял.
— Вы, может быть, — отвечал он после долгого молчания, — кое-что, признательно сказать, и справедливое тут говорите, хошь и больно грозное. Да, изволите видеть, люди-то мы неграмотные: делов всех рассудить не в состоянии. Как раз подвернутся французы да аферисты, заведут компании, а там, глядишь, — и поклонился капиталу. Чего доброго в несостоятельные попадешь. Нет уж, батюшка, по-старому-то оно не так складно да ладно. Наш порядок с исстари так ведется. Отцы наши так делали, и не промотались, слава богу, и капитал нам оставили. Да вот-с и мы потрудились на своем веку и тоже, слава богу, не промотали отцовского благословения, да и детей своих наделили. А дети пущай делают как знают, ихняя будет воля… Да не прикажете ли, сударь, чашечку?..
— Нет, спасибо.
— Одну хоть чашечку.
— Право, не могу.
— Со сливочками!..

Кто осилил главу, хочу уточнить, что это не те, кто покоится на погостах Кирсанова, Поима и Спаска под плитами из чёрного камня, доставленного в Рыбинск из Карелии, а потом, в виде памятников, по старым торговым дорогам привезенного в городки.

[expedA]

Добрый вечер! Кроме обмена товарами, по торговым путям происходило и движение рабочей силы, т.е. отхожий промысел. Покидали родные места не только на сезон, но и на несколько лет. По торговым путям рабочие несли в другие районы с собой и свою бытовую культуру и образ жизни.

Вспомним отрывок из "Запечатлённого ангела" Николая Семёновича Лескова.

Вот это была какая икона! И были-с эти два образа для нас все равно что для жидов их святая святых, чудным Веселиила[*] художеством изукрашенная. Все те иконы, о которых я вперед сказал, мы в особой коробье на коне возили, а эти две даже и на воз не поставляли, а носили: владычицу завсегда при себе Луки Кирилова хозяйка Михайлица, а ангелово изображение сам Лука на своей груди сохранял. Был у него такой для сей иконы сделан парчовый кошель на темной пестряди и с пуговицей, а на передней стороне алый крест из настоящего штофу, а вверху пришит толстый зеленый шелковый шнур, чтобы вокруг шеи обвесть. И так икона в сем содержании у Луки на груди всюду, куда мы шли, впереди нас предходила, точно сам ангел нам предшествовал. Идем, бывало, с места на место, на новую работу степями, Лука Кирилов впереди всех нарезным сажнем вместо палочки помахивает, за ним на возу Михайлица с богородичною иконой, а за ними мы все артелью выступаем, а тут в поле травы, цветы по лугам, инде стада пасутся, и свирец на свирели и играет... то есть просто сердцу и уму восхищение! все шло нам прекрасно, и дивная была нам в каждом деле удача: работы всегда находились хорошие; промежду собою у нас было согласие; от домашних приходили все вести спокойные; и за все это благословляли мы предходящего нам ангела, и с пречудною его иконою, кажется, труднее бы чем с жизнию своею не могли расстаться

Одним словом, для духовной пищи была выделена отдельная подвода, находившаяся на балансе артели.

Вот такие мелкие мелкие штришки о прошлом.

Следующая тема, тоже имеющая отношение к отхожему промыслу. Изучение пропильной резьбы на старых домах, как правило, ограничивается описанием декора и фотодокументированием. Но мало кто задавался вопросом, где изготовляли инструменты для неё. Ближайший район для нас, где могли изготовлять пилы разных размеров и напильники для заточки, лежит на старом торговом пути из "Дикого поля", ой, извините, из чернозёмного района в древнюю Русь.
Увы, поездка в краеведческий музей в Павлово принесла нам только факты производства пил в советское время, потому что местные искусствоведы об этом даже не задумывались. Но обещали поискать.


А механический из дерева станок (похожий по принципу работы на швейную машину) с пилками, это уже в наше время диковина. А вот напильники-надфили изготовляли и в старину в селе Сосновском, лежащем на пути из Поима в Павлово и Богородское.

Рассмотрим один из культурных следов прошлого, светёлки. Этот вопрос хорошо освещён на сайте Александра Владимировича Галанина http://ukhtoma.ru/history3_bagirova.html. Интересный был человек, жаль, рано ушёл от нас.

Сколько времени прошло, а ещё сохранились памятники культуры наших предков.
Самая южная точка сохранившейся светёлки была обнаружена в Поиме.

Далее на север по ногайским дорогам: село Ляча Наровчатского района, город Спасск, село Дракино. Возможно, и ещё обнаружим.

[expedL Профиль]

В моей деревне (д. Тюгаево, д. Сурино в составе с.Засечное, Н-Ломовского района) такие светёлки есть.

[expedA]

expedL » 05 ноя 2023, 13:36

В моей деревне (д. Тюгаево, д. Сурино в составе с.Засечное, Н-Ломовского района) такие светёлки есть.

Добрый вечер! Село Засечное расположено на торговом пути Верхний Ломов-Спасск, поэтому население таких сёл имеет разные истоки, корни. Возможно, плотники с Верхней Волги осели в здешних местах во своей культурой быта. Через светёлки освещается и вентилируется чердачное пространство, в котором хранят продукты, летом устраивали ночлег. Я нанёс на карту несколько мест, где имеются небольшие светёлки. Дома в с.Акимовщино построены в середине прошлого столетия. По наличникам можно сделать предположение о материальном состоянии хозяина дома.

[FlyMari Профиль]

Доброго дня! Тема интересная, особенно для меня. Семья переселилась в Сибирь с несколькими другими семьями из деревни в 1898 году. По мере изучения метрических книг по Сибири вижу очень много переселенцев с разных уездов Пензенской губернии. И тоже хотелось бы понять основную причину, которая помогла принять такое сложное решение. Ехали по сути в тайгу, обживаться надо было с нуля..

[expedA]

FlyMari » 24 ноя 2023, 11:32

Тема интересная, особенно для меня. Семья переселилась в Сибирь с несколькими другими семьями из деревни в 1898 году.

С посыла Елены Фёдоровны Фурсовой я стал рассматривать нашу историю Пензенской области с позиции миграции народов по торговым путям, написанным на карте Поволжья. Что я могу сказать по Вашей просьбе. " Учиться,учиться и учиться" В.И. Ленин. Более подробно послушайте беседу профессионалов с 23 минуты по 23 минуты 30 сек

phpBB [media]

[expedA]

Добрый вечер! Продолжим тему. Обратимся к научным работам по этому вопросу.

Подробнее :

В. И. Козлов
РАССЕЛЕНИЕ МОРДВЫ
(Исторический очерк)
ВВЕДЕНИЕ
Историческое прошлое многих народов Советского Союза, изучаемое главным образом с точки зрения развития их «во времени», характеризуется и изменениями в их расселении, т. е. развитием народов «в пространстве». Это особенно наглядно выступает при изучении истории мордовского народа, расселение которого претерпело весьма большие изменения. Достаточно отметить, что в настоящее время на древней этнической территории мордвы (междуречье Оки, Суры и Волги), которую она занимала до XV в., находится лишь около трети всего мордовского населения страны. Переселения групп мордвы за пределы этой области привели к образованию новых районов ее обитания в Поволжье, значительные группы мордвы осели также в Сибири, Средней Азии и других районах Советского Союза. Многие из таких групп потеряли связь со своей основной этнической базой, их социально-экономическое развитие в новых условиях обитания отличалось от развития групп мордвы в пределах коренного района расселения; существенно изменялся и их этнический облик в результате взаимодействия с другими национальными группами.
Большие изменения произошли и в расселении тех групп мордвы, которые остались на своей древней этнической территории. В результате миграций на эту территорию других народов, главным образом русского, мордва оказалась в положении национального меньшинства. В настоящее время мордва в отличие от некоторых других народов Поволжья (чувашей, марийцев и др.) даже в пределах своей республики, образованной в южной половине коренного района ее распространения, не образует значительных этнических массивов, а расселена вперемежку с русскими и татарами. Утрата компактного расселения и тесное общение с инонациональными группами оказали значительное влияние на развитие и этой части мордвы.
Некоторые исследователи истории мордвы отмечали необходимость детального анализа динамики расселения мордвы и тесно связанного с ним анализа численности ее отдельных групп 1, однако до самого последнего времени эти вопросы не получили должного освещения в нашей литературе

1. Так, А. А. Гераклитов пишет: «,..мы должны отметить, что вообще для правильного решения многих кардинальных вопросов мордовского прошлого и настоящего, существеннейшее значение имеет установление численности мордовского народа в разные периоды его существования как в абсолютных цифрах, так и по сравнению с численностью населения иного племенного состава, проживавшего раньше и обитающего теперь на одной с мордвой территории» (А.А.Гераклитов. Арзамасская мордва по писцовым и переписным книгам XVII—XVIII вв. «Уч. зап. Саратовского гос. ун-та им. Н. Г. Чернышевского», т. VIII, вып. II, Саратов, 1930, стр. 20).

Даже в наиболее значительном труде последних лет по истории мордовского народа — «Очерках истории Мордовской АССР», содержащем богатый материал по социально-экономическому развитию Мордовии, на характеристику численности и расселения мордвы обращено очень мало внимания. Работы же, непосредственно посвященные этим вопросам (А. А. Гераклитова, П. Д. Степанова и др.), отличаются сугубо локальным характером, они относятся к ограниченной территории и определенному историческому периоду, поэтому не могут служить базой для воссоздания полной картины этнической истории мордвы.
Попытаемся проанализировать динамику численности и распространения всего мордовского народа и его отдельных групп, показать особенности миграций мордвы по сравнению с миграциями других народов (главным образом русского) и хотя бы в общих чертах охарактеризовать то влияние, которое оказали изменения расселения мордвы на ее этническую историю.

