История спелеотуризма в Пензе
Сообщений: 24
• Страница 3 из 3 • 1, 2, 3
- Дмитрий Львов
- Участник
-
- Сообщений: 1779
- Зарегистрирован: 12 дек 2014, 00:50
- Имя:
Re: История спелеотуризма в Пензе
Дмитрий Львов » 15 июл 2023, 02:32
.
ГЛАВА 18.
Участие Пензенского Спелеоклуба в походах и экспедициях в январе-апреле 1988 г.
Поездки в Виргу, Каменку, на СТП в Красноярск, в п.Форельную (Абхазия), в Кугитанг (Туркмения), в Наровчатскую Сканову пещеру.
Подошёл к пещере я вынуть всю верёвку,
Но в последний самый миг что-то мне неловко.
- Кто-то есть в пещере?
- Да!
-Кто там есть в колодце?
- Я!
- Никого нет НИ ФИ-ГА!
8-10 января состоялся выезд большой группы в Виргу. Руководителем был Олег Цой, в группе также были Дима Львов, Володя Жегалов, Надя Моисеева, Надя Ветчинкина, Света Рыжкова, Сергей Лазутин, Ирина Таскина, Ирина Тараненко. Для Сергея Лазутина, Ирины Таскиной и Ирины Тараненко, вероятно, это была первая поездка в пещеру, поскольку они пришли в спелеоклуб незадолго до этого. Кроме членов нашего спелеоклуба с нами ездил Устименков Александр Александрович (все его звали Сан Саныч, впредь он будет упоминаться под этим прозвищем) с группой детей, точнее говоря, подростков, 16-17 лет.
Сан Саныч был бородатым мужчиной (в то время бороды носили реже, чем сейчас, и потому борода являлась определительным признаком туриста, альпиниста или набожного человека), на досуге был горником или пешеходником, работал в ГПТУ мастером и создал при этом учреждении кружок или секцию горного туризма. То есть, он тренировал подростков, которые учились в этом ПТУ, водил их по-крайней мере в небольшие пешие походы, а может быть и в горы, точно не знаю. Подростков в этой поездке было много, около десяти человек.
В Виргинской пещере Сан Саныч и подростки просто ходили по доступным её местам, а взрослая часть нашей группы разбирала завалы в её восточной части, в районе второго входа. Сам второй вход мы по-прежнему не стали откапывать, но откопали и прошли (точнее, проползли) несколько полузаваленных ходов, сделали их топосъёмку и таким образом удлинили пещеру ещё на 20 м. В результате, общая длина пещеры достигла ровно 800 м. Такой она и оставалась вплоть до середины 90-х годов, пока её основной вход не обрушился.
Несмотря на простоту пещеры, на этот раз для меня не обошлось без приключений. Вход в пещеру находился в небольшой воронке или яме под крутой стеной, в то время занесённой снегом. В начале ход был высотой примерно 0,5-0,7 м и по нему нужно было ползти метра четыре, после чего он приводил в довольно высокий зал с нагромождением глыб. Этот зал уходил в правую сторону, а влево продолжался следующий низкий ход. Но суть не в этом.
Мы с Олегом и ещё некоторыми нашими «старичками», поскольку занимались раскопкой и топосъёмкой ходов, выходили из пещеры уже вечером, когда на поверхности было совершенно темно. Я ползу по заключительному шкуродёру, чувствую морозный и свежий воздух с поверхности, и вдруг понимаю, что ползу уже по снегу. Я точно помню, что, когда я залезал в пещеру, снег был только на поверхности, а в пещере его не было, начиная с её самого первого метра. Следовательно, я уже вылез из пещеры наружу и всё ещё продолжаю ползти! Я смутился, что кто-то из наших меня увидит за этим занятием и потом засмеёт. Поднимаю глаза вверх и вижу над собой звёздное небо. Думаю: «Вот балбес! Ползу по снегу уже метра три-четыре, и никак не встану!» Резко пытаюсь встать и ощущаю сильный удар поясницей о каменный свод, после чего падаю обратно, и некоторое время лежу неподвижно, ожидая, когда боль в спине немного утихнет!
Как оказалось, я начал вставать слишком рано! Меня сбил с толку снег во входном шкуродёре. Я запомнил, что утром здесь никакого снега не было, но в пещеру залезала сегодня толпа народа, которые занесли сюда много снега с поверхности. В результате я стал вставать, когда вылез из пещеры ещё только до половины тела! Спина потом долго болела и до сих пор временами даёт о себе знать!
_________________________*___*___*_____________________________
22-23 января группа в составе Сергей Никонов, Володя Жегалов, Володя Полубаров, Дима Львов, Сергей Моисеев (муж Нади Моисеевой) и всё тот же Устименков Сан Саныч со своими подростками выехали в село Головищенская Варежка, которое находится около Каменки. Точнее говоря, даже не в это село, а на дачу к Сан Санычу, расположенную напротив Сельмаша, по другую сторону железной дороги ( Сельмаш – это основная часть районного центра Каменка, точнее говоря, наиболее населённый и крупный район Каменки ). Целью было обследовать пещеру искусственного происхождения, которая находится недалеко от упомянутой дачи Сан Саныча.
Мороз в те дни стоял за тридцать. Дача Сан Саныча, на которой нам предстояло ночевать, не отапливалась и печки в домике не было. Электричества, кажется, тоже не было, во всяком случае не было отопительных приборов. Снаружи дачи во дворе мы разожгли костёр, около него грелись и на нём готовили еду.
По приезду на дачу мы, «старички», как опытные туристы хотели заняться костром и приготовлением еды, но Сан Саныч нас сразу остановил довольно категорически:
- Ничего не делайте, только курите и пляшите! Дети сами всё сделают!
Дети действительно сразу принялись разжигать костёр и готовить еду, их уговаривать не приходилось. Они засуетились, забегали туда-сюда в поисках дров.
- Ломайте забор на дрова! – Сан Саныч указал на деревянный забор, отделяющий его участок от соседского.
Мне как-то сразу стало жаль забор – он выглядел достаточно неплохо.
- Ничего, я летом новый построю! Ломайте его на фиг! – по-хозяйски распорядился Сан Саныч.
- А соседи не будут против? – засомневался я.
- Поскольку их здесь сейчас нет, значит, не будут!
Когда я на следующий день посмотрел на забор Сан Саныча с улицы, то обратил внимание, что со стороны дороги он выглядит совсем не так, как тот внутренний, который мы сломали и сожгли, зато соседский забор и спереди выглядит похоже.
- Совершенно верно! – ответил на мои наблюдения Сан Саныч. – Это был забор соседей! Если им нужно – сделают новый, а мне так он не нужен!
Ночь мы провели в спальниках на полу дачного домика, а чуть забрезжил рассвет – взрослая часть нашей команды, оставив спящих подростков, поднялась и отправилась к пещере.
У нас с собой была бутылка 0,7 л какого-то вина, превратившегося в лёд, которую мы собирались прикончить около пещеры. Чтобы разморозить вино, каждый по очереди носил его за пазухой, получая шок от холода, но вино даже не пыталось перейти из твёрдого состояния в жидкое.
Вместо пещеры мы увидели глинисто-песчаную стену, контрастно выделяющуюся жёлто-бурым пятном на фоне бесконечного белого окружения. Всё, что осталось от пещеры – это небольшое углубление в этой стене, высотой чуть больше метра и глубиной меньше метра.
- Здесь и была пещера, - сказал Сан Саныч, - но потом её засыпали!
У нас с собой были лопаты, но они были бесполезны. Если бы дело было в тёплое время года – мы бы откопали пещеру. Или, например, если бы завал был каменный – мы бы разобрали камни и зимой. Но вход в пещеру был засыпан землёй, которая в тридцатиградусный мороз замёрзла и стала твёрже камня. Мы немножко постучали по завалу лопатами, рискуя их сломать, и решили, что ловить здесь больше нечего.
Оставалось выполнить вторую задачу – выпить бутылку вина, с которым произошла та же история, что и с землёй – оно стало твёрже камня. Отогревание за пазухой ощутимых результатов не давало, кроме дополнительного охлаждения тела и связанного с этим дискомфорта.
Когда мы уже собирались возвращаться на дачу, в этот момент появились подростки с котелком горячего чая, который они вскипятили для нас. Они сами сообразили это сделать, Сан Саныч им таких указаний не давал, поскольку ушёл вместе с нами, когда дети ещё спали. Вообще, молодцы были эти дети, жаль, что я никого из них не запомнил, кроме хорошенькой девочки Оли.
Увидев котелок с чаем, Полубаров сразу воодушевился, с возгласом: «Вы наши спасители!» вытащил из-за пазухи бутылку вина и сунул её в чай.
- Ты что делаешь? Лопнет ведь! – закричал я, вспомнив историю с саратовцами на Баскунчаке, которые пытались бутылкой водки размять картошку.
- Да и фиг с ней! – ответил Володя. – Нам самое главное вынуть вино из бутылки, любым способом!
Как ни странно, бутылка не лопнула и даже не треснула, вино в скором времени перешло в жидкое состояние, и мы его тут же выпили. Правда, чай стал холодным, но мы его принесли на дачу и заново вскипятили.
Таким образом, пещерная часть нашей программы была выполнена уже с утра, хотя и с отрицательным результатом. Но нам всё равно предстояло оставаться на даче почти до вечера, в ожидании пригородного поезда из Пачелмы на Пензу.
Дети жгли мощный костёр, мы кучковались вокруг него и грелись.
- Вы неправильно ломаете забор! – сказал смекалистый Володя Жегалов. – Надо ломать не по одной палке, а пролётами!
Он разбежался и вдарил ногой по пролёту. Забор хоть и поддался, но одного удара было явно недостаточно.
- Ты бей около того столба, а я ударю около этого! – вмешался в процесс Володя Полубаров.
Они оба разбежались и ударили по пролёту с двух сторон. Пролёт со страшным треском рухнул на снег. В это время подбежал Никонов, готовый нанести удар посередине. С разбегу он намахнулся ногой, но не успел – забор уже упал. Серёге не оставалось ничего другого, как отвесить пинок Жегалову.
- За что? – недоумённо возмутился Володя, потирая задницу.
- А зачем ты ломаешь чужой забор? Нехорошо! Люди его строили, строили, а ты ломаешь! – с самым серьёзным видом назидательно сказал Сергей.
Добродушный Жегалов только улыбнулся: «Ну, ну! Тогда не подходи к костру греться!»
Затем мы стали жечь забор целыми пролётами. Около костра стало даже слишком жарко, и пришлось отойти подальше. Снег вокруг костра плавился и обнажалась чёрная земля. Грязь разносилась ногами, и вскоре дачный участок казался уже не очень белоснежным.
- Этак мы слишком быстро спалим весь забор! - говорю Сан Санычу. - Что потом будем жечь?
- Пустяки! В нашем товариществе заборов ещё много!
Потом Сан Саныч вспомнил, что сам в прошлом году старательно заделывал бреши в этом заборе, на что убил немало времени.
Володя Полубаров был в восторге от Сан Саныча. Он сравнивал его со Степаном Разиным и Емельяном Пугачёвым, а его ребят - с бандой восставших казаков. Подростки действительно очень лихо ломали и жгли забор, как в давние времена восставшие крестьяне жгли барские усадьбы. При этом Сан Санычу хорошо удавалось поддерживать дисциплину в банде, только вот дисциплина заключалась не в том, что ребята не должны совершать противоправные и антиобщественные действия, а в том, что подобные действия они должны совершать организованно и дружно, если есть разрешение сверху, либо не совершать, если такого разрешения нет.
Сан Саныч Устименков на своём дачном участке, январь 1988 г.
На костре кипела вода в котелках, подростки закидывали в неё содержимое каких-то пакетиков и консервных банок. Они пытались почистить картошку, но картошка превратилась в камни. Тогда её просто покидали в костёр и запекли в углях.
Я вытащил один клубень из костра и попробовал. Снаружи его был толстый слой чёрной гари, а внутри картошка не пропеклась и была сырая. Потом, когда костёр ослаб, картошку всё-же удалось хорошо запечь в углях, но выход готового продукта от первоначальной массы был очень низкий. Хотя картошка была вкусная, если не считать того, что несолёная. Многие считают, что замороженная картошка вкусной получиться не может, но это не так. Самое главное – готовить картошку в замороженном виде при высокой температуре, не давая ей разморозиться постепенно.
К вечеру мы пришли на станцию, задолго до поезда. Возможно, поезд сильно опаздывал, я точно не помню, но находились мы в районе станции очень долго. Мороз тем временем крепчал и явно перевалил за тридцатник. Чтобы как-то согреться, мы принялись играть в подвижные игры, в частности, в догонялки.
Это была обычная детская игра. Суть её заключалась в том, что один из нас «вадил» и ему необходимо было догнать кого-то и «почеканить», то есть дотронуться рукой. Мы бегали по перрону, вдоль путей и вокруг станции, постоянно от кого-то убегали или догоняли. Возможно, что «вадящих» был не один человек, а несколько, иначе бы игра была не очень подвижной.
Мне из игры запомнился один момент. Я бегу вдоль путей, а за мной гонится Сергей Моисеев. Почему-то он выбрал жертвой именно меня, и гнался только за мной. Я стараюсь бежать максимально быстро (а в молодости я бегал неплохо), но расстояние между нами сокращается, и в конце концов он меня догнал и «почеканил». Самое интересное в этом было то, что в обычном состоянии Сергей Иваныч хромал и ходил с тростью, но, как известно, водка и сильный мороз творят чудеса!
По уровню дурного веселья это был, наверное, самый замечательный поход на то время. Хотя он немного не дотягивал до похода февраля 1987 г., когда мы несколько раз перешли из Европы в Азию, прожили несколько дней в башкирском сельсовете, прокопав от него почти настоящую пещеру в снегу до туалета, ехали в Виргу через Урал, и в Виргинской пещере ползали без света по кругу, думая, что ползаем по прямой.
_________________________*___*___*_____________________________
В феврале Надя Моисеева и Надя Ветчинкина поехали на СТП в Красноярск. СТП - это не средняя точка прицеливания, не стандарт предприятия и не схема территориального планирования, а средняя туристская подготовка. В данном случае это была именно СТП по спелеотуризму. Пройти её могли те спелеотуристы, которые прошли НТП - начальную туристскую подготовку. Нам НТП засчитывалась потому, что Олег Цой два года читал нам лекции (к тому времени уже три года), и, как оказалось, делал это он не совсем на общественных началах и не совсем на голом энтузиазме, как тогда нам казалось. То есть, два года мы вполне официально прослушали лекции по спелеотуризму и прошли маршруты кто второй, а кто третьей категории сложности, и всё это нам теоретически могло быть включено как прохождение НТП, что давало возможность ехать на СТП. В свою очередь, прохождение СТП некоторыми участниками нашего спелеоклуба и при некотором содействии со стороны Татьяны Тарасовны Мартыненко, бывшей в то время начальником отдела в Городском Совете по туризму, давало возможность этим участникам стать инструкторами по спелеотуризму, как если бы они прошли СИП (среднюю инструкторскую подготовку). А наличие трёх инструкторов по спелеотуризму давало нам возможность организовать собственную МКК (маршрутную квалификационную комиссию) и выпускать группы самостоятельно хотя бы на единичку, без заявки через Московскую МКК. Практически такая возможность у нас появится гораздо позже, поскольку и в 1988-м, и в 1989-м году мы заявлялись на единичку ещё через Москву (помню, как мы отправляли туда телеграммы о начале и окончании прохождения маршрута), но попытку создать свою МКК мы начали делать уже с начала 88-го года, и для этого две Надежды были посланы на СТП в Красноярск.
Семинар СТП проходил в Красноярске с 1 по 24 февраля 1988 г. (в другом источнике – с 1 по 26 февраля), руководителем его был Иконников Г.С. На нём присутствовало (то есть, обучалось) 50 человек из 17 городов (по другим данным 33 человека из 15 городов). Наши две Надежды приехали туда и поселились в гостинице. Первые две недели они слушали лекции в УПК (учебно-производственном комбинате), а затем у них начался спелеолагерь, причём Надежды оказались в разных группах: у Моисеевой спелеолагерь проходил в Торгашинской пещере, с предварительным прохождением Баджейской пещеры, а у Ветчинкиной – в Бирюсинских пещерах.
Спелеолагерь в Торгашинской пещере представлял собой ПБЛ - подземный базовый лагерь. Обучающиеся жили в нём 10 дней, под руководством инструкторов вешали в пещере навеску, троллей, организовывали всякие переправы, делали топосъёмку, а в основном - готовили еду. Во всяком случае, Надежде запомнилось то, что готовить еду в пещере на примусе и на сухом горючем, а также почти на «честном слове» и из «честного слова» их обучали больше, чем чему-то другому.
Как-то они приготовили ужин и сидят в пещере за «столом», то есть вокруг большой плоской глыбы, на которой стоит еда. Инструктор группы Игорь Бурмак (впоследствии известный красноярский спелеолог, в то время ещё молодой и амбициозный) просит Надежду передать ему сахар. Надя передаёт ему стеклянную банку с белым порошком, которая оказалась у неё под рукой. Инструктор засыпает в чай три ложечки, делает глоток, морщится и начинает ругать Надю за то, что она передала ему соль.
«Это тебе, чтобы жизнь мёдом не казалась!» - усмехнулась мысленно Надежда, вспомнив любимую поговорку Олега Цоя, но вслух, конечно, просто извинилась.
Пещера Торгашинская (в народе – «Торгашинка») имеет 2965 м суммарной длины ходов и глубину 176 м. Полное её прохождение соответствует 2Б категории сложности.
Сибирские спелеологи имеют свой лексикон, отличный от нашего. Так, например, то, что мы в пещерах называем «залами», они называют «гротами». Узкие ходы, которые мы называем «шкуродёрами», они называют «калибровкой», или «калиброй» - типа, они калибруют людей по толщине, или пропускают людей определённого калибра. Читая отчёты сибиряков о пещерах, я долгое время не врубался: «что такое гроты?», - и думал, что так они называют короткие тупиковые ходы. Потом я понял, что так называют залы. С лексической точки зрения это неправильно, поскольку грот – это пещера или подземная полость, имеющая ширину входа сопоставимую с её протяжённостью, или даже большую. Согласно толковым словарям, грот – это небольшая пещера с широким входом. Правда, Википедия выпендрилась и причислила к гротам ещё и обширные подземные полости, но это уже новое значение этого слова, а не историческое.
Так вот, эта пещера Торгашинская имеет большое количество залов, лабиринтов и узких ходов. В ней во множестве встречаются натёчные образования. Некоторые залы поражают своими размерами. Так, зал под названием Грот Большой имеет площадь 824 кв.м, есть и другие довольно большие.
В последний день Надя Моисеева с большой группой выходила из пещеры. Как я уже отметил, это была пещера Торгашинская, и начиналась она колодцем 40 м. В пещере находилось четыре группы, у каждой из них был свой инструктор, то есть, в общей сложности народа было много. Также в пещере в то время был Иконников Г.С. - председатель УПК и руководитель всего этого мероприятия под названием СТП. Пока все вышли из пещеры, прошло немало времени. Вышедшим на поверхность было не очень приятно ожидать остальных, поскольку мороз в то время стоял под -40. Около пещеры в то время стоял спасательный отряд. Когда участники всех четырёх групп поднялись наверх, то инструкторы в каждой группе пересчитали своих участников и отчитались перед начспасом, что, дескать, все благополучно вышли из пещеры. После этого с колодца сняли навеску, забухтовали и унесли. Все участники, в том числе и спасатели, сели в автобусы и уехали в Красноярск. Таким образом, СТП для всех закончилась, и прошедшим эту среднюю туристскую подготовку до своего отъезда осталось сделать всего одно дело - подписать у Иконникова сертификат о прохождении семинара СТП.
Две Надежды вновь встретились в гостинице, и вместе с остальными стали искать Иконникова. Его искали все тридцать три или пятьдесят человек, прошедшие СТП, но безуспешно. Иконникова нигде не было, ни днём, ни вечером. У многих уже были взяты билеты на поезд, людям нужно было уезжать, а его нет! Можете представить себе, какие выражения летели в его адрес! Получается, что то, чему люди обучались месяц, всё было бесполезно без одной-единственной подписи! И если Иконников в ближайшие часы не появится, то кому-то придётся либо сдавать билеты, либо смириться с тем, что чему-то проучился целый месяц неофициально и без всякого зачёта!
Вдруг поздно вечером, уже ближе к ночи, Надежды слышат чей-то мат в коридоре, громко разносящийся по всей гостинице.
- Наверное, опять Иконникова ругают! – говорит одна из Надежд, и тут до них доходит, что это не его ругают, а он сам на кого-то орёт!
Они вылетают с сертификатами в руках и видят Иконникова, который кричит на инструкторов. Как выяснилось, дело было в следующем.
Иконников находился вместе со всеми в пещере Торгашинской и собирался выходить последним, чтобы никого не забыли. Под конец он пошёл проверить мусор в пещере и убрать его, если таковой там остался. Когда он вернулся к входному колодцу, то людей там уже не было, и верёвки, по которой можно было выйти из пещеры, тоже не было.
Представьте себе его состояние в тот момент. Над твоей головой 40 метров отвеса и нет возможности его преодолеть, разве что опасным лазанием без страховки! Про тебя забыли и скорее всего уже не вспомнят, а обнаружив твою пропажу, будут считать, что ты пропал уже после приезда в Красноярск! Людям нужно уезжать в свои города, а без твоей подписи никто уехать не может!
Как я уже сказал, глубина входного колодца пещеры Торгашинской составляла 40 метров, и параллельно ему было ещё два «камина» по 40 метров. «Камины» - это узкие колодцы, либо сужающиеся части основного большого колодца, расположенные обычно по его краям.
По одному из этих каминов Иконников и выходил из пещеры. Представляете себе 40 метров без страховки – это высота 13-этажного дома! Если сорвёшься, то успеешь всю жизнь вспомнить, пока летишь, да ещё и обдумать: что успел сделать в этой жизни, а что не успел! К тому же наверху был мороз -40, стены холодные, руки мёрзнут, а замёрзшие пальцы хуже держат! И мужчина был уже не совсем молодой, лет за сорок! Короче говоря, сочетание трёх «сороковок»: 40 метров, 40 градусов и 40 с чем-то лет, и каждая из этих «сороковок» давала мало шансов на благополучный исход.
Но Иконников вылез как-то, всё обошлось благополучно. А до Красноярска далеко, и до трассы далеко. Только к ночи он добрался до гостиницы, и устроил инструкторам такой про… - даже не знаю, как цензурными словами назвать то, что он устроил инструкторам.
Немного о других пещерах, в которых тогда побывали Надежды. Как я уже говорил, Моисеева кроме Торгашинской пещеры побывала ещё и в Баджейской, а Ветчинкина побывала в Бирюсинских пещерах.
Пещера Баджейская имеет протяжённость 10740 м и глубину 161 м, и является одной из самых больших пещер в конгломератах (конгломераты – это соединение различных горных пород, среди которых могут быть и не карстующиеся, то есть нерастворимые в воде породы). Пещера начинается входным колодцем 20 м, в дальнейшем представляет собой разветвлённую систему ходов, имеет подземное озеро глубиной 4 м с идеально прозрачной водой. Несмотря на то, что пещера выработана в конгломератах, а не в чистом известняке, тем не менее в ней есть сталактиты и сталагмиты маленького размера. Категория сложности пещеры 2Б.
Бирюсинских пещер имеется порядка 70 шт., расположенных в устье р. Бирюса (притока Красноярского водохранилища). Наиболее крупные из них Женевская («Женевка», протяжённость 5284 м при глубине -60 м, сложность 2А) и Кубинская («Кубинка», протяжённость 3777 м при глубине -274 м, глубочайшая пещера Красноярского края). Пещеры богаты натёчными образованиями (сталактитами, сталагмитами, занавесями, пагодами), постоянными ледниками, в Женевской даже есть флюоресцирующие стены. Пещера Кубинская на входе имеет каскад колодцев суммарной глубиной 80 м, далее разветвлённую систему ходов с подземным ручьём и озёрами. После заполнения Красноярского водохранилища проходимая глубина пещеры уменьшилась до -200 м, также уменьшилась и протяжённость. Сложность пещеры 2Б. В настоящее время все три вышеупомянутые пещеры являются памятниками природы и охраняются.
_________________________*___*___*_____________________________
В январе-феврале Вера Цой вместе с москвичами сходила в пещеру Форельную, расположенную на Бзыбском хребте, в Абхазии. Руководителем группы был Евгений Снетков (г.Москва), в экспедиции также принимали участие Леонид Иорданский (г.Москва), ещё кто-то из москвичей, и Вера.
Как я уже упоминал, после нашей экспедиции в Среднюю Азию в сентябре 1987 г., Инна Сорокина поехала в Москву за справкой об участии в маршруте третьей категории сложности, и там познакомилась с Евгением Снетковым. После этого он неоднократно приглашал саратовцев и нас участвовать в его экспедициях. При этом в своих отчётах об этих экспедициях он всех именовал «саратовцами» - то ли потому, что изначально стал работать с саратовцами, а они уже подсунули ему пензенцев, которых он также посчитал саратовцами, то ли он считал Пензу частью саратовской области, и потому думал, что называть пензенцев «саратовцами» вполне допустимо. Так или иначе, но первым «саратовцем», которого он взял в свою экспедицию, была наша пензячка Вера.
Пещера Форельная находится на Бзыбском хребте, в том районе, где находятся пещеры Пионерская, Студенческая, Напра, Ноктюрн, и др. Вход в Форельную расположен на высоте 1821 м н.у.м. Гидрогеологически все или почти все эти пещеры связаны между собой и разгружаются в источник Мчишта. В настоящее время (как и тогда, в 1988 г.), глубина пещеры Форельной составляет -740 м, протяжённость 1500 м, сложность – 4Б.
Пещера Форельная была открыта в сентябре 1983 г. группой москвичей, в составе которой были упомянутые выше Евгений Снетков и Леонид Иорданский. Такое название дали пещере за то, что протекающие по ней воды разгружаются в источник Мчишта, на котором находится форелевое хозяйство. Вообще все ходы и залы в пещере получили названия в моренистическо-ихтиологическом стиле: ход Снетка, ход Омара, Кикимора и т.д.
За пять или шесть экспедиций в 1983-1985 г.г. в пещере была достигнута глубина -740 м, на которой ручей уходил в мелкоглыбовый завал.
В феврале 1988 г. Снетков предпринял экспедицию под названием «Шанс-1» по раскопке этого завала, в которой и участвовала Вера Цой. Завал прокопать не удалось. Наверху в эту зиму была тяжёлая снеговая обстановка. Других подробностей этой экспедиции я не знаю. Замечательным в ней было то, что впервые член Пензенской спелеосекции спустился в пещере до глубины 740 м и прожил несколько дней на этой глубине в подземном лагере.
_________________________*___*___*_____________________________
В марте 1988 Андрей Вятчин, проживающий в то время в г.Павлово Горьковской области, отправился в поисковую экспедицию в Среднюю Азию на хребет Кугитанг. Не могу сказать точно, его задачей был поиск новых пещер или поиск продолжения в уже известных. Несмотря на успехи на массиве Ачибах в 1987 г., его что-то потянуло в Среднюю Азию. Из Пензы он взял только Ларису Савельеву. Дело в том, что года за полтора-два до этого он развёлся со своей первой женой и теперь находился в поиске новой. Ларису на Кугитанг он пригласил именно с целью «пробы», или «просмотра» - не знаю, как правильно сказать, и больше никого из Пензы не позвал, дабы в дальнейшем не было распространения ненужных сплетен.
Из книги «Пещера мечты» известного спелеолога, главного исследователя Кугитангских пещер Владимира Мальцева можно узнать, что Вятчин был на Кугитанге и раньше, например, в 1985 году он сводил туда целых две экспедиции. Особенно в пещере Промежуточной Вятчин со своей группой совершил первопрохождение и топосъёмку огромного количества новых ходов, так что эта пещера чуть не догнала Кап-Кутан по суммарной протяжённости ходов (24 км против 25,2 км). Мальцев тогда был всерьёз обеспокоен, как бы Вятчин не вывел эту пещеру на первое место в СССР среди пещер, заложенных в известняках, и вовсе не из ревности или каких-то других нехороших чувств, а просто потому, что будет нелепо звучать: самая длинная пещера Азии и СССР в известняках называется Промежуточной!
Владимир Мальцев в своей книге среди многих прочих описывает интересный случай, когда Вятчин в 1985 г. прошёл в пещере Промежуточной новый ход, не пройденный ранее Мальцевым из-за узости в его средней части и зарастания натёками. Самое интересное, что когда Вятчин с тяжёлой кувалдой и зубилом прошёл этот ход до конца и вышел во вновь открывшийся зал, так ни разу и не применив кувалду, то он не мог понять, где в этом ходе была узость и почему Мальцев его не прошёл? Ведь и Вятчин был далеко не изящной комплекции – метр девяносто ростом и в плечах не узкий. Тем не менее, он прополз весь ход, нигде не обнаружив в нём узости, хотя точно известно, что после Мальцева этот ход никто проходить не пытался. Создалось такое впечатление, что пещера за несколько лет расширилась сама собой. Но это было лирическое отступление о деяниях Вятчина на Кугитанге.
Кугитанг, или Кугитангтау – горный хребет в юго-западной части Памиро-Алая, на территории Узбекистана и Туркмении. Южное продолжение хребта Байсунтау, на котором мы были в сентябре предыдущего года. На этом хребте известна пещера Кап-Кутан длиной целых 57 км! Эта пещера в то время являлась самой протяжённой пещерой в СССР среди пещер, заложенных в известняках, и просто самой протяжённой пещерой Азии. Но главное в ней даже не размеры, а необыкновенная, просто сказочная красота! В этой пещере много красивейших натёков самой разной формы и цвета. В ней раньше добывали мраморный оникс, чем нанесли этой пещере колоссальный вред. По пещерным натёкам Кап-Кутан и соседние с ним пещеры не уступают самым красивым пещерам мира. В чём-то даже превосходят их, поскольку только в этих пещерах в состав натёчных образований входят не только различные кальцитовые и гипсовые соединения, но и мраморный оникс, который обладает бесконечным разнообразием медово-жёлтых и бархатно-перламутровых оттенков. Некоторые спелеологи шутят про эту пещеру: «50 оттенков жёлтого». Гипс образует натёки в виде гроздьев винограда и других редких по форме образований. В этой пещере особенно много гелектитов – кальцитовых образований самой разнообразной формы, в том числе в виде различных завитушек и каменных растений. Есть и прозрачные хрустальные натёки, в том числе очень похожие на люстры. Были и редчайшие в мире натёки изумрудно-зелёного цвета, затем уничтоженные во время добычи в пещере оникса. На поверхности одного из подземных озёр «росли» каменные кувшинки с жёлтыми листьями и оранжевыми цветками. Они также были уничтожены при попытке найти оникс на дне этого озера, который там даже и не был найден.