СВЕДЕНИЯ О РАССЕЛЕНИИ МОРДВЫ ДО ВКЛЮЧЕНИЯ ЕЕ
В СОСТАВ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА
(СЕРЕДИНА XVI в.)
Изучение начального периода истории мордовского народа базируется на кратких сообщениях о мордве письменных источников того времени, главным образом русских летописей, на данных археологии и этнографии. Для освещения вопросов, связанных с расселением мордвы, известное значение имеют также данные топонимики.
Район образования мордовских племен, сложившихся, по-видимому, к середине I тысячелетия н. э., как устанавливают археологи, находился в среднем течении Оки. «Основным населением района средней Оки до появления здесь славян,— пишет А.Л. Монгайт,— были местные чудские племена, которые могут быть признаны предками современной мордвы, а также предками известных из письменных источников, но исчезнувших в процессе славянской колонизации муромы и мещеры»2.
Наиболее древними археологическими памятниками, которые связываются с этими племенами, являются так называемые городища Городецкой культуры (VII в. до н. э.— V в. н. э.), протянувшиеся почти непрерывной цепью по правому берегу Оки в ее среднем течении — от Рязани до Касимова. Городецкая культура прослеживается во всем междуречье Оки и Волги, однако сомнительно, чтобы формирование мордовских племен происходило на всей этой огромной территории, скорее всего оно было локализовано в ее западной — Приокской — части, откуда мордва распространилась на восток и юго-восток.
Крупнейшими мордовскими племенами (или союзами племен) были мокша, обитавшая в бассейне Мокши и Цны, и эрзя, обитавшая к северо-западу от мокши — в среднем и верхнем течении Оки. Старая Рязань, возникшая в XII в. как славянский город на месте одного из мордовских городищ, восприняла племенное название его древних насельников. Академик А. А. Шахматов считал несомненным филологическое родство слов «эрзянь» и «Рязань»3. Разделение мордвы на эрзю и мокшу, по заключению археологов, произошло до VII в. н. э., так как во всех более поздних археологических памятниках мордвы различия в элементах материальной культуры эрзи и мокши выступают уже довольно четко.

2 А. Л. Монгайт. Из истории населения бассейна среднего течения Оки в I тысячелетии н. э. «Советская археология», XVIII, 1953, стр. 151.
3 А. А. Шахматов. Древнейшие судьбы Русского государства. Пг., 1919.


Причины образования этих двух основных мордовских племен, отличающихся по языку, элементам материальной и духовной культуры, племенным самоназваниям, а также отчасти и по антропологическому типу, до сих пор не установлены. Можно предположить, что одной из таких причин была обширность мордовской территории — обитание групп мордвы в различных природных условиях, контакт их с разными народами и в то же время затрудненность связи между этими группами. Близость эрзянского и мокшанского языков (общность в корнях слов и основах грамматики) свидетельствует о том, что оба они возникли из древнего общемордовского языка, а племена эрзи и мокши — из единой родоплеменной организации 4. Отметим также, что эрзяне и мокшане уже с давних времен стали осознавать себя как единую народность. Процесс консолидации их, начавшийся в X—XIII вв., был прерван татарским нашествием6.
Первое письменное известие о мордве (морденс) встречается у готского историка Иордана (VI в. н. э.). Византийский император Константин Багрянородный (X в.) сообщает о мордве (страна Мордия) как об одном из соседей славян. В русских письменных источниках мордва впервые упоминается в Начальной летописи («Повесть временных лет») XI—XII вв.: «... по Оце реце, где потече в Волгу, мурома язык свой, и черемиси свой язык, мордва свой язык» 6.
Границы области расселения мордовских племен в начале II тысячелетия н. э. могут быть установлены лишь приблизительно, главным образом на основании сведений об их соседях. Соседями мордвы на западе, в бассейне Оки, были славянские племена, на северо-западе, в низовьях Оки,— племена мещеры и муромы 7, на севере, за Волгой,— черемисы (мари), на востоке, за Сурой,— волжские болгары. Таким образом, западной, северной и восточной границами расселения мордвы можно считать реки Оку, Волгу и Суру. Наибольшие затруднения возникают при установлении южной границы расселения мордовских племен, так как сведения о расселении мордвы, имеющиеся в русских летописях, касаются лишь северных и западных районов мордовской территории, а археологические памятники мордовской культуры в южных районах встречаются очень редко. Некоторую помощь при установлении южной границы может оказать

4 В. В. Горбунов. К вопросу о формировании мордовской социалистической нации. Материалы научной сессии по вопросам мордовского языкознания. Саранск, 1955.
5 «Очерки истории Мордовской АССР», ч. I. Саранск, 1955, стр. 33. См. также П. Д. С т е и а п о в. К вопросу о происхождении мордовских племен эрзи и мокши. «Уч. зап. Саратовского гос. ун-та им. Н. Г. Чернышевского», вып. XXII, 1956.
6 «Документы и материалы по истории Мордовской АССР», т. I, Саранск, 1940, стр. 21 и 123.
7 Этнический облик мещеры и муромы до сих пор еще полностью не выяснен, однако многие историки и этнографы отождествляют их с мордвой (А. А. Гераклитов. К вопросу о национальности летописной муромы. «Изв. Ниж.-Воджск. ин-та краеведения», т. IV, Саратов, 1931; Д. К. Зеленин. Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности? «Сборник ЛОИКФУН» [Ленинградского об-ва изучения культуры финно-угорских народов. № 1, Л., 1929] и др.). Термины «мещера» и «мурома», по их мнению, не столько этнические наименования, сколько географические названия лесистых районов в бассейне р. Оки. В пользу предположения о тождественности или очень близком родстве этих племен с мордвой говорит и сам факт исчезновения их со страниц русских летописей, так как его можно объяснить не какой-то очень быстрой ассимиляцией этих племен славянами, а отступлением их на восток и слиянием с основной массой мордовских племен.



анализ природных условий этой местности и типа хозяйства древней мордвы, к рассмотрению которых мы и перейдем.
Материальная культура мордовских племен свидетельствует о том, что мордовские племена жили оседло, занимаясь земледелием и скотоводством в сочетании с лесными промыслами. Этническая территория мордвы располагалась в лесной зоне; громадные массивы хвойных, смешанных и лиственных (в южных районах) лесов тянулись в то время с небольшими разрывами по всему пространству между Окой и Волгой. Формирование мордовских племен главным образом в условиях лесной зоны не могло не наложить отпечатка на их культуру и быт. Оно определило, в частности, более слабое, по сравнению с их западными соседями—славянскими племенами, развитие земледелия и сравнительно большую роль лесных промыслов. Значение лесных промыслов — охоты и бортничества — определялось тем, что они давали населению продукты питания и основные товары (меха и мед) для обмена с соседними народами или для уплаты дани 8.
8. П. Д. Степанов. Взаимоотношения мордвы и восточнославянских племен по данным археологии. «Зап. МНИИЯЛИЭ» (Мордовского научно-исследовательского ин-та языка, литературы, истории и экономики). Саранск, 1951 № 13.

Основываясь на типе хозяйства мордвы, можно предположить, что южная граница ее расселения в XI—XII вв. совпадала с южной границей основных лесных массивов междуречья Оки и Суры. Это подтверждается и расположением мордовских могильников IX—XII вв.: Пановский могильник — на южной окраине Цнинских лесов, Ефаевский — на южной окраине Мокшанских лесов (рис. 1). Соседями мордовских племен на юге были кочевые племена хазар, а с XII в.— половцы, занимавшие степные пространства между Волгой и Днепром. Влияние южноевропейских этнических элементов на соприкасавшиеся с ними племена мокши прослеживается и в материальной культуре и в антропологическом типе (в частности, более темная, чем у эрзи, пигментация волос и глаз). Арабские путешественники и писатели X в. (Ибн-Русте, Балхи и др.) сообщали, что в среднем течении р. Итиль (Волги) между хазарами и болгарами жили буртасы 9. Граница между ними и мордвой проходила, вероятно, в верховьях р. Суры, в районе местоположения самого южного мордовского могильника того времени — Армеевского (см. рис. 1, I).
Общая площадь территории, которую занимали в то время мордовские племена, составляла приблизительно 90 тыс. км 2. Советский демограф Б. Ц. Урланис, проводя оценку численности населения Восточной Европы к 1000 г. н. э., предполагает, что плотность населения в Среднем Поволжье в то время, исходя из типа хозяйства населения (земледелие подсечного типа в сочетании с лесными промыслами), вряд ли превышала 0,7 человека на 1 км2 10. Принимая этот показатель плотности населения и для территории мордвы, общую численность мордовских племен в XI в. можно определить в 60—70 тыс. человек.
В пределах области своего обитания мордовское население, вероятно, распределялось не равномерно, а концентрировалось в отдельных районах, благоприятных для ведения сельского хозяйства или безопасных от нападения соседних племен и народов. Можно предположить, что такими районами были долины рек Мокши, Суры, Пьяны, Алатыря и др. и открытые пространства, расположенные в глубине лесных массивов. Небольшие мордовские селения в этих районах чередовались, как правило, с укрепленными, более густонаселенными городищами. В районах лесных промыслов у мордвы были мелкие поселения или отдельные стоянки, так называемые зимницы. Мордовские зимницы, о которых упоминается в русских летописях, не были, как впервые отметил А. А. Гераклитов, временными стоянками, а представляли собой места, где небольшие группы мордвы, может быть даже отдельные семьи, жили в отдалении от района своих основных поселений, занимаясь хлебопашеством, охотой и бортничеством. Впоследствии зимницы служили своеобразными форпостами при образовании мордвой новых поселений 11.
Изменения, происшедшие в расселении мордвы за период с XI по XVI в., связаны с проникновением в этот край русских (с севера и запада) и татар

9.Некоторые исследователи (В. Гольмстен. Буртасы. «Краткие сообщения ИИМК», вып. XIII, 1946. «Очерки истории Мордовской АССР», стр. 29) отождествляют буртасов с мордвой или, по крайней мере, с частью мордвы (мокшей). Свое предположение они подкрепляют тем, что русские летописи знают мордву, но не знают буртасов, а арабские писатели знают буртасов, но не знают мордву, причем и те и другие указывают якобы примерно одну и ту же территорию их расселения. Вопрос о тождестве мордвы и буртасов пока остается спорным (М. Сафаргалиев. К вопросу о буртасах. «Зап. МНИИЯЛИЭ», 1951, № 13).
10 Б.Ц. Урланис. Рост населения в Европе, М., 1941, стр. 89.
11 А. А. Гераклитов. Мордовские зимницы. «Изв. Краевого ин-та изучения Юго-Восточной области при Саратовском университете», т. 2, Саратов, 1927.

(с юга и востока) и в значительно меньшей степени — с передвижением части мордовского населения за пределы своих земель.
Проникновение русских на земли мордвы, начавшееся еще в VII в., с XII в. шло в двух основных направлениях: с северо-запада — из района Владимиро-Суздальского княжества и с юго-востока — со стороны Рязанского княжества. Можно предполагать, что основным районом русского хозяйственного и культурного влияния была северо-западная часть мордовской территории, т. е. низовья р. Оки. Русские феодалы опирались здесь на город, основанный в 1222 г. в устье Оки и названный Новым Городом Низовския Земли (Нижний Новгород). Известия Никоновской летописи о том, что в 1209 г. «... того же лета убиен бысть в Кадоме тысяцкий рязанский Матфей Андреевич», дало повод многим исследователям мордовской истории утверждать, что проникновение русских со стороны Рязанского княжества шло не менее энергично, так как г. Кадом был якобы основан в самом центре расселения мордвы еще до 1209 г.12 Однако такая трактовка сообщения летописи встречает и возражения 13.
При изучении процесса проникновения русских на мордовскую территорию следует различать две его основные формы: военные походы русских князей с целью захвата части мордовских земель и обложения мордвы данью и основанное на мирных взаимоотношениях проникновение групп русских «вольных» поселенцев на хозяйственно слабо освоенные мордовские земли. Последнее способствовало экономическому и культурному развитию мордвы.
Дальнейшее развитие отношений между русскими и мордвой было прервано нашествием монголо-татар.
Мордовские земли были опустошены татарами дважды — в 1236 и в 1239 гг., во время второго похода Батыя на запад. По свидетельству западноевропейских монахов-путешественников XIII в. Юлиана 14 и Рубрука 15, часть мордвы (Рубрук называет ее «моксель», что, несомненно, означает «мокша») подчинилась татарам, а другая часть (вероятно, эрзя) ушла в свои лесные укрепления и там ожесточенно сопротивлялась. Мокшане, как указывает Рубрук, впоследствии участвовали в дальнейшем походе войск Батыя на запад, причем «их государь и большая часть людей были убиты в Германии». Именно это событие и явилось, по-видимому, причиной того, что в последующие столетия численность мокши оказалась значительно меньше численности эрзи.
Монголо-татарское завоевание надолго затормозило экономическое и социальное развитие мордвы. Мордовская земля была разорена и ограблена. Значительная часть населения и почти вся родо-племенная верхушка были перебиты. Использование татарами мордовского населения в военных походах продолжалось и в XIV в. (например, в походе против Тимура), что, несомненно, вызывало дальнейшее сокращение численности мордвы. Значительные изменения произошли и в расселении

12. См., например: И. Н. Смирнов. Мордва. Казань, 1895, стр. 17.
13. Так, А. В. Марков обращает внимание на то, что тысяцкий назван не кадомским, а рязанским, а кадома не названа городом. Город Кадом, пишет А. Марков, был построен, вероятно, в 1536 г., так как он не упоминается в перечне городов 1429 г. Самое название «кадома» означает «невозделанная земля» и относится, вероятно, к урочищу. Поэтому летописное известие можно понять так, что в 1209 г. рязанский тысяцкий., отправившийся в Кадому на реку Мокшу, был убит там местными жителями (А. В. Марков. Отношения между русскими и мордвою в истории и в области народной поэзии. Тифлис, 1914, стр. 23).
14. С. А. Аннинский. Известия венгерских миссионеров XIII—XIV вв. о татарах и Восточной Европе. «Исторический архив», т. 3, 1940, стр. 85—86.
15. «Документы и материалы по истории МАССР», т. I, стр. 182.

мордвы. Спасаясь от периодически повторявшихся набегов татаро-монгол, мордва покидала открытые места и искала убежища в лесах. «Живут в лесах и пустынных местах без городов и жилищ»,— сообщал о мордовском населении англичанин Дженкинсон, проезжавший через мордовскую территорию в 60-х годах XVI в., т. е. вскоре после падения Казани и освобождения всей мордвы от ига татарских феодалов (16).
Вместе с тем в течение многих десятилетий после завоевания почти всей Восточно-Европейской равнины, в частности мордовских областей, татары не делали попыток создать на вновь приобретенных землях свои поселения. Этому, несомненно, препятствовало сопротивление мордвы завоевателям, а до некоторой степени и то, что постоянные поселения не соответствовали традиционным формам хозяйства кочевников. Правда, к середине XV в. в мордовском крае возникло несколько татарских феодальных владений (а следовательно, и татарских поселений), однако все они были расположены в непосредственной близости от степных районов. Одним из крупнейших татарских поселений был город Наручат (Наровчат), находившийся в центральной части широкого степного коридора и являвшийся одним из центров управления мордовской территорией (17).
Только в середине XV в., после распада Золотой Орды, довольно значительные массы татар стали подниматься по Волге на север уже не ради случайного набега, а в качестве поселенцев. После основания Казанского ханства мордовские земли вошли в сферу его влияния, и на них появились новые татарские поселения. Наиболее значительные из них были в районе г. Темникова (владения татарских мурз Еникеева и Тенишева) 18 и в бассейне среднего течения Инсара (владения князя Булат-Тимура)19. Почти все эти татарские поселения сохранились до настоящего времени.
Заселение русскими мордовских земель, прерванное татаро-монгольским завоеванием, возобновилось уже в начале XIV в. Татары, как предполагает А.И.Яковлев, не оказывали первое время особенного противодействия продвижению русских на юг, а, возможно, даже и поощряли это продвижение, так как оно приближало «к ордынским владениям русского плательщика и исполнителя натуральных повинностей»20. К половине XIV в. русские продвинулись по Волге от Нижнего Новгорода до устья Суры и вверх по Суре. В 1372 г. в этом районе был основан город Курмыш. Одновременно наблюдался и отход части мордовского населения из района Нижнего Новгорода к югу — в район г. Арзамаса (Эрземаса).
Граница Русского государства в середине XV в. проходила уже от г. Курмыша до г. Темникова и далее к верховьям Цны. Таким образом, в границы Русского государства еще задолго до падения Казанского ханства вошла северо-западная часть мордовской территории (главным образом районы расселения эрзи). Часть

16. «Английские путешественники в Московском государстве в XVI в.». М., 1937,
17. В русских летописях упоминается, что г. Наровчат был захвачен Тогаем, князем ордынским (ПСРЛ, т. 18, М., стр. 101).
18. А. Е. Любимов. Краткий исторический очерк мордовского народа, мордовское население Пензенской губ., Пенза, 1927, стр. 14.
19. «Очерки по истории Мордовской АССР», ч. 1, стр. 48.
20. А. И. Яковлев. Колонизация Казанского края в XVII в. и борьба за землю. «Документы и материалы по истории Мордовской АССР», т. 1, ч. II. Саранск, 1951, стр. 505. Это предположение А. И. Яковлева до некоторой степени спорно. Летописцами XIV в. отмечены военные столкновения русских с татарами и мордвой. Таким образом, русское продвижение встречало известное сопротивление со стороны татарских и местных мордовских феодалов.

мордовского населения попала в зависимость к русским феодалам (21), а на мордовской земле возникли русские поселения.
Изучая границы мордовских поселений в середине XVI в., т. е. перед падением Казанского ханства, С. К. Кузнецов определил, что западная граница их кончалась на р. Оке, в Муромском лесу, где были ухожаи (лесные угодья) алатырской мордвы. Восточная граница проходила по долине Суры; восточнее р. Суры и далее на юг по берегам Волги, вплоть до Самарской луки, мордва имела только бортные ухожаи. Южные пределы мордовской земли простирались до рек Хопра и Тансыря, в лесистых долинах которых находились бортные ухожаи мордвы с р. Цны, т. е. мордвы-мокши (22).
Восточная граница мордовских поселений, указанная С. К. Кузнецовым, нуждается в некотором уточнении. Так, местоположение Муранского могильника (XIV—XV вв.) у Самарской луки свидетельствует о том, что между верхним течением Суры и Волгой были не только бортные ухожаи, но и отдельные поселения мордвы-мокши. Кроме того, значительная группа мордвы, в основном мокши, как указывает известный мордовский ученый М.Е.Евсевьев, была насильственно переселена татарами в приволжские районы, к югу от Казани. Она обрабатывала здесь земли татарского хана. После же падения Казани значительная часть этой мордвы вернулась на старые места жительства. Для доказательства своего предположения М.Е.Евсевьев приводит довольно большой исторический, этнографический и лингвистический материал и, в частности, выдержки из древней писцовой книги по городу и уезду Свияжску. В этой книге «имеются указания на обширные земли в пределах Свияжского уезда, которые ранее принадлежали мордве, а во время описи и межевания уезда в 1563 году они уже все были пустопорожними. «Мордва же,— по замечанию писца,— разошлась по своим старым улусам, по вотчинам и ухожаям в Мордву и Мокшу и по р. Суре»(23). Часть из оставшейся мордвы-мокши находилась под сильным влиянием татар и впоследствии она даже сменила свой язык на татарский. В этнографической литературе эта группа получила название мордвы-каратаев.