Пещера интересна также тем, что в её подземных водах водится слепая рыбка под названием пещерный голец, или кугитангский голец, которая больше нигде в мире не встречается. В привходовой части пещеры попадаются дикобразы, которые являются переносчиками опасных заразных клещей, хотя в марте, возможно, их ещё нет. Вообще Вятчин выбрал март месяцем для поездки не случайно. Обычно спелеологи в Кугитангские пещеры ездили всегда с ноября по март, когда на плато не слишком жарко и можно добыть воду. Также рядом находятся Карлюкские пещеры, многие входы которых выходят в борт стены 200 м высотой. Вообще в этом районе много пещер, некоторые из них являются памятниками ЮНЕСКО, поскольку по богатству природного убранства им нет равных в Евразии. Некоторые пещеры до сих пор ещё полностью не исследованы, поэтому для Вятчина там работа действительно была.
Про эту его экспедицию я мало что знаю, могу только процитировать краткое сообщение о ней Вятчина в одном из его писем. В то время мы регулярно переписывались с ним, но всего шесть его писем у меня сохранилось до сих пор, в том числе сохранилось и написанное им сразу после приезда с Кугитанга. По поводу этой экспедиции Вятчин пишет: «На Кугитанге мы проявили себя скорей в скалолазаниях, чем в топосъемках. Обычно навык у меня восстанавливается после 1-го километра съемки, а тут по 70-150 м в день, остальное на поиск, что еще есть неснятое».
Видимо, речь идёт о топосъёмке в пещере Кап-Кутан, но в Главной или в Промежуточной - непонятно. В то время эти пещеры ещё были сняты не полностью. О нахождении новой перспективной пещеры упоминаний нет, значит, таковую не нашли. Также непонятно, делали топосъёмку в уже пройденных ранее участках пещер, либо открыли новые участки и совершили их первопрохождение. Или даже новые пещеры. Всё плато Кугитанг испещрено глубокими ущельями с вертикальными стенками от 100 до 500 м, и в этих стенах виднеется множество отверстий, некоторые из которых являются входами в пещеры, но, чтобы туда попасть, нужно лезть по стене или верёвке. Неясно и то, ездил ли Вятчин с Ларисой вдвоём, что маловероятно, или ещё кто-то был с ними? Скорее всего они примкнули к группе московского спелеолога Владимира Мальцева, который ежегодно организовывал экспедиции на Кугитанг.
_________________________*___*___*_____________________________
В конце марта наша группа совершила поездку в Наровчатскую Сканову пещеру, в составе: Дима Львов, Витя Скавинский (который уже почти два года не был в пещерах), Саша Бурцев, Сергей Лазутин, Света Рыжкова, Ирина Тараненко.
Целью поездки было прохождение пещеры совместно с корреспондентом наровчатской газеты Поляковым. Он был сторонником теории, что когда-то в этой пещере было семь этажей и подземное озеро, и ещё какая-то Аптека. В то время у этой теории было много сторонников, в том числе и среди пензенских корреспондентов и журналистов. Поляков строил из себя большого знатока этой пещеры, и мы надеялись, что он покажет нам, какие ходы нужно откапывать и какие завалы разбирать, чтобы попасть на эти таинственные нижние этажи. Но, как выяснилось на месте, он и понятия не имел, где там нужно копать, и надеялся на нас: поскольку мы спелеологи – сами сообразим! А что тут соображать, если нет никаких исторических фактов или хотя бы логических аргументов в пользу существования когда-либо нижних этажей.
Кто когда-то копал глубокую яму и или рыл нору в земле, тот знает, насколько тяжело выкапывать, а тем более вырубать большие объёмы грунта, и затем куда-то этот грунт выбрасывать или выносить. Поэтому монахи или другие служители культа, когда-то копавшие эти пещеры, не стали бы делать лишнюю и не очень нужную для них работу. Двух верхних этажей пещеры вполне хватало на то, чтобы жить в подземном монастыре при положительной температуре круглый год, и совершать религиозные обряды. Им не было никакого смысла углубляться внутрь горы, тем самым сильно усложняя себе работу. Если места для монастыря не хватало – они могли сколь угодно увеличивать верхний этаж, и места на горе для этого вполне достаточно. Поэтому все рассуждения о том, что когда-то в монастыре было семь этажей, подземное озеро и Аптека – на мой взгляд, чисто спекулятивны. Кто-то когда-то ляпнул первое, что пришло ему в голову, а остальные подхватили. Сама идея оказалась привлекательна! От неё веяло средневековой тайной! Ведь кому интересен просто ход в земле, пусть даже и с кельями? Гораздо интереснее, если ходы идут в несколько этажей, и ещё интереснее, если дело не ограничивается одними ходами и кельями, а есть ещё какие-то атрибуты насыщенной подземной жизни, практически подземного города. А какие атрибуты средневекового города могут быть под землёй? Магазины – нет, школы – нет (ведь у монахов нет детей), жильё – уже есть кельи, церковь – вся пещера и есть монастырь. Остаются ещё подземное озеро и аптека. Но почему именно аптека? Кто-нибудь видел, чтобы в монастырях были аптеки? С тем же успехом могли сказать, что внизу у монахов была дискотека!
В этом походе произошло одно интересное событие – внизу под горой, недалеко от начала подъёма к пещере и от родника, мы обнаружили свежий след медведя. В то время, как и в настоящее, Наровчатский район является единственным местом в Пензенской области, где ещё остаются медведи. В советские времена они иногда встречались ещё и районе Вирги. Что характерно – медведи у нас встречались исключительно в тех местах, где были пещеры. Возможно, они использовали пещеры под зимние берлоги. Поскольку зимой в этих двух пещерах мы медведей не встречали, то не исключено, что рядом имеются ещё и другие. Так, осенью 1985 г. мы с Володей Полубаровым нашли недалеко от Наровчатской Скановой пещеры другую независимую от неё пещеру длиной 15 м, о которой я ни до того, ни после того ни разу не слышал, и в каком виде она пребывает в настоящее время – неизвестно. А в той горе, где находится Виргинская пещера, вообще было много отверстий, оставшихся от обрушившихся когда-то входов. Так что появление медведей в этих краях в зимнее время вполне может быть обусловлено этим. А чем ещё объяснить, что медведи у нас полностью игнорировали восточную часть области, богатую на лосей, косуль и кабанов, и встречались только в северо-западной части, бедной на копытных зверей?
Когда мы увидели свежий след медведя, то сразу бывшие в этих местах и летом (я и Саша Бурцев) вспомнили, что здесь когда-то находилась пасека со множеством ульев. Возможно, медведь пришёл сюда за мёдом, но не рассчитал время. Витя Скавинский как истинный украинец предположил, что медведь приходил сюда ночью, учуяв запах нашего сала, перед которым устоять невозможно, но побоялся нас беспокоить.
- Це сало! – подумав ведмидь. - Але як же мени його поцупыты, не розбудивши людей?
- Нет же! – возразил корреспондент Поляков. - Медведь просто приходил на родник со святой водой! Силу этой воды знают все местные, и люди, и животные! Умирающий или просто изголодавший после зимней спячки зверь приходит сюда, пьёт святую воду, после чего сразу становится бодрым и здоровым!
Я хотел узнать, какие молитвы читает медведь перед принятием святой воды, но постеснялся.
Спустя небольшое время, в конце марта или в первых числах апреля, состоялась ещё одна поездка в Наровчатские Скановы пещеры, группой в составе: Надежда Моисеева, Володя Жегалов, "трюфеля" и москвич турист-водник Андрей Циновский. Немного о том, кто такие «трюфеля».
В начале 1988 года в наш спелеоклуб пришло много молодёжи. Некоторые из них жили в районе Старой Западной (Паша Корнишин, Вадим Саунин, Дима Балясов, Миша Карпов, Стас Паскевич), некоторые на Шуисте (Саша Буланов, Лёша Кульков, Оля Аносова), а другие ещё где-то. Занималась их обучением в основном Надежда Моисеева, поскольку Олег Цой всё сильнее и сильнее стал отлынивать от чтения лекций по карсту, вязке узлов и калорийности продуктов. Правда, тренировки по выходным он проводил по-прежнему на водонапорной башне на Западной Поляне.
Незадолго до этого, как говорилось выше, у нас был создан спелеоклуб «Троглофил», и Олегу очень хотелось, чтобы пришедшая в клуб молодёжь входила в какую-то группу, являющуюся начальным этапом перехода от простого «чайника» к спелеологу-троглофилу. Наподобие, как в коммунистической партии существовали начальные стадии – октябрята, пионеры и комсомольцы. Или как в партии ЛДПР молодёжь называлась «соколы Жириновского». Правда, в то время партии ЛДПР ещё не было и в помине.
И вот Олег предложил, чтобы пришедшая в клуб молодёжь не становилась сразу членами клуба, а поначалу входила в некую организацию под названием «Трюфеля». Для справок – трюфеля (точнее говоря, трюфели) – это вкусные грибы, которые образуют свои плодовые тела в основном под землёй и при сборе их выкапывают лопатой. Таким образом, трюфели имеют нечто общее со спелеологами. Кроме того, по звучанию слова «Троглофил» и «Трюфеля» очень похожи, но слово «Трюфеля» звучит мягче и менее внушительно.
С этих пор мы молодёжь в нашей секции стали называть «трюфелями». Это им не очень нравилось, но деваться было некуда. Положительной стороной для них было то, что члены клуба платили взносы на общественные нужды (я лично их собирал), а «трюфеля» их не платили до момента их почётного зачисления в клуб.
Выезд в Наровчатскую Сканову пещеру был первым и зачётным походом для «трюфелей».
На прямой автобус до Наровчата им взять билеты не удалось. Доехали до Нижнего Ломова, надеясь оттуда выехать в Наровчат, но безуспешно. Надежда договорилась с руководством какого-то ПТУ, в общежитии которого туристы и переночевали. Таким образом, первая их ночёвка, которая должна была быть холодной, оказалась относительно тёплой.
Наутро они добрались до Наровчата, днём достигли пещеры и прошли её. Лагерь под землёй ставить не стали, поскольку вход в пещеру был грязным из-за тающего снега, и ребята не хотели пачкать рюкзаки. Хотя мы раньше ночевали в пещере в подобных условиях, протаскивая рюкзаки по полиэтилену. Но «трюфелей» грязный ход шокировал сильнее, чем когда-либо грязь шокировала наше старшее поколение.
Вадим Саунин и Паша Корнишин около Скановой пещеры, конец марта или начало апреля 1988
Лагерь поставили наверху. Пока жгли костёр, варили еду и ели, всё шло нормально. Потом день подошёл к концу и все улеглись по спальникам в двух или трёх палатках. И тут ребята взвыли. Ночевать в тонких ватных спальниках им показалось очень холодно. Немного полежав и постучав зубами, не имея возможности уснуть, ребята вылезли из спальников и при свете налобных фонарей принялись играть в карты, в том числе и Оля Аносова с ними. Лишь только Вадим Саунин, как наиболее интеллигентный и серьёзный из всех, не стал принимать участие в карточных играх. Он надел на себя пуховик, ботинки и залез обратно в спальник. Но это ему уснуть не помогло, ему даже показалось, что он стал мёрзнуть ещё сильнее.
Позже старшие товарищи объяснили Вадиму, что в случае холодной ночёвки в спальнике и палатке ни в коем случае нельзя надевать на себя много вещей. Различные органы тела должны прижиматься друг к другу и передавать друг другу тепло. А у Вадима получилось, что руки были изолированы от тела, а ноги изолированы друг от друга, поэтому он замерзал ещё сильнее. Если в наличие имеется много одежды, то есть смысл положить её под себя и на себя, но не надевать.
Я вспоминаю, как мы ездили в свой первый поход в Наровчат в составе Пензенской спелеосекции в феврале 1985 г. и две ночи спали в палатках при тридцатиградусном морозе. И у нас тоже тогда не было хороших спальников и ковриков. Скажу даже больше: у меня никогда не было хорошего синтепонового спальника, всю жизнь я ходил с ватным фабричного изготовления советских времён! И ничего лишнего себе не отморозил!
А тут ребята поехали в Наровчат в конце марта. Какая температура тогда могла быть на поверхности, если вход в пещеру был грязный? Я думаю, в худшем случае минус пять с ветром. И что, при такой температуре им было проблемно переночевать? Мы ночевали две ночи при минус тридцати и не стонали, а они переночевали всего только одну при минус пяти – и обстрадались! А ведь ребята всего на несколько лет были младше нас. Что же тогда говорить о современной молодёжи?
Я часто слышу на работе разговоры молодёжи, типа: «Мы съездили на юг и жилищные условия были хуже некуда», или: «Я был в командировке, и гостиничный номер был некомфортный». Да как меблированное помещение вообще может быть некомфортным? Если есть крыша над головой – это уже комфортно! А на пляже под открытым небом они спать не пытались? А на вокзале, сидя на деревянной скамейке?
Вот поэтому я и не верю в то, что современная молодёжь способна возродить спелеотуризм до уровня 70-80-х годов, равно как и альпинизм, и горный, и водный, и пешеходный туризм. И не потому, что современная молодёжь слабее в физическом или в моральном отношении. Нет, не слабее она физически и даже в отношении выносливости. Сейчас много молодых людей занимаются в спортзалах, бегают на лыжах и без лыж, гоняют на велосипедах и т.д. Так что чисто в отношении к спорту современную молодёжь упрекнуть трудно. Но дело в другом. Первое – нет у большинства молодёжи понятий, что чем-то можно заниматься много и усердно, тратя массу сил и времени на то, что не приносит и никогда не принесёт материальных дивидендов. И второе – это гипертрофированное чувство комфорта у современных людей. Современная молодёжь в большинстве своём не сможет жить в походных условиях, не испытывая при этом дискомфорта, а отсутствие комфорта на нынешнем этапе сознания – это очень веская причина для неприятия данного вида деятельности. В настоящее время в Крыму и в других карстовых районах больше посещаются те пещеры, к которым можно близко подъехать на машине. В наше время варианты подъезда на автотранспорте рассматривались очень редко и в исключительных случаях. Ездили в основном на рейсовых автобусах, куда можно было подъехать, и потом шли пешком, при этом во главу угла ставилась не возможность наиболее близкого подъезда к пещере, а её привлекательность, либо привлекательность карстового района. Спелеологи всегда готовы были терпеть определённый дискомфорт, если конечная цель им казалась привлекательной. Никому бы и в голову не пришло идти в пещеру только из тех соображений, что к ней можно близко подъехать на машине или на автобусе. Сейчас это не так. Я даже читал в отчётах некоторых групп, как ребята ночуют в машине около пещеры, хотя у них есть и палатка. В этом случае можно даже говорить не о неготовности к дискомфорту у нынешней молодёжи, а к выклиниванию из сознания людей некоторых «устаревших», как им кажется, элементов комфорта.
Всплеск спелеотуристической и иной туристической активности в 50-80 годы прошлого века, и затем затухание этой активности, я лично объясняю следующим образом.
Люди тысячелетиями испытывали дискомфорт (по современным понятиям) и были к нему привычны. Они в очень небольшой степени интересовались горами и пещерами, во-первых, потому, что основное время у них уходило на жизнеобеспечение и не было резона его тратить на что-то другое, и, во-вторых, не было соответствующего снаряжения для прохождения гор и пещер.
Примерно с середины XX века (в нашей стране чуть позже) у людей появилось больше свободного времени, и к тому же появилось нужное им снаряжение. Люди стали активно увлекаться альпинизмом и разными видами туризма. Готовность испытывать определённый дискомфорт у тех поколений ещё не пропала. Но с развитием науки и техники люди всё сильнее и сильнее привыкали к комфорту, и дискомфорт их уже перестал радовать.
В 90-е годы в нашей стране произошёл массовый перекос сознания людей в сторону материальных ценностей, усиленный экономическим кризисом. Количество спортивных туристов стало сокращаться. Возможно, в наше время и встречается молодёжь, не испытывающая этого перекоса, но всё равно, она уже слишком избалована комфортом для занятий альпинизмом и спортивным туризмом. Для нынешней молодёжи труднее этим заниматься, чем было для нас. Болевой порог в отношении дискомфорта у неё ниже, чем у нас, если можно так выразиться.
Когда я в молодости оказывался в чужом городе и меня настигала ночь, то я мог завалиться на землю под каким-нибудь кустом, и продрыхнуть до утра. Мне и в голову бы не пришло искать гостиницу или какую-нибудь комнату отдыха. А современная молодёжь будет искать.
А если вспомнить время коронавируса - это вообще кошмар! Молодёжь почти поголовно ходила в масках, протирала спиртом всякие поверхности и т.д.
Поэтому я в неё и не верю, в плане спелеотуризма. Будут отдельные представители-спелеологи, но так как было раньше - такого не будет.
ГЛАВА 18.
Участие Пензенского Спелеоклуба в походах и экспедициях в январе-апреле 1988 г.
Поездки в Виргу, Каменку, на СТП в Красноярск, в п.Форельную (Абхазия), в Кугитанг (Туркмения), в Наровчатскую Сканову пещеру.
Подошёл к пещере я вынуть всю верёвку,
Но в последний самый миг что-то мне неловко.
- Кто-то есть в пещере?
- Да!
-Кто там есть в колодце?
- Я!
- Никого нет НИ ФИ-ГА!
8-10 января состоялся выезд большой группы в Виргу. Руководителем был Олег Цой, в группе также были Дима Львов, Володя Жегалов, Надя Моисеева, Надя Ветчинкина, Света Рыжкова, Сергей Лазутин, Ирина Таскина, Ирина Тараненко. Для Сергея Лазутина, Ирины Таскиной и Ирины Тараненко, вероятно, это была первая поездка в пещеру, поскольку они пришли в спелеоклуб незадолго до этого. Кроме членов нашего спелеоклуба с нами ездил Устименков Александр Александрович (все его звали Сан Саныч, впредь он будет упоминаться под этим прозвищем) с группой детей, точнее говоря, подростков, 16-17 лет.
Сан Саныч был бородатым мужчиной (в то время бороды носили реже, чем сейчас, и потому борода являлась определительным признаком туриста, альпиниста или набожного человека), на досуге был горником или пешеходником, работал в ГПТУ мастером и создал при этом учреждении кружок или секцию горного туризма. То есть, он тренировал подростков, которые учились в этом ПТУ, водил их по-крайней мере в небольшие пешие походы, а может быть и в горы, точно не знаю. Подростков в этой поездке было много, около десяти человек.
В Виргинской пещере Сан Саныч и подростки просто ходили по доступным её местам, а взрослая часть нашей группы разбирала завалы в её восточной части, в районе второго входа. Сам второй вход мы по-прежнему не стали откапывать, но откопали и прошли (точнее, проползли) несколько полузаваленных ходов, сделали их топосъёмку и таким образом удлинили пещеру ещё на 20 м. В результате, общая длина пещеры достигла ровно 800 м. Такой она и оставалась вплоть до середины 90-х годов, пока её основной вход не обрушился.
Несмотря на простоту пещеры, на этот раз для меня не обошлось без приключений. Вход в пещеру находился в небольшой воронке или яме под крутой стеной, в то время занесённой снегом. В начале ход был высотой примерно 0,5-0,7 м и по нему нужно было ползти метра четыре, после чего он приводил в довольно высокий зал с нагромождением глыб. Этот зал уходил в правую сторону, а влево продолжался следующий низкий ход. Но суть не в этом.
Мы с Олегом и ещё некоторыми нашими «старичками», поскольку занимались раскопкой и топосъёмкой ходов, выходили из пещеры уже вечером, когда на поверхности было совершенно темно. Я ползу по заключительному шкуродёру, чувствую морозный и свежий воздух с поверхности, и вдруг понимаю, что ползу уже по снегу. Я точно помню, что, когда я залезал в пещеру, снег был только на поверхности, а в пещере его не было, начиная с её самого первого метра. Следовательно, я уже вылез из пещеры наружу и всё ещё продолжаю ползти! Я смутился, что кто-то из наших меня увидит за этим занятием и потом засмеёт. Поднимаю глаза вверх и вижу над собой звёздное небо. Думаю: «Вот балбес! Ползу по снегу уже метра три-четыре, и никак не встану!» Резко пытаюсь встать и ощущаю сильный удар поясницей о каменный свод, после чего падаю обратно, и некоторое время лежу неподвижно, ожидая, когда боль в спине немного утихнет!
Как оказалось, я начал вставать слишком рано! Меня сбил с толку снег во входном шкуродёре. Я запомнил, что утром здесь никакого снега не было, но в пещеру залезала сегодня толпа народа, которые занесли сюда много снега с поверхности. В результате я стал вставать, когда вылез из пещеры ещё только до половины тела! Спина потом долго болела и до сих пор временами даёт о себе знать!
_________________________*___*___*_____________________________
22-23 января группа в составе Сергей Никонов, Володя Жегалов, Володя Полубаров, Дима Львов, Сергей Моисеев (муж Нади Моисеевой) и всё тот же Устименков Сан Саныч со своими подростками выехали в село Головищенская Варежка, которое находится около Каменки. Точнее говоря, даже не в это село, а на дачу к Сан Санычу, расположенную напротив Сельмаша, по другую сторону железной дороги ( Сельмаш – это основная часть районного центра Каменка, точнее говоря, наиболее населённый и крупный район Каменки ). Целью было обследовать пещеру искусственного происхождения, которая находится недалеко от упомянутой дачи Сан Саныча.
Мороз в те дни стоял за тридцать. Дача Сан Саныча, на которой нам предстояло ночевать, не отапливалась и печки в домике не было. Электричества, кажется, тоже не было, во всяком случае не было отопительных приборов. Снаружи дачи во дворе мы разожгли костёр, около него грелись и на нём готовили еду.
По приезду на дачу мы, «старички», как опытные туристы хотели заняться костром и приготовлением еды, но Сан Саныч нас сразу остановил довольно категорически:
- Ничего не делайте, только курите и пляшите! Дети сами всё сделают!
Дети действительно сразу принялись разжигать костёр и готовить еду, их уговаривать не приходилось. Они засуетились, забегали туда-сюда в поисках дров.
- Ломайте забор на дрова! – Сан Саныч указал на деревянный забор, отделяющий его участок от соседского.
Мне как-то сразу стало жаль забор – он выглядел достаточно неплохо.
- Ничего, я летом новый построю! Ломайте его на фиг! – по-хозяйски распорядился Сан Саныч.
- А соседи не будут против? – засомневался я.
- Поскольку их здесь сейчас нет, значит, не будут!
Когда я на следующий день посмотрел на забор Сан Саныча с улицы, то обратил внимание, что со стороны дороги он выглядит совсем не так, как тот внутренний, который мы сломали и сожгли, зато соседский забор и спереди выглядит похоже.
- Совершенно верно! – ответил на мои наблюдения Сан Саныч. – Это был забор соседей! Если им нужно – сделают новый, а мне так он не нужен!
Ночь мы провели в спальниках на полу дачного домика, а чуть забрезжил рассвет – взрослая часть нашей команды, оставив спящих подростков, поднялась и отправилась к пещере.
У нас с собой была бутылка 0,7 л какого-то вина, превратившегося в лёд, которую мы собирались прикончить около пещеры. Чтобы разморозить вино, каждый по очереди носил его за пазухой, получая шок от холода, но вино даже не пыталось перейти из твёрдого состояния в жидкое.
Вместо пещеры мы увидели глинисто-песчаную стену, контрастно выделяющуюся жёлто-бурым пятном на фоне бесконечного белого окружения. Всё, что осталось от пещеры – это небольшое углубление в этой стене, высотой чуть больше метра и глубиной меньше метра.
- Здесь и была пещера, - сказал Сан Саныч, - но потом её засыпали!
У нас с собой были лопаты, но они были бесполезны. Если бы дело было в тёплое время года – мы бы откопали пещеру. Или, например, если бы завал был каменный – мы бы разобрали камни и зимой. Но вход в пещеру был засыпан землёй, которая в тридцатиградусный мороз замёрзла и стала твёрже камня. Мы немножко постучали по завалу лопатами, рискуя их сломать, и решили, что ловить здесь больше нечего.
Оставалось выполнить вторую задачу – выпить бутылку вина, с которым произошла та же история, что и с землёй – оно стало твёрже камня. Отогревание за пазухой ощутимых результатов не давало, кроме дополнительного охлаждения тела и связанного с этим дискомфорта.
Когда мы уже собирались возвращаться на дачу, в этот момент появились подростки с котелком горячего чая, который они вскипятили для нас. Они сами сообразили это сделать, Сан Саныч им таких указаний не давал, поскольку ушёл вместе с нами, когда дети ещё спали. Вообще, молодцы были эти дети, жаль, что я никого из них не запомнил, кроме хорошенькой девочки Оли.
Увидев котелок с чаем, Полубаров сразу воодушевился, с возгласом: «Вы наши спасители!» вытащил из-за пазухи бутылку вина и сунул её в чай.
- Ты что делаешь? Лопнет ведь! – закричал я, вспомнив историю с саратовцами на Баскунчаке, которые пытались бутылкой водки размять картошку.
- Да и фиг с ней! – ответил Володя. – Нам самое главное вынуть вино из бутылки, любым способом!
Как ни странно, бутылка не лопнула и даже не треснула, вино в скором времени перешло в жидкое состояние, и мы его тут же выпили. Правда, чай стал холодным, но мы его принесли на дачу и заново вскипятили.
Таким образом, пещерная часть нашей программы была выполнена уже с утра, хотя и с отрицательным результатом. Но нам всё равно предстояло оставаться на даче почти до вечера, в ожидании пригородного поезда из Пачелмы на Пензу.
Дети жгли мощный костёр, мы кучковались вокруг него и грелись.
- Вы неправильно ломаете забор! – сказал смекалистый Володя Жегалов. – Надо ломать не по одной палке, а пролётами!
Он разбежался и вдарил ногой по пролёту. Забор хоть и поддался, но одного удара было явно недостаточно.
- Ты бей около того столба, а я ударю около этого! – вмешался в процесс Володя Полубаров.
Они оба разбежались и ударили по пролёту с двух сторон. Пролёт со страшным треском рухнул на снег. В это время подбежал Никонов, готовый нанести удар посередине. С разбегу он намахнулся ногой, но не успел – забор уже упал. Серёге не оставалось ничего другого, как отвесить пинок Жегалову.
- За что? – недоумённо возмутился Володя, потирая задницу.
- А зачем ты ломаешь чужой забор? Нехорошо! Люди его строили, строили, а ты ломаешь! – с самым серьёзным видом назидательно сказал Сергей.
Добродушный Жегалов только улыбнулся: «Ну, ну! Тогда не подходи к костру греться!»
Затем мы стали жечь забор целыми пролётами. Около костра стало даже слишком жарко, и пришлось отойти подальше. Снег вокруг костра плавился и обнажалась чёрная земля. Грязь разносилась ногами, и вскоре дачный участок казался уже не очень белоснежным.
- Этак мы слишком быстро спалим весь забор! - говорю Сан Санычу. - Что потом будем жечь?
- Пустяки! В нашем товариществе заборов ещё много!
Потом Сан Саныч вспомнил, что сам в прошлом году старательно заделывал бреши в этом заборе, на что убил немало времени.
Володя Полубаров был в восторге от Сан Саныча. Он сравнивал его со Степаном Разиным и Емельяном Пугачёвым, а его ребят - с бандой восставших казаков. Подростки действительно очень лихо ломали и жгли забор, как в давние времена восставшие крестьяне жгли барские усадьбы. При этом Сан Санычу хорошо удавалось поддерживать дисциплину в банде, только вот дисциплина заключалась не в том, что ребята не должны совершать противоправные и антиобщественные действия, а в том, что подобные действия они должны совершать организованно и дружно, если есть разрешение сверху, либо не совершать, если такого разрешения нет.
Сан Саныч Устименков на своём дачном участке, январь 1988 г.
На костре кипела вода в котелках, подростки закидывали в неё содержимое каких-то пакетиков и консервных банок. Они пытались почистить картошку, но картошка превратилась в камни. Тогда её просто покидали в костёр и запекли в углях.
Я вытащил один клубень из костра и попробовал. Снаружи его был толстый слой чёрной гари, а внутри картошка не пропеклась и была сырая. Потом, когда костёр ослаб, картошку всё-же удалось хорошо запечь в углях, но выход готового продукта от первоначальной массы был очень низкий. Хотя картошка была вкусная, если не считать того, что несолёная. Многие считают, что замороженная картошка вкусной получиться не может, но это не так. Самое главное – готовить картошку в замороженном виде при высокой температуре, не давая ей разморозиться постепенно.
К вечеру мы пришли на станцию, задолго до поезда. Возможно, поезд сильно опаздывал, я точно не помню, но находились мы в районе станции очень долго. Мороз тем временем крепчал и явно перевалил за тридцатник. Чтобы как-то согреться, мы принялись играть в подвижные игры, в частности, в догонялки.
Это была обычная детская игра. Суть её заключалась в том, что один из нас «вадил» и ему необходимо было догнать кого-то и «почеканить», то есть дотронуться рукой. Мы бегали по перрону, вдоль путей и вокруг станции, постоянно от кого-то убегали или догоняли. Возможно, что «вадящих» был не один человек, а несколько, иначе бы игра была не очень подвижной.