МИГРАЦИИ МОРДВЫ В ФЕОДАЛЬНО-КРЕПОСТНИЧЕСКОЙ РОССИИ
(СЕРЕДИНА XVI—СЕРЕДИНА XIX в.)
Падение Казанского ханства (1552 г.), освобождение всей мордвы от татарского ига и вхождение ее в состав Русского государства имело большое положительное значение для мордовского народа. Оно спасло его от окончательного разорения, способствовало тому, что мордва тесно связала свою судьбу с великим русским народом.
Из-под господства татар мордва вышла экономически ослабленной. Отдавая значительную часть продуктов своего труда на содержание татарских феодалов, она была вынуждена вести нищенское существование, о чем свидетельствует, в частности, бедность мордовских могильников, относящихся к эпохе господства татар. Подсечное земледелие не могло в должной мере удовлетворить потребности мордвы, поэтому заметную роль в хозяйстве продолжали играть лесные промыслы — охота и бортничество, продукты которых составляли основную часть товаров и платежей.

21. А. А. Гераклитов. Кирдановская мордва. «Изв. Краевого ин-та изучения Юго-Восточной области при Саратовском университете», т. 2. Саратов, 1927.
22. С. К. Кузнецов. Мордва. Русская историческая география. М., 1910 стр. 38.
23. М. Е. Евсевьев. Мордва Татреспублики. «Материалы по изучению Татарстана», вып. II, Казань, 1925, стр. 182.

Расселение мордвы к середине XVI в., как показано в предыдущем разделе, претерпело некоторые изменения. Территорию, которую занимала мордва в это время, нельзя уже назвать чисто мордовской этнической территорией, так как в ее северной и западной частях имелись небольшие районы русских поселений, а в центральной и южной — татарских. Однако основные изменения в расселении мордвы произошли только после того, как она вошла в состав Русского государства, т. е. с середины XVI в. Эти изменения были связаны с усиленным движением русских в пределы мордовской территории и далее — в южные и восточные районы Поволжья, с перемещением мордвы в пределах коренного района распространения и участием ее в заселении других районов Поволжья.
Вторая половина XVI в. в истории Руси характеризуется в хозяйственном отношении господством трехпольной системы земледелия и полным освоением пахотных земель в центральных районах страны, в социальном отношении — упрочением феодальной системы, в политическом отношении — расширением границ Русского государства на юго-восток. Расширение границ государства повлекло за собой перемещение части его населения из центральных областей на окраины.
Миграции в феодальной Руси были обусловлены главным образом тем, что государство было заинтересовано в охране, а затем и в хозяйственном освоении новых земель, путем перевода туда «служилых людей» и крестьян из центральных областей страны. Кроме того, Московское государство раздавало часть приобретенных земель служилым поместным дворянам и боярам, а те переселяли на эти земли крепостных крестьян. Большую роль в колонизации окраин играли основанные там монастыри. Экономико-политические выгоды освоения окраинных районов влекли за собой некоторое ослабление в них крепостного режима, что являлось стимулом для притока на эти земли «вольных переселенцев», основную массу которых составляли крестьяне, бежавшие от крепостного гнета в центре страны. Эти три главные формы миграции населения в эпоху феодализма, связанные с государственной, помещичье-монастырской и «вольной» колонизацией, в полной мере проявились и при заселении Поволжья. Как будет показано ниже, одной из особенностей миграций мордвы было участие ее главным образом в «вольной» колонизации.
Характеризуя миграции русского населения в XVI в., академик Ю. В. Готье писал: «Сосредоточенное до тех пор по преимуществу к северу от Оки, оно с половины века неудержимым потоком двинулось на черноземную новь, так легко и так богато в первое время вознаграждавшую земледельческий труд»24. Переселенческие потоки русских в Поволжье шли главным образом по открытым, удобным для земледелия местам. Главной осью этих миграционных потоков была р. Волга, которая после падения Астраханского ханства (1556 г.) стала на всем своем протяжении «русской рекой».
Усиленное проникновение русских на мордовские земли было связано с тем, что эти земли лежали на основном пути продвижения в Поволжье и, кроме того, природные условия их были благоприятны для развития земледелия. Проникновение русских имело, несомненно, прогрессивное значение. Русские поселенцы, более развитые в социально-экономическом и культурном отношении, несли с собой, в частности, новые орудия труда и новую агротехнику. С появлением русских у мордвы начала внедряться трехпольная система земледелия. Знаменательно, что проникновение русских не встречало какого-либо сопротивления со стороны мордвы.

24. Ю. В. Готье. Замосковный край в XVII веке. М., 1937, стр. 168.

Это свидетельствует о том, что приток русских крестьян и организация им своего хозяйства не затрагивали, по крайней мере вначале, основ экономики мордовского населения. Спасаясь от набегов татар в XIII—XV вв., мордва оставила много открытых и пригодных для земледелия районов, которые и были беспрепятственно заняты русскими поселенцами-землепашцами. Да и чисто мордовские районы были в то время чрезвычайно слабо заселены. Мордовские поселения были немноголюдными (10—15 дворов) и находились на значительном расстоянии друг от друга, поэтому часть русских (в основном бортники, т. е. лица, занимавшиеся сбором меда) приселялась даже к самим мордовским селениям.
Заселение мордовских земель русскими привело к тому, что во многих районах прежнего обитания мордва очень скоро оказалась в положении национального меньшинства, нередко ее селения были разобщены русскими. Такой процесс заселения мордовских земель русскими сопровождался относительно крупными миграциями отдельных групп мордвы. Рассмотрим главные причины миграции мордвы в феодальной Руси, обусловившие основные особенности ее расселения в Поволжье.
Одной из главных причин переселений мордвы был захват ее земель, помещиками. По мере водворения на мордовской территории русской государственной власти и «испомещения» служилого люда земля была разделена между коренными жителями и пришлым населением на основе фактического владения. Земельные владения мордовских поселений, т. е. мордовских общин, были положены в основу так называемых «мордовских ободов»: каждому мордовскому поселению был пожалован свой «обод», т. е. дача в определенных земельных границах 25. Однако земельные права мордвы фактически никем не охранялись. При крайней неопределенности межевых знаков, поголовном взяточничестве и воеводском произволе приказные, обходя указания межевых книг, отписывали мордовские земли русским помещикам и служилым людям. Незаконный захват земель принял такие размеры, что русское правительство было вынуждено издать специальные указы, ограждающие в какой-то степени интересы местного населения. В одном из таких указов от 1704 г. говорится: «Ведомо великому государю учинилось, что Арзамасского и Алаторского уездов и всех низовых городов у ясашных людей, и у татар, и у чуваш, и у мордвы, и у иных иноязычных данников и новокрещен разных чинов люди из старинного их владенья многие их земли, и леса, и иные всякие угодья завладели и населились насильством своим, а иные, побрав их иноверцев и новокрещен земли и всякие угодья покупками, закладами, и сдачами и иными крепостьми, заселили их своими крестьянами, назвав эти земли порозжими и дикими полями, и от такого утеснения иноверцы разошлись в разные места и ныне также бредут врознь» (26).
Большое значение имело увеличение податей и поборов. Если в XVI—XVII вв. жизнь русского человека из низших слоев служилого и неслужилого сословий была очень тяжелой, то «инородческому» населению приходилось еще тяжелее. Мордовские пахотные земли были обложены хлебной податью, так называемым «посопом». Правительственные поборы с лесных промысловых угодий (бортных ухожаев, звериной ловли и т. д.) сохраняли название «ясак». Помимо ясака и посопа мордовские крестьяне должны были уплачивать и другие подати и оброки; стрелецкий хлеб,

25. А. Б. Любимов. Указ. соч., стр. 19.
26. И.Я.Христофоров. О старинных рукописях в Симбирской Карамзинской библиотеке. «Тр. IV Археологического съезда в России», т. 2. Казань, 1896 стр. 41.

ямские деньги, медвяный и куничный сбор и т. д. Лесные промыслы хотя и продолжали еще играть существенную роль в хозяйстве мордвы, однако доходность их быстро падала. С увеличением населения вследствие притока со стороны и естественного прироста усилилась вырубка леса под пашню и для других хозяйственных нужд, а вместе с этим начался упадок охоты и бортничества. Большой урон лесным промыслам был нанесен развитием в XVII в. производства поташа и смольчуга, игравших значительную роль во внешней торговле России. Прельщаясь выгодами производства поташа, бояре и помещики всеми средствами захватывали мордовские леса и хищнически вырубали их (27).
Увеличение податей и уменьшение земельных владений мордвы, сопровождавшееся увеличением ее численности вследствие естественного прироста, обусловили необходимость интенсификации хозяйства, в частности путем перехода к новой для нее трехпольной системе земледелия. Такой переход, требовавший значительного изменения всего быта мордвы, мог произойти лишь постепенно. Поэтому естественно, что в конце XVI в. и первой половине XVII в. часть мордвы стремилась разрешить возникшие перед ней экономические трудности путем переселения в районы, более обеспеченные земельными и лесными угодьями.
Миграции мордовского населения в период феодализма облегчались тем, что лишь небольшая часть мордвы попала в крепостную зависимость и таким образом была окончательно прикреплена к земле. Закрепощение мордвы происходило в основном при пожаловании части мордовских земель и селений боярам и служилым дворянам, а также при переселении отдельных групп ее на земли, принадлежавшие боярам и дворянам. Всего в крепостную зависимость попало около 10% мордовских крестьян, свыше половины из них приходилось на живших в северной части мордовской территории, которая вошла в состав Московской Руси еще задолго до покорения Казани. Численность их была невелика, тем более что многие, спасаясь от закрепощения, бежали в другие районы. Основная масса мордовского населения, жившего к югу и востоку от этой области, входила в категорию «ясашных» крестьян, которые, кроме уплаты податей и оброков, несли различные государственные повинности, в частности по строительству и охране сторожевых линий; их лишь в отдельных случаях царь жаловал в частное владение. Ясашные крестьяне по указу Петра Первого от 22 января 1719 г. были включены в состав государственных крестьян.
Некоторое влияние на стремление отдельных групп мордвы переселиться в более глухие районы оказало, по-видимому, и само соприкосновение их с русскими как инородным этническим образованием, вторгавшимся в традиционные нормы жизни мордвы. Наиболее четко это проявилось при проведении по существу насильственной христианизации мордвы (она была закончена в основном к середине XVIII в.). Несмотря на некоторые льготы, предоставлявшиеся крестившимся, мордва старалась уклониться от крещения всяческими путями, вплоть до переселения в другие районы. Большой интерес в этом отношении представляет поданное в апреле 1743 г. прошение мордовского населения восьми деревень Терюшевской волости, принадлежавших грузинскому царевичу Баккару Вахтанговичу: «А мы нижепоименованные, сироты ваши,—говорится в прошении,— христианской веры принять не можем, а желаем быть в своей старой мордовской вере по-прежнему, а мечетев у себя никаких не имеем, а молимся о своей старой мордовской вере в полях и лесах. А ежели паче чаяния нас, сирот ваших, будут принуждать к крещению неволею, то мы, сироты ваши,оставя домы свои, будем бегать и укрываться по лесам и по другим местам... ...от чего мы, сироты ваши, во всеконечное раззорение придем, и ее императорского величества подушных и вашего высочества оброчных денег и всяких сборов взыскивать будет не на ком»(28).

27. «Очерки истории Мордовской АССР», ч. 1, стр. 114.

Тяжелое экономическое и социальное положение мордвы обусловило активное участие ее в народных восстаниях ХVП-ХVШ вв. (крестьянские войны под руководством Ивана Болотникова 1606—1607 гг., Степана Разина 1670—1671 гг., Емельяна Пугачева 1773—1775 гг.). Это тоже оказало влияние на расселение мордвы, так как некоторые группы, спасаясь от репрессий правительства, покидали родные места и бежали к низовьям Волги и в Заволжье.
Остановимся теперь на конкретном анализе миграций групп мордовского населения в Поволжье. Направление и время основных миграций мордвы с середины XVI до начала XIX в. показаны на рис. 1.
Для характеристики миграций мордвы в северной и северо-восточной частях коренного района ее расселения в XVI—XVII вв. (Нижегородский, Арзамасский и Алатырский уезды) можно воспользоваться материалами проводившегося в то время статистического учета населения, т. е. данными писцовых и переписных книг.
Значительная часть земель Нижегородского, Арзамасского и Алатырского уездов вошла в состав Московского государства уже к середине XIV в. На этой территории еще до падения Казанского царства возникли русские поселения. А.А.Гераклитов на основе анализа материалов писцовых книг установил, что к концу XVI в. мордовское население Нижегородского и Арзамасского уездов было оттеснено к их периферии — к лесным массивам и разобщено русскими селениями, что можно объяснить лишь длительным процессом освоения территории русскими поселенцами. К середине XVI в. вокруг Арзамаса, древнего центра расселения мордвы-эрзи, уже не было мордовских поселений. Это пространство заселили русские в результате длительного внедрения в этот безлесный, удобный для земледелия район. Нередко в деревнях Нижегородского и Арзамасского уездов вместе с мордвой жили и русские бортники. К 1588 г. в Нижегородском уезде насчитывалось 19 населенных пунктов со смешанным мордовско-русским населением 29. В Арзамасском уезде из 92 селений, которые А.А.Гераклитову удалось опознать на карте, чисто мордовских деревень было 46. В западной части уезда — Утишном стане, через который проходил основной путь русских бортников из Нижегородского уезда, только 8 деревень из 41 были чисто мордовскими, а остальные 33 — смешанными (30).
Большой интерес представляет процесс абсолютного и относительного роста численности русских в смешанных русско-мордовских районах. Этому процессу сопутствовало перемещение части мордовского населения на восток и юго-восток. Для некоторых деревень Арзамасского уезда характерен довольно быстрый рост численности русских. Так, например, в д. Ардатово в 1628 г. русские составляли 36% населения, а в 1721 г.— 80%; в д. Котовке в 1677 г. русских не было, а в 1721 г. их насчитывалось 46% (31)

28. М. Е. Евсевьев. Указ. соч., стр. 186—187.
29. А. А. Гераклитов. Дозоры Нижегородской мордвы 96 и 122 г. «Изв. Нижне-Волжского ин-та краеведения», т. 3. Саратов, 1924, стр. 237.
30. А.А.Гераклитов. Арзамасская мордва по писцовым и переписным книгам XVII — XVIII вв., стр. 24.
31. Там же, стр. 27, 28.

По материалам писцовых и переписных книг, а также данным первой ревизии населения, А.А.Гераклитов проследил отлив части мордвы Арзамасского уезда из его западной половины в восточную и далее на восток - в пределы соседнего Алатырского уезда. Интересно отметить, что переселявшаяся на новое место мордва еще в течение долгого времени продолжала пользоваться частью своих старых промысловых угодий. Это создавало своеобразную картину маятниковых миграций отдельных групп мордвы.
Заселение русскими Алатырского уезда развернулось в более поздний период по сравнению с заселением Нижегородского или Арзамасского уездов. Это нашло отражение и в том, что среди жителей мордовских деревень Алатырского уезда почти не было русских бортников. Усиленное проникновение русских помещиков в западную часть Алатырского уезда — Низсурский стан — началось лишь в середине XVII в. При этом мордовское население оказалось как бы оттесненным к лесным массивам на окраине стана, а часть его переселилась в другие станы. К концу XVII в., когда русские поселения распространились по всему Алатырскому уезду, произошел отлив части мордовского населения на юг — в Саратовский край и на восток — в Заволжье (32).
Продвижение русского населения в западные районы мордовской территории (Шацкий, Кадомский и Темниковский уезды) имело, вероятно, тот же характер, что и в северных районах: русские поселения концентрировались на безлесных участках, а мордовские тяготели к лесам или даже забирались в глубь их — в места промысловых угодий и зимниц. С усиливавшимся захватом помещиками мордовских земель в Кадомском уезде в XVI в. часть мордовского населения уезда уходила на восток — в пределы Темниковского уезда, где помещичья колонизация не достигла тогда еще полного развития, и далее — в пределы южной части Алатырского уезда.
Характеризуя миграции мордвы в юго-западной части коренного района ее расселения, С. К. Кузнецов пишет: «К XVI в., а особенно с 1621 г., когда на р. Цне основан был Мамонтов монастырь, мордва начала покидать южные пределы своей территории, отступая на В[осток] и С[евер], так что в первой четверти XVII в. на р. Цне удержались только остатки былого мордовского населения; та же участь постигла соседний Керенский у.»(33). Однако отдельные группы мордвы-мокши, жившие в этом районе, не отступили «на восток и север», где сосредоточивалась основная масса мокши, а приняли участие в колонизационном движении на юг. В результате образовались группы мордовских поселений в долине р. Вороны (район Чембара) и даже в долине р. Хопер (район Балашова), лесными угодьями которых цнинская мордва пользовалась ранее.
Заселение Пензенско-Саратовского края происходило в основном во второй половине XVII — первой половине XVIII в. Можно предположить, что северные районы Пензенско-Саратовского края использовались мордовскими охотниками и бортниками не только с запада — из района расселения мокши, но и из среднего и нижнего течения Суры, т. е. из районов расселения эрзи. А.А.Гераклитов утверждает, что районом, давшим основную массу мордовских переселенцев в этот край во второй половине XVI - начале XVII в., была местность по левому берегу Суры в ее среднем течении (Низсурский стан Алатырского уезда)(34).

32. А. А. Гераклитов. Алатырская мордва по переписям 1624—1721 гг. Саранск, 1936.
33. С. К. Кузнецов. Указ. соч., стр. 38.
34. А. А. Гераклитов. Саратовская мордва. Саратов, 1926, стр. 20.

Имеется довольно много документов конца XVII — начала XVIII в. об отводе мордве угодий в Пензенско-Саратовском крае. Приводим один из указов, в котором довольно хорошо отражены причины переселения мордвы со старых мест ее жительства. Указ адресован петровскому воеводе Корту и датирован октябрем 1703 г. В нем говорится об отводе земли мордве д. Захаркиной: «... били челом нам, великому государю, Пензенского уезду деревни Захаркины мордва Сава Алфимов с товарищи; в прошлых-де годах сошли они из Алаторского уезда в Пензенской уезд в деревню Захаркину, а пашни и сенных покосов у них нет ничего и кормится им нечем, а есть новопостроенного города Петровского в округе за раздачею и за устроением служилых людей порозжая нераспахатная земля многая», об отводе которой они и просят. «... а в Алаторском уезде,— сообщается далее,— жили они, мордва, в тягле, а земли под ними было малое число и на той-де земле жить им было и тягла платить нечем, а те тягла платят с той алаторской земли всякие родственники их, которые ныне живут на той земле, сполна...»(35).
По материалам о наделении жителей мордовских селений Пензенско-Саратовского края землей А.А.Гераклитов установил, что все наиболее крупные села и деревни уже существовали в начале XVIII в., а большинство из них возникли, вероятно, еще до XVIII в.(36) Следовательно, основной приток мордовских поселенцев в Саратовский край относится ко второй половине XVII в.
К середине XVIII в. заселение Пензенско-Саратовского края в основном было закончено. Отдельные мордовские поселения возникли к этому времени вблизи правого берега Волги (д. Старая Яблонка) и даже в чисто степных районах (с. Сухой Карабулак), т. е. на довольно значительном расстоянии от основных групп мордовских поселений в этом районе. В начале XIX в. небольшие группы мордвы проникли еще дальше на юг — в район г. Камышина.
Не меньший размах приняло заселение мордвой Заволжья. Из-за частых набегов башкир и калмыков оно шло более замедленным темпом и развернулось лишь в XVIII в., после сооружения Новозакамской сторожевой линии и строительства крепостей между Самарой и Оренбургом. Прежние владельцы заволжских земель — башкиры оттеснялись к юго-востоку, в предгорья Урала. В 1739 г. было отменено запрещение покупать башкирские земли, и с этого времени заселение края пошло усиленным темпом. Помещики покупали башкирские земли за бесценок и переселяли на них крестьян из центральных областей России.
Мордовское население участвовало в заселении Заволжья довольно энергично, устремляясь туда с северо-запада и запада — из Нижегородского, Арзамасского, Алатырского и Казанского уездов, т. е. главным образом из районов расселения эрзи. Первые поселения мордвы на левом берегу Волги появились еще во второй половине XVII в. после окончания строительства Закамской сторожевой линии (вдоль р. Черемшан). Наиболее значительные группы мордовских переселенцев в Заволжье осели в лесостепном районе, к северу от р. Кинель. Со второй половины XVIII в. в заселении южных лесостепных районов Заволжья приняла участие и мордва Пензенско-Саратовского края (37).