Мне из игры запомнился один момент. Я бегу вдоль путей, а за мной гонится Сергей Моисеев. Почему-то он выбрал жертвой именно меня, и гнался только за мной. Я стараюсь бежать максимально быстро (а в молодости я бегал неплохо), но расстояние между нами сокращается, и в конце концов он меня догнал и «почеканил». Самое интересное в этом было то, что в обычном состоянии Сергей Иваныч хромал и ходил с тростью, но, как известно, водка и сильный мороз творят чудеса!
По уровню дурного веселья это был, наверное, самый замечательный поход на то время. Хотя он немного не дотягивал до похода февраля 1987 г., когда мы несколько раз перешли из Европы в Азию, прожили несколько дней в башкирском сельсовете, прокопав от него почти настоящую пещеру в снегу до туалета, ехали в Виргу через Урал, и в Виргинской пещере ползали без света по кругу, думая, что ползаем по прямой.
_________________________*___*___*_____________________________
В феврале Надя Моисеева и Надя Ветчинкина поехали на СТП в Красноярск. СТП - это не средняя точка прицеливания, не стандарт предприятия и не схема территориального планирования, а средняя туристская подготовка. В данном случае это была именно СТП по спелеотуризму. Пройти её могли те спелеотуристы, которые прошли НТП - начальную туристскую подготовку. Нам НТП засчитывалась потому, что Олег Цой два года читал нам лекции (к тому времени уже три года), и, как оказалось, делал это он не совсем на общественных началах и не совсем на голом энтузиазме, как тогда нам казалось. То есть, два года мы вполне официально прослушали лекции по спелеотуризму и прошли маршруты кто второй, а кто третьей категории сложности, и всё это нам теоретически могло быть включено как прохождение НТП, что давало возможность ехать на СТП. В свою очередь, прохождение СТП некоторыми участниками нашего спелеоклуба и при некотором содействии со стороны Татьяны Тарасовны Мартыненко, бывшей в то время начальником отдела в Городском Совете по туризму, давало возможность этим участникам стать инструкторами по спелеотуризму, как если бы они прошли СИП (среднюю инструкторскую подготовку). А наличие трёх инструкторов по спелеотуризму давало нам возможность организовать собственную МКК (маршрутную квалификационную комиссию) и выпускать группы самостоятельно хотя бы на единичку, без заявки через Московскую МКК. Практически такая возможность у нас появится гораздо позже, поскольку и в 1988-м, и в 1989-м году мы заявлялись на единичку ещё через Москву (помню, как мы отправляли туда телеграммы о начале и окончании прохождения маршрута), но попытку создать свою МКК мы начали делать уже с начала 88-го года, и для этого две Надежды были посланы на СТП в Красноярск.
Семинар СТП проходил в Красноярске с 1 по 24 февраля 1988 г. (в другом источнике – с 1 по 26 февраля), руководителем его был Иконников Г.С. На нём присутствовало (то есть, обучалось) 50 человек из 17 городов (по другим данным 33 человека из 15 городов). Наши две Надежды приехали туда и поселились в гостинице. Первые две недели они слушали лекции в УПК (учебно-производственном комбинате), а затем у них начался спелеолагерь, причём Надежды оказались в разных группах: у Моисеевой спелеолагерь проходил в Торгашинской пещере, с предварительным прохождением Баджейской пещеры, а у Ветчинкиной – в Бирюсинских пещерах.
Спелеолагерь в Торгашинской пещере представлял собой ПБЛ - подземный базовый лагерь. Обучающиеся жили в нём 10 дней, под руководством инструкторов вешали в пещере навеску, троллей, организовывали всякие переправы, делали топосъёмку, а в основном - готовили еду. Во всяком случае, Надежде запомнилось то, что готовить еду в пещере на примусе и на сухом горючем, а также почти на «честном слове» и из «честного слова» их обучали больше, чем чему-то другому.
Как-то они приготовили ужин и сидят в пещере за «столом», то есть вокруг большой плоской глыбы, на которой стоит еда. Инструктор группы Игорь Бурмак (впоследствии известный красноярский спелеолог, в то время ещё молодой и амбициозный) просит Надежду передать ему сахар. Надя передаёт ему стеклянную банку с белым порошком, которая оказалась у неё под рукой. Инструктор засыпает в чай три ложечки, делает глоток, морщится и начинает ругать Надю за то, что она передала ему соль.
«Это тебе, чтобы жизнь мёдом не казалась!» - усмехнулась мысленно Надежда, вспомнив любимую поговорку Олега Цоя, но вслух, конечно, просто извинилась.
Пещера Торгашинская (в народе – «Торгашинка») имеет 2965 м суммарной длины ходов и глубину 176 м. Полное её прохождение соответствует 2Б категории сложности.
Сибирские спелеологи имеют свой лексикон, отличный от нашего. Так, например, то, что мы в пещерах называем «залами», они называют «гротами». Узкие ходы, которые мы называем «шкуродёрами», они называют «калибровкой», или «калиброй» - типа, они калибруют людей по толщине, или пропускают людей определённого калибра. Читая отчёты сибиряков о пещерах, я долгое время не врубался: «что такое гроты?», - и думал, что так они называют короткие тупиковые ходы. Потом я понял, что так называют залы. С лексической точки зрения это неправильно, поскольку грот – это пещера или подземная полость, имеющая ширину входа сопоставимую с её протяжённостью, или даже большую. Согласно толковым словарям, грот – это небольшая пещера с широким входом. Правда, Википедия выпендрилась и причислила к гротам ещё и обширные подземные полости, но это уже новое значение этого слова, а не историческое.
Так вот, эта пещера Торгашинская имеет большое количество залов, лабиринтов и узких ходов. В ней во множестве встречаются натёчные образования. Некоторые залы поражают своими размерами. Так, зал под названием Грот Большой имеет площадь 824 кв.м, есть и другие довольно большие.
В последний день Надя Моисеева с большой группой выходила из пещеры. Как я уже отметил, это была пещера Торгашинская, и начиналась она колодцем 40 м. В пещере находилось четыре группы, у каждой из них был свой инструктор, то есть, в общей сложности народа было много. Также в пещере в то время был Иконников Г.С. - председатель УПК и руководитель всего этого мероприятия под названием СТП. Пока все вышли из пещеры, прошло немало времени. Вышедшим на поверхность было не очень приятно ожидать остальных, поскольку мороз в то время стоял под -40. Около пещеры в то время стоял спасательный отряд. Когда участники всех четырёх групп поднялись наверх, то инструкторы в каждой группе пересчитали своих участников и отчитались перед начспасом, что, дескать, все благополучно вышли из пещеры. После этого с колодца сняли навеску, забухтовали и унесли. Все участники, в том числе и спасатели, сели в автобусы и уехали в Красноярск. Таким образом, СТП для всех закончилась, и прошедшим эту среднюю туристскую подготовку до своего отъезда осталось сделать всего одно дело - подписать у Иконникова сертификат о прохождении семинара СТП.
Две Надежды вновь встретились в гостинице, и вместе с остальными стали искать Иконникова. Его искали все тридцать три или пятьдесят человек, прошедшие СТП, но безуспешно. Иконникова нигде не было, ни днём, ни вечером. У многих уже были взяты билеты на поезд, людям нужно было уезжать, а его нет! Можете представить себе, какие выражения летели в его адрес! Получается, что то, чему люди обучались месяц, всё было бесполезно без одной-единственной подписи! И если Иконников в ближайшие часы не появится, то кому-то придётся либо сдавать билеты, либо смириться с тем, что чему-то проучился целый месяц неофициально и без всякого зачёта!
Вдруг поздно вечером, уже ближе к ночи, Надежды слышат чей-то мат в коридоре, громко разносящийся по всей гостинице.
- Наверное, опять Иконникова ругают! – говорит одна из Надежд, и тут до них доходит, что это не его ругают, а он сам на кого-то орёт!
Они вылетают с сертификатами в руках и видят Иконникова, который кричит на инструкторов. Как выяснилось, дело было в следующем.
Иконников находился вместе со всеми в пещере Торгашинской и собирался выходить последним, чтобы никого не забыли. Под конец он пошёл проверить мусор в пещере и убрать его, если таковой там остался. Когда он вернулся к входному колодцу, то людей там уже не было, и верёвки, по которой можно было выйти из пещеры, тоже не было.
Представьте себе его состояние в тот момент. Над твоей головой 40 метров отвеса и нет возможности его преодолеть, разве что опасным лазанием без страховки! Про тебя забыли и скорее всего уже не вспомнят, а обнаружив твою пропажу, будут считать, что ты пропал уже после приезда в Красноярск! Людям нужно уезжать в свои города, а без твоей подписи никто уехать не может!
Как я уже сказал, глубина входного колодца пещеры Торгашинской составляла 40 метров, и параллельно ему было ещё два «камина» по 40 метров. «Камины» - это узкие колодцы, либо сужающиеся части основного большого колодца, расположенные обычно по его краям.
По одному из этих каминов Иконников и выходил из пещеры. Представляете себе 40 метров без страховки – это высота 13-этажного дома! Если сорвёшься, то успеешь всю жизнь вспомнить, пока летишь, да ещё и обдумать: что успел сделать в этой жизни, а что не успел! К тому же наверху был мороз -40, стены холодные, руки мёрзнут, а замёрзшие пальцы хуже держат! И мужчина был уже не совсем молодой, лет за сорок! Короче говоря, сочетание трёх «сороковок»: 40 метров, 40 градусов и 40 с чем-то лет, и каждая из этих «сороковок» давала мало шансов на благополучный исход.
Но Иконников вылез как-то, всё обошлось благополучно. А до Красноярска далеко, и до трассы далеко. Только к ночи он добрался до гостиницы, и устроил инструкторам такой про… - даже не знаю, как цензурными словами назвать то, что он устроил инструкторам.
Немного о других пещерах, в которых тогда побывали Надежды. Как я уже говорил, Моисеева кроме Торгашинской пещеры побывала ещё и в Баджейской, а Ветчинкина побывала в Бирюсинских пещерах.
Пещера Баджейская имеет протяжённость 10740 м и глубину 161 м, и является одной из самых больших пещер в конгломератах (конгломераты – это соединение различных горных пород, среди которых могут быть и не карстующиеся, то есть нерастворимые в воде породы). Пещера начинается входным колодцем 20 м, в дальнейшем представляет собой разветвлённую систему ходов, имеет подземное озеро глубиной 4 м с идеально прозрачной водой. Несмотря на то, что пещера выработана в конгломератах, а не в чистом известняке, тем не менее в ней есть сталактиты и сталагмиты маленького размера. Категория сложности пещеры 2Б.
Бирюсинских пещер имеется порядка 70 шт., расположенных в устье р. Бирюса (притока Красноярского водохранилища). Наиболее крупные из них Женевская («Женевка», протяжённость 5284 м при глубине -60 м, сложность 2А) и Кубинская («Кубинка», протяжённость 3777 м при глубине -274 м, глубочайшая пещера Красноярского края). Пещеры богаты натёчными образованиями (сталактитами, сталагмитами, занавесями, пагодами), постоянными ледниками, в Женевской даже есть флюоресцирующие стены. Пещера Кубинская на входе имеет каскад колодцев суммарной глубиной 80 м, далее разветвлённую систему ходов с подземным ручьём и озёрами. После заполнения Красноярского водохранилища проходимая глубина пещеры уменьшилась до -200 м, также уменьшилась и протяжённость. Сложность пещеры 2Б. В настоящее время все три вышеупомянутые пещеры являются памятниками природы и охраняются.
_________________________*___*___*_____________________________
В январе-феврале Вера Цой вместе с москвичами сходила в пещеру Форельную, расположенную на Бзыбском хребте, в Абхазии. Руководителем группы был Евгений Снетков (г.Москва), в экспедиции также принимали участие Леонид Иорданский (г.Москва), ещё кто-то из москвичей, и Вера.
Как я уже упоминал, после нашей экспедиции в Среднюю Азию в сентябре 1987 г., Инна Сорокина поехала в Москву за справкой об участии в маршруте третьей категории сложности, и там познакомилась с Евгением Снетковым. После этого он неоднократно приглашал саратовцев и нас участвовать в его экспедициях. При этом в своих отчётах об этих экспедициях он всех именовал «саратовцами» - то ли потому, что изначально стал работать с саратовцами, а они уже подсунули ему пензенцев, которых он также посчитал саратовцами, то ли он считал Пензу частью саратовской области, и потому думал, что называть пензенцев «саратовцами» вполне допустимо. Так или иначе, но первым «саратовцем», которого он взял в свою экспедицию, была наша пензячка Вера.
Пещера Форельная находится на Бзыбском хребте, в том районе, где находятся пещеры Пионерская, Студенческая, Напра, Ноктюрн, и др. Вход в Форельную расположен на высоте 1821 м н.у.м. Гидрогеологически все или почти все эти пещеры связаны между собой и разгружаются в источник Мчишта. В настоящее время (как и тогда, в 1988 г.), глубина пещеры Форельной составляет -740 м, протяжённость 1500 м, сложность – 4Б.
Пещера Форельная была открыта в сентябре 1983 г. группой москвичей, в составе которой были упомянутые выше Евгений Снетков и Леонид Иорданский. Такое название дали пещере за то, что протекающие по ней воды разгружаются в источник Мчишта, на котором находится форелевое хозяйство. Вообще все ходы и залы в пещере получили названия в моренистическо-ихтиологическом стиле: ход Снетка, ход Омара, Кикимора и т.д.
За пять или шесть экспедиций в 1983-1985 г.г. в пещере была достигнута глубина -740 м, на которой ручей уходил в мелкоглыбовый завал.
В феврале 1988 г. Снетков предпринял экспедицию под названием «Шанс-1» по раскопке этого завала, в которой и участвовала Вера Цой. Завал прокопать не удалось. Наверху в эту зиму была тяжёлая снеговая обстановка. Других подробностей этой экспедиции я не знаю. Замечательным в ней было то, что впервые член Пензенской спелеосекции спустился в пещере до глубины 740 м и прожил несколько дней на этой глубине в подземном лагере.
_________________________*___*___*_____________________________
В марте 1988 Андрей Вятчин, проживающий в то время в г.Павлово Горьковской области, отправился в поисковую экспедицию в Среднюю Азию на хребет Кугитанг. Не могу сказать точно, его задачей был поиск новых пещер или поиск продолжения в уже известных. Несмотря на успехи на массиве Ачибах в 1987 г., его что-то потянуло в Среднюю Азию. Из Пензы он взял только Ларису Савельеву. Дело в том, что года за полтора-два до этого он развёлся со своей первой женой и теперь находился в поиске новой. Ларису на Кугитанг он пригласил именно с целью «пробы», или «просмотра» - не знаю, как правильно сказать, и больше никого из Пензы не позвал, дабы в дальнейшем не было распространения ненужных сплетен.
Из книги «Пещера мечты» известного спелеолога, главного исследователя Кугитангских пещер Владимира Мальцева можно узнать, что Вятчин был на Кугитанге и раньше, например, в 1985 году он сводил туда целых две экспедиции. Особенно в пещере Промежуточной Вятчин со своей группой совершил первопрохождение и топосъёмку огромного количества новых ходов, так что эта пещера чуть не догнала Кап-Кутан по суммарной протяжённости ходов (24 км против 25,2 км). Мальцев тогда был всерьёз обеспокоен, как бы Вятчин не вывел эту пещеру на первое место в СССР среди пещер, заложенных в известняках, и вовсе не из ревности или каких-то других нехороших чувств, а просто потому, что будет нелепо звучать: самая длинная пещера Азии и СССР в известняках называется Промежуточной!
Владимир Мальцев в своей книге среди многих прочих описывает интересный случай, когда Вятчин в 1985 г. прошёл в пещере Промежуточной новый ход, не пройденный ранее Мальцевым из-за узости в его средней части и зарастания натёками. Самое интересное, что когда Вятчин с тяжёлой кувалдой и зубилом прошёл этот ход до конца и вышел во вновь открывшийся зал, так ни разу и не применив кувалду, то он не мог понять, где в этом ходе была узость и почему Мальцев его не прошёл? Ведь и Вятчин был далеко не изящной комплекции – метр девяносто ростом и в плечах не узкий. Тем не менее, он прополз весь ход, нигде не обнаружив в нём узости, хотя точно известно, что после Мальцева этот ход никто проходить не пытался. Создалось такое впечатление, что пещера за несколько лет расширилась сама собой. Но это было лирическое отступление о деяниях Вятчина на Кугитанге.
Кугитанг, или Кугитангтау – горный хребет в юго-западной части Памиро-Алая, на территории Узбекистана и Туркмении. Южное продолжение хребта Байсунтау, на котором мы были в сентябре предыдущего года. На этом хребте известна пещера Кап-Кутан длиной целых 57 км! Эта пещера в то время являлась самой протяжённой пещерой в СССР среди пещер, заложенных в известняках, и просто самой протяжённой пещерой Азии. Но главное в ней даже не размеры, а необыкновенная, просто сказочная красота! В этой пещере много красивейших натёков самой разной формы и цвета. В ней раньше добывали мраморный оникс, чем нанесли этой пещере колоссальный вред. По пещерным натёкам Кап-Кутан и соседние с ним пещеры не уступают самым красивым пещерам мира. В чём-то даже превосходят их, поскольку только в этих пещерах в состав натёчных образований входят не только различные кальцитовые и гипсовые соединения, но и мраморный оникс, который обладает бесконечным разнообразием медово-жёлтых и бархатно-перламутровых оттенков. Некоторые спелеологи шутят про эту пещеру: «50 оттенков жёлтого». Гипс образует натёки в виде гроздьев винограда и других редких по форме образований. В этой пещере особенно много гелектитов – кальцитовых образований самой разнообразной формы, в том числе в виде различных завитушек и каменных растений. Есть и прозрачные хрустальные натёки, в том числе очень похожие на люстры. Были и редчайшие в мире натёки изумрудно-зелёного цвета, затем уничтоженные во время добычи в пещере оникса. На поверхности одного из подземных озёр «росли» каменные кувшинки с жёлтыми листьями и оранжевыми цветками. Они также были уничтожены при попытке найти оникс на дне этого озера, который там даже и не был найден.
Пещера интересна также тем, что в её подземных водах водится слепая рыбка под названием пещерный голец, или кугитангский голец, которая больше нигде в мире не встречается. В привходовой части пещеры попадаются дикобразы, которые являются переносчиками опасных заразных клещей, хотя в марте, возможно, их ещё нет. Вообще Вятчин выбрал март месяцем для поездки не случайно. Обычно спелеологи в Кугитангские пещеры ездили всегда с ноября по март, когда на плато не слишком жарко и можно добыть воду. Также рядом находятся Карлюкские пещеры, многие входы которых выходят в борт стены 200 м высотой. Вообще в этом районе много пещер, некоторые из них являются памятниками ЮНЕСКО, поскольку по богатству природного убранства им нет равных в Евразии. Некоторые пещеры до сих пор ещё полностью не исследованы, поэтому для Вятчина там работа действительно была.
Про эту его экспедицию я мало что знаю, могу только процитировать краткое сообщение о ней Вятчина в одном из его писем. В то время мы регулярно переписывались с ним, но всего шесть его писем у меня сохранилось до сих пор, в том числе сохранилось и написанное им сразу после приезда с Кугитанга. По поводу этой экспедиции Вятчин пишет: «На Кугитанге мы проявили себя скорей в скалолазаниях, чем в топосъемках. Обычно навык у меня восстанавливается после 1-го километра съемки, а тут по 70-150 м в день, остальное на поиск, что еще есть неснятое».
Видимо, речь идёт о топосъёмке в пещере Кап-Кутан, но в Главной или в Промежуточной - непонятно. В то время эти пещеры ещё были сняты не полностью. О нахождении новой перспективной пещеры упоминаний нет, значит, таковую не нашли. Также непонятно, делали топосъёмку в уже пройденных ранее участках пещер, либо открыли новые участки и совершили их первопрохождение. Или даже новые пещеры. Всё плато Кугитанг испещрено глубокими ущельями с вертикальными стенками от 100 до 500 м, и в этих стенах виднеется множество отверстий, некоторые из которых являются входами в пещеры, но, чтобы туда попасть, нужно лезть по стене или верёвке. Неясно и то, ездил ли Вятчин с Ларисой вдвоём, что маловероятно, или ещё кто-то был с ними? Скорее всего они примкнули к группе московского спелеолога Владимира Мальцева, который ежегодно организовывал экспедиции на Кугитанг.
_________________________*___*___*_____________________________
В конце марта наша группа совершила поездку в Наровчатскую Сканову пещеру, в составе: Дима Львов, Витя Скавинский (который уже почти два года не был в пещерах), Саша Бурцев, Сергей Лазутин, Света Рыжкова, Ирина Тараненко.
Целью поездки было прохождение пещеры совместно с корреспондентом наровчатской газеты Поляковым. Он был сторонником теории, что когда-то в этой пещере было семь этажей и подземное озеро, и ещё какая-то Аптека. В то время у этой теории было много сторонников, в том числе и среди пензенских корреспондентов и журналистов. Поляков строил из себя большого знатока этой пещеры, и мы надеялись, что он покажет нам, какие ходы нужно откапывать и какие завалы разбирать, чтобы попасть на эти таинственные нижние этажи. Но, как выяснилось на месте, он и понятия не имел, где там нужно копать, и надеялся на нас: поскольку мы спелеологи – сами сообразим! А что тут соображать, если нет никаких исторических фактов или хотя бы логических аргументов в пользу существования когда-либо нижних этажей.
Кто когда-то копал глубокую яму и или рыл нору в земле, тот знает, насколько тяжело выкапывать, а тем более вырубать большие объёмы грунта, и затем куда-то этот грунт выбрасывать или выносить. Поэтому монахи или другие служители культа, когда-то копавшие эти пещеры, не стали бы делать лишнюю и не очень нужную для них работу. Двух верхних этажей пещеры вполне хватало на то, чтобы жить в подземном монастыре при положительной температуре круглый год, и совершать религиозные обряды. Им не было никакого смысла углубляться внутрь горы, тем самым сильно усложняя себе работу. Если места для монастыря не хватало – они могли сколь угодно увеличивать верхний этаж, и места на горе для этого вполне достаточно. Поэтому все рассуждения о том, что когда-то в монастыре было семь этажей, подземное озеро и Аптека – на мой взгляд, чисто спекулятивны. Кто-то когда-то ляпнул первое, что пришло ему в голову, а остальные подхватили. Сама идея оказалась привлекательна! От неё веяло средневековой тайной! Ведь кому интересен просто ход в земле, пусть даже и с кельями? Гораздо интереснее, если ходы идут в несколько этажей, и ещё интереснее, если дело не ограничивается одними ходами и кельями, а есть ещё какие-то атрибуты насыщенной подземной жизни, практически подземного города. А какие атрибуты средневекового города могут быть под землёй? Магазины – нет, школы – нет (ведь у монахов нет детей), жильё – уже есть кельи, церковь – вся пещера и есть монастырь. Остаются ещё подземное озеро и аптека. Но почему именно аптека? Кто-нибудь видел, чтобы в монастырях были аптеки? С тем же успехом могли сказать, что внизу у монахов была дискотека!
В этом походе произошло одно интересное событие – внизу под горой, недалеко от начала подъёма к пещере и от родника, мы обнаружили свежий след медведя. В то время, как и в настоящее, Наровчатский район является единственным местом в Пензенской области, где ещё остаются медведи. В советские времена они иногда встречались ещё и районе Вирги. Что характерно – медведи у нас встречались исключительно в тех местах, где были пещеры. Возможно, они использовали пещеры под зимние берлоги. Поскольку зимой в этих двух пещерах мы медведей не встречали, то не исключено, что рядом имеются ещё и другие. Так, осенью 1985 г. мы с Володей Полубаровым нашли недалеко от Наровчатской Скановой пещеры другую независимую от неё пещеру длиной 15 м, о которой я ни до того, ни после того ни разу не слышал, и в каком виде она пребывает в настоящее время – неизвестно. А в той горе, где находится Виргинская пещера, вообще было много отверстий, оставшихся от обрушившихся когда-то входов. Так что появление медведей в этих краях в зимнее время вполне может быть обусловлено этим. А чем ещё объяснить, что медведи у нас полностью игнорировали восточную часть области, богатую на лосей, косуль и кабанов, и встречались только в северо-западной части, бедной на копытных зверей?
Когда мы увидели свежий след медведя, то сразу бывшие в этих местах и летом (я и Саша Бурцев) вспомнили, что здесь когда-то находилась пасека со множеством ульев. Возможно, медведь пришёл сюда за мёдом, но не рассчитал время. Витя Скавинский как истинный украинец предположил, что медведь приходил сюда ночью, учуяв запах нашего сала, перед которым устоять невозможно, но побоялся нас беспокоить.
- Це сало! – подумав ведмидь. - Але як же мени його поцупыты, не розбудивши людей?
- Нет же! – возразил корреспондент Поляков. - Медведь просто приходил на родник со святой водой! Силу этой воды знают все местные, и люди, и животные! Умирающий или просто изголодавший после зимней спячки зверь приходит сюда, пьёт святую воду, после чего сразу становится бодрым и здоровым!
Я хотел узнать, какие молитвы читает медведь перед принятием святой воды, но постеснялся.
Спустя небольшое время, в конце марта или в первых числах апреля, состоялась ещё одна поездка в Наровчатские Скановы пещеры, группой в составе: Надежда Моисеева, Володя Жегалов, "трюфеля" и москвич турист-водник Андрей Циновский. Немного о том, кто такие «трюфеля».
В начале 1988 года в наш спелеоклуб пришло много молодёжи. Некоторые из них жили в районе Старой Западной (Паша Корнишин, Вадим Саунин, Дима Балясов, Миша Карпов, Стас Паскевич), некоторые на Шуисте (Саша Буланов, Лёша Кульков, Оля Аносова), а другие ещё где-то. Занималась их обучением в основном Надежда Моисеева, поскольку Олег Цой всё сильнее и сильнее стал отлынивать от чтения лекций по карсту, вязке узлов и калорийности продуктов. Правда, тренировки по выходным он проводил по-прежнему на водонапорной башне на Западной Поляне.
Незадолго до этого, как говорилось выше, у нас был создан спелеоклуб «Троглофил», и Олегу очень хотелось, чтобы пришедшая в клуб молодёжь входила в какую-то группу, являющуюся начальным этапом перехода от простого «чайника» к спелеологу-троглофилу. Наподобие, как в коммунистической партии существовали начальные стадии – октябрята, пионеры и комсомольцы. Или как в партии ЛДПР молодёжь называлась «соколы Жириновского». Правда, в то время партии ЛДПР ещё не было и в помине.
И вот Олег предложил, чтобы пришедшая в клуб молодёжь не становилась сразу членами клуба, а поначалу входила в некую организацию под названием «Трюфеля». Для справок – трюфеля (точнее говоря, трюфели) – это вкусные грибы, которые образуют свои плодовые тела в основном под землёй и при сборе их выкапывают лопатой. Таким образом, трюфели имеют нечто общее со спелеологами. Кроме того, по звучанию слова «Троглофил» и «Трюфеля» очень похожи, но слово «Трюфеля» звучит мягче и менее внушительно.
С этих пор мы молодёжь в нашей секции стали называть «трюфелями». Это им не очень нравилось, но деваться было некуда. Положительной стороной для них было то, что члены клуба платили взносы на общественные нужды (я лично их собирал), а «трюфеля» их не платили до момента их почётного зачисления в клуб.
Выезд в Наровчатскую Сканову пещеру был первым и зачётным походом для «трюфелей».
На прямой автобус до Наровчата им взять билеты не удалось. Доехали до Нижнего Ломова, надеясь оттуда выехать в Наровчат, но безуспешно. Надежда договорилась с руководством какого-то ПТУ, в общежитии которого туристы и переночевали. Таким образом, первая их ночёвка, которая должна была быть холодной, оказалась относительно тёплой.
Наутро они добрались до Наровчата, днём достигли пещеры и прошли её. Лагерь под землёй ставить не стали, поскольку вход в пещеру был грязным из-за тающего снега, и ребята не хотели пачкать рюкзаки. Хотя мы раньше ночевали в пещере в подобных условиях, протаскивая рюкзаки по полиэтилену. Но «трюфелей» грязный ход шокировал сильнее, чем когда-либо грязь шокировала наше старшее поколение.
Вадим Саунин и Паша Корнишин около Скановой пещеры, конец марта или начало апреля 1988
Лагерь поставили наверху. Пока жгли костёр, варили еду и ели, всё шло нормально. Потом день подошёл к концу и все улеглись по спальникам в двух или трёх палатках. И тут ребята взвыли. Ночевать в тонких ватных спальниках им показалось очень холодно. Немного полежав и постучав зубами, не имея возможности уснуть, ребята вылезли из спальников и при свете налобных фонарей принялись играть в карты, в том числе и Оля Аносова с ними. Лишь только Вадим Саунин, как наиболее интеллигентный и серьёзный из всех, не стал принимать участие в карточных играх. Он надел на себя пуховик, ботинки и залез обратно в спальник. Но это ему уснуть не помогло, ему даже показалось, что он стал мёрзнуть ещё сильнее.
Позже старшие товарищи объяснили Вадиму, что в случае холодной ночёвки в спальнике и палатке ни в коем случае нельзя надевать на себя много вещей. Различные органы тела должны прижиматься друг к другу и передавать друг другу тепло. А у Вадима получилось, что руки были изолированы от тела, а ноги изолированы друг от друга, поэтому он замерзал ещё сильнее. Если в наличие имеется много одежды, то есть смысл положить её под себя и на себя, но не надевать.
Я вспоминаю, как мы ездили в свой первый поход в Наровчат в составе Пензенской спелеосекции в феврале 1985 г. и две ночи спали в палатках при тридцатиградусном морозе. И у нас тоже тогда не было хороших спальников и ковриков. Скажу даже больше: у меня никогда не было хорошего синтепонового спальника, всю жизнь я ходил с ватным фабричного изготовления советских времён! И ничего лишнего себе не отморозил!
А тут ребята поехали в Наровчат в конце марта. Какая температура тогда могла быть на поверхности, если вход в пещеру был грязный? Я думаю, в худшем случае минус пять с ветром. И что, при такой температуре им было проблемно переночевать? Мы ночевали две ночи при минус тридцати и не стонали, а они переночевали всего только одну при минус пяти – и обстрадались! А ведь ребята всего на несколько лет были младше нас. Что же тогда говорить о современной молодёжи?