35. В. и Г. Холмогоровы. Материалы для истории колонизации Саратовского северо-восточного края до второй половины XVIII века. «Тр. Саратовской ученой архивной комиссии», т. III, вып. 2, Саратов, 1891, стр. 254.
36. А. А Гераклитов. Саратовская мордва, стр. 18.
37. П. Д. Степанов. Саратовская мордва во второй половине XVIII в. «Изв. Нижне-Волжского ин-та краеведения», т. VII. Саратов, 1936, стр. 21.

Характерно, что в Заволжье, как и в Пензенско-Саратовском крае, мордва селилась обычно отдельно от русских, татар, чувашей. Вместе с тем некоторые группы мордвы, входившие в состав «служилых инородцев» и несшие службу по охране сторожевых линий совместно с группами других народностей, жили в смешанных селениях. Мордовские переселенцы, отходившие на новые места, в связи с усиленным проникновением русских в районы их прежнего обитания, или увлекаемые общим потоком колонистов Поволжья, оказывались обычно в первых рядах переселенческого потока. Это позволило им получить на новых местах сравнительно большие земельные наделы. Земли некоторых мордовских селений Заволжья, находившихся на значительном расстоянии одно от другого, оказались разобщенными лишь впоследствии, когда между ними стали селиться вновь прибывавшие поселенцы — русские, чуваши, украинцы и др.(38)
К началу XIX в. мордовские поселенцы дошли до Урала и даже проникли за Урал — в Сибирь.
Численность мордвы на конец XVI в. и ее динамику в последующие два столетия можно определить, к сожалению, лишь с большой степенью приближенности. В табл. 1 приведены данные о количестве мордовских селений и дворов, основанные на неполных сведениях, содержащихся в писцовых книгах конца XVI в.(39)


Обращают на себя внимание малые размеры мордовских селений: каждое состояло в среднем из 10—15 дворов. В середине XIX в. на один двор приходилось в среднем 8 человек. В конце XVI в., когда еще крепко держались патриархальные устои, мордовские дворы, несомненно, были более многолюдными, в них насчитывалось в среднем, вероятно, по 10—12 человек. Приняв этот показатель, получим, что общая численность мордвы была менее 60 тыс. человек. Эта величина явно преуменьшенная, так как к концу XVIII в. мордвы насчитывалось около 350 тыс. человек (40), а за

38. М.Гребнев. Мордва Самарской губернии, «Самарские епарх. ведомости», Самара, 1886, № 20—24.
39. «Очерки истории Мордовской АССР», ч. 1, стр. 69.
40. По изысканиям П. Кеппена, мордвы в 1834 г. насчитывалось 480 тыс. человек (см. П. Кеппен. Об этнографической карте Европейской России. СПб., 1852). Допуская естественный прирост в 10%, мы и определяем численность мордвы на конец XVIII в. в 350 тыс.
200 лет численность ее могла увеличиться лишь в 2—2,5 раза (41). Можно предположить поэтому, что общая численность мордвы в конце XVI в, составляла около 150 тыс. человек.
Динамика численности мордовского населения за период с конца XVI до конца XVIII в. определялась в общем теми же причинами, что и динамика численности всего населения России. В течение XVII в. население России возрастало довольно слабо, что было связано с неустойчивым политическим и тяжелым экономическим положением страны, голодом 1602— 1605 гг., частыми эпидемиями (особенно опустошительной была эпидемия чумы в 1664 г.), войнами и тяжелым положением крестьянских масс.
В XVIII и начале XIX в. темпы прироста населения повысились, это было вызвано главным образом общей стабилизацией политической и экономической жизни страны после реформ Петра Первого. Прирост населения Поволжья снизился лишь в 1770-х годах, в период крестьянской войны под руководством Емельяна Пугачева. Мордовское население принимало активное участие в этом восстании и сильно пострадало от последующих репрессий. П. Д. Степанов, анализируя динамику численности мордвы в некоторых селениях Саратовского края, отметил убыль населения не только в годы крестьянской войны, но и после нее (42).
Миграции мордвы со второй половины XVI в. до середины XIX в. имели большое значение. Именно тогда мордва расселилась в Поволжье примерно в тех же районах, в которых она живет и ныне.

ХАРАКТЕРИСТИКА ЧИСЛЕННОСТИ И РАССЕЛЕНИЯ МОРДВЫ
ПЕРЕД ОТМЕНОЙ КРЕПОСТНОГО ПРАВА
Зарождение и развитие капиталистических форм происходило в недрах крепостного хозяйства, однако 1861 год — год отмены крепостного права, чрезвычайно тормозившего развитие капитализма, можно считать гранью между двумя эпохами социально-экономического развития России. Миграции населения России, в том числе миграции мордвы, после реформы 1861 г., в связи с быстрым развитием капитализма в сельском хозяйстве, стали определяться уже, как правило, другими причинами и приняли новые формы. Однако прежде чем перейти к анализу миграций, необходимо дать характеристику того положения, в котором застала мордву отмена крепостного права.
Расселение мордвы перед отменой крепостного права, как это следует из предыдущих разделов, явилось результатом длительных миграций населения, происходивших в феодально-крепостной России. Основной результат этих миграций выражается в том, что расселение мордвы приобрело смешанный характер и в коренном районе ее обитания, и, особенно, за его пределами.
Приводимый ниже анализ численности и расселения мордвы основывается главным образом на этностатистических материалах — списках населенных мест губерний России, публиковавшихся преимущественно в 60-х годах XIX в.(48), и на

41. Б. Ц. Урланис вычислил, что с конца XVI до конца XVIII в. население Руси (в одних и тех же границах) возросло в 2,5 раза (Указ. соч., стр. 190). Трудно допустить, чтобы рост численности мордвы, находившейся в тяжелых условиях, был более интенсивным.
42. П.Д.Степанов. Саратовская мордва во второй половине XVIII в., стр. 27.
43. «Списки населенных мест Российской империи». Астраханская губерния. По сведениям 1859 г. СПб., 1861 г.; то же: Казанская губерния. По сведениям 1859 г., СПб., 1866; то же. Нижегородская губерния. По сведениям 1859 г. СПб., 1862; то же. Оренбургская губерния. По сведениям 1866 г. СПб., 1871; то же. Пензенская

этнографических картах Европейской России, составленных П. Кеппеном и А. Ф. Риттихом(44). При анализе расселения мордвы в Поволжье представлялось целесообразным вести исследование не по губерниям, а по основным историко-географическим областям, выделяя коренной район расселения мордвы, Пензенско-Саратовский край и Заволжье,
Границы коренного района расселения мордвы в середине XIX в. охватывали большую часть ее древней этнической территории. На северо-западе и севере он простирался к долинам Оки и Волги, на востоке ограничивался нижним и средним течением Суры, на западе — средним течением Цны и нижним течением Мокши. Южная граница района примерно совпадала с проходившей здесь некогда сторожевой линией от Симбирска на Тамбов, а в настоящее время довольно точно отражена южной границей Мордовской АССР, образованной в южной части коренного района.
Основные изменения в расселении мордвы, происшедшие в пределах этого района, были вызваны прибытием туда русских поселенцев и переселением части мордовского населения из его северной части в южную. В результате этих миграций основная масса мордовского населения коренного района оказалась сосредоточенной в его южной половине. Довольно крупные ареалы мордовских поселений тянутся здесь полосой от Цны до Суры, концентрируясь в восточной части этой полосы — в междуречье Инсара и Суры и в западной части — в долине р. Мокши (рис. 2). В центральной части этой полосы — вокруг г. Саранска ареалы мордовского населения малы и оно немногочисленно. Концентрация русских и частично татарских поселений в этом почти безлесном районе была связана не только с удобством ведения здесь сельского хозяйства, но и со значением г. Саранска сначала в военном, а затем и в торговом отношении. В северной части коренного района не образовалось значительных ареалов мордвы. Для этой части района характерны группы из трех-четырех мордовских селений, а нередко встречаются и отдельные мордовские селения среди массы русских.