Я часто слышу на работе разговоры молодёжи, типа: «Мы съездили на юг и жилищные условия были хуже некуда», или: «Я был в командировке, и гостиничный номер был некомфортный». Да как меблированное помещение вообще может быть некомфортным? Если есть крыша над головой – это уже комфортно! А на пляже под открытым небом они спать не пытались? А на вокзале, сидя на деревянной скамейке?
Вот поэтому я и не верю в то, что современная молодёжь способна возродить спелеотуризм до уровня 70-80-х годов, равно как и альпинизм, и горный, и водный, и пешеходный туризм. И не потому, что современная молодёжь слабее в физическом или в моральном отношении. Нет, не слабее она физически и даже в отношении выносливости. Сейчас много молодых людей занимаются в спортзалах, бегают на лыжах и без лыж, гоняют на велосипедах и т.д. Так что чисто в отношении к спорту современную молодёжь упрекнуть трудно. Но дело в другом. Первое – нет у большинства молодёжи понятий, что чем-то можно заниматься много и усердно, тратя массу сил и времени на то, что не приносит и никогда не принесёт материальных дивидендов. И второе – это гипертрофированное чувство комфорта у современных людей. Современная молодёжь в большинстве своём не сможет жить в походных условиях, не испытывая при этом дискомфорта, а отсутствие комфорта на нынешнем этапе сознания – это очень веская причина для неприятия данного вида деятельности. В настоящее время в Крыму и в других карстовых районах больше посещаются те пещеры, к которым можно близко подъехать на машине. В наше время варианты подъезда на автотранспорте рассматривались очень редко и в исключительных случаях. Ездили в основном на рейсовых автобусах, куда можно было подъехать, и потом шли пешком, при этом во главу угла ставилась не возможность наиболее близкого подъезда к пещере, а её привлекательность, либо привлекательность карстового района. Спелеологи всегда готовы были терпеть определённый дискомфорт, если конечная цель им казалась привлекательной. Никому бы и в голову не пришло идти в пещеру только из тех соображений, что к ней можно близко подъехать на машине или на автобусе. Сейчас это не так. Я даже читал в отчётах некоторых групп, как ребята ночуют в машине около пещеры, хотя у них есть и палатка. В этом случае можно даже говорить не о неготовности к дискомфорту у нынешней молодёжи, а к выклиниванию из сознания людей некоторых «устаревших», как им кажется, элементов комфорта.
Всплеск спелеотуристической и иной туристической активности в 50-80 годы прошлого века, и затем затухание этой активности, я лично объясняю следующим образом.
Люди тысячелетиями испытывали дискомфорт (по современным понятиям) и были к нему привычны. Они в очень небольшой степени интересовались горами и пещерами, во-первых, потому, что основное время у них уходило на жизнеобеспечение и не было резона его тратить на что-то другое, и, во-вторых, не было соответствующего снаряжения для прохождения гор и пещер.
Примерно с середины XX века (в нашей стране чуть позже) у людей появилось больше свободного времени, и к тому же появилось нужное им снаряжение. Люди стали активно увлекаться альпинизмом и разными видами туризма. Готовность испытывать определённый дискомфорт у тех поколений ещё не пропала. Но с развитием науки и техники люди всё сильнее и сильнее привыкали к комфорту, и дискомфорт их уже перестал радовать.
В 90-е годы в нашей стране произошёл массовый перекос сознания людей в сторону материальных ценностей, усиленный экономическим кризисом. Количество спортивных туристов стало сокращаться. Возможно, в наше время и встречается молодёжь, не испытывающая этого перекоса, но всё равно, она уже слишком избалована комфортом для занятий альпинизмом и спортивным туризмом. Для нынешней молодёжи труднее этим заниматься, чем было для нас. Болевой порог в отношении дискомфорта у неё ниже, чем у нас, если можно так выразиться.
Когда я в молодости оказывался в чужом городе и меня настигала ночь, то я мог завалиться на землю под каким-нибудь кустом, и продрыхнуть до утра. Мне и в голову бы не пришло искать гостиницу или какую-нибудь комнату отдыха. А современная молодёжь будет искать.
А если вспомнить время коронавируса - это вообще кошмар! Молодёжь почти поголовно ходила в масках, протирала спиртом всякие поверхности и т.д.
Поэтому я в неё и не верю, в плане спелеотуризма. Будут отдельные представители-спелеологи, но так как было раньше - такого не будет.
Последний раз редактировалось Дмитрий Львов 09 мар 2024, 11:35, всего редактировалось 1 раз.
- Дмитрий Львов
- Участник
-
- Сообщений: 1779
- Зарегистрирован: 12 дек 2014, 00:50
- Имя:
Re: История спелеотуризма в Пензе
Дмитрий Львов » 07 ноя 2023, 02:58
.
ГЛАВА 19.
Май 1988 г. Западный Кавказ, Хребет Алек. Шахты Назаровская (до -320м), Географическая (до -150 через Нудный ход).
"Прекрасна ты, когда идёшь
На самохватах по навеске.
Ещё прекрасней ты уйдёшь,
И повод выпить будет веский".
Об этом походе я помню мало, несмотря на всю его сложность. В этот раз был такой редкий для меня случай, когда я не оставил о походе никаких записей, кроме краткого описания пещеры Назаровской, да ещё собственноручно нарисованного её разреза с указанием высоты колодцев и уступов. С другой стороны, от этого похода осталось достаточно много фотографий, вследствие чего, возможно, я решил, что для памяти о походе этого вполне достаточно и не нужно ничего записывать. Тогда ведь я не предполагал, что эти записи могут мне в дальнейшем пригодиться, и если и делал их иногда, то вовсе не для последующей публикации, а для того, чтобы сидя холодными осенними вечерами на закате жизни у тёплого чайника, потягивая чаёк или что-то получше, предаваться воспоминаниям о давно прошедшей молодости со всеми её женщинами, сталактитами и колодцами. Собственно, так оно и получилось, с той лишь разницей, что я неожиданно стал эти воспоминания ещё и публиковать. Я бы не стал этого делать, если бы не считал деятельность нашего спелеоклуба в масштабах нашей области уникальной, не совсем простой и не совсем пустой, никем не поддержанной и не продолженной, и потому без этих публикаций обречённой на полное забвение.
Некоторые воспоминания об этом походе сохранились благодаря Валере Безверхову, другие – благодаря Надежде Моисеевой, третьи – благодаря Жегалову, так что в целом мы собрали, как говорится, «с миру по нитке». Хорошо, что о походе остался официальный отчёт Олега Цоя, достаточно краткий и «сухой», на котором и будет базироваться и строиться содержание настоящей главы.
Кстати говоря, в Москве, в Центральной библиотеке туризма при Городском клубе туристов копии этого отчёта я не обнаружил, хотя она, несомненно, туда отправлялась. Впрочем, как и многих других отчётов, когда-то нами и не только нами туда отправленных.
29 апреля из Пензы выехала группа в составе: Олег Цой – руководитель, Надя Моисеева, Надя Ветчинкина, Дима Львов, Володя Жегалов, Света Рыжкова, Саша Бурцев, Серёжа Лазутин, Ирина Таскина, Марина Мацкевич, Валера Безверхов и Саша Шмуратко. Для трёх последних это был первый поход в составе нашей секции.
С Валерой Безверховым и Сашей Шмуратко я был наглядно знаком и раньше, поскольку мы учились в институте на одном курсе и на одном факультете, только на разных специальностях. Поскольку я в институте о своих увлечениях особо никому ничего не рассказывал, не чувствуя вокруг себя единомышленников, поэтому Валера и Саша узнали о моём пристрастии к пещерам только после того, как впервые пришли в наш спелеоклуб, буквально незадолго до нашей экспедиции на Алек. Я же, в свою очередь, очень удивился, увидев в клубе давно знакомые лица. Другими словами, мы были шапочно знакомы с первого курса института, а в спелеоклуб они пришли на пятом, совершенно неожиданно для меня и независимо от меня.
В Хосте нас встретили Вера Цой (перед этим отвозившая ребёнка в Саратов к родителям) и наш старый добрый друг Дима Томин из Оренбурга. Также здесь к нам прибилась комания из Пскова – руководителя звали Дмитрий, и с ним были ещё двое ребят, имён которых я уже не помню. Сейчас я уже не могу сказать, договаривался ли Олег с псковичами заранее о совместном походе на Алек, или же мы случайно встретились и познакомились в Хосте, и дальше они следовали с нами, исходя из общности наших целей и обоюдного желания пройти Назаровскую, либо какую-то другую большую пещеру на Алеке. Нас объединило скорее всего то, что у псковичей не хватало навески на большую пещеру, а у нас она была, но не хватало сил, чтобы донести её всю до места. Но это всего лишь мои сегодняшние размышления, за истинность которых я не ручаюсь.
Слева направо: Олег Цой, Дима Львов, за ним чуть-чуть виден Серёжа Лазутин, Саша Шмуратко, Марина Мацкевич, далее псковичи и затылок Саши Бурцева.
О хребте Алек я уже упоминал в главе 6, когда описывал наше прохождение шахты Заблудших. Он расположен в пределах Сочи, ближе к Хосте, на расстоянии 15 — 18 км от берега моря и протягивается в общекавказском направлении с северо-запада на юго-восток на 17 км.
Высота гор этого хребта достигает 1000 м. Они сложены известняковой толщей, мощность которой составляет 700 — 800 м. Пейзаж в целом напоминает Северо-Осетинский в районе пещеры Университетской, который я уже описывал, с той лишь разницей, что на Алеке кроме буков и грабов есть ещё дубы и каштаны, и всяких плющей побольше. Но зато нет такой замечательной травы, как черемша. А во всём остальном – это такие же каменные глыбы, разбросанные повсюду, заросли папоротников и лопухов, похожих на гигантскую мать-и-мачеху, множество сгнивших поваленных деревьев и повсюду бурая глина под ногами, создающая после дождей определённые неудобства.
Геологическое строение, тектоника и климат (прежде всего значительное количество осадков) способствовали превращению хребта Алек в один из самых закарстованных районов Краснодарского края. Здесь известно около 40 карстовых пещер и шахт.
Крупнейшей из пещер на 70-е годы и на начало 80-х была Назаровская-Осенняя — она уходит на глубину 500 м, а ее длина составляет 3970 м. Другие пещеры я здесь описывать не буду, поскольку в другие мы на этот раз не попали, а Нудный ход пещеры Географической я уже достаточно подробно описывал в главе 6.
Теперь немного информации о самой Назаровской. В начале 60-х, когда большинство крымских пещер уже было открыто и исследовано, спелеологи обратили своё внимание на Кавказ, главным образом на Западный. В 1964 г. некоторые из них попали на хребет Алек, на котором уже давно были известны небольшие пещеры, в частности грот Барибан. Тогда же местные лесники, муж с женой Д.Т. и Т.Ф. Назаровы, показали им громадный вход в пещеру, которую в честь этих лесников и назвали Назаровской. По легенде жена лесника Т.Ф. Назарова обнаружила эту пещеру ещё в 1957 г., когда отправилась в данную часть хребта с целью «добрать» раненого ей ниже по склону медведя (раненых охотниками медведей, которым удалось уйти, принято в дальнейшем «добирать», поскольку у них появляется агрессия по отношению к любому человеку). Медведя ей, видимо, найти так и не удалось, но зато сибирским спелеологам она в дальнейшем сделала хороший «подарок».
В 1965 г. на Алеке состоялся Всесоюзный инструкторский сбор под руководством инструкторов из Краснодара и Красноярска, в ходе которого п. Назаровская была пройдена до глубины -310 м и закончилась грязевым сифоном (при дальнейших измерениях спустя многие годы данный уровень был определён как -320 м).
В течение следующих нескольких лет спелеологи пытались преодолеть этот сифон или обойти его поверху, но безуспешно. В 1966 г. спелеологами МГУ была пройдена соседняя с Назаровской п. Осенняя до глубины -100 м. Тогда же было выдвинуто предположение, что эти две пещеры где-то должны соединяться друг с другом.
В 1967 г. Назаровскую опять штурмовали красноярцы, но на этот раз свой предыдущий рекорд они не побили. В этом же году и на этом же хребте москвичи прошли п. ТЕП до глубины -410 м, сделав её на тот момент самой глубокой пещерой СССР. Также в этом году и на этом же хребте п. Географическая была пройдена до дна на -320 м, отбросив Назаровскую на третье место в Союзе.
Наконец, в сентябре 1969 г. сборная группа из 6 городов при подавляюшем большинстве красноярцев сумела преодолеть сифон в Назаровской на -310 м (превратившийся в то время в полусифон), и прошла эту пещеру до второго сифона на -500 м. Пещера стала глубочайшей в СССР, правда, ненадолго, пока в 1972 г. спелеологи МГУ не прошли Снежную до -720 м.
Чтобы завершить историю прохождения этой пещеры, остаётся лишь вспомнить, что в 1970 г. п. Осенняя соединилась с Назаровской, а в 1971г. пещера Примусная также соединилась с Назаровской. Но эти соединения добавили лишь суммарную длину пещерной системе, но не прибавили ей глубины, поскольку вход в Назаровскую расположен выше двух других.
Но вернёмся к нашим «баранам». То есть, к нашему походу.
В этот раз Олег заявил маршрут третьей категории, и указал в заявке три пещеры: ТЕП, Осеннюю и Назаровскую, причём для прохождения маршрута нам достаточно было пройти только одну из них, до уровня 4А или 3Б категории сложности. Олег знал, что в майские праздники на Алеке находится много групп, поэтому указанные пещеры могут быть заняты. Была надежда на то, что хотя бы одна из трёх заявленных будет свободна. Всё-таки пещеры Алека не настолько широкие, чтобы две группы могли проходить их параллельно, каждая по своей навеске, а использовать чужую навеску, даже если при этом получится не помешать другой группе, это всё равно, что угнать чужую машину, покататься на ней, а затем вернуть её на место.
Таким образом, Олег планировал пройти либо шахту ТЕП (второе название – Октябрьская) до -450 м, либо Назаровскую, либо Осеннюю до их общего дна на -500 м. Причём, он рассчитывал любую из этих пещер пройти в «альпийском стиле», без ПБЛ (подземного базового лагеря). Вообще это было очень авантюрное предприятие. Если бы с нами шла вторая группа хотя бы до -300 м, то она навесила бы до этого уровня верёвку с тросом, а затем в следующий выход сняла бы навеску, а уж с трёхсот до пятисот мы может быть и пробежали бы без ПБЛ, но с нами шли только новички до единички, которых можно было пустить максимум до -200 м, а фактически до -100 м. Получается, что с -100 до -500 мы должны были пробежать с навеской, её съёмом и без ночёвки, что для нас было довольно рискованным делом, учитывая обводнённость пещер. Видимо, на Олега так подействовал наш поход в Уральскую на Байсунтау, когда мы брали с собой ПБЛ, но не спали в нём, а лишь пару часов полежали без сна, и фактически, зря его протаскали. Но тогда пройденная нами глубина пещеры была -370 м, а не -450-500 м, и Уральская гораздо более сухая, чем ТЕП или Назаровская.
Могло быть и такое, что на Олега произвели впечатление рассказы его жены Веры о том, как они в Форельной спускались до -740 м с навеской без отдыха, и только там ставили ПБЛ, а затем выходили с выемкой снаряжения эти 740 м также без отдыха.
Ещё мог быть такой вариант: у нас с собой телефонного провода было только до уровня -320 м, а пещеры на Алеке очень паводкоопасны, поэтому Олег планировал проскочить нижнюю часть пещеры как можно быстрее. Протягивать по ней до конца провод было мучительно и заняло бы слишком много времени, и в этом случае подземная ночёвка была необходима. С другой стороны, если быстро пробежать пещеру, то вероятность дождя за это время минимальна и телефонную связь можно до конца не тянуть. Словом, неизвестно, что именно подействовало на Олега, но он решил, что мы проскочим 500-метровую дыру в «альпийском стиле» без подземного лагеря.
Итак, подводя итоги сказанному: основной пещерой Олег заявил ТЕП, и на всякий случай ещё Назаровскую и Осеннюю. Понятно, что мы должны были пройти только одну из них, учитывая их сложность и наличие других желающих их пройти. Кому делать нечего, мог заодно ещё и сгонять в Нудный ход (пещера Географическая), где не требовалось большого опыта и множества снаряжения. Этот Нудный ход постепенно станет самой посещаемой нашим клубом пещерой на Алеке, вследствие того, что он всегда шёл «до кучи» к любой другой пещере.
1 мая.
В Хосте, постояв на берегу моря и не решившись лезть в воду, поскольку «не май месяц», мы всё-же сделали одно полезное дело: нашли на вокзале весы, взвесили рюкзаки и взвесились сами. Вес мужского рюкзака у нас составлял от 34 до 40 кг (с учётом того, что часть снаряги мы отдали псковичам), вес женских колебался от 18 до 23 кг. Мой собственный вес на тот момент составил 62 кг, что для меня был обычный «бараний вес», какой в том возрасте у меня был всегда.
___________________Марина Мацкевич, Ирина Таскина и Света Рыжкова в Хосте.
Затем мы добрались автобусом до Илларионовки и дальше пошли пешком на Алек. Примерно в 1 км от села дорогу пересекает ручей, и Олег обратил внимание на очень слабый расход воды в нём. Нам удалось перейти через ручей по камням, не снимая ботинок и не промочив их насквозь, что, по словам Олега, в предыдущие годы никогда не удавалось. Это было тем более странно потому, что перед этим встреченные нами местные жители уверяли нас, что в этом году дожди идут почти каждый день.
Спустя 3 часа после начала пешей заброски первые члены нашей команды достигли Буковой Поляны, другие тянулись где-то позади. Особенностью забросок на Алек является то, что обычно никто никого не ждёт, а каждый идёт в своём темпе. Заброска была трудная, а на Алеке она другой не бывает из-за большого количества переносимого снаряжения. Как-никак предполагаемые для прохождения дыры были глубокие и требовали большого количества тросов, верёвок, карабинов, крючьев, гидрокостюмов и прочей снаряги.
_________________________________Валера Безверхов и Саша Шмуратко на заброске.
__________________________________Надя Ветчинкина на заброске.
На Буковой поляне стояла группа спелеологов, не помню из какого города. Они сообщили нам, что п. Осенняя в данный момент занята группой из Старого Оскола, а в пещеры ТЕП и Заблудших направилась группа из Перми. Назаровская вроде бы была свободна.
С 13 до 14 часов участники нашей группы подтягивались к Буковой поляне.
Эту поляну с деревянным столом посередине я описывал в главе 6. На этом столе было сделано немало детей, а также отрисовано немало пещер по результатам их топосъёмки. Она находилась немного южнее и ниже места слияния двух балок – балки пещеры Заблудших с балкой пещеры Назаровской. Здесь же был родник, поэтому эта поляна чаще всего служила местом для лагерей различных спелеогрупп.
Спустя некоторое время мы вышли на подъём по балке Малой Хосты, которая была расположена правее по ходу движения. Мы поднимались по камням, поросшими мхом, среди зарослей рододендронов и папоротников, а вокруг возвышались буки и каштаны со свисающими с них лианами. Вскоре мы прошли мимо гигантского отверстия грота Барибан, зияющего в нижней части огромной скалы справа по ходу.
___________________Ирина Таскина и Марина Мацкевич у грота Барибан
Вскоре балка раздвоилась – влево уходила балка на Серёжкину пещеру, и далее через два хребта на Географическую, а вправо на Величественную, Назаровскую и Осеннюю. Ещё спустя полчаса мы вышли на небольшую ровную площадку, которая обычно служит местом для лагеря спелеологам, идущим в Назаровскую, Осеннюю или Примусную. Сбросив с себя станки, пошли разведать ситуацию в Назаровской, расположенной чуть дальше по балке. Масштабы входного отверстия впечатляли, восхищали и пугали одновременно. Несмотря на то, что мне уже приходилось видеть пещеры с большими входами, например, Киндерлинскую им. 30-летия Победы на Урале, и некоторые карстовые провалы на Ачибахе, особенно широченные и глубоченные колодцы Чкаловской и Гасанова, но такого большого входного отверстия я ещё не видел. Конечно, грот Барибан тоже был велик, но он был всего-лишь грот. Вход в Назаровскую выглядел не больше него, но зная, что он ведёт в пещеру глубиной 500 м и длиной почти 4 км, подсознание невольно рисовало его больше, чем он был на самом деле.
______________________________Вход в Назаровскую
Около п. Осенняя действительно стояла группа из Старого Оскола. Два других входа в данную карстовую полость – Назаровская и Примусная – были свободны, что для нас было большой удачей, поскольку на майские праздники здесь редко какие дыры бывали свободными. Это в настоящее время на Алеке сделали заповедник и вход туда возможен только по пропускам, поэтому, как говорят, там даже некоторые тропы пропали, а в 80-е годы спелеологи валили туда табунами.
Лагерь мы поставили на единственной удобной полянке в том районе, справа от тропы, в 100 м от Осенней и в 300 м от Назаровской. Лагерь был большой, поскольку нас было 14 человек, не считая троих псковичей. С дровами особых проблем не было, а вот с водой были, поскольку за ней нужно было ходить на родник к Буковой поляне. Я не помню, сколько это занимало по времени, но полчаса точно в один конец. Как сказал Олег, в прошлые годы по балке Назаровской протекал ручей и убегал непосредственно в пещеру, но в этом году ручья не было. Мы его обнаружили, пройдя вверх по балке – он пропадал между камнями примерно в 100-200 м выше входа в Назаровскую, и на всём протяжении был такой слабый, что черпать из него воду было очень мучительно и проще было сделать лишний километр, сходив к Буковой поляне.
2 мая.
Небо безоблачное второй день. В 11 ч. Олег Цой, Дима Томин, Надя Ветчинкина, Саша Бурцев, Марина Мацкевич и Ирина Таскина вышли к п. Географической с целью прохождения Нудного хода. Возможно, с ними были и псковичи, не помню. Олег шёл только для того, чтобы показать путь до пещеры. Он довёл группу до Нудного хода, сказал ей несколько напутственных слов на прощание и вернулся обратно.
Не дожидаясь его возвращения, вторая часть группы: Надя Моисеева, Серёжа Лазутин, Света Рыжкова, Валера Безверхов и Саша Шмуратко под моим руководством вышла в Назаровскую. Олег до своего ухода объяснил мне, как и что там надо делать, поэтому нужные концы у нас были разложены по мешкам и оставалось только их не перепутать.
________________________Валера Безверхов
__________________ Валера Безверхов, Серёжа Лазутин и Света перед выходом в Назаровскую
Мы навесили верёвку на первый колодец 7 м, сначала спустилась Надежда, а затем и все остальные. Я намеревался спускаться последним, чтобы проследить за пристёгиванием новичков к навеске.
Когда я стоял на краю колодца, Валера Безверхов, стоявший выше меня (от входа в пещеру до первого колодца тоже есть какой-то спуск), готовил снаряжение и уронил шайбу. Она запрыгала по камням спуска, пролетела мимо моей головы и собиралась скрыться в глубине колодца, но я взмахнул рукой и поймал шайбу прямо над ним. Как мне это удалось – сам не могу понять. Хотя трюк был рискованным – я стоял на краю колодца и не был пристёгнут.
Спустя час-полтора после нас в пещеру вышли Вера Цой и Володя Жегалов. Их задачей было протянуть телефонный провод на первые два колодца - 7 м и 19 м, после чего проверить связь и возвращаться. Спустившись во второй колодец, они немного поговорили по телефону с Олегом, в это время сидевшим наверху с телефонным аппаратом. Типа: «Ты там чё?», «А вы там чё?» Связь работала отлично, и Володя с Верой вышли наверх. Они наскоро что-то приготовили, поели и к 16 часам завалились спать, поскольку в 21 час им нужно было вставать и в 22 часа уходить под землю.
Тем временем мы провесили пещеру до уровня примерно -100 м или чуть больше - точные цифры я уже не помню и в отчёте Олега этой информации нет. Валера помнит, что третий колодец 24 м мы точно проходили, и, скорее всего, прошли ещё целый ряд небольших уступов, следующих за ним.
В этом колодце 24 м появлялась вода. До него в принципе можно было идти без гидрокостюма. Как говорил Олег, в прошлые годы во вход Назаровской убегал ручей и она была обводнённая с нуля, но в этом году ручья на поверхности не было.
Когда Саша Шмуратко выходил из колодца 24 м, то на середине он завис. Причину я уже не помню. Наиболее частая причина таких зависаний – когда складка комбинезона попадает в самохват. Это очень неприятная вещь, особенно если у выходящего имеется нож и он пытается отрезать кусок штанины, что ситуацию нисколько не облегчает, но иногда приводит к случайному перерезанию натянутой как струна верёвки. Также бывают и другие причины зависаний: самохват растегнулся и его обойма разогнулась, или просто набившаяся в самохват глина его заклинивает, и т.д. Очень распространённая причина зависаний – это перекрутка двух навесок между собой, а если сюда добавляется ещё и телефонный провод, то вообще капец!
Через некоторое время Саша самостоятельно решил проблему и пошёл дальше, но мы за это время успели основательно замёрзнуть.
В 20 ч. согласно отчёту Олега наша группа вышла на поверхность, уже в полной темноте (скорее ближе к 21 часу, поскольку в 20 часов в начале мая ещё не темно).
_______________________________Разрез Назаровской, мною перерисованный «на глазок».
После нескольких часов пребывания в вертикальной пещере, выйдя на поверхность, люди обычно впадают в лёгкую эйфорию, не отягощённую слишком большой усталостью и потому сопровождающуюся глуповатым и беспричинным смехом. По этой причине, прийдя в лагерь, мы разбудили Олега, Веру и Володю, не дав им нормально выспаться перед трудным выходом.
Они встали, и мы все вместе занялись костром и приготовлением ужина. После еды Олег, Вера и Володя Жегалов стали готовиться к выходу в Назаровскую. Между тем вторая часть нашей группы из Нудного хода так и не вернулась. Было решено собрать команду их встречать, но встал вопрос: кто её возглавит? Олег с Верой не могли, поскольку согласно графика им нужно было уже сейчас выходить в пещеру. Кроме нас с Надей Моисеевой дорогу к Нудному ходу никто не знал, но кто-то из нас двоих должен был остаться в лагере по двум причинам: во-первых, в случае невозврата и первой, и второй группы нужно было выйти на телефонную связь с Олегом и совместно принять какое-то решение, и, во-вторых, Света Рыжкова устала от нашего восьми- или девятичасового выхода, и не могла вместе со всеми идти в ночь на поиски пропавшей группы. Оставаться в лагере одна она тоже боялась. В конце-концов, в этих краях бывают и медведи, и волки, и ночевать здесь девушке в одиночку как-то не очень. Было принято решение, что Надежда со всеми оставшимися в лагере выходит встречать пропавшую группу, а мы со Светой остаёмся здесь вдвоём. Это получилось как бы не по нашей воле, а по воле сложившихся обстоятельств, но, безусловно, судьба не случайно распорядилась так. В итоге это послужило нашему сближению и спустя полгода или чуть больше мы подали заявление в ЗАГС. В то время мы были не такими, как современная молодёжь, а весьма скромными, и в присутствии других людей не могли проявлять свои чувства, а лишь оставшись наедине.
3 мая.
Пропавшая группа из Нудного хода и их встречающая вернулись в лагерь уже далеко за полночь, когда мы спали. Почему они вернулись так поздно – никто уже не помнит. Всё-таки, спуститься на глубину почти 160 м и затем подняться для группы, частично состоящей из новичков, дело не слишком быстрое. Да потом ещё и спускаться в темноте по крутому склону при свете «севших» фонарей, а от Географической до Назаровской расстояние приличное.
Накануне в 22-00 Олег, Вера и Володя Жегалов вышли в Назаровскую. На входе они стали облачаться в гидрокостюмы, исправлять какие-то проблемы со светом и снаряжением, и т.п., поэтому реально в пещеру они зашли уже ближе к полуночи. Олег и Вера спускались первыми, транспортируя 4 мешка и осуществляя навеску. Володя нёс пятый мешок и тянул связь. Он подходил к этому процессу очень ответственно, понимая, что следующая группа непременно оборвёт провод, если у неё для этого будет хоть малейшая возможность, поэтому прокладывал провод высоко и закреплял его за все выступы и неровности стен, какие ему только попадались. Понял это Володя по очень простой причине: он сам порвал провод в первом же колодце, и затем ему пришлось его ремонтировать и перевешивать, а во втором колодце сам запутался в этом проводе, и опять его пришлось перевешивать.
На глубине 200-220 м друзья обнаружили небольшую площадку в нескольких метрах выше русла ручья. Её, судя по оставленному мусору, часто используют для подземного лагеря. Это практически единственное место для лагеря в пещере, на котором можно поставить палатку и переждать паводок. Есть второе место для лагеря ниже перед сифоном, но оно очень грязное и ужасно паводкоопасное. Здесь, на упомянутой площадке с мусором, наши герои оставили мешок с перекусом, который планировали съесть на обратном пути (в него же входило сухое горючее для гексогаза), а также катушку с телефонным проводом, который Олег принял решение дальше не тянуть. Всё-таки на прокладку провода по многочисленным уступам пещеры уходило много времени, а пещера в этом году была слабо обводнена, из чего Олег сделал странный вывод, что сильного паводка не будет. Это было достаточно авантюрное решение, поскольку в большей части пещеры мест для отсидки от паводка нет и в случае сильного ливня наверху здесь смерть верная и неизбежная.
Они пошли дальше, продолжая транспортировать мешки, но уже без телефонного провода. Почти сразу же ручей, бегущий по дну пещеру, резко увеличился из-за какого-то бокового притока, а ещё ниже ход Назаровской соединился с ходом из Примусной, после чего обводнённость пещеры возросла ещё вдвое. Кроме того, они проходили уступ за уступом, и нигде хороших мест для отсидки не было видно.
Володя с Верой продолжили спуск, а Олег вернулся назад в зал ПБЛ, где была оставлена катушка с проводом. На 7 часов у нас были запланирована телефонная связь.
В это время я продрал глаза и поплёлся в сторону Назаровской на переговоры. Подключил провод к аппарату. Минут пять из него доносился один треск, а затем появился достаточно чистый и громкий голос Олега.
- Как там у вас, все живы?
- Да, все вернулись. Сейчас все ещё спят!
- А что с погодой?
- Небо голубое, голубее не бывает!
- Лёвич, тут такое дело. Мы бросили катушку с проводом в зале на 200 м. Я решил, что в этом году пещера сухая и паводка не будет. Но мы прошли дальше, и дыра стала сильно мокрой. Кроме того, на протяжении сотни метров, что я видел, мест для отсидок нет. Так что вы захватите катушку и тяните провод настолько, насколько хватит сил, и самого провода. И договорись с кем-нибудь, чтобы через каждый час выходил на связь и сообщал погоду. Я бы сам протянул, но если я сейчас этим займусь, то уже не догоню Володю и Веру. И нам больше нельзя терять время, потому что мы его уже много потеряли, а до дна пещеры ещё очень далеко!
- Хорошо, Олег, я понял!
- Вы выходите в час?
- Да, в час, как договаривались.
- Ну, ни пуха вам!
- К чёрту! – мне очень не нравилось последнее выражение, но так уж было принято отвечать на «пуха». Не знаю кем, наверное, самим чёртом и принято.
Я вернулся в лагерь. Все ещё спали и я присел на брёвнышко, закуривая очередную «Приму». Честно говоря, было страшновато. На сотни метров нет мест для отсидок! Я посмотрел на небо. Оно было голубое, но уже появилось белое облачко. Сволочь, кыш отседа! Мы специально расспрашивали местных жителей в Илларионовке, и они нас напугали, что дожди этой весной льют почти каждый день. Оставалась надежда на то, что кто-нибудь вовремя выйдет на связь, мы сами время связи не проспим, и провод нигде не порвём. Я вспомнил, как в Заблудших телефонный провод перекрутился с верёвкой и у меня было сильное желание его разорвать на мелкие кусочки! Но даже знание того, что на поверхности скоро начнётся ливень, не гарантирует возможности избежать паводка. Я просто в таких ситуациях никогда не был, а всё незнакомое пугает.
Тут из палаток потянулся народ. Полдня прошли за мелкими заботами, и в 13-00 группа в составе Дима Львов, Дима Томин, Надя Моисеева и Надя Ветчинкина приступили к прохождению Назаровской. То есть, два Димитрия и две Надежды. Такая комбинация не оставляла пещере никаких шансов на сопротивление.
Валера Безверхов и Саша Шмуратко учились в институте на специальности «связь» (сокращённо говоря), поэтому им было поручено, начиная с 16 часов, каждый час выходить с нами на связь.
Тем временем в глубине хребта Алек и пещеры Назаровской происходили следующие события. После телефонных переговоров со мной Олег догонял группу и с удивлением обнаружил, что на колодце 7 или 8 м Володя с Верой навесили 50-метровые концы троса и верёвки. Это были самые длинные концы, взятые в пещеру, и они предназначались для следующего колодца. Пройдя дальше, он догнал своих незадачливых товарищей как-раз у начала этого 46-метрового колодца. Они были в недоумении и не знали, чем его провешивать?
Выяснилось следующее. Предыдущего колодца глубиной 7 или 8 м в нашем описании пещеры не было. То ли составители плана пещеры забыли его пометить значком «навеска», то ли сами проходили его без навески, что выглядело весьма рискованно. У нас же навеска была заранее разложена по мешкам согласно плану прохождения пещеры. То есть, подойдя к очередному колодцу, мы просто доставали следующие по порядку верёвку и трос, и навешивали их не задумываясь. Таким образом, Вера с Володей навесили колодцы 10 и 12 м, и следующим колодцем по плану должен был идти 46-метровый каскад, состоящий из пяти колодцев, разделённых очень маленькими площадками и потому провешиваемый одной 50-метровой навеской. Они повесили здесь трос и верёвку, прошли этот 8-метровый отвес и очень удивились: зачем Олег выделил столь длинные концы на такой незначительный колодец?
- Жаль было резать верёвку, а другой в наличии не оказалось! – догадался смышлёный Володя. На том и порешили.
Когда же они дошли до следующего, уже большого колодца, и вытащили из мешка верёвку длиной всего несколько метров, то сильно засомневались в том, что Олег правильно разложил навески. Хорошо ещё, что у них хватило ума не повесить эту верёвку и не спускаться по ней.
В это время Олег их и догнал. Ему пришлось возвращаться на предыдущий колодец и менять на нём навеску с длинной на короткую, на что ушёл битый час. Плохо было то, что вся навеска в мешках была рассчитана до дна пещеры и лишней не было, а тут откуда ни возьмись нарисовался незапланированный колодец!
- В принципе, ничего страшного! – сказал Олег. – В каком-нибудь месте перила не повесим и сэкономим верёвку! Главное, чтобы новых таких сюрпризов больше не было!
Они ещё не знали, что сюрпризы будут.
После 46-метрового колодца они прошли не очень длинный ход и дошли до сифона, находящегося на глубине -320 м от входа в пещеру. Конечно, проныривать сифон без акваланга никто не собирался, но где-то здесь должен был быть обход сифона поверху. Для себя Олег отметил, что сифон затянут глиной и галькой, то есть, если бы они даже собирались его проныривать, то им бы пришлось долго его раскапывать.
Друзья принялись искать обход сифона. В принципе, они нашли его быстро, но потом долго совещались: а как в него попасть?
Обход сифона в своей начальной части представлял собой окно в стене основного хода, расположенное на высоте 8-9 м. В описании пещеры, имеющемся у Олега, говорилось, что в это окно можно попасть простым лазанием по стене. Видимо, с тех пор как в пещере побывали люди, сделавшие такое описание, в ней много чего изменилось. Вся стена была покрыта толстым слоем полужидкой глины, поблёскивающей в свете фонарей. Возможно, под этой глиной и были хорошие зацепы, делающие лазание по стене простым, но их, во-первых, под глиной нужно было ещё обнаружить, и, во-вторых, лазание не может быть простым по определению по стене, покрытой скользкой глиной. На такой глине и на ровном полу можно поскользнуться и свернуть себе шею, а что говорить про глину на стене?
Посмотрев на стену, покрытую ещё не высохшей глиной, Олег понял, что в паводок здесь затапливается всё и на спасение нет ни малейших шансов. Он достал из мешка свой скальный молоток и принялся его «клювом», находящимся с обратной стороны молотка, отколупывать глину с зацепов. Затем они с Володей поочередно поднимались, ковыряли молотком зацепы и спускались. Спустя час удобные для лазания зацепы появились до середины стены или чуть выше, и Олег полез уже без молотка, но с верёвкой.
Окно в стене оказалось очень узким, но Олег в него просочился. Затем он бросил вниз конец верёвки и принялся страховать поднимающихся. Вера достаточно легко вошла в окно, а вот Володя в нём застрял. Немного помучившись, он всё же пролез.
После окна следовал узкий ход ползком по грязи с галькой, который вскоре стал резко уходить вниз, причём в виде трубы с поворотами. Такими сейчас иногда делают детские горки и горки в аквапарках, но в те времена спуск по такой трубе был уделом лишь очень немногих жителей Земли. Поскольку дно этой трубы было покрыто слоем полужидкой глины, наши герои сразу поняли, как здесь надо спускаться. Для себя этот участок они назвали «Русские горки». Они просто ложились на спину и скользили вниз, тормозя ногами об потолок. После прохождения трубы наши друзья вылетали из неё, подобно тому, как вылетают из трубы в аквапарке, с той лишь разницей, что плюхались они не в воду, а в полужидкую глину с галькой.
Дальше они ползли по этой грязи примерно 20-30 м. Поначалу голова проходила над грязью, которую черпали лишь подбородком, затем пришлось задирать голову так, что смотреть приходилось не вперёд, а в потолок, и при этом подбородок по-прежнему скользил по глинистому месиву. Каски сняли с головы и толкали перед собой, как лодочки. В конце концов расстояние между поверхностью жижи и потолком сократилось всего до 5-8 см. При этом в лицо дул сильный ветер, говорящий о том, что ход сквозной и сифона впереди нет. Руководствуясь этим, группа ещё около 3-х часов продолжала движение вперёд, раскапывая ход руками, проталкивая гальку от себя назад сначала руками, а затем ногами. Вскоре ход раздвоился – справа в него впадал приток, причём ситуация в обоих ходах была одинаковая: прослойка воздуха над глинистой жижей 5-8 см с сильным ветром. Олег пополз в один ход, Вера в другой, а Володя оттаскивал назад по ходу кучи щебёнки, которые Олег с Верой выбрасывали ему в лицо.
Через некоторое время все отползли назад, чтобы передохнуть. Олег снял слой глины со своих командирских водонепроницаемых часов:
- Ого! Уже час дня! Похоже, нам надо завязывать с этой фигнёй и поворачивать назад!
- Как так! – встревожилась Вера, которая из всей тройки была самой упорной. – Мы ведь тогда не покорим эту дыру!
- Понимаешь, Верун, сама посчитай! Допустим, через час мы прокопаем этот ход. Потом, допустим, за два часа добежим до дна. Потом ещё два часа нам будет нужно, чтобы вернуться сюда. Это всё при самом лучшем раскладе. То есть, в лучшем случае через пять часов, то есть в 18, мы окажемся в зале у сифона. Нам нужно будет смыть с себя глину, отдохнуть – ещё час. Потом пару часов мы будем идти до зала с перекусом. То-есть, будем в нём не раньше 9-ти часов вечера. Час на чай, на туалет. А оттуда будем подниматься ещё не меньше двух часов. Скорее, даже не меньше трёх. Итого, не раньше часа ночи мы выйдем на поверхность. Что составит 27 часов с того момента, как мы вышли из лагеря в пещеру. Но я не учёл всякие непредвиденные обстоятельства, которые могут возникнуть. Наш выход вполне может составить 30 часов и даже больше! Без сна и нормальной еды!
- Ого! Ничего себе! Пошли назад! – встревожилась Вера.
Они быстро преодолели грязный ход в обратном направлении, поднялись по трубе, но около окна, ведущего на спуск по стене, замешкались. Точнее говоря, Вера легко пролезла в окно, а Володя застрял и у него пролезть не получалось.
- Олег! Похоже, я здесь не пролезу! – удручённо сказал Жегалов.
- Да брось ты, ерунда! На тебе одеты комбез, гидрокостюм, под ним два свитера! Сними всё это – и пулей пролетишь!
Володя представил, как лёжа здесь, в узком ходе, в жидкой грязи, он снимает с себя комбинезон, гидрокостюм, свитер. Потом проходит в окно, спускается и напяливает на себя комья грязи, бывшие когда-то одеждой. От этой мысли ему стало плохо.
- Нет, я пролезу! – уверенно говорит он, выдыхает из себя весь воздух и достаточно легко проходит в узость. Дальше спускается по стене со страховкой.
Хуже всех приходится Олегу – он спускается последним и потому без страховки. Хотя перед этим они и очистили молотком большую часть зацепов от глины, но теперь по ним прошли Вера и Жегалов, и нанесли на них слой глины ещё толще, чем он был прежде. Олег спускается и чувствует, насколько скользкие все зацепы под ботинками и пальцами рук.
- Ничего! Чтобы мёдом не казалось! – бормочет он. Потом, когда он будет в лагере, то спросит у девчонок зеркало посмотреть, не поседел ли он за эти пять минут?
Наконец все спустились со стены, отмыли в ручье фонари, посмотрели друг на друга и принялись ржать во весь голос. Все трое представляли собой большие комки грязи, правда, с глазами. Когда герои фильма «Джентльмены удачи» вылезли из цистерны с бетоном, то они выглядели даже чище, чем наши герои.
- А ты говорил: порожняком пойдёт! – смеялся Олег.
- Может, теперь разденемся и дальше пойдём в трусах? – предложил Володя.
- Побежим! Мы ведь спортсмены! – поправила Вера.
Они залезли в ручей и принялись отмываться. Жегалов прямо лёг в ручей и стал в нём вращаться, потирая все места.
- Не пускайте на меня грязь, мне своей достаточно! – с ухмылкой просил он Цоев, отмывающихся выше по течению.
Внезапно Володя встал и принялся их умолять:
- Журчите потише, пожалуйста! Вообще не журчите!
При этом он стаскивал с себя комбез и гидру. Олег понял его намерения:
- Володя, ты бы отошёл куда-нибудь подальше!
- Я не могу! Я два часа терпел, а теперь не могу! Выключите фонари, делов-то!
- Верун, я тоже не могу! – Олег многозначительно посмотрел на жену.
- Ну что, мальчики, тогда я вас покину! – и Вера быстро зашагала по коридору.
Тем, кто не понимает, могу пояснить, что три часа возиться в гидрокостюмах в холодной жидкой глине, и затем час отмываться от неё в ледяном ручье – это очень большое испытание, учитывая, что в гидрокостюме сходить в туалет невозможно. Точнее, нежелательно. Потом ещё полчаса смывали глину с транспортных мешков и снаряжения.
Как я уже сказал, в 13-00 группа в составе Дима Львов, Дима Томин, Надя Моисеева и Надя Ветчинкина приступили к прохождению Назаровской. Пещера эта замечательна тем, что имеет входное отверстие поистине огромных размеров, а вот дальше она идёт достаточно узко и больших залов нигде не образует. В сырое время года пещера обводнена с нуля, но в нашем случае поток воды начинался только с третьего колодца 24 м. После этого колодца пещера представляет собой целую серию длинных меандровых (извивающихся) ходов с потоком воды по дну, разделённых каскадами уступов разнообразного по сложности лазания. Высота этих уступов в основном 2-4 м, но некоторые до 7 м. Большинство из них хорошо проходится в распоре. Путь по меандру оказался очень медленным и муторным, в основном из-за большого количества уступов. Из-за этого мы только к 16 ч. достигли зала на -200, где группа Олега бросила катушку с проводом, а также оставила мешок с полиэтиленовым колпаком и перекусом. Только мы хотели воспользоваться чужим перекусом, как вдалеке послышались голоса, затем по стенам побежали блики света и вскоре к нам подошла первая группа. Мы сразу раскочегарили гексогаз и принялись кипятить воду.
- Сифон обойти не удалось! – сообщил Олег, - Мы три часа копали глиняную пробку и не прокопали! Так что вы дойдёте до сифона и поворачивайте обратно. Даже не пытайтесь его обойти!
- Да, там такая кака, такая кака! – с лёгким смехом добавил Володя. – Вы туда даже не лезьте! А то будете как мы!
Мы сначала не поняли, почему нам не стоит быть такими, как они. Потом они объяснили, какими грязными они вылезли из хода, идущего в обход сифона.
- Мне до сих кажется, что у меня глина даже в заднице! – ухмылялся Володя.
- Ты её ел что ли?
- Нет, я с ней сражался! Я три часа боролся с ней руками и ногами!
- И кто победил?
- Она. Её там слишком много, а нас только трое!
- Ой, связь с поверхностью в четыре часа проспали! – осенило меня.
Олега принялся искать телефон.
- Блин, кажется, он подмок!
К счастью, аппарат после присоединения к проводу затрещал и, хотя и не сразу, но вскоре заработал.
- Что так поздно? – сквозь треск послышался недовольный голос Шмуратко. – Уже почти пять!
____________________Саша Шмуратко переговаривается по телефону с "подземкой"
- Разве почти пять? – для вида удивился Олег, чуть ли не единственный обладатель часов в нашей компании.
- Скажи ему, что у нас четыре! – усмехнулась Надя Моисеева.
- Время в пещере течёт по-другому! – подкрикнул и я в трубку.
Олег узнал от Саши сводку погоды и сообщил наверх последние новости: сифон обойти не удалось, вторая группа пойдёт только до сифона и провод тянуть не будет, связи с поверхностью больше не будет.
Затем первая группа продолжила подъём, и к 21 ч. вышла на поверхность. Выход группы с момента ухода из лагеря составил чуть меньше суток.
Тем временем наша группа дошла до сифона. В привычном нашем понимании это был вовсе не сифон: узкий ход, доверху забитый полужидкой глиной. Нечто среднее между сифоном и завалом. Между тем ручей втекал в эту глину и растворялся в ней.
Мы немного посидели в этом прекрасном месте и отправились в обратный путь. Выход из 46-метрового колодца проходил под ледяным душем. Множество небольших уступов выматывало хуже, чем прохождение колодца. До площадки с перекусом и телефонной катушкой мы дошли без особых приключений. Там вскипятили чай и перекусили. После этого выходить стало труднее, поскольку дико захотелось спать. Этому способствовало переохлаждение организма, усталость и недавний приём пищи. Да и время уже перевалило за полночь, так что ничего удивительного. Приходилось снимать с выступов на стене и сматывать провод, а также тащить мешки со снаряжением. На пути встречалось много небольших уступов, преодолеваемых главным образом в распоре. На этих уступах нужно было передавать мешки и катушку друг другу. Всё это дико изматывало.
Мы присели с Надей Моисеевой на перекур около большой лужи. Пока сидели, она уснула. Я пытался её растолкать, но она спокойным таким голосом говорит: «Не паникуй, Лёвич, я сейчас посижу, отдохну и дальше пойду!»
Я думаю: «Ну, ладно!» - взял мешок и потащил его по ходу. В этот момент к Наде подошла другая Надя и тоже пыталась её растолкать, но первая Надежда в результате только сползла ниже и сидела уже прямо в луже. К слову говоря, на ней был гидрокостюм зелёного цвета, да и комбез зеленоватый.
Следом подошёл Дима Томин, наматывающий на катушку провод. Увидев Надежду в луже, он только усмехнулся: «Я тащусь, зелёная, как ты ныряешь!» Это были слова из старого советского анекдота. Как ни странно, эта фраза подействовала на Надежду сильнее всех толчков и уговоров. Она тут же проснулась и пошла на выход. Видимо, она знала этот анекдот, и сравнение её с его главным персонажем так Надю насмешило, что сон как рукой сняло.
Мешки со снаряжением мы дотащили до последних перил под колодцем -24 м, и там оставили. Глубина пещеры в этом месте была примерно -100 метров. Дальше выходили налегке, но провод сматывали до самого конца.
К 12-13 часам мы вышли на поверхность. Продолжительность выхода составила почти сутки, как и у первой группы. Это странно, ведь она потеряла 4 часа при попытке обойти сифон, и ещё час на отмывание от грязи, а мы всего этого не совершали. Видимо, сказалось то, что мы тащили снаряжение по ходу вверх, а они вниз. Как уже говорилось, по пути встречались десятки небольших уступов, с которых по ходу вниз мешки можно было сбрасывать, а вот вверх их нужно было затаскивать на все эти уступы, что было не слишком весело.
4 мая.
Вскоре после нашего выхода группа из Пскова вышла в Назаровскую. Они прошли по нашей навеске до -100 м и ещё сколько-то, вешая свою навеску. Затем они свою навеску убрали, нашу оставили, и к ночи вернулись в лагерь.
То ли в этот день, то ли на следующий я спросил Свету Рыжкову: «Как тебе наш поход, пещеры, горы?»
Она ответила: «Всё просто замечательно, но одно меня бесит и раздражает: это грязь! И в пещере, и на поверхности постоянно приходится пачкаться, а умыться лишний раз не можешь! Если начнёшь умываться, то на тебя смотрят как на врага народа: зачем расходуешь воду?! Вода – дефицит, и должна использоваться только для приготовления пищи и чая!»
Я говорю: «Ну, Свет, можно ведь неделю и чумазой походить?»
- Нет, я так не привыкла! Женщине нужно каждый день мыть и руки, и лицо, и прочие интимные места! И тёплой водой, а не холодной!
- Какие же вы женщины привередливые! Вот сбросимся через два дня к морю – там и помоешься!
- Ты идиот? Я буду мыться солёной ледяной водой?
Делать нечего, я побрёл к Буковой поляне, чтобы принести два котелка воды специально для Светы. На поляне за знаменитым столом, на котором ещё красный партизан Барибан расписывал пулю с белогвардейцами, сидели спелеологи уже не помню из какого города. Они пригласили меня за стол, стали расспрашивать о Назаровской, а я их тоже расспрашивал о каких-то пещерах. В частности, я сказал им, что обойти грязевой сифон в Назаровской нам не удалось.
- Ишь, чего захотели! Обойти сифон! – засмеялись они. – Его уже лет десять никто обойти не может!
- А у нас была информация, что этот сифон обойти можно, хотя и по узкому грязному ходу!
- Ваша информация с длинной бородой! На-ка, лучше хлебни самогоночки за неудачный обход сифона!
В ходе этих бесед я опрокинул две или три алюминиевые кружки с самогонкой, конечно, не полные, а так, по половинке. Говорю: «Будете у нас на Колыме . . . мы тоже поделимся!» Потом подошёл к роднику, зачерпнул два котелка воды и поплёлся в сторону лагеря.
В некоторых местах приходилось взбираться на небольшие нагромождения камней. В одном таком месте я то ли споткнулся, то ли поскользнулся, и, балансируя котелками в воздухе, принялся падать лицом вперёд. В этот момент мне нужно было срочно принять решение: то ли отбросить котелки и пытаться упасть на руки, либо даже развернуться в воздухе и упасть боком, или же упасть как получится, но при этом постараться не расплескать воду. Если бы я заранее предвидел подобное происшествие, то я бы настроился на то, что нужно отбросить котелки и падать нормально. Но дело в том, что когда я шёл, то в голове у меня крутилась такая мысль: «Только бы не расплескать воду!» И когда стал падать, то эта мысль по инерции продолжала крутиться, поэтому во время падения я старался максимально поднять руки и согнуть их в локтях, чтобы они пружинили. Правда, мне удалось не совсем упасть, а скорее сесть на колени. В итоге я практически не расплескал воду, но колени отшиб капитально.
Далее я старался идти медленно и осторожно, и в лагерь пришёл уже в полной темноте. Там у меня хотели отнять воду на чай, но один котелок я отдал Свете на помывку.
5 мая.
С утра группа в составе Олег Цой, Володя Жегалов, Серёжа Лазутин, Валера Безверхов, Саша Шмуратко и Света Рыжкова выдвинулись в сторону п. Геогафической для прохождения Нудного хода. Олег только довёл группу до пещеры и вернулся обратно, назначив Жегалова руководителем данной группы.
Около пещеры они сфотографировались.
Света Рыжкова, С. Лазутин, В. Жегалов, А. Шмуратко у Нудного хода. Валера фотографировал.
В пещере они тоже пытались снимать, но успели только снять Свету на фоне натёков, и отдельно натёки. После этого вспышка приказала долго жить.
_______________________Света в Географической (Нудный ход)
Этот самый Нудный ход я описывал в главе 6. Представляет собой он длинный извилистый меандр со множеством уступов по ходу, проходящихся главным образом лазанием в распоре. Таким образом Нудный ход и Назаровская очень похожи, с той лишь разницей, что в Назаровской достаточно во многих местах приходится делать навеску, а в Нудном ходе до соединения его с Географической лишь в двух местах, и небольшую, порядка 10 м. И ещё некоторое отличие: в Географической есть натёчные образования, а в Назаровской их нет.
Совсем недавно я наткнулся на интересную информацию, касательно этого самого Нудного хода.
В 1988 г. его проходила группа из Карелии, то есть в тот же самый год, что я здесь описываю. Один из спелеологов по имени Михаил зашёл в Нудный ход со стороны его соединения с Географической, и пошёл по нему не в том месте, где его обычно проходят, а то ли взял слишком высоко, то ли пролез в какую-то щель, в которую обычно никому не приходит в голову залезать. Дальнейшее он описывает так: «Прохожу по ощущениям метров 25 (в меандре чёрт разберет сколько), из стены слева на уровни груди торчит натек типа "Люстра". С Люстры идет интенсивная капель. Подныриваю, получаю порцию воды за шиворот, иду дальше.
Кручу головой. Ещё метров через 30 вижу на левой стене меандра на высоте метров 6-7 забавный натек (важный ориентир!). "Проушина" - натёк округлой формы, небольшой с ровной дыркой в центре. Любопытство и поисковые задачи загоняют меня на стену к натёку. Наверху обнаруживаю ровную площадку, до потолка полметра. Проползаю по площадке метра 2-3 и оказываюсь у провала.
Внизу речка. Широкий ход уходит влево и вправо. Вниз без веревок не спуститься. Понимаю, что вышел на параллельный "Нудному" меандр. . . . Возвращаюсь в "Нудный".»
Таким образом, спелеолог из Петрозаводска Михаил обнаружил в Географической новый ход, ранее не известный, но не смог в него спуститься из-за отсутствия верёвки и времени. Видимо, группа из Петрозаводска вообще никогда не была обеспокоена поисковыми задачами, а подходила к спелеологии чисто со стороны спортивных прохождений, поэтому в дальнейшем никто из этой группы пройти обнаруженный ими ход не пытался, а первооткрыватель Михаил поделился этой информацией со спелеологами лишь в 2019 г., когда на территории массива Алек уже давно возник Национальный парк, вход в который возможен лишь по пропускам.
Поскольку желающих сделать первопроход в Географической не нашлось, Михаил сам в 2020 г. в свои 55 лет вдвоём с другом отправился на Алек. Они сумели добиться разрешения у дирекции Национального парка посетить его и пройти Нудный ход, с условием, что будут готовить еду на газовой плитке, а не на костре. Но почему-то они опять не рассчитали с верёвкой. Как написал Михаил: «Везде сыпуха. Пещера одичала». Словом, они не смогли пройти без верёвок те уступы, которые легко проходили в 1988 году. Первопрохождение так и не состоялось. Самое интересное в этой истории то, что с середины 60-х до конца 90-х на Алеке всегда было много народа, и, тем не менее, одна из самых известных пещер этого массива так и осталась до конца не пройденной.
Пока часть нашей команды проходила Нудный ход, вторая группа в составе: Надежды Моисеева и Ветчинкина, Дима Львов, Саша Бурцев, Марина Мацкевич и Ирина Таскина выдвинулась в Назаровскую снимать навеску. Марина спустилась в первый колодец 7 м и узнав, что во втором 19 м, твёрдо заявила: «Я дальше не пойду! Мне и этого хватит на всю жизнь!» Её отправили наверх, остальные пошли дальше. Забрали пять мешков снаряжения, которые лежали примерно на уровне -100 м, и перетащили их под колодец -24 м. В это время подоспел и Олег, с утра провожавший первую группу в Нудный ход.
Далее выходили, повесив на себя по одному мешку (кроме Ирины Таскиной), и поднимаясь с ним на самохватах. К вечеру все вышли наверх и сняли всю навеску. Прохождение Назаровской завершилось.
Таким образом мы с Надей Моисеевой сделали три выхода в Назаровскую и ни разу не сходили в Нудный ход, который проходили раньше в 1985 году. Олег и Вера также в этот раз не проходили Нудный ход. Все остальные прошли по разу и его, и часть Назаровской.
___________________________Разрез Назаровской до уровня, до которого мы её прошли
_________________Серёжа Лазутин, Света Рыжкова, ещё кто-то и Саша Бурцев.
Когда мы на следующий день 6 мая сбросимся в Хосту или в Адлер, я там взвешусь на весах и увижу, что потерял за 5 дней 5 килограммов! По одному килограмму в день! И это при том, что я в то время и так был худой. Если бы я сейчас сходил в такой поход, то терял бы по два кг в день!
• * * *
Мы сидим у костра и как обычно философствуем. Ещё не темно, поэтому не видно, как искорки взмывают в небо и улетают к звёздам. Пока только густой дым от сырых дров стелется по земле и постоянно меняет направление, преследуя пытающихся от него убежать легкомысленных туристов. На упавшем дереве примостились Володя Жегалов, Дима Томин и Олег Цой (см. фото).
- Мужики, зачем вы ходите в пещеры? – спрашиваю я.
Олег отвечает как всегда: «Потому что они существуют!»
На самом деле это перефразированный ответ британского альпиниста Джорджа Мэллори, несколько раз пытавшегося взойти на Эверест. Когда его спрашивали: «Зачем Вы идёте на Эверест?», он неизменно отвечал: «Потому что он существует!»
Это был просто театральный ответ, рассчитанный на зрителя, и никак не объясняющий истинные причины его восхождений. Точно также, как и у Олега. Серёгу Никонова забавляла эта фраза, и он смеялся: «Так можно сказать обо всём! Я пью водку, потому что она существует!»
- Сергей, а ты зачем ходишь в пещеры? – спрашивал его я.
- Такой вопрос чаще задают по поводу водки: зачем ты её пьёшь? Алкаши в таких случаях обычно отвечают: потому, что она горькая! Аналогичным образом на вопрос о пещерах можно ответить так: потому что в них холодно, сыро, грязно и темно!
- И ещё страшно?
- Ага! Страшно холодно, страшно сыро, страшно грязно и страшно темно!
Серёга не любил откровенничать и раскрывать кому-то душу, особенно если слушателей было больше одного. Он предпочитал в таких случаях отшучиваться.
По поводу Олега мы все понимали, зачем он ходит в пещеры. Как и у всех, у него был романтизм, неудовлетворённость обычным городским образом жизни, склонность к путешествиям и приключениям, и ещё такая важная вещь, как честолюбие. Ему непременно хотелось найти свою собственную большую пещеру, и совершить её первопрохождение, причём именно руководить группой, осуществляющей её первопрохождение!
Все на вопрос «зачем идёшь в пещеру?» отвечали по-разному. Помню, в 1985-м Лёша Кравцов на него ответил так: «Я здесь развиваюсь!»
Мы не поняли: «В чём ты развиваешься? Физически? Духовно? Интеллектуально?»
- Во всём! – настаивал Лёша, не поясняя ничего конкретно.
Наиболее полно на этот вопрос отвечала Надежда Моисеева. Она говорила, что у каждого человека есть свои несколько причин, которые можно классифицировать так: во-первых, внутренняя неудовлетворённость обыденной жизнью и её компенсация. Здесь имеется ввиду, что человек часто бывает не согласен со своим местом в «общественной нише», если можно так выразиться. Например, он работает инженером среди многих других инженеров, и ничем среди них не выделяется. Но человек с этим не согласен, поскольку считает, что способен на большее, чем они, хотя и не в профессиональном плане. При этом человеком могут двигать два разных стимула: а) желание самому себе что-то доказать и самоутвердиться в своих собственных глазах;
б) желание что-то доказать другим людям и самоутвердиться в их глазах. У некоторых людей могут присутствовать и то, и другое желание. Чем больше в человеке присутствует честолюбие и самолюбие, тем сильнее выражены эти желания.