Численность мордовского населения по каждому уезду, входившему в коренной район, приведена в табл. 2, составленной по данным списков населенных мест соответствующих губерний, с необходимыми уточнениями и исправлениями. Уточнения касались в первую очередь тех уездов, где мордва проживала в селениях вместе с русскими и была близка к обрусению. Так, например, в списке населенных мест Нижегородской губернии на 1859 г. в Нижегородском уезде указано 41 «мордовское селение» с общей численностью населения в 25 317 человек, причем все это население считалось «мордвой». К концу XIX и в начале XX в. численность жителей в этих селениях значительно увеличилась за счет естественного прироста, однако переписью 1897 г. в Нижегородском уезде было зарегистрировано по родному языку лишь 2 мордвина,

СПб.,1866;то же. Нижегородская губерния. По сведениям 1859 г. СПб., 1862;то же.Оренбургская губерния. По сведениям 1866 г. СПб.,1871 г.; то же Пензенская губерния. По сведениям 1864 г. СПб., 1869;то же. Самарская губерния. По сведениям 1859 г. СПб., 1861; то же. Саратовская губерния. По сведениям 1859 г. СПб., 1862; то же. Симбирская губерния. По сведениям 1859 г. СПб., 1863; то же. Тамбовская губерния. По сведениям 1862 г. СПб. 1866; то же. Томская губерния. По сведениям 1859 г. СПб., 1865; то же. Уфимская губерния. По сведениям 1870 г. СПб., 1877. В вводной части этих списков помещены указания, в каких селениях проживает нерусское население. Поскольку национальная принадлежность населения в то время не учитывалась, сведения эти были получены, как правило, ив церковно-приходских списков. Так, в списках населенных мест Тамбовской губернии прямо отмечается, что «приходское духовенство приписывает мордовское происхождение населению 119 селений» (Указ. соч,, стр, XXXVI). Некоторые данные в списках оказались неверными, о чем будет сказано ниже»
44 Этнографическая карта Европейской России П. Кеппена, опубликованная в 1851 г., отражает расселение мордвы в 40-х годах XIX в., а Этнографическая карта Европейской России Риттиха, вышедшая в 1875 г., показывает расселение мордвы в конце 50 — начале 60-х годов XIX в.

а переписью 1926 г. по народности — лишь 30, по родному же языку — всего 7 человек мордвы. Такое разительное уменьшение численности мордвы Нижегородского уезда может быть объяснено главным образом неправильностью сведений, приведенных в списке населенных мест.
Мордва Нижегородского уезда, находившаяся под длительным воздействием культуры русского народа и в силу этого значительно утратившая свою национальную специфику, известна в этнографической и исторической литературе под названием «терюхан» (от названия центрального селения — села Б. Терюшево). Ассимиляционные процессы среди мордвы-терюхан, выражавшиеся в переходе ее на русский язык и постепенной утрате прежнего этнического самосознания, наблюдались по крайней мере с конца XVII в. Так, например, нижегородский епископ Димитрий Сеченов, донося в 1743 г. Сенату о выступлении жителей с. Сарлей Терюшевской волости против насильственной христианизации, писал, что «бунтовщики не мордва... по-мордовски говорить не умеют...»(45) Н.Н. Смирнов, посетивший мордву-терюхан в 1889 г., т. е. до переписи 1897 г., отметил повсеместное бытование среди них русского языка, мордовский язык был забыт терюханами до такой степени, что они считали язык, на котором говорила еще необрусевшая мордва Арзамасского уезда, «татарским»(46). Можно полагать, что большинство мордвы-терюхан полностью перешло на русский язык еще до 1859 г., когда их селения на основании сведений о происхождении жителей, а может быть, и по традиции были зарегистрированы как мордовские. Хотя перемена языка далеко не всегда свидетельствует об изменении национального самосознания, можно предполагать, что какая-то часть жителей этих селений, будучи по происхождению мордвой, уже в то время считала себя русскими; в противном случае полная ассимиляция мордвы-терюхан к моменту переписи 1926 г. вряд ли была бы возможна.
Составители списка населенных мест не учитывали, что в некоторых селениях, отнесенных ими к мордовским, жили и русские. Выше отмечалось, что мордовские селения б. Нижегородского уезда Московской Руси (Нижегородский и большая часть Княгининского уезда по административному делению XIX в.) уже к концу XVI в. в основной массе были смешанными поселениями мордвы и русских бортников, причем число последних с течением времени довольно быстро возрастало. Процесс смешения продолжался и в дальнейшем. По сообщению С. К. Кузнецова, после того как Терюшевская волость была в 1690 г. подарена имеретинскому царевичу Арчиле, его управляющие стали искусственно образовывать деревни со смешанным населением, переселяя в мордовские селения русских крестьян из соседней Лысковской волости и наоборот(47).
Таким образом, часть жителей в «мордовских» селениях Нижегородского уезда составляли русские и численность мордвы в 25,3 тыс. человек является преувеличенной. Однако приходится признать, что точную численность мордвы этого уезда перед отменой крепостного права по имеющимся материалам и в связи с далеко зашедшими ассимиляционными процессами определить невозможно. Основываться на мнении П. Кеппена, не показавшего совершенно мордвы-терюхан на своей карте, или на данных переписи 1897 г. было бы ошибочным. Учитывая, что переписью 1926 г. в Нижегородском уезде по национальному самосознанию (точнее – этническому

45. А. Марко в. Указ. соч., стр. 28.
46. И.Н.Смирнов. Обрусение инородцев и:задачи обрусительной политики. «Исторический вестник», т. 47, 1892, март.
47. С. К. Кузнецов. Указ. соч., стр. 60.


происхождению) было зарегистрировано еще около 8 тыс. мордвы(48), можно условно принять, что численность мордвы на 1859 г. составляла около 15 тыс. человек.
Примерно с таким же положением приходится сталкиваться при определения численности мордовского населения Княгининского, Ардатовского и Арзамасского уездов Нижегородской губернии, а также Шацкого уезда Тамбовской губернии. Во всех этих уездах значительная часть мордвы жила в селениях вместе с русскими и к 1859 г. значительно обрусела. Так, М. П. Пестов по поводу приведенных в списке населенных мест Нижегородской губернии данных о численности мордвы в Ардатовском уезде на 1859 г. отмечал еще в 1869 г.: «...насколько это верно, за неимением более точных данных определить нельзя, но известно, что мордва в Ардатовском уезде в настоящее время почти совсем уже обрусела и смешалась с русским племенем...»(49) Материалы переписей 1897 и 1926 гг. показывают большую убыль мордовского населения во всех этих уездах, не объяснимую «вымиранием» мордвы, ее переселением или ассимиляцией, что заставляет нас принять на 1859 г. условные цифры, значительно меньшие, нежели цифры, приводимые в «Списках населенных мест...».
Напротив, в некоторых других уездах коренного района обитания мордвы наблюдается недоучет мордовского населения. Так, например, в списке населенных мест Симбирской губернии в Курмышском уезде на 1859 г. отмечено 9 мордовских селений с общей численностью населения в 3737 человек. В 1863 г. численность мордвы в Курмышском уезде определялась в 7456 человек (50), а по переписи 1897 г. в уезде было зарегистрировано (по признаку родного языка) — 10 306 человек мордвы. Такое резкое увеличение численности мордовского населения уезда не может быть объяснено его естественным приростом. Возникло предположение, что в этом случае данные, приведенные в списке населенных мест, были преуменьшены. И действительно оказалось, что в число мордовских селений Курмышского уезда, кроме отмеченных в списке, следовало включить еще пять селений (51), общая же численность мордовского населения уезда на 1859 г. должна быть увеличена до 7 тыс. человек. Некоторый недоучет мордовских населенных пунктов нами был обнаружен также в Саранском, Краснослободском и Наровчатском уездах Пензенской губернии и в Ардатовском и Алатырском уездах Симбирской губернии, что потребовало введения необходимых корректив.
Общую численность мордвы в 1859 г. в коренном районе ее обитания можно определить в 307—330 тыс. человек, что составляет почти 50% общей численности мордовского населения страны. Компактные районы мордовских поселений были разделены административными границами так, что ни в одном из уездов мордва не составляла большинства населения. Наиболее высокий процент мордовского населения (табл. 2 и рис. 3) был в Спасском уезде Тамбовской губернии (около 45%) и Ардатовском уезде Симбирской губернии (около 40%).
Второй основной район расселения мордвы в правобережной части Поволжья, называемый нами Пензенско-Саратовским краем, располагался к юго-востоку

48. В. П. Шибаев. Этнический состав населения Европейской части Союза ССР* «Тр.КИПС» (Комиссии по изучению племенного состава), т. 20, Л., 1930, стр. 171.,
49. М. П. Пестов. Описание Ардатовского уезда Нижегородской губернии. «Нижегородский сборник», т. II. Нижний Новгород, 1869, стр. 114.
50. «Материалы для географии и статистики России». Симбирская губерния. СПб., 1867.
51. Селения Левашово, Бакшандино, Золотушка, Сашино, Новаты. Национальная принадлежность жителей этих селений, существовавших в 1859 г., уточнена по поселенным карточкам переписи 1926 г.