Как-правило срабатывает только пункт «а», то есть желание самому себе что-то доказать. Это действительно происходит, и после трудного похода первый месяц летаешь как-будто на крыльях. Разумеется, внутренне, а не внешне. Что касается желания что-то доказать другим людям и самоутвердиться в их глазах, то этого не произойдёт, даже если бы ты взошёл на Эверест или прошёл бы до дна Снежную. На тебя коллеги просто будут смотреть в лучшем случае как на чудака, а может быть и как на дурака, который тратит время, деньги и силы на что-то совершенно нелепое. Очень немногие из них, которые искренне попытаются тебя понять, потом тебе скажут: «Это всё было замечательно, но впредь постарайся тратить время на семью или на дачу. Или съезди в санаторий, подлечись!» Я это всё хорошо знаю, поскольку прошёл через это и в институте, будучи студентом, и затем в коллективах на двух разных предприятиях. Помню, как одна моя коллега бесилась всякий раз, когда речь заходила об альпинистах и горных туристах: «Они лезут в горы для того, чтобы доказать, что они лучше других, а на самом деле они не лучше, а просто чуть выносливее многих! Но при этом ими движет высокомерие и тщеславие! Только эгоизм, гордость и пренебрежение к обычным людям заставляет некоторых людей ходить в горы!» После таких громких заявлений я никому в коллективе не рассказывал о своих былых увлечениях спелеотуризмом, и только когда спустя 14 лет эта коллега ушла на пенсию, только тогда остальные коллеги обо мне что-то узнали.
Второе, на что указывала Надежда, это романтизм и склонность к путешествиям вообще. Третье – это стремление к первооткрывательству, исследованию, изучению чего-то нового. Четвёртое – это желание рисковать и получать порции адреналина. И пятое – этот пункт касается женщин: желание создать семью и найти своего мужчину именно в том коллективе, где нужно искать. То есть, не пьянчугу, не слабака, не труса и не жадину, поскольку мужчины, тратящие свои средства на подобные увлечения, вряд ли могут быть жадными.
Но вернёмся к нашим «баранам». Я подошёл к Олегу, Володе Жегалову и Диме Томину, сидящим на бревне, и спросил их: «Зачем вы ходите в пещеры?»
Олег ответил своим коронным «потому что они существуют», Володя что-то промычал через ухмылку, типа того: «Не знаю зачем, но здесь офигительно!», а Дима сказал что-то совершенно ошеломляющее, немыслимое для меня на тот момент. Я в точности не могу вспомнить его слова, но смысл был примерно такой:
- Я люблю романтику, связанную с риском! В горах и пещерах никогда не знаешь, что тебя ждёт, но иногда возникают ситуации, связанные с риском! По этой же причине некоторые военнослужащие рвутся в зону боевых действий. По этой причине некоторые воры идут на дело! Не грабители или насильники, а именно воры!
- Хм, я всегда считал, что воры – это люди, которые не хотят работать и ищут более лёгких денег!
- Конечно, много и таких. Но у меня были знакомые воры, которым на деньги было наплевать и они их чуть ли не раздавали окружающим. Ими двигали именно риск и романтика!
Это было весьма спорное мнение, но оно имеет право на существование. Как и то, что существует болезнь под названием «клептомания», когда человека тянет на воровство предметов, которые ему в принципе не нужны. Вряд ли это можно связывать с риском и романтикой, но и то, и другое есть психическое отклонение от нормы бытия, если можно так выразиться.
Интересно Дима пометил свои карабины – словом из трёх букв. Для чего пометил – понятно, чтобы никто не перепутал их со своими. И почему пометил этим словом, тоже понятно – слово короткое, быстро пишется, и в то же время не заметить его сложно. Кроме того, это вообще первое слово, которое приходит на ум, когда собираешься что-то пометить.
Помню, как я сам однажды пометил этим словом грибное место. Как-то сошёл с просеки и недалеко от неё нашёл полянку с белыми грибами. Поскольку грибы несколько лет могут хорошо расти на одном месте, мне как-то нужно было пометить то место, в котором нужно свернуть с тропы, чтобы найти эту полянку. Я не придумал ничего умнее, как вырезать ножом на коре дерева у дороги слово из трёх букв. Если бы я вырезал стрелочку или крестик, или какую-то одну букву, то проходящие мимо грибники могли догадаться, что кто-то специально пометил дерево. И, скорее всего, его пометил грибник. А кто ещё мог пометить? А зачем грибник его пометил? Чтобы знать, где свернуть с тропы? А пойду-ка и я сверну с тропы! Но слово из трёх букв автоматически превращало метку грибника в обычное мелкое хулиганство.
И вот так же Дима Томин пометил свои карабины: вроде как писать своё имя или фамилию неудобно, поскольку это признак мелочности и недоверия к своим братьям-спелеологам, с которыми принято делиться последней рубашкой, не то что карабинами. А тут он как бы и не помечал их, а просто похулиганил маленько – с кем не бывает?
По слухам, спустя несколько лет после этого похода, Дима погиб, и, опять же по непроверенным слухам, не просто умер, а был убит. Я подчёркиваю: «по слухам», то есть за правдивость этой информации я не ручаюсь. Современные спелеотуристы из Оренбурга возможно даже и не знают, кто такой был Дима Томин, поскольку он ходил в основном не со своими оренбуржцами, а в составе групп из других городов, зачастую более сильных, чем оренбуржская. Но на месте оренбуржцев я бы отдавал Диме долг памяти, поскольку как спелеолог он многое сделал. Он был в числе первооткрывателей и первопроходцев таких достаточно глубоких пещер как Чкаловская, Хейция, Memento o more и Квартет, причём в Хейции он был одним из двух, кто достиг её дна. Также он был в составе группы в Форельной и участвовал в разборке донного завала.
И ещё немного порассуждаем о причинах падения интереса к спелеологии у современной молодёжи. В предыдущей главе я уже немного высказался на эту тему, а сейчас мне пришло в голову, что этот интерес пропал в том числе благодаря появлению и внедрению в массы персональных компьютеров. Как известно, они широко появились на предприятиях к концу 80-х, а с начала 90-х стали доступными и для домашнего пользования. К концу 90-х ПК уже достаточно широко вошли в обиход молодёжи, а в начале 2000-х появились и их маленькие аналоги – мобильные телефоны, на которых вскоре оказались игры, а затем и интернет.
Как говорилось выше, спелеотуристов условно можно было разделить на пять категорий: 1) желающие самоутвердиться; 2) любители путешествий, наблюдений природы и жизни в других областях Земного шара; 3) поисковики-первооткрыватели, желающие увидеть что-то новое, чего ещё никто не видел; 4) любители рисковать и получать адреналин; 5) желающие найти подходящего спутника жизни.
Теперь посмотрим, какие возможности дали человеку компьютеры.
1) Разработка компьютерных программ, возможность создать что-то новое, чего раньше не было. Эта возможность привлекла в том числе и тех людей, которые раньше в спелеотуризме занимались поиском пещер и их первопроходством, либо искали самоутверждение в своих глазах, или в глазах окружающих;
2) Компьютерные игры. Многие представители современной молодёжи уходят в них с головой, получают азарт и даже адреналин, поскольку, как им кажется, они чем-то рискуют. Хотя, на самом деле, если они чем-то и рискуют – то только психическим сдвигом по фазе;
3) Интернет дал возможность людям путешествовать по всему миру, не отрывая задницы от стула;
4) В интернете появились сайты знакомств, на которых теоретически можно найти подходящего спутника жизни.
Так что, как мы видим, персональные компьютеры смогли удовлетворить многие потребности людей, ради удовлетворения которых раньше приходилось пускаться в трудные и опасные путешествия.
Также могу добавить, что сбор грибов и особенно рыбалка являются некоторыми заменителями спелеотуризма, поскольку дают какие-никакие азарт и путешествия. А для любителей адреналина оказалось полезным широкое внедрение автомобилей, мотоциклов и квадроциклов. Теперь можно получать адреналин просто сидя на заднице.
6 мая.
Сброска с Алека в Илларионовку, а затем автобусом в Хосту. Где и завершился наш замечательный поход.
____________________Серёжа Лазутин и Валера Безверхов у входа в пещеру
______________________Саша Шмуратко у входа в пещеру
ГЛАВА 19.
Май 1988 г. Западный Кавказ, Хребет Алек. Шахты Назаровская (до -320м), Географическая (до -150 через Нудный ход).
"Прекрасна ты, когда идёшь
На самохватах по навеске.
Ещё прекрасней ты уйдёшь,
И повод выпить будет веский".
Об этом походе я помню мало, несмотря на всю его сложность. В этот раз был такой редкий для меня случай, когда я не оставил о походе никаких записей, кроме краткого описания пещеры Назаровской, да ещё собственноручно нарисованного её разреза с указанием высоты колодцев и уступов. С другой стороны, от этого похода осталось достаточно много фотографий, вследствие чего, возможно, я решил, что для памяти о походе этого вполне достаточно и не нужно ничего записывать. Тогда ведь я не предполагал, что эти записи могут мне в дальнейшем пригодиться, и если и делал их иногда, то вовсе не для последующей публикации, а для того, чтобы сидя холодными осенними вечерами на закате жизни у тёплого чайника, потягивая чаёк или что-то получше, предаваться воспоминаниям о давно прошедшей молодости со всеми её женщинами, сталактитами и колодцами. Собственно, так оно и получилось, с той лишь разницей, что я неожиданно стал эти воспоминания ещё и публиковать. Я бы не стал этого делать, если бы не считал деятельность нашего спелеоклуба в масштабах нашей области уникальной, не совсем простой и не совсем пустой, никем не поддержанной и не продолженной, и потому без этих публикаций обречённой на полное забвение.
Некоторые воспоминания об этом походе сохранились благодаря Валере Безверхову, другие – благодаря Надежде Моисеевой, третьи – благодаря Жегалову, так что в целом мы собрали, как говорится, «с миру по нитке». Хорошо, что о походе остался официальный отчёт Олега Цоя, достаточно краткий и «сухой», на котором и будет базироваться и строиться содержание настоящей главы.
Кстати говоря, в Москве, в Центральной библиотеке туризма при Городском клубе туристов копии этого отчёта я не обнаружил, хотя она, несомненно, туда отправлялась. Впрочем, как и многих других отчётов, когда-то нами и не только нами туда отправленных.
29 апреля из Пензы выехала группа в составе: Олег Цой – руководитель, Надя Моисеева, Надя Ветчинкина, Дима Львов, Володя Жегалов, Света Рыжкова, Саша Бурцев, Серёжа Лазутин, Ирина Таскина, Марина Мацкевич, Валера Безверхов и Саша Шмуратко. Для трёх последних это был первый поход в составе нашей секции.
С Валерой Безверховым и Сашей Шмуратко я был наглядно знаком и раньше, поскольку мы учились в институте на одном курсе и на одном факультете, только на разных специальностях. Поскольку я в институте о своих увлечениях особо никому ничего не рассказывал, не чувствуя вокруг себя единомышленников, поэтому Валера и Саша узнали о моём пристрастии к пещерам только после того, как впервые пришли в наш спелеоклуб, буквально незадолго до нашей экспедиции на Алек. Я же, в свою очередь, очень удивился, увидев в клубе давно знакомые лица. Другими словами, мы были шапочно знакомы с первого курса института, а в спелеоклуб они пришли на пятом, совершенно неожиданно для меня и независимо от меня.
В Хосте нас встретили Вера Цой (перед этим отвозившая ребёнка в Саратов к родителям) и наш старый добрый друг Дима Томин из Оренбурга. Также здесь к нам прибилась комания из Пскова – руководителя звали Дмитрий, и с ним были ещё двое ребят, имён которых я уже не помню. Сейчас я уже не могу сказать, договаривался ли Олег с псковичами заранее о совместном походе на Алек, или же мы случайно встретились и познакомились в Хосте, и дальше они следовали с нами, исходя из общности наших целей и обоюдного желания пройти Назаровскую, либо какую-то другую большую пещеру на Алеке. Нас объединило скорее всего то, что у псковичей не хватало навески на большую пещеру, а у нас она была, но не хватало сил, чтобы донести её всю до места. Но это всего лишь мои сегодняшние размышления, за истинность которых я не ручаюсь.
Слева направо: Олег Цой, Дима Львов, за ним чуть-чуть виден Серёжа Лазутин, Саша Шмуратко, Марина Мацкевич, далее псковичи и затылок Саши Бурцева.
О хребте Алек я уже упоминал в главе 6, когда описывал наше прохождение шахты Заблудших. Он расположен в пределах Сочи, ближе к Хосте, на расстоянии 15 — 18 км от берега моря и протягивается в общекавказском направлении с северо-запада на юго-восток на 17 км.
Высота гор этого хребта достигает 1000 м. Они сложены известняковой толщей, мощность которой составляет 700 — 800 м. Пейзаж в целом напоминает Северо-Осетинский в районе пещеры Университетской, который я уже описывал, с той лишь разницей, что на Алеке кроме буков и грабов есть ещё дубы и каштаны, и всяких плющей побольше. Но зато нет такой замечательной травы, как черемша. А во всём остальном – это такие же каменные глыбы, разбросанные повсюду, заросли папоротников и лопухов, похожих на гигантскую мать-и-мачеху, множество сгнивших поваленных деревьев и повсюду бурая глина под ногами, создающая после дождей определённые неудобства.
Геологическое строение, тектоника и климат (прежде всего значительное количество осадков) способствовали превращению хребта Алек в один из самых закарстованных районов Краснодарского края. Здесь известно около 40 карстовых пещер и шахт.
Крупнейшей из пещер на 70-е годы и на начало 80-х была Назаровская-Осенняя — она уходит на глубину 500 м, а ее длина составляет 3970 м. Другие пещеры я здесь описывать не буду, поскольку в другие мы на этот раз не попали, а Нудный ход пещеры Географической я уже достаточно подробно описывал в главе 6.
Теперь немного информации о самой Назаровской. В начале 60-х, когда большинство крымских пещер уже было открыто и исследовано, спелеологи обратили своё внимание на Кавказ, главным образом на Западный. В 1964 г. некоторые из них попали на хребет Алек, на котором уже давно были известны небольшие пещеры, в частности грот Барибан. Тогда же местные лесники, муж с женой Д.Т. и Т.Ф. Назаровы, показали им громадный вход в пещеру, которую в честь этих лесников и назвали Назаровской. По легенде жена лесника Т.Ф. Назарова обнаружила эту пещеру ещё в 1957 г., когда отправилась в данную часть хребта с целью «добрать» раненого ей ниже по склону медведя (раненых охотниками медведей, которым удалось уйти, принято в дальнейшем «добирать», поскольку у них появляется агрессия по отношению к любому человеку). Медведя ей, видимо, найти так и не удалось, но зато сибирским спелеологам она в дальнейшем сделала хороший «подарок».
В 1965 г. на Алеке состоялся Всесоюзный инструкторский сбор под руководством инструкторов из Краснодара и Красноярска, в ходе которого п. Назаровская была пройдена до глубины -310 м и закончилась грязевым сифоном (при дальнейших измерениях спустя многие годы данный уровень был определён как -320 м).
В течение следующих нескольких лет спелеологи пытались преодолеть этот сифон или обойти его поверху, но безуспешно. В 1966 г. спелеологами МГУ была пройдена соседняя с Назаровской п. Осенняя до глубины -100 м. Тогда же было выдвинуто предположение, что эти две пещеры где-то должны соединяться друг с другом.
В 1967 г. Назаровскую опять штурмовали красноярцы, но на этот раз свой предыдущий рекорд они не побили. В этом же году и на этом же хребте москвичи прошли п. ТЕП до глубины -410 м, сделав её на тот момент самой глубокой пещерой СССР. Также в этом году и на этом же хребте п. Географическая была пройдена до дна на -320 м, отбросив Назаровскую на третье место в Союзе.
Наконец, в сентябре 1969 г. сборная группа из 6 городов при подавляюшем большинстве красноярцев сумела преодолеть сифон в Назаровской на -310 м (превратившийся в то время в полусифон), и прошла эту пещеру до второго сифона на -500 м. Пещера стала глубочайшей в СССР, правда, ненадолго, пока в 1972 г. спелеологи МГУ не прошли Снежную до -720 м.
Чтобы завершить историю прохождения этой пещеры, остаётся лишь вспомнить, что в 1970 г. п. Осенняя соединилась с Назаровской, а в 1971г. пещера Примусная также соединилась с Назаровской. Но эти соединения добавили лишь суммарную длину пещерной системе, но не прибавили ей глубины, поскольку вход в Назаровскую расположен выше двух других.
Но вернёмся к нашим «баранам». То есть, к нашему походу.
В этот раз Олег заявил маршрут третьей категории, и указал в заявке три пещеры: ТЕП, Осеннюю и Назаровскую, причём для прохождения маршрута нам достаточно было пройти только одну из них, до уровня 4А или 3Б категории сложности. Олег знал, что в майские праздники на Алеке находится много групп, поэтому указанные пещеры могут быть заняты. Была надежда на то, что хотя бы одна из трёх заявленных будет свободна. Всё-таки пещеры Алека не настолько широкие, чтобы две группы могли проходить их параллельно, каждая по своей навеске, а использовать чужую навеску, даже если при этом получится не помешать другой группе, это всё равно, что угнать чужую машину, покататься на ней, а затем вернуть её на место.
Таким образом, Олег планировал пройти либо шахту ТЕП (второе название – Октябрьская) до -450 м, либо Назаровскую, либо Осеннюю до их общего дна на -500 м. Причём, он рассчитывал любую из этих пещер пройти в «альпийском стиле», без ПБЛ (подземного базового лагеря). Вообще это было очень авантюрное предприятие. Если бы с нами шла вторая группа хотя бы до -300 м, то она навесила бы до этого уровня верёвку с тросом, а затем в следующий выход сняла бы навеску, а уж с трёхсот до пятисот мы может быть и пробежали бы без ПБЛ, но с нами шли только новички до единички, которых можно было пустить максимум до -200 м, а фактически до -100 м. Получается, что с -100 до -500 мы должны были пробежать с навеской, её съёмом и без ночёвки, что для нас было довольно рискованным делом, учитывая обводнённость пещер. Видимо, на Олега так подействовал наш поход в Уральскую на Байсунтау, когда мы брали с собой ПБЛ, но не спали в нём, а лишь пару часов полежали без сна, и фактически, зря его протаскали. Но тогда пройденная нами глубина пещеры была -370 м, а не -450-500 м, и Уральская гораздо более сухая, чем ТЕП или Назаровская.
Могло быть и такое, что на Олега произвели впечатление рассказы его жены Веры о том, как они в Форельной спускались до -740 м с навеской без отдыха, и только там ставили ПБЛ, а затем выходили с выемкой снаряжения эти 740 м также без отдыха.
Ещё мог быть такой вариант: у нас с собой телефонного провода было только до уровня -320 м, а пещеры на Алеке очень паводкоопасны, поэтому Олег планировал проскочить нижнюю часть пещеры как можно быстрее. Протягивать по ней до конца провод было мучительно и заняло бы слишком много времени, и в этом случае подземная ночёвка была необходима. С другой стороны, если быстро пробежать пещеру, то вероятность дождя за это время минимальна и телефонную связь можно до конца не тянуть. Словом, неизвестно, что именно подействовало на Олега, но он решил, что мы проскочим 500-метровую дыру в «альпийском стиле» без подземного лагеря.
Итак, подводя итоги сказанному: основной пещерой Олег заявил ТЕП, и на всякий случай ещё Назаровскую и Осеннюю. Понятно, что мы должны были пройти только одну из них, учитывая их сложность и наличие других желающих их пройти. Кому делать нечего, мог заодно ещё и сгонять в Нудный ход (пещера Географическая), где не требовалось большого опыта и множества снаряжения. Этот Нудный ход постепенно станет самой посещаемой нашим клубом пещерой на Алеке, вследствие того, что он всегда шёл «до кучи» к любой другой пещере.
1 мая.
В Хосте, постояв на берегу моря и не решившись лезть в воду, поскольку «не май месяц», мы всё-же сделали одно полезное дело: нашли на вокзале весы, взвесили рюкзаки и взвесились сами. Вес мужского рюкзака у нас составлял от 34 до 40 кг (с учётом того, что часть снаряги мы отдали псковичам), вес женских колебался от 18 до 23 кг. Мой собственный вес на тот момент составил 62 кг, что для меня был обычный «бараний вес», какой в том возрасте у меня был всегда.
___________________Марина Мацкевич, Ирина Таскина и Света Рыжкова в Хосте.
Затем мы добрались автобусом до Илларионовки и дальше пошли пешком на Алек. Примерно в 1 км от села дорогу пересекает ручей, и Олег обратил внимание на очень слабый расход воды в нём. Нам удалось перейти через ручей по камням, не снимая ботинок и не промочив их насквозь, что, по словам Олега, в предыдущие годы никогда не удавалось. Это было тем более странно потому, что перед этим встреченные нами местные жители уверяли нас, что в этом году дожди идут почти каждый день.
Спустя 3 часа после начала пешей заброски первые члены нашей команды достигли Буковой Поляны, другие тянулись где-то позади. Особенностью забросок на Алек является то, что обычно никто никого не ждёт, а каждый идёт в своём темпе. Заброска была трудная, а на Алеке она другой не бывает из-за большого количества переносимого снаряжения. Как-никак предполагаемые для прохождения дыры были глубокие и требовали большого количества тросов, верёвок, карабинов, крючьев, гидрокостюмов и прочей снаряги.
_________________________________Валера Безверхов и Саша Шмуратко на заброске.
__________________________________Надя Ветчинкина на заброске.
На Буковой поляне стояла группа спелеологов, не помню из какого города. Они сообщили нам, что п. Осенняя в данный момент занята группой из Старого Оскола, а в пещеры ТЕП и Заблудших направилась группа из Перми. Назаровская вроде бы была свободна.
С 13 до 14 часов участники нашей группы подтягивались к Буковой поляне.
Эту поляну с деревянным столом посередине я описывал в главе 6. На этом столе было сделано немало детей, а также отрисовано немало пещер по результатам их топосъёмки. Она находилась немного южнее и ниже места слияния двух балок – балки пещеры Заблудших с балкой пещеры Назаровской. Здесь же был родник, поэтому эта поляна чаще всего служила местом для лагерей различных спелеогрупп.
Спустя некоторое время мы вышли на подъём по балке Малой Хосты, которая была расположена правее по ходу движения. Мы поднимались по камням, поросшими мхом, среди зарослей рододендронов и папоротников, а вокруг возвышались буки и каштаны со свисающими с них лианами. Вскоре мы прошли мимо гигантского отверстия грота Барибан, зияющего в нижней части огромной скалы справа по ходу.
___________________Ирина Таскина и Марина Мацкевич у грота Барибан
Вскоре балка раздвоилась – влево уходила балка на Серёжкину пещеру, и далее через два хребта на Географическую, а вправо на Величественную, Назаровскую и Осеннюю. Ещё спустя полчаса мы вышли на небольшую ровную площадку, которая обычно служит местом для лагеря спелеологам, идущим в Назаровскую, Осеннюю или Примусную. Сбросив с себя станки, пошли разведать ситуацию в Назаровской, расположенной чуть дальше по балке. Масштабы входного отверстия впечатляли, восхищали и пугали одновременно. Несмотря на то, что мне уже приходилось видеть пещеры с большими входами, например, Киндерлинскую им. 30-летия Победы на Урале, и некоторые карстовые провалы на Ачибахе, особенно широченные и глубоченные колодцы Чкаловской и Гасанова, но такого большого входного отверстия я ещё не видел. Конечно, грот Барибан тоже был велик, но он был всего-лишь грот. Вход в Назаровскую выглядел не больше него, но зная, что он ведёт в пещеру глубиной 500 м и длиной почти 4 км, подсознание невольно рисовало его больше, чем он был на самом деле.
______________________________Вход в Назаровскую
Около п. Осенняя действительно стояла группа из Старого Оскола. Два других входа в данную карстовую полость – Назаровская и Примусная – были свободны, что для нас было большой удачей, поскольку на майские праздники здесь редко какие дыры бывали свободными. Это в настоящее время на Алеке сделали заповедник и вход туда возможен только по пропускам, поэтому, как говорят, там даже некоторые тропы пропали, а в 80-е годы спелеологи валили туда табунами.
Лагерь мы поставили на единственной удобной полянке в том районе, справа от тропы, в 100 м от Осенней и в 300 м от Назаровской. Лагерь был большой, поскольку нас было 14 человек, не считая троих псковичей. С дровами особых проблем не было, а вот с водой были, поскольку за ней нужно было ходить на родник к Буковой поляне. Я не помню, сколько это занимало по времени, но полчаса точно в один конец. Как сказал Олег, в прошлые годы по балке Назаровской протекал ручей и убегал непосредственно в пещеру, но в этом году ручья не было. Мы его обнаружили, пройдя вверх по балке – он пропадал между камнями примерно в 100-200 м выше входа в Назаровскую, и на всём протяжении был такой слабый, что черпать из него воду было очень мучительно и проще было сделать лишний километр, сходив к Буковой поляне.
2 мая.
Небо безоблачное второй день. В 11 ч. Олег Цой, Дима Томин, Надя Ветчинкина, Саша Бурцев, Марина Мацкевич и Ирина Таскина вышли к п. Географической с целью прохождения Нудного хода. Возможно, с ними были и псковичи, не помню. Олег шёл только для того, чтобы показать путь до пещеры. Он довёл группу до Нудного хода, сказал ей несколько напутственных слов на прощание и вернулся обратно.
Не дожидаясь его возвращения, вторая часть группы: Надя Моисеева, Серёжа Лазутин, Света Рыжкова, Валера Безверхов и Саша Шмуратко под моим руководством вышла в Назаровскую. Олег до своего ухода объяснил мне, как и что там надо делать, поэтому нужные концы у нас были разложены по мешкам и оставалось только их не перепутать.
________________________Валера Безверхов
__________________ Валера Безверхов, Серёжа Лазутин и Света перед выходом в Назаровскую
Мы навесили верёвку на первый колодец 7 м, сначала спустилась Надежда, а затем и все остальные. Я намеревался спускаться последним, чтобы проследить за пристёгиванием новичков к навеске.
Когда я стоял на краю колодца, Валера Безверхов, стоявший выше меня (от входа в пещеру до первого колодца тоже есть какой-то спуск), готовил снаряжение и уронил шайбу. Она запрыгала по камням спуска, пролетела мимо моей головы и собиралась скрыться в глубине колодца, но я взмахнул рукой и поймал шайбу прямо над ним. Как мне это удалось – сам не могу понять. Хотя трюк был рискованным – я стоял на краю колодца и не был пристёгнут.
Спустя час-полтора после нас в пещеру вышли Вера Цой и Володя Жегалов. Их задачей было протянуть телефонный провод на первые два колодца - 7 м и 19 м, после чего проверить связь и возвращаться. Спустившись во второй колодец, они немного поговорили по телефону с Олегом, в это время сидевшим наверху с телефонным аппаратом. Типа: «Ты там чё?», «А вы там чё?» Связь работала отлично, и Володя с Верой вышли наверх. Они наскоро что-то приготовили, поели и к 16 часам завалились спать, поскольку в 21 час им нужно было вставать и в 22 часа уходить под землю.
Тем временем мы провесили пещеру до уровня примерно -100 м или чуть больше - точные цифры я уже не помню и в отчёте Олега этой информации нет. Валера помнит, что третий колодец 24 м мы точно проходили, и, скорее всего, прошли ещё целый ряд небольших уступов, следующих за ним.
В этом колодце 24 м появлялась вода. До него в принципе можно было идти без гидрокостюма. Как говорил Олег, в прошлые годы во вход Назаровской убегал ручей и она была обводнённая с нуля, но в этом году ручья на поверхности не было.
Когда Саша Шмуратко выходил из колодца 24 м, то на середине он завис. Причину я уже не помню. Наиболее частая причина таких зависаний – когда складка комбинезона попадает в самохват. Это очень неприятная вещь, особенно если у выходящего имеется нож и он пытается отрезать кусок штанины, что ситуацию нисколько не облегчает, но иногда приводит к случайному перерезанию натянутой как струна верёвки. Также бывают и другие причины зависаний: самохват растегнулся и его обойма разогнулась, или просто набившаяся в самохват глина его заклинивает, и т.д. Очень распространённая причина зависаний – это перекрутка двух навесок между собой, а если сюда добавляется ещё и телефонный провод, то вообще капец!
Через некоторое время Саша самостоятельно решил проблему и пошёл дальше, но мы за это время успели основательно замёрзнуть.
В 20 ч. согласно отчёту Олега наша группа вышла на поверхность, уже в полной темноте (скорее ближе к 21 часу, поскольку в 20 часов в начале мая ещё не темно).
_______________________________Разрез Назаровской, мною перерисованный «на глазок».
После нескольких часов пребывания в вертикальной пещере, выйдя на поверхность, люди обычно впадают в лёгкую эйфорию, не отягощённую слишком большой усталостью и потому сопровождающуюся глуповатым и беспричинным смехом. По этой причине, прийдя в лагерь, мы разбудили Олега, Веру и Володю, не дав им нормально выспаться перед трудным выходом.