от коренного района, в лесостепной полосе, между верхним течением Суры и Волгой. Он был создан в основном мордовскими переселенцами из южной части коренного района. Сплошные ареалы мордовских поселений в этом районе, как можно установить по этнографическим картам Кеппена и Риттиха, превосходят по площади самые крупные ареалы мордвы в коренном районе, хотя и уступают им по численности населения. Это можно объяснить тем, что мордовские селения Саратовского края, заселение которого окончилось сравнительно недавно, были лучше обеспечены землей, чем селения значительно более обжитого коренного района. Наиболее крупные ареалы мордовского населения Пензенско-Саратовского края были расположены в его северо-западной части в верховьях Суры и тяготели к местам некогда распространенных здесь обширных лиственных лесов. Мордовские поселения были приурочены обычно к долинам крупнейших рек этой местности — Суры, Каслей-Кадады и Узы, в то время как русское население занимало менее удобные для земледелия водораздельные участки между этими реками. Это говорит о том, что основная масса русских селений была основана позже мордовских.
Кроме русских и мордовских селений, в этом районе имелись довольно значительные группы чувашских (главным образом в Симбирской губернии) и татарских селений (главным образом в Кузнецком и Хвалынском уездах Саратовской губернии).
Общая численность мордвы в Пензенско-Саратовском крае в 1859 г., как можно установить по данным, приведенным в списках населенных мест, составляла 151 тыс. человек(52), или 23% общей численности мордовского населения страны. Наиболее высокий процент мордвы был в Городищенском уезде Пензенской губернии (27%) и Хвалынском уезде Саратовской губернии (22%).
Кроме рассмотренных двух основных районов расселения мордвы, на правобережье Волги имелись другие, более мелкие группы мордовских поселений. Из них необходимо отметить в первую очередь компактную группу поселений мордвы-мокши к западу от г.Чембар (Чембарский уезд Пензенской губернии) Другая, еще более изолированная группа мордовских селений находилась в Балашовском уезде Саратовской губернии. Однако в этой группе мордвы были отмечены сильные ассимиляционные процессы, связанные, вероятно, и с территориальной отдаленностью этой группы, и с проживанием мордвы в смешанных селениях. По переписи 1897 г., лишь около 100 человек в Балашовском уезде назвали своим родным языком мордовский, а по переписи 1926 г. лишь 30 человек признали себя мордвой по национальному самосознанию. Небольшая группа мордвы жила в нескольких селениях северной части Астраханской губернии.
К северу от Симбирска, между средним течением Суры и Волгой, среди массы русских, чувашских и татарских селений были разбросаны небольшие группы мордовских селений. Наибольший интерес среди них представляют три селения Тетюшского уезда Казанской губернии: Мордовские Каратаи (Рождественское), Менситов починок (Каратаи) и Шершаланы (Малые Каратаи) с общей численностью населения около 2 тыс. человек. В этих селениях проживала своеобразная этнографическая группа мордовского народа - каратаи. Эта часть мордвы испытала сильное влияние татарской культуры, сменила свой язык на татарский, но сохранила (как это отражено материалами переписи 1926 г.) свое прежнее национальное самосознание.

52. При анализе данных, приведенных в списках населенных мест, наиболее существенные исправления внесены в показатели численности мордвы по Корсунскому и Сенгилеевскому уездам Симбирской губернии (см. табл. 2).

Третий район расселения мордвы в Поволжье, расположенный в левобережной части Поволжья и частично в Приуралье, был создан мордовскими переселенцами из северной и восточной частей коренного района и в меньшей степени — из Пензенско-Саратовского края. Основная масса мордовского населения этого района располагалась в лесостепной полосе и в северной части степной полосы (северные и центральные уезды Самарской губернии), В северной, восточной и южной частях района встречались редкие, сравнительно небольшие группы мордовских селений.
Определение численности мордвы в Самарской губернии сопряжено со значительными трудностями, так как общая численность жителей в селениях, отнесенных составителями списка населенных мест Самарской губернии к числу мордовских, резко превышала численность мордвы по тем же уездам, приведенную в вводном очерке к списку (53). Вероятно, в начальный период заселения края мордва была основателем многих селений. По традиции они впоследствии долго считались «мордовскими», хотя мордва в них составляла уже меньшинство населения или успела совершенно раствориться в массе более поздних, но и более многочисленных пришельцев. Все ошибки, содержащиеся в списке населенных мест Самарской губернии, повторены на карте Риттиха, для которого список служил, вероятно, основным источником. На этой карте показаны, в частности, непомерно большие ареалы мордовского населения в южной части Самарской губернии. Для корректировки данных о численности мордвы в Самарской губернии мы пользовались главным образом материалами М. Гребнева (54), с пересчетом их на 1859 г.
Общая численность мордовского населения Заволжского края составляла в 1859 г. 166 тыс. человек, т. е. около 25% общей численности мордовского населения страны. Наиболее значительный процент мордвы был в Бугурусланском уезде Самарской губернии (21%). Следует отметить, что этнический состав населения левобережья более сложен, чем правобережья. Кроме русских и мордвы здесь обитали значительные группы украинцев, татар, башкир и чуваш, а также немецкие колонисты.
В Азиатской России перед отменой крепостного права жили лишь незначительные по численности группы мордвы в восточных уездах Оренбургской и Уфимской губерний — около одной тысячи человек и в Томской губернии — около одной тысячи человек. Основная масса мордвы Томской губернии прибыла в этот отдаленный район из Поволжья, вероятно, незадолго перед 1859 г., после того, как в 1852 г. было официально разрешено переселение в эту губернию. Мордовские переселенцы как бы перескочили через лежащую западнее и ближе к Поволжью Тобольскую губернию, так как в списке населенных мест на 1859 г. в ней не было отмечено мордовского населения. Почти вся мордва Сибири проживала в смешанных селениях.
Общая численность мордовского населения страны на 1859 г. составляла 650—680 тыс. человек. Подавляющая масса мордвы жила в сельских местностях и занималась главным образом земледелием. В городах жили лишь незначительные группы мордвы, точную численность которых за неимением соответствующих данных определить невозможно.

53. Особенно большие расхождения отмечены по южным уездам губернии: Бузулукскому (22,5 и 12,0 тыс. человек), Николаевскому (38,9 и 21,4 тыс), Новоузенскому (26,8 и 7,0 тыс.). По Новоузенскому уезду расхождение объясняется, в частности, тем, что в число мордовских селений этого уезда было включено с. Покровское (Казакштадт), имевшее 13 тыс. жителей. Большинство их составляли немецкие колонисты (позже на этом месте был образован г. Энгельс) и русские, а мордвы было незначительное меньшинство. М. Гребнев в своей статье совершенно не учитывает группу мордвы этого селения.
54. М. Гребнев. Указ. соч.



Средняя численность жителей в мордовских селениях в Поволжье, как это можно установить по спискам населенных мест, была выше, чем в русских, татарских и чувашских селениях. Так, например, средняя численность жителей в русских селениях Пензенской губернии составляла — 530 человек, татарских — 510 человек, мордовских — 680 человек; в русских селениях Симбирской губернии — 630 человек, чувашских — 350 человек, мордовских — 930 человек.
Одна из основных причин высокой людности мордовских селений заключалась, по-видимому, в том, что большинство их возникло значительно раньше, чем большинство русских селений. Это относится не только к коренному району обитания мордвы, где она являлась аборигенным населением, но и к другим районам Поволжья, при освоении которых мордовские поселенцы шли обычно в первых рядах колонизационного потока. Вследствие этого естественный прирост в мордовских селениях был больше, чем в русских. Не менее важной причиной была и сравнительная стойкость мордовской сельской общины, обусловившая малочисленность выселок. У мордвы почти не встречается селений, имеющих меньше 100 жителей, в то время как у русских такие селения составляют, как правило, не менее 10%. Мордовские переселенцы XVIII в. в большинстве случаев не образовывали, вероятно, новых поселений, а приселялись к уже существующим, увеличивая тем самым их людность.
Можно отметить также, что людность мордовских владельческих селений с крепостными крестьянами была ниже, чем селений, жители которых принадлежали к разряду государственных или удельных крестьян. Так, например, средняя людность мордовских крепостных селений Пензенской губернии составляла 465 человек, а Симбирской губернии — 565 человек. Пониженная людность этих селений связана, вероятно, с тем, что помещики по мере увеличения численности крестьян за счет естественного прироста часть их продавали или переселяли в другие имения. Известную роль играло также и бегство крепостных крестьян «на волю».
Средняя людность мордовских дворов по большинству губерний Поволжья в середине XIX в. была примерно такой же, как и у русского населения (около 8 человек). Выводы В. Н. Майнова о распространении у мордвы (особенно у мордвы-мокши) многолюдных дворов-хозяйств (55) были основаны, вероятно, на сравнительно небольшом количестве фактов, так как анализ данных, приведенных в списках населенных мест, не подтверждает этого. Людность мордовских дворов в районах расселения мокши, например в уездах Тамбовской губернии, была ниже, чем в Симбирской губернии, где проживала мордва-эрзя. Во многих уездах коренного района расселения мордвы средняя людность мордовских дворов была меньше, чем у русского населения, но зато за пределами этого района и особенно в Заволжье, как правило, мордовские дворы были многолюднее, чем русские. Для детального анализа этих явлений требуется специальное исследование.
МИГРАЦИИ МОРДВЫ В КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РОССИИ
Эпоха капиталистического развития России характеризуется усилением миграций населения. Это связано с тем, что при капитализме, как установил К. Маркс, создается относительное перенаселение за счет разорения мелких производителей и отделения их от средств производства. Проникновение капитализма в земледелие ведет к быстрой классовой диффиренциации.
55. В. Н. Майнов. Очерк юридического быта мордвы. СПб., 1885, стр. 152.

По свежим материалам наших археологов торговые пути 10- 14 веков выглядят таким образом.
Широтная ориентация дорог подтверждается, а вот север-юг практически отсутствует.

[expedA]

Добрый вечер! Рассматривая последнюю карту-схему в предыдущем сообщении, у меня, как краеведа-любителя, закралось сомнение в названиях "На Русь" и "На Самарскую Луку".
Дорога "На Русь" упирается в несколько водных преград с широкими речными поймами. Конечно, при Петре1 и после его правления всем было "по барабану". Но до него идиотов было меньше и дороги прокладывали более разумно. С направлением "На Самарскую Луку" можно согласиться, но самая удобная переправа через Волгу была в устье реки Уса, а это ещё не Самарская Лука.
Рассмотрим "навскидку" находки арабских дирхемов и их подражание (прозводство Крым) 9-19 века.
.
Ориентация их распространения больше похожа на север-юг.
Предлагаю переключаться с земляных работ на более широкий круг познания. Вот полезная статья:
http://images.xn--b1aebbi9aie.xn--p1ai/foto/24_etno/migraciy_PO/mordva_Peterburg.pdf.