Они встали, и мы все вместе занялись костром и приготовлением ужина. После еды Олег, Вера и Володя Жегалов стали готовиться к выходу в Назаровскую. Между тем вторая часть нашей группы из Нудного хода так и не вернулась. Было решено собрать команду их встречать, но встал вопрос: кто её возглавит? Олег с Верой не могли, поскольку согласно графика им нужно было уже сейчас выходить в пещеру. Кроме нас с Надей Моисеевой дорогу к Нудному ходу никто не знал, но кто-то из нас двоих должен был остаться в лагере по двум причинам: во-первых, в случае невозврата и первой, и второй группы нужно было выйти на телефонную связь с Олегом и совместно принять какое-то решение, и, во-вторых, Света Рыжкова устала от нашего восьми- или девятичасового выхода, и не могла вместе со всеми идти в ночь на поиски пропавшей группы. Оставаться в лагере одна она тоже боялась. В конце-концов, в этих краях бывают и медведи, и волки, и ночевать здесь девушке в одиночку как-то не очень. Было принято решение, что Надежда со всеми оставшимися в лагере выходит встречать пропавшую группу, а мы со Светой остаёмся здесь вдвоём. Это получилось как бы не по нашей воле, а по воле сложившихся обстоятельств, но, безусловно, судьба не случайно распорядилась так. В итоге это послужило нашему сближению и спустя полгода или чуть больше мы подали заявление в ЗАГС. В то время мы были не такими, как современная молодёжь, а весьма скромными, и в присутствии других людей не могли проявлять свои чувства, а лишь оставшись наедине.
3 мая.
Пропавшая группа из Нудного хода и их встречающая вернулись в лагерь уже далеко за полночь, когда мы спали. Почему они вернулись так поздно – никто уже не помнит. Всё-таки, спуститься на глубину почти 160 м и затем подняться для группы, частично состоящей из новичков, дело не слишком быстрое. Да потом ещё и спускаться в темноте по крутому склону при свете «севших» фонарей, а от Географической до Назаровской расстояние приличное.
Накануне в 22-00 Олег, Вера и Володя Жегалов вышли в Назаровскую. На входе они стали облачаться в гидрокостюмы, исправлять какие-то проблемы со светом и снаряжением, и т.п., поэтому реально в пещеру они зашли уже ближе к полуночи. Олег и Вера спускались первыми, транспортируя 4 мешка и осуществляя навеску. Володя нёс пятый мешок и тянул связь. Он подходил к этому процессу очень ответственно, понимая, что следующая группа непременно оборвёт провод, если у неё для этого будет хоть малейшая возможность, поэтому прокладывал провод высоко и закреплял его за все выступы и неровности стен, какие ему только попадались. Понял это Володя по очень простой причине: он сам порвал провод в первом же колодце, и затем ему пришлось его ремонтировать и перевешивать, а во втором колодце сам запутался в этом проводе, и опять его пришлось перевешивать.
На глубине 200-220 м друзья обнаружили небольшую площадку в нескольких метрах выше русла ручья. Её, судя по оставленному мусору, часто используют для подземного лагеря. Это практически единственное место для лагеря в пещере, на котором можно поставить палатку и переждать паводок. Есть второе место для лагеря ниже перед сифоном, но оно очень грязное и ужасно паводкоопасное. Здесь, на упомянутой площадке с мусором, наши герои оставили мешок с перекусом, который планировали съесть на обратном пути (в него же входило сухое горючее для гексогаза), а также катушку с телефонным проводом, который Олег принял решение дальше не тянуть. Всё-таки на прокладку провода по многочисленным уступам пещеры уходило много времени, а пещера в этом году была слабо обводнена, из чего Олег сделал странный вывод, что сильного паводка не будет. Это было достаточно авантюрное решение, поскольку в большей части пещеры мест для отсидки от паводка нет и в случае сильного ливня наверху здесь смерть верная и неизбежная.
Они пошли дальше, продолжая транспортировать мешки, но уже без телефонного провода. Почти сразу же ручей, бегущий по дну пещеру, резко увеличился из-за какого-то бокового притока, а ещё ниже ход Назаровской соединился с ходом из Примусной, после чего обводнённость пещеры возросла ещё вдвое. Кроме того, они проходили уступ за уступом, и нигде хороших мест для отсидки не было видно.
Володя с Верой продолжили спуск, а Олег вернулся назад в зал ПБЛ, где была оставлена катушка с проводом. На 7 часов у нас были запланирована телефонная связь.
В это время я продрал глаза и поплёлся в сторону Назаровской на переговоры. Подключил провод к аппарату. Минут пять из него доносился один треск, а затем появился достаточно чистый и громкий голос Олега.
- Как там у вас, все живы?
- Да, все вернулись. Сейчас все ещё спят!
- А что с погодой?
- Небо голубое, голубее не бывает!
- Лёвич, тут такое дело. Мы бросили катушку с проводом в зале на 200 м. Я решил, что в этом году пещера сухая и паводка не будет. Но мы прошли дальше, и дыра стала сильно мокрой. Кроме того, на протяжении сотни метров, что я видел, мест для отсидок нет. Так что вы захватите катушку и тяните провод настолько, насколько хватит сил, и самого провода. И договорись с кем-нибудь, чтобы через каждый час выходил на связь и сообщал погоду. Я бы сам протянул, но если я сейчас этим займусь, то уже не догоню Володю и Веру. И нам больше нельзя терять время, потому что мы его уже много потеряли, а до дна пещеры ещё очень далеко!
- Хорошо, Олег, я понял!
- Вы выходите в час?
- Да, в час, как договаривались.
- Ну, ни пуха вам!
- К чёрту! – мне очень не нравилось последнее выражение, но так уж было принято отвечать на «пуха». Не знаю кем, наверное, самим чёртом и принято.
Я вернулся в лагерь. Все ещё спали и я присел на брёвнышко, закуривая очередную «Приму». Честно говоря, было страшновато. На сотни метров нет мест для отсидок! Я посмотрел на небо. Оно было голубое, но уже появилось белое облачко. Сволочь, кыш отседа! Мы специально расспрашивали местных жителей в Илларионовке, и они нас напугали, что дожди этой весной льют почти каждый день. Оставалась надежда на то, что кто-нибудь вовремя выйдет на связь, мы сами время связи не проспим, и провод нигде не порвём. Я вспомнил, как в Заблудших телефонный провод перекрутился с верёвкой и у меня было сильное желание его разорвать на мелкие кусочки! Но даже знание того, что на поверхности скоро начнётся ливень, не гарантирует возможности избежать паводка. Я просто в таких ситуациях никогда не был, а всё незнакомое пугает.
Тут из палаток потянулся народ. Полдня прошли за мелкими заботами, и в 13-00 группа в составе Дима Львов, Дима Томин, Надя Моисеева и Надя Ветчинкина приступили к прохождению Назаровской. То есть, два Димитрия и две Надежды. Такая комбинация не оставляла пещере никаких шансов на сопротивление.
Валера Безверхов и Саша Шмуратко учились в институте на специальности «связь» (сокращённо говоря), поэтому им было поручено, начиная с 16 часов, каждый час выходить с нами на связь.
Тем временем в глубине хребта Алек и пещеры Назаровской происходили следующие события. После телефонных переговоров со мной Олег догонял группу и с удивлением обнаружил, что на колодце 7 или 8 м Володя с Верой навесили 50-метровые концы троса и верёвки. Это были самые длинные концы, взятые в пещеру, и они предназначались для следующего колодца. Пройдя дальше, он догнал своих незадачливых товарищей как-раз у начала этого 46-метрового колодца. Они были в недоумении и не знали, чем его провешивать?
Выяснилось следующее. Предыдущего колодца глубиной 7 или 8 м в нашем описании пещеры не было. То ли составители плана пещеры забыли его пометить значком «навеска», то ли сами проходили его без навески, что выглядело весьма рискованно. У нас же навеска была заранее разложена по мешкам согласно плану прохождения пещеры. То есть, подойдя к очередному колодцу, мы просто доставали следующие по порядку верёвку и трос, и навешивали их не задумываясь. Таким образом, Вера с Володей навесили колодцы 10 и 12 м, и следующим колодцем по плану должен был идти 46-метровый каскад, состоящий из пяти колодцев, разделённых очень маленькими площадками и потому провешиваемый одной 50-метровой навеской. Они повесили здесь трос и верёвку, прошли этот 8-метровый отвес и очень удивились: зачем Олег выделил столь длинные концы на такой незначительный колодец?
- Жаль было резать верёвку, а другой в наличии не оказалось! – догадался смышлёный Володя. На том и порешили.
Когда же они дошли до следующего, уже большого колодца, и вытащили из мешка верёвку длиной всего несколько метров, то сильно засомневались в том, что Олег правильно разложил навески. Хорошо ещё, что у них хватило ума не повесить эту верёвку и не спускаться по ней.
В это время Олег их и догнал. Ему пришлось возвращаться на предыдущий колодец и менять на нём навеску с длинной на короткую, на что ушёл битый час. Плохо было то, что вся навеска в мешках была рассчитана до дна пещеры и лишней не было, а тут откуда ни возьмись нарисовался незапланированный колодец!
- В принципе, ничего страшного! – сказал Олег. – В каком-нибудь месте перила не повесим и сэкономим верёвку! Главное, чтобы новых таких сюрпризов больше не было!
Они ещё не знали, что сюрпризы будут.
После 46-метрового колодца они прошли не очень длинный ход и дошли до сифона, находящегося на глубине -320 м от входа в пещеру. Конечно, проныривать сифон без акваланга никто не собирался, но где-то здесь должен был быть обход сифона поверху. Для себя Олег отметил, что сифон затянут глиной и галькой, то есть, если бы они даже собирались его проныривать, то им бы пришлось долго его раскапывать.
Друзья принялись искать обход сифона. В принципе, они нашли его быстро, но потом долго совещались: а как в него попасть?
Обход сифона в своей начальной части представлял собой окно в стене основного хода, расположенное на высоте 8-9 м. В описании пещеры, имеющемся у Олега, говорилось, что в это окно можно попасть простым лазанием по стене. Видимо, с тех пор как в пещере побывали люди, сделавшие такое описание, в ней много чего изменилось. Вся стена была покрыта толстым слоем полужидкой глины, поблёскивающей в свете фонарей. Возможно, под этой глиной и были хорошие зацепы, делающие лазание по стене простым, но их, во-первых, под глиной нужно было ещё обнаружить, и, во-вторых, лазание не может быть простым по определению по стене, покрытой скользкой глиной. На такой глине и на ровном полу можно поскользнуться и свернуть себе шею, а что говорить про глину на стене?
Посмотрев на стену, покрытую ещё не высохшей глиной, Олег понял, что в паводок здесь затапливается всё и на спасение нет ни малейших шансов. Он достал из мешка свой скальный молоток и принялся его «клювом», находящимся с обратной стороны молотка, отколупывать глину с зацепов. Затем они с Володей поочередно поднимались, ковыряли молотком зацепы и спускались. Спустя час удобные для лазания зацепы появились до середины стены или чуть выше, и Олег полез уже без молотка, но с верёвкой.
Окно в стене оказалось очень узким, но Олег в него просочился. Затем он бросил вниз конец верёвки и принялся страховать поднимающихся. Вера достаточно легко вошла в окно, а вот Володя в нём застрял. Немного помучившись, он всё же пролез.
После окна следовал узкий ход ползком по грязи с галькой, который вскоре стал резко уходить вниз, причём в виде трубы с поворотами. Такими сейчас иногда делают детские горки и горки в аквапарках, но в те времена спуск по такой трубе был уделом лишь очень немногих жителей Земли. Поскольку дно этой трубы было покрыто слоем полужидкой глины, наши герои сразу поняли, как здесь надо спускаться. Для себя этот участок они назвали «Русские горки». Они просто ложились на спину и скользили вниз, тормозя ногами об потолок. После прохождения трубы наши друзья вылетали из неё, подобно тому, как вылетают из трубы в аквапарке, с той лишь разницей, что плюхались они не в воду, а в полужидкую глину с галькой.
Дальше они ползли по этой грязи примерно 20-30 м. Поначалу голова проходила над грязью, которую черпали лишь подбородком, затем пришлось задирать голову так, что смотреть приходилось не вперёд, а в потолок, и при этом подбородок по-прежнему скользил по глинистому месиву. Каски сняли с головы и толкали перед собой, как лодочки. В конце концов расстояние между поверхностью жижи и потолком сократилось всего до 5-8 см. При этом в лицо дул сильный ветер, говорящий о том, что ход сквозной и сифона впереди нет. Руководствуясь этим, группа ещё около 3-х часов продолжала движение вперёд, раскапывая ход руками, проталкивая гальку от себя назад сначала руками, а затем ногами. Вскоре ход раздвоился – справа в него впадал приток, причём ситуация в обоих ходах была одинаковая: прослойка воздуха над глинистой жижей 5-8 см с сильным ветром. Олег пополз в один ход, Вера в другой, а Володя оттаскивал назад по ходу кучи щебёнки, которые Олег с Верой выбрасывали ему в лицо.
Через некоторое время все отползли назад, чтобы передохнуть. Олег снял слой глины со своих командирских водонепроницаемых часов:
- Ого! Уже час дня! Похоже, нам надо завязывать с этой фигнёй и поворачивать назад!
- Как так! – встревожилась Вера, которая из всей тройки была самой упорной. – Мы ведь тогда не покорим эту дыру!
- Понимаешь, Верун, сама посчитай! Допустим, через час мы прокопаем этот ход. Потом, допустим, за два часа добежим до дна. Потом ещё два часа нам будет нужно, чтобы вернуться сюда. Это всё при самом лучшем раскладе. То есть, в лучшем случае через пять часов, то есть в 18, мы окажемся в зале у сифона. Нам нужно будет смыть с себя глину, отдохнуть – ещё час. Потом пару часов мы будем идти до зала с перекусом. То-есть, будем в нём не раньше 9-ти часов вечера. Час на чай, на туалет. А оттуда будем подниматься ещё не меньше двух часов. Скорее, даже не меньше трёх. Итого, не раньше часа ночи мы выйдем на поверхность. Что составит 27 часов с того момента, как мы вышли из лагеря в пещеру. Но я не учёл всякие непредвиденные обстоятельства, которые могут возникнуть. Наш выход вполне может составить 30 часов и даже больше! Без сна и нормальной еды!
- Ого! Ничего себе! Пошли назад! – встревожилась Вера.
Они быстро преодолели грязный ход в обратном направлении, поднялись по трубе, но около окна, ведущего на спуск по стене, замешкались. Точнее говоря, Вера легко пролезла в окно, а Володя застрял и у него пролезть не получалось.
- Олег! Похоже, я здесь не пролезу! – удручённо сказал Жегалов.
- Да брось ты, ерунда! На тебе одеты комбез, гидрокостюм, под ним два свитера! Сними всё это – и пулей пролетишь!
Володя представил, как лёжа здесь, в узком ходе, в жидкой грязи, он снимает с себя комбинезон, гидрокостюм, свитер. Потом проходит в окно, спускается и напяливает на себя комья грязи, бывшие когда-то одеждой. От этой мысли ему стало плохо.
- Нет, я пролезу! – уверенно говорит он, выдыхает из себя весь воздух и достаточно легко проходит в узость. Дальше спускается по стене со страховкой.
Хуже всех приходится Олегу – он спускается последним и потому без страховки. Хотя перед этим они и очистили молотком большую часть зацепов от глины, но теперь по ним прошли Вера и Жегалов, и нанесли на них слой глины ещё толще, чем он был прежде. Олег спускается и чувствует, насколько скользкие все зацепы под ботинками и пальцами рук.
- Ничего! Чтобы мёдом не казалось! – бормочет он. Потом, когда он будет в лагере, то спросит у девчонок зеркало посмотреть, не поседел ли он за эти пять минут?
Наконец все спустились со стены, отмыли в ручье фонари, посмотрели друг на друга и принялись ржать во весь голос. Все трое представляли собой большие комки грязи, правда, с глазами. Когда герои фильма «Джентльмены удачи» вылезли из цистерны с бетоном, то они выглядели даже чище, чем наши герои.
- А ты говорил: порожняком пойдёт! – смеялся Олег.
- Может, теперь разденемся и дальше пойдём в трусах? – предложил Володя.
- Побежим! Мы ведь спортсмены! – поправила Вера.
Они залезли в ручей и принялись отмываться. Жегалов прямо лёг в ручей и стал в нём вращаться, потирая все места.
- Не пускайте на меня грязь, мне своей достаточно! – с ухмылкой просил он Цоев, отмывающихся выше по течению.
Внезапно Володя встал и принялся их умолять:
- Журчите потише, пожалуйста! Вообще не журчите!
При этом он стаскивал с себя комбез и гидру. Олег понял его намерения:
- Володя, ты бы отошёл куда-нибудь подальше!
- Я не могу! Я два часа терпел, а теперь не могу! Выключите фонари, делов-то!
- Верун, я тоже не могу! – Олег многозначительно посмотрел на жену.
- Ну что, мальчики, тогда я вас покину! – и Вера быстро зашагала по коридору.
Тем, кто не понимает, могу пояснить, что три часа возиться в гидрокостюмах в холодной жидкой глине, и затем час отмываться от неё в ледяном ручье – это очень большое испытание, учитывая, что в гидрокостюме сходить в туалет невозможно. Точнее, нежелательно. Потом ещё полчаса смывали глину с транспортных мешков и снаряжения.
Как я уже сказал, в 13-00 группа в составе Дима Львов, Дима Томин, Надя Моисеева и Надя Ветчинкина приступили к прохождению Назаровской. Пещера эта замечательна тем, что имеет входное отверстие поистине огромных размеров, а вот дальше она идёт достаточно узко и больших залов нигде не образует. В сырое время года пещера обводнена с нуля, но в нашем случае поток воды начинался только с третьего колодца 24 м. После этого колодца пещера представляет собой целую серию длинных меандровых (извивающихся) ходов с потоком воды по дну, разделённых каскадами уступов разнообразного по сложности лазания. Высота этих уступов в основном 2-4 м, но некоторые до 7 м. Большинство из них хорошо проходится в распоре. Путь по меандру оказался очень медленным и муторным, в основном из-за большого количества уступов. Из-за этого мы только к 16 ч. достигли зала на -200, где группа Олега бросила катушку с проводом, а также оставила мешок с полиэтиленовым колпаком и перекусом. Только мы хотели воспользоваться чужим перекусом, как вдалеке послышались голоса, затем по стенам побежали блики света и вскоре к нам подошла первая группа. Мы сразу раскочегарили гексогаз и принялись кипятить воду.
- Сифон обойти не удалось! – сообщил Олег, - Мы три часа копали глиняную пробку и не прокопали! Так что вы дойдёте до сифона и поворачивайте обратно. Даже не пытайтесь его обойти!
- Да, там такая кака, такая кака! – с лёгким смехом добавил Володя. – Вы туда даже не лезьте! А то будете как мы!
Мы сначала не поняли, почему нам не стоит быть такими, как они. Потом они объяснили, какими грязными они вылезли из хода, идущего в обход сифона.
- Мне до сих кажется, что у меня глина даже в заднице! – ухмылялся Володя.
- Ты её ел что ли?
- Нет, я с ней сражался! Я три часа боролся с ней руками и ногами!
- И кто победил?
- Она. Её там слишком много, а нас только трое!
- Ой, связь с поверхностью в четыре часа проспали! – осенило меня.
Олега принялся искать телефон.
- Блин, кажется, он подмок!
К счастью, аппарат после присоединения к проводу затрещал и, хотя и не сразу, но вскоре заработал.
- Что так поздно? – сквозь треск послышался недовольный голос Шмуратко. – Уже почти пять!
____________________Саша Шмуратко переговаривается по телефону с "подземкой"
- Разве почти пять? – для вида удивился Олег, чуть ли не единственный обладатель часов в нашей компании.
- Скажи ему, что у нас четыре! – усмехнулась Надя Моисеева.
- Время в пещере течёт по-другому! – подкрикнул и я в трубку.
Олег узнал от Саши сводку погоды и сообщил наверх последние новости: сифон обойти не удалось, вторая группа пойдёт только до сифона и провод тянуть не будет, связи с поверхностью больше не будет.
Затем первая группа продолжила подъём, и к 21 ч. вышла на поверхность. Выход группы с момента ухода из лагеря составил чуть меньше суток.
Тем временем наша группа дошла до сифона. В привычном нашем понимании это был вовсе не сифон: узкий ход, доверху забитый полужидкой глиной. Нечто среднее между сифоном и завалом. Между тем ручей втекал в эту глину и растворялся в ней.
Мы немного посидели в этом прекрасном месте и отправились в обратный путь. Выход из 46-метрового колодца проходил под ледяным душем. Множество небольших уступов выматывало хуже, чем прохождение колодца. До площадки с перекусом и телефонной катушкой мы дошли без особых приключений. Там вскипятили чай и перекусили. После этого выходить стало труднее, поскольку дико захотелось спать. Этому способствовало переохлаждение организма, усталость и недавний приём пищи. Да и время уже перевалило за полночь, так что ничего удивительного. Приходилось снимать с выступов на стене и сматывать провод, а также тащить мешки со снаряжением. На пути встречалось много небольших уступов, преодолеваемых главным образом в распоре. На этих уступах нужно было передавать мешки и катушку друг другу. Всё это дико изматывало.
Мы присели с Надей Моисеевой на перекур около большой лужи. Пока сидели, она уснула. Я пытался её растолкать, но она спокойным таким голосом говорит: «Не паникуй, Лёвич, я сейчас посижу, отдохну и дальше пойду!»
Я думаю: «Ну, ладно!» - взял мешок и потащил его по ходу. В этот момент к Наде подошла другая Надя и тоже пыталась её растолкать, но первая Надежда в результате только сползла ниже и сидела уже прямо в луже. К слову говоря, на ней был гидрокостюм зелёного цвета, да и комбез зеленоватый.
Следом подошёл Дима Томин, наматывающий на катушку провод. Увидев Надежду в луже, он только усмехнулся: «Я тащусь, зелёная, как ты ныряешь!» Это были слова из старого советского анекдота. Как ни странно, эта фраза подействовала на Надежду сильнее всех толчков и уговоров. Она тут же проснулась и пошла на выход. Видимо, она знала этот анекдот, и сравнение её с его главным персонажем так Надю насмешило, что сон как рукой сняло.
Мешки со снаряжением мы дотащили до последних перил под колодцем -24 м, и там оставили. Глубина пещеры в этом месте была примерно -100 метров. Дальше выходили налегке, но провод сматывали до самого конца.
К 12-13 часам мы вышли на поверхность. Продолжительность выхода составила почти сутки, как и у первой группы. Это странно, ведь она потеряла 4 часа при попытке обойти сифон, и ещё час на отмывание от грязи, а мы всего этого не совершали. Видимо, сказалось то, что мы тащили снаряжение по ходу вверх, а они вниз. Как уже говорилось, по пути встречались десятки небольших уступов, с которых по ходу вниз мешки можно было сбрасывать, а вот вверх их нужно было затаскивать на все эти уступы, что было не слишком весело.
4 мая.
Вскоре после нашего выхода группа из Пскова вышла в Назаровскую. Они прошли по нашей навеске до -100 м и ещё сколько-то, вешая свою навеску. Затем они свою навеску убрали, нашу оставили, и к ночи вернулись в лагерь.
То ли в этот день, то ли на следующий я спросил Свету Рыжкову: «Как тебе наш поход, пещеры, горы?»
Она ответила: «Всё просто замечательно, но одно меня бесит и раздражает: это грязь! И в пещере, и на поверхности постоянно приходится пачкаться, а умыться лишний раз не можешь! Если начнёшь умываться, то на тебя смотрят как на врага народа: зачем расходуешь воду?! Вода – дефицит, и должна использоваться только для приготовления пищи и чая!»
Я говорю: «Ну, Свет, можно ведь неделю и чумазой походить?»
- Нет, я так не привыкла! Женщине нужно каждый день мыть и руки, и лицо, и прочие интимные места! И тёплой водой, а не холодной!
- Какие же вы женщины привередливые! Вот сбросимся через два дня к морю – там и помоешься!
- Ты идиот? Я буду мыться солёной ледяной водой?
Делать нечего, я побрёл к Буковой поляне, чтобы принести два котелка воды специально для Светы. На поляне за знаменитым столом, на котором ещё красный партизан Барибан расписывал пулю с белогвардейцами, сидели спелеологи уже не помню из какого города. Они пригласили меня за стол, стали расспрашивать о Назаровской, а я их тоже расспрашивал о каких-то пещерах. В частности, я сказал им, что обойти грязевой сифон в Назаровской нам не удалось.
- Ишь, чего захотели! Обойти сифон! – засмеялись они. – Его уже лет десять никто обойти не может!
- А у нас была информация, что этот сифон обойти можно, хотя и по узкому грязному ходу!
- Ваша информация с длинной бородой! На-ка, лучше хлебни самогоночки за неудачный обход сифона!
В ходе этих бесед я опрокинул две или три алюминиевые кружки с самогонкой, конечно, не полные, а так, по половинке. Говорю: «Будете у нас на Колыме . . . мы тоже поделимся!» Потом подошёл к роднику, зачерпнул два котелка воды и поплёлся в сторону лагеря.
В некоторых местах приходилось взбираться на небольшие нагромождения камней. В одном таком месте я то ли споткнулся, то ли поскользнулся, и, балансируя котелками в воздухе, принялся падать лицом вперёд. В этот момент мне нужно было срочно принять решение: то ли отбросить котелки и пытаться упасть на руки, либо даже развернуться в воздухе и упасть боком, или же упасть как получится, но при этом постараться не расплескать воду. Если бы я заранее предвидел подобное происшествие, то я бы настроился на то, что нужно отбросить котелки и падать нормально. Но дело в том, что когда я шёл, то в голове у меня крутилась такая мысль: «Только бы не расплескать воду!» И когда стал падать, то эта мысль по инерции продолжала крутиться, поэтому во время падения я старался максимально поднять руки и согнуть их в локтях, чтобы они пружинили. Правда, мне удалось не совсем упасть, а скорее сесть на колени. В итоге я практически не расплескал воду, но колени отшиб капитально.
Далее я старался идти медленно и осторожно, и в лагерь пришёл уже в полной темноте. Там у меня хотели отнять воду на чай, но один котелок я отдал Свете на помывку.
5 мая.
С утра группа в составе Олег Цой, Володя Жегалов, Серёжа Лазутин, Валера Безверхов, Саша Шмуратко и Света Рыжкова выдвинулись в сторону п. Геогафической для прохождения Нудного хода. Олег только довёл группу до пещеры и вернулся обратно, назначив Жегалова руководителем данной группы.
Около пещеры они сфотографировались.
Света Рыжкова, С. Лазутин, В. Жегалов, А. Шмуратко у Нудного хода. Валера фотографировал.
В пещере они тоже пытались снимать, но успели только снять Свету на фоне натёков, и отдельно натёки. После этого вспышка приказала долго жить.
_______________________Света в Географической (Нудный ход)
Этот самый Нудный ход я описывал в главе 6. Представляет собой он длинный извилистый меандр со множеством уступов по ходу, проходящихся главным образом лазанием в распоре. Таким образом Нудный ход и Назаровская очень похожи, с той лишь разницей, что в Назаровской достаточно во многих местах приходится делать навеску, а в Нудном ходе до соединения его с Географической лишь в двух местах, и небольшую, порядка 10 м. И ещё некоторое отличие: в Географической есть натёчные образования, а в Назаровской их нет.
Совсем недавно я наткнулся на интересную информацию, касательно этого самого Нудного хода.
В 1988 г. его проходила группа из Карелии, то есть в тот же самый год, что я здесь описываю. Один из спелеологов по имени Михаил зашёл в Нудный ход со стороны его соединения с Географической, и пошёл по нему не в том месте, где его обычно проходят, а то ли взял слишком высоко, то ли пролез в какую-то щель, в которую обычно никому не приходит в голову залезать. Дальнейшее он описывает так: «Прохожу по ощущениям метров 25 (в меандре чёрт разберет сколько), из стены слева на уровни груди торчит натек типа "Люстра". С Люстры идет интенсивная капель. Подныриваю, получаю порцию воды за шиворот, иду дальше.
Кручу головой. Ещё метров через 30 вижу на левой стене меандра на высоте метров 6-7 забавный натек (важный ориентир!). "Проушина" - натёк округлой формы, небольшой с ровной дыркой в центре. Любопытство и поисковые задачи загоняют меня на стену к натёку. Наверху обнаруживаю ровную площадку, до потолка полметра. Проползаю по площадке метра 2-3 и оказываюсь у провала.
Внизу речка. Широкий ход уходит влево и вправо. Вниз без веревок не спуститься. Понимаю, что вышел на параллельный "Нудному" меандр. . . . Возвращаюсь в "Нудный".»
Таким образом, спелеолог из Петрозаводска Михаил обнаружил в Географической новый ход, ранее не известный, но не смог в него спуститься из-за отсутствия верёвки и времени. Видимо, группа из Петрозаводска вообще никогда не была обеспокоена поисковыми задачами, а подходила к спелеологии чисто со стороны спортивных прохождений, поэтому в дальнейшем никто из этой группы пройти обнаруженный ими ход не пытался, а первооткрыватель Михаил поделился этой информацией со спелеологами лишь в 2019 г., когда на территории массива Алек уже давно возник Национальный парк, вход в который возможен лишь по пропускам.
Поскольку желающих сделать первопроход в Географической не нашлось, Михаил сам в 2020 г. в свои 55 лет вдвоём с другом отправился на Алек. Они сумели добиться разрешения у дирекции Национального парка посетить его и пройти Нудный ход, с условием, что будут готовить еду на газовой плитке, а не на костре. Но почему-то они опять не рассчитали с верёвкой. Как написал Михаил: «Везде сыпуха. Пещера одичала». Словом, они не смогли пройти без верёвок те уступы, которые легко проходили в 1988 году. Первопрохождение так и не состоялось. Самое интересное в этой истории то, что с середины 60-х до конца 90-х на Алеке всегда было много народа, и, тем не менее, одна из самых известных пещер этого массива так и осталась до конца не пройденной.
Пока часть нашей команды проходила Нудный ход, вторая группа в составе: Надежды Моисеева и Ветчинкина, Дима Львов, Саша Бурцев, Марина Мацкевич и Ирина Таскина выдвинулась в Назаровскую снимать навеску. Марина спустилась в первый колодец 7 м и узнав, что во втором 19 м, твёрдо заявила: «Я дальше не пойду! Мне и этого хватит на всю жизнь!» Её отправили наверх, остальные пошли дальше. Забрали пять мешков снаряжения, которые лежали примерно на уровне -100 м, и перетащили их под колодец -24 м. В это время подоспел и Олег, с утра провожавший первую группу в Нудный ход.
Далее выходили, повесив на себя по одному мешку (кроме Ирины Таскиной), и поднимаясь с ним на самохватах. К вечеру все вышли наверх и сняли всю навеску. Прохождение Назаровской завершилось.
Таким образом мы с Надей Моисеевой сделали три выхода в Назаровскую и ни разу не сходили в Нудный ход, который проходили раньше в 1985 году. Олег и Вера также в этот раз не проходили Нудный ход. Все остальные прошли по разу и его, и часть Назаровской.
___________________________Разрез Назаровской до уровня, до которого мы её прошли
_________________Серёжа Лазутин, Света Рыжкова, ещё кто-то и Саша Бурцев.
Когда мы на следующий день 6 мая сбросимся в Хосту или в Адлер, я там взвешусь на весах и увижу, что потерял за 5 дней 5 килограммов! По одному килограмму в день! И это при том, что я в то время и так был худой. Если бы я сейчас сходил в такой поход, то терял бы по два кг в день!
• * * *
Мы сидим у костра и как обычно философствуем. Ещё не темно, поэтому не видно, как искорки взмывают в небо и улетают к звёздам. Пока только густой дым от сырых дров стелется по земле и постоянно меняет направление, преследуя пытающихся от него убежать легкомысленных туристов. На упавшем дереве примостились Володя Жегалов, Дима Томин и Олег Цой (см. фото).
- Мужики, зачем вы ходите в пещеры? – спрашиваю я.
Олег отвечает как всегда: «Потому что они существуют!»
На самом деле это перефразированный ответ британского альпиниста Джорджа Мэллори, несколько раз пытавшегося взойти на Эверест. Когда его спрашивали: «Зачем Вы идёте на Эверест?», он неизменно отвечал: «Потому что он существует!»
Это был просто театральный ответ, рассчитанный на зрителя, и никак не объясняющий истинные причины его восхождений. Точно также, как и у Олега. Серёгу Никонова забавляла эта фраза, и он смеялся: «Так можно сказать обо всём! Я пью водку, потому что она существует!»
- Сергей, а ты зачем ходишь в пещеры? – спрашивал его я.
- Такой вопрос чаще задают по поводу водки: зачем ты её пьёшь? Алкаши в таких случаях обычно отвечают: потому, что она горькая! Аналогичным образом на вопрос о пещерах можно ответить так: потому что в них холодно, сыро, грязно и темно!
- И ещё страшно?
- Ага! Страшно холодно, страшно сыро, страшно грязно и страшно темно!
Серёга не любил откровенничать и раскрывать кому-то душу, особенно если слушателей было больше одного. Он предпочитал в таких случаях отшучиваться.
По поводу Олега мы все понимали, зачем он ходит в пещеры. Как и у всех, у него был романтизм, неудовлетворённость обычным городским образом жизни, склонность к путешествиям и приключениям, и ещё такая важная вещь, как честолюбие. Ему непременно хотелось найти свою собственную большую пещеру, и совершить её первопрохождение, причём именно руководить группой, осуществляющей её первопрохождение!
Все на вопрос «зачем идёшь в пещеру?» отвечали по-разному. Помню, в 1985-м Лёша Кравцов на него ответил так: «Я здесь развиваюсь!»
Мы не поняли: «В чём ты развиваешься? Физически? Духовно? Интеллектуально?»
- Во всём! – настаивал Лёша, не поясняя ничего конкретно.
Наиболее полно на этот вопрос отвечала Надежда Моисеева. Она говорила, что у каждого человека есть свои несколько причин, которые можно классифицировать так: во-первых, внутренняя неудовлетворённость обыденной жизнью и её компенсация. Здесь имеется ввиду, что человек часто бывает не согласен со своим местом в «общественной нише», если можно так выразиться. Например, он работает инженером среди многих других инженеров, и ничем среди них не выделяется. Но человек с этим не согласен, поскольку считает, что способен на большее, чем они, хотя и не в профессиональном плане. При этом человеком могут двигать два разных стимула: а) желание самому себе что-то доказать и самоутвердиться в своих собственных глазах;
б) желание что-то доказать другим людям и самоутвердиться в их глазах. У некоторых людей могут присутствовать и то, и другое желание. Чем больше в человеке присутствует честолюбие и самолюбие, тем сильнее выражены эти желания.
Как-правило срабатывает только пункт «а», то есть желание самому себе что-то доказать. Это действительно происходит, и после трудного похода первый месяц летаешь как-будто на крыльях. Разумеется, внутренне, а не внешне. Что касается желания что-то доказать другим людям и самоутвердиться в их глазах, то этого не произойдёт, даже если бы ты взошёл на Эверест или прошёл бы до дна Снежную. На тебя коллеги просто будут смотреть в лучшем случае как на чудака, а может быть и как на дурака, который тратит время, деньги и силы на что-то совершенно нелепое. Очень немногие из них, которые искренне попытаются тебя понять, потом тебе скажут: «Это всё было замечательно, но впредь постарайся тратить время на семью или на дачу. Или съезди в санаторий, подлечись!» Я это всё хорошо знаю, поскольку прошёл через это и в институте, будучи студентом, и затем в коллективах на двух разных предприятиях. Помню, как одна моя коллега бесилась всякий раз, когда речь заходила об альпинистах и горных туристах: «Они лезут в горы для того, чтобы доказать, что они лучше других, а на самом деле они не лучше, а просто чуть выносливее многих! Но при этом ими движет высокомерие и тщеславие! Только эгоизм, гордость и пренебрежение к обычным людям заставляет некоторых людей ходить в горы!» После таких громких заявлений я никому в коллективе не рассказывал о своих былых увлечениях спелеотуризмом, и только когда спустя 14 лет эта коллега ушла на пенсию, только тогда остальные коллеги обо мне что-то узнали.
Второе, на что указывала Надежда, это романтизм и склонность к путешествиям вообще. Третье – это стремление к первооткрывательству, исследованию, изучению чего-то нового. Четвёртое – это желание рисковать и получать порции адреналина. И пятое – этот пункт касается женщин: желание создать семью и найти своего мужчину именно в том коллективе, где нужно искать. То есть, не пьянчугу, не слабака, не труса и не жадину, поскольку мужчины, тратящие свои средства на подобные увлечения, вряд ли могут быть жадными.
Но вернёмся к нашим «баранам». Я подошёл к Олегу, Володе Жегалову и Диме Томину, сидящим на бревне, и спросил их: «Зачем вы ходите в пещеры?»
Олег ответил своим коронным «потому что они существуют», Володя что-то промычал через ухмылку, типа того: «Не знаю зачем, но здесь офигительно!», а Дима сказал что-то совершенно ошеломляющее, немыслимое для меня на тот момент. Я в точности не могу вспомнить его слова, но смысл был примерно такой:
- Я люблю романтику, связанную с риском! В горах и пещерах никогда не знаешь, что тебя ждёт, но иногда возникают ситуации, связанные с риском! По этой же причине некоторые военнослужащие рвутся в зону боевых действий. По этой причине некоторые воры идут на дело! Не грабители или насильники, а именно воры!
- Хм, я всегда считал, что воры – это люди, которые не хотят работать и ищут более лёгких денег!
- Конечно, много и таких. Но у меня были знакомые воры, которым на деньги было наплевать и они их чуть ли не раздавали окружающим. Ими двигали именно риск и романтика!
Это было весьма спорное мнение, но оно имеет право на существование. Как и то, что существует болезнь под названием «клептомания», когда человека тянет на воровство предметов, которые ему в принципе не нужны. Вряд ли это можно связывать с риском и романтикой, но и то, и другое есть психическое отклонение от нормы бытия, если можно так выразиться.
Интересно Дима пометил свои карабины – словом из трёх букв. Для чего пометил – понятно, чтобы никто не перепутал их со своими. И почему пометил этим словом, тоже понятно – слово короткое, быстро пишется, и в то же время не заметить его сложно. Кроме того, это вообще первое слово, которое приходит на ум, когда собираешься что-то пометить.
Помню, как я сам однажды пометил этим словом грибное место. Как-то сошёл с просеки и недалеко от неё нашёл полянку с белыми грибами. Поскольку грибы несколько лет могут хорошо расти на одном месте, мне как-то нужно было пометить то место, в котором нужно свернуть с тропы, чтобы найти эту полянку. Я не придумал ничего умнее, как вырезать ножом на коре дерева у дороги слово из трёх букв. Если бы я вырезал стрелочку или крестик, или какую-то одну букву, то проходящие мимо грибники могли догадаться, что кто-то специально пометил дерево. И, скорее всего, его пометил грибник. А кто ещё мог пометить? А зачем грибник его пометил? Чтобы знать, где свернуть с тропы? А пойду-ка и я сверну с тропы! Но слово из трёх букв автоматически превращало метку грибника в обычное мелкое хулиганство.
И вот так же Дима Томин пометил свои карабины: вроде как писать своё имя или фамилию неудобно, поскольку это признак мелочности и недоверия к своим братьям-спелеологам, с которыми принято делиться последней рубашкой, не то что карабинами. А тут он как бы и не помечал их, а просто похулиганил маленько – с кем не бывает?
По слухам, спустя несколько лет после этого похода, Дима погиб, и, опять же по непроверенным слухам, не просто умер, а был убит. Я подчёркиваю: «по слухам», то есть за правдивость этой информации я не ручаюсь. Современные спелеотуристы из Оренбурга возможно даже и не знают, кто такой был Дима Томин, поскольку он ходил в основном не со своими оренбуржцами, а в составе групп из других городов, зачастую более сильных, чем оренбуржская. Но на месте оренбуржцев я бы отдавал Диме долг памяти, поскольку как спелеолог он многое сделал. Он был в числе первооткрывателей и первопроходцев таких достаточно глубоких пещер как Чкаловская, Хейция, Memento o more и Квартет, причём в Хейции он был одним из двух, кто достиг её дна. Также он был в составе группы в Форельной и участвовал в разборке донного завала.
И ещё немного порассуждаем о причинах падения интереса к спелеологии у современной молодёжи. В предыдущей главе я уже немного высказался на эту тему, а сейчас мне пришло в голову, что этот интерес пропал в том числе благодаря появлению и внедрению в массы персональных компьютеров. Как известно, они широко появились на предприятиях к концу 80-х, а с начала 90-х стали доступными и для домашнего пользования. К концу 90-х ПК уже достаточно широко вошли в обиход молодёжи, а в начале 2000-х появились и их маленькие аналоги – мобильные телефоны, на которых вскоре оказались игры, а затем и интернет.
Как говорилось выше, спелеотуристов условно можно было разделить на пять категорий: 1) желающие самоутвердиться; 2) любители путешествий, наблюдений природы и жизни в других областях Земного шара; 3) поисковики-первооткрыватели, желающие увидеть что-то новое, чего ещё никто не видел; 4) любители рисковать и получать адреналин; 5) желающие найти подходящего спутника жизни.
Теперь посмотрим, какие возможности дали человеку компьютеры.
1) Разработка компьютерных программ, возможность создать что-то новое, чего раньше не было. Эта возможность привлекла в том числе и тех людей, которые раньше в спелеотуризме занимались поиском пещер и их первопроходством, либо искали самоутверждение в своих глазах, или в глазах окружающих;
2) Компьютерные игры. Многие представители современной молодёжи уходят в них с головой, получают азарт и даже адреналин, поскольку, как им кажется, они чем-то рискуют. Хотя, на самом деле, если они чем-то и рискуют – то только психическим сдвигом по фазе;
3) Интернет дал возможность людям путешествовать по всему миру, не отрывая задницы от стула;
4) В интернете появились сайты знакомств, на которых теоретически можно найти подходящего спутника жизни.
Так что, как мы видим, персональные компьютеры смогли удовлетворить многие потребности людей, ради удовлетворения которых раньше приходилось пускаться в трудные и опасные путешествия.
Также могу добавить, что сбор грибов и особенно рыбалка являются некоторыми заменителями спелеотуризма, поскольку дают какие-никакие азарт и путешествия. А для любителей адреналина оказалось полезным широкое внедрение автомобилей, мотоциклов и квадроциклов. Теперь можно получать адреналин просто сидя на заднице.
6 мая.
Сброска с Алека в Илларионовку, а затем автобусом в Хосту. Где и завершился наш замечательный поход.
____________________Серёжа Лазутин и Валера Безверхов у входа в пещеру
______________________Саша Шмуратко у входа в пещеру
Последний раз редактировалось Дмитрий Львов 19 дек 2023, 22:23, всего редактировалось 1 раз.
- Дмитрий Львов
- Участник
-
- Сообщений: 1779
- Зарегистрирован: 12 дек 2014, 00:50
- Имя:
Re: История спелеотуризма в Пензе
Дмитрий Львов » 26 дек 2023, 19:20
.
ГЛАВА 20.
Май 1988.
Поездка Алексея Плотникова с саратовской группой в Крым, на карстовый массив Караби-яйла. Прохождение пещер 2А к.т. и 1 к.т.
«А там внизу в пяти часах ходьбы
Девчонки в лёгких платьицах спешат.
А мы с тобой сейчас на Караби,
И лучший друг наш верный самохват».
(Из песни Сергея Гринберга)
Пока мы бороздили хребет Алек и ворочали глину в Назаровской, Лёша Плотников задумал ехать с саратовцами на Караби (по совету Олега Цоя). Он имел целью пройти там большие и красивые пещеры, в которых не был в 1986 году, и сделать в них фотосъёмку на слайды. Кроме того, он планировал пройти маршрут второй категории и получить соответствующую справку. Справки о первой категории у него были после прохождения маршрутов на Караби и Ачибахе в 86-м году, а теперь ему нужна была вторая. Если бы он поехал с нами на Алек в Назаровскую, то такую справку не получил бы, поскольку на Алеке были заявлены нами маршруты первой и третьей категории трудности, а второй среди них не было.
Перед тем, как рассказывать про этот поход, сначала нужно рассказать о кое-чём ещё. А именно о том, что Инна Сорокина вышла замуж за Лёшку Кравцова, который после этого переехал из Оренбурга в Саратов. Я даже был у них на свадьбе в Саратове. Из Пензы также были Олег с Верой.
Так что я теперь даже не знаю, как в дальнейшем называть Инну – Сорокиной или Кравцовой? Правильно будет называть Кравцовой, поскольку она сменила фамилию, но читатель уже привык к ней, как к Инне Сорокиной, которая тайком от руководителя группы пытается штурмовать шахту Гасанова, но при этом у неё не хватает длины верёвки и самохваты не расстёгиваются, что обнаруживается только после того, как она уже болтается посередине 90-метрового колодца (см. главу 7). Также эта та самая Инна, которая уговаривает меня проходить 90-метровый колодец в Октябрьской по одиночной бракованной верёвке без страховки (см. главу 9), рядом с которой постоянно взрываются примусы (см. главу 10) и которая, отправленная за водой вместе с Лёшкой Кравцовым, заставляет местных охотников на ишаках везти воду к нам в лагерь, указывая им дорогу, а сама после этого пропадает на несколько часов с Лёшкой под предлогом, что они «заблудились и пошли не туда» (см. главу 16). Так вот, теперь она Инна Кравцова.
Итак, Алексей Плотников готовился к походу на Караби вместе с саратовской группой в составе: Ульяна Трихачева (руководитель), Инна Кравцова, Сергей Страхов, Таня Размоскина и Андрей Федорцов.
Ульяну Трихачеву мы уже знаем по походам на Ачибах-85 и Конобеево-85. В то время она была высокой симпатичной девушкой с длинной косой до пояса, студенткой биофака в СГУ. При всей своей рассудительности она считалась непредсказуемой. Обычно тихая, скромная и спокойная, она иногда выкидывала такие номера, которые от неё никто не ожидал.
Таня Размоскина была родом почти из Пензы, точнее, из Богословки (с/з Панкратовский), что рядом с Пензой. Училась она в Саратове, там и пришла в саратовскую спелеосекцию. Несмотря на пензенское происхождение, в Пензу она приезжала очень редко. Физически она была очень сильной и выносливой.
Однажды Олег Цой с группой «трюфелей» ловил попутный автобус до Вирги в конце Арбеково, где проспект Победы соединяется с московской трассой М-5. В это время к ним подошла невесть откуда взявшаяся Таня Размоскина с рюкзаком за спиной. Как оказалось, она только что приехала из Саратова и шла пешком от автовокзала до Богословки, что составляло путь более 10 км. На вопрос, зачем идёт пешком, она ответила, что для неё это всего лишь небольшая прогулка с целью «размять ноги», а стоять на остановке около часа в ожидании автобуса её напрягает гораздо сильнее.
Сергей Страхов был комсомольским лидером в своём учебном заведении, в котором учился. Это был высокий худощавый парень, очень подвижный и неугомонный, настоящий «массовик-затейник», зачастую подающий людям весьма сомнительные примеры. Я видел его как-то во время тренировки на триангуляшке в Саратове. Там Страхов творил какие-то безумные вещи. Он лазил по этой вышке не по лестнице, а по боковым перегородкам, пристёгивался к верёвке и спускался со скоростью, близкой к свободному падению. Впечатление усиливали его очень длинные руки и ноги, с помощью которых он перемещался по вышке как человек-паук, нарушая технику безопасности. Поэтому тогда я утвердился во мнении, что он явный авантюрист. Но он, видимо, был очень ловким и его поведение не вызывало опасения у товарищей.
С Андреем Федорцовым мы ходили на Урал в феврале 87-го, когда из-за снеговой обстановки не смогли добраться до Победы (п. Киндерлинской). Помню только, что он тихий скромный парень, терпеливый и не конфликтный.
Лёша приехал в Саратов на автобусе, перешёл на железнодорожный вокзал, расположенный близко от автовокзала, и позвонил саратовцам в спелеоклуб. Их спелеоклуб находился в полуподвальном помещении старого двухэтажного дома, в котором, как ни странно, был городской телефон.
У саратовских спелеологов были другие методы сбора к походу, нежели у нас. У нас каждый собирал свой рюкзак или станок у себя дома, и за час или за полчаса до отправления поезда мы встречались на вокзале. Общественное снаряжение, которое каждому предстояло нести, мы забирали из клуба накануне или за несколько дней, и укладывали в рюкзак у себя дома.
У саратовцев всё общественное снаряжение хранилось в клубе, а клуб находился в 20 минутах ходьбы от вокзала. Участники похода приезжали в клуб с личными вещами за несколько часов до отправления поезда, и уже в клубе собирали рюкзаки. Так было удобнее, поскольку не нужно было заранее прикидывать, кто какой объём и вес сможет уложить себе в рюкзак, и это всё решалось по факту. Каждый запихивал себе в рюкзак общественное снаряжение до тех пор, пока оно не заканчивалось, или пока место в рюкзаке не заканчивалось. На вокзал все шли прямо из клуба, а после похода по приезду сначала шли в клуб и разгружались. Такой метод сборов был удобнее, чем наш, но он не подходил тем, у кого рабочий день заканчивался за два-три часа до отправления поезда, поскольку за это время им нужно было заехать и домой, и в клуб, и уложить рюкзак, что было нереально. Мы часто собирали рюкзак не в день отъезда, а накануне, а саратовцы непосредственно перед поездом.
Когда Лёша позвонил в клуб, саратовцы как раз находились там и укладывали рюкзаки. Инна взяла трубку и стала объяснять Лёше, что ему нужно идти с привокзальной площади прямо по улице.
- Иди по левой стороне улицы. Увидишь на правой стороне вывеску с такой-то надписью. Но тебе туда не надо. Иди дальше, потом перейдёшь поперечную дорогу и упрёшься в двухэтажное здание с кирпичным первым этажом и деревянным вторым. Обходи это здание слева и увидишь дверь в полуподвальное помещение. Это наш клуб.
- Зачем мне нужно видеть вывеску, если мне туда не надо?
- Ну, мало ли? Наша местная достопримечательность!
Лёша пошёл по указанному маршруту и вскоре достиг клуба. Там познакомился со всеми. Как выяснилось, Сергей Страхов вышел в сторону вокзала его встречать, но они почему-то не встретились. Через некоторое время Сергей вернулся.
В том, что Лёша не узнал Сергея, нет ничего удивительного, ведь они раньше не встречались, и к тому же Лёша не знал про то, что его собираются встретить. Но как Сергей не признал Алексея, у которого был станок за плечами?
Сергей предположил такую версию: он загляделся на вывеску, про которую говорила Инна. Просто он десятки раз проходил мимо и никогда не обращал на неё внимание, а тут ему захотелось узнать, что у них там является местной достопримечательностью? Видимо, в это время Лёша и проскочил мимо него.
Будучи в клубе, Лёша травил пензенские байки и отсоветовал Ульяне брать с собой ботинки-вибрамы, поскольку сапог и кроссовок для такого похода было достаточно. Тем самым он облегчил её рюкзак на 1,5 кг.
- На заброске в сапогах ноги будут потеть! – сетовала Ульяна.
- А от лишнего груза всё тело будет потеть!
Также и другим саратовцам Лёша своими советами как мог облегчил рюкзаки.
Ближе к ночи вся группа вышла из клуба и отправилась на ж/д вокзал, откуда они вскоре уехали в сторону Крыма.
Заброска на Караби проходила через Белогорск и Новоклёновку, как и у нас в 1986 г. Когда вышли на плато, то обнаружили там огромное количество групп из разных городов. В этот год на Караби было какое-то нашествие. Лагерь планировали поставить где-нибудь поближе к пещере Монастырь-Чокрак. Лёша подошёл к одной группе, участники которой на внешность казались «бывалыми», и спросил: «Как пройти на Монастырь-Чокрак?»
- Идите прямо вон в том направление, - самый «бывалый» и самый лохматый и бородатый из них указал рукой левее (севернее) холма под названием гора Иртыш. – Справа по ходу увидите группу деревьев. Но вам к ним идти не надо, а идите прямо и выйдете на Монастырь. Там ещё Сказка, Дублянского, Гвоздецкого рядом, но Монастырь ни с чем не перепутаете!
- Где-то я что-то подобное слышал? – удивлённо пробормотал Алексей, и добавил, - А деревья – это местная достопримечательность?
- Нет, это ориентир.
- Какой же это ориентир, если к ним идти не надо?
- Ну, на Караби любой ориентир полезен!
- Знаем, знаем! – усмехнулся Лёша. – Блуждали мы тут в тумане два года назад!
- Сколько часов ушло на поиск лагеря? – со знанием дела спросил лохматый бородатый.
- Вся ночь и всё утро на поиск руководителя, а потом ещё полдня на поиск лагеря!
- Это пустяки! Вы, можно сказать, даже и не заблудились! – рассмеялся «бывалый».
Потом участники нашей группы пошли в указанном направлении. Кругом был характерный лунный пейзаж со множеством кратеров-воронок. В некоторых воронках ещё лежал снег, так как весна в этом году была поздняя и холодная. В небе заливался жаворонок, по склонам воронок желтели адонисы, а в некоторых местах склоны пестрели большими фиолетовыми пятнами сон-травы (прострелов весенних). Через некоторое время группа вышла на огромный провал пещеры Монастырь-Чокрак.
Лагерь решили разбить в воронке, расположенной где-то между Монастырём и Дублянского. Воронка была заросшая кустами и деревьями, что частично решало проблему дров. Также ходили за дровами в соседние воронки. На южном склоне воронки находился небольшой снежник, так что за водой далеко ходить не приходилось. По центру воронки находился колодец глубиной метров 8, и палатки пришлось ставить в трёх-четырёх метрах от него – другого ровного места не было. Собственно, колодец не мешал, но нужно было всегда помнить о его существовании, особенно во время перемещения по лагерю в тёмное время суток.
Внизу колодец был забит глиной. В один из дней Сергей Страхов спустился вниз и со свойственным ему комсомольским задором принялся копать эту глину в каком-то, как ему показалось, перспективном месте, надеясь выйти на продолжение пещеры.
- Здесь побывали сотни групп с начала шестидесятых! – пытался остановить его Лёша, - Здесь были Илюхин и Дублянский, и другие корифеи спелеологии! Неужели ты думаешь, что они не оценивали этот колодец?
- Вот все так рассуждали, и поэтому никто не копал! – не унимался Сергей.
- Ну-ну! Они выкопали восемь метров, а ты выкопай девятый! – съехидничал Алексей.
После часа усердных раскопок пыл Серёжи немного остыл, и он прекратил раскопки. Затем он зачем-то замаркировал колодец, написав рядом с ним на скальном выходе несмываемой краской маркер Q-8. Вообще-то «Q» - это Вятчинский маркер, которым группы из разных городов под координирующим и согласующим их действия взглядом Вятчина маркировали пещеры на Ачибахе. Страхов на Ачибахе не был, но, вероятно, был наслышан о поисковых экспедициях в том районе, и ему тоже очень хотелось что-то найти и замаркировать. Разумеется, восьмиметровый колодец на Караби уже многократно проходился разными группами, но, поскольку названия он не имел ввиду своей незначительности, то Сергей посчитал возможным присвоить ему имя Q-8.
- Это будет наша саратовская пещера! – с серьёзным видом сказал он.
__Слева направо: внизу Сергей Страхов и Алексей Плотников, выше Таня Размоскина и Ульяна Трихачёва, выше Андрей Федорцов.
Из-за большого количества людей на плато попасть в какую-либо пещеру было сложно, везде были очереди. Большую часть времени были свободны небольшие пещеры – Сказка и Дублянского, поэтому решено было начать с них.
Пещера Сказка почти горизонтальная, точнее говоря, не требующая специального снаряжения для спуска и подъёма, кроме обвязки с одним страховочным самохватом. Входной колодец имеет глубину 7 м, спуск и подъём осуществляется лазанием в распорах со страховкой (можно и без страховки, поскольку лазание простое). Далее идёт совсем небольшой зальчик, затем метров 5 ход и спуск в следующий колодец 4-5 м глубиной, который также проходится лазанием, обычно без страховки. Далее следует ещё один зал. Пещера оправдывает своё название – сказочно красивая, с натёками, напоминающими сказочных животных. Глубина пещеры 15 м, длина 65 м, категория трудности 1.
Эта пещера когда-то была очень красива, но она слишком доступна и потому сильно загажена – натёки испачканы глиной и потому в основном коричневого цвета.
Лёша Плотников осваивал подземную съёмку на цветную позитивную фотоплёнку для слайдов. В те времена делать цветные фотографии было очень сложно, дорого и не всегда в конечном итоге получалось, поэтому на цветную фотоплёнку обычно делали снимки для слайдов, а не для фотографий. Поскольку вспышка быстро сажала батарейки, которые в те времена были довольно громоздкие, то сделать большое количество подземных фотографий в одном походе не получалось.
____________________________В пещере Сказка. Со слайдов Алексея Плотникова.
Пещера Дублянского Лёше не очень понравилась. Входной колодец глубиной 40 м, который делится за счёт промежуточной полки на два колодца 25 и 12 м, имеет слегка положительный наклон, поэтому во время спуска приходилось то и дело касаться стены, которая была буквально облеплена слоем жидкой от недавнего снеготаяния глины. Когда Лёша спустился до дна, его светлый комбез стал бурым и мокрым. На обратном пути он не стал выходить на самохватах, поскольку по наклонной стене это не очень удобно, а вышел лазанием со страховкой и без фонаря, так как колодец хорошо освещался солнечным светом.
Протяженность пещеры Дублянского 158 м, глубина 88 м. Со дна входного колодца круто наклонный спуск приводит в огромный зал длиной 100 м, шириной до 30 м в нескольких местах и высотой до 30 м, впечатляющий своими размерами. Особенно потрясают стены, богато украшенные каскадами застывших водопадов, низвергающихся с головокружительной высоты. Большие сталактиты и другие натёки от маленьких до превышающих несколько метров создают ощущение, что ты попал в какой-то застывший сказочный лес. В дальнем левом углу зала переход во второй зал меньшего размера, в котором имеется озеро 5х3 м. Из второго зала переход в небольшой третий.
_________________________Вход в пещеру Дублянского. Со слайда Алексея Плотникова.
Особенно интересным для наших участников оказался выход в Монастырь-Чокрак.
Пещера Монастырь-Чокрак имеет протяженность 510 м, глубину -110 м, категорию трудности 2А. Данные о глубине пещеры спорны и на разных схемах приводятся разные значения. Если считать глубину пещеры от начала входной воронки, то получается -130-140 м, а если непосредственно от начала навески, то -110-115 м. Навеску можно делать с разных сторон колодца, и, соответственно, её длина при этом будет меняться.
Начинается пещера широким колодцем размером 10х15 м в верхней части (ниже расширяется) и глубиной 80 м. Колодец настолько прямой и широкий, что иногда летом в полдень солнечные лучи проникают в него до дна. Здесь начинаются галереи, местами расширяющиеся в залы. В пещере имеются поваленные землетрясениями огромные натёчные колонны. Здесь находится самая большая для крымских пещер поваленная колонна длиной 8 м, диаметром 2,2 м и весом 76 тонн (самая большая именно из упавших колонн, а не вообще из колонн). Главный зал пещеры и его многочисленные ответвления богато украшены всевозможными натеками.
Пещера получила своё название от местных жителей очень давно. Её название переводится как «монастырь-источник» или «монастырь-родник», хотя ни монастырей, ни источников в окрестностях пещеры нет и никогда не было. Однако внутри пещеры есть суровая «монастырская» красота. Особенно, если бы можно было оказаться в ней до того, как колонны были повалены землетрясением, то создалось бы впечатление, что находишься в древнем античном храме. И источник воды в период дождей и сильного снеготаяния в пещере тоже появляется. Поэтому не было бы ничего удивительного, если бы спелеологи назвали пещеру «монастырём с источником». Но сложность заключается в том, что местные жители так её называют по крайней мере с 19 века (известный карстовед А.А.Крубер в своих отчётах о Караби упоминал о пещере с названием Монастыр Чокрак в 1909 г., а по некоторым данным пещера имела это название ещё в начале 19 века). Как люди смогли пройти 80-метровый колодец в те далёкие времена – непонятно. Но если туда не спускаться и не знать, как выглядит пещера изнутри, то её название звучит нелепо, причём оба слова в её названии.
Хотя нельзя отметать версию, что эта пещера была пройдена уже в начале 19 века или даже раньше. Из истории спелеологии мы знаем, что в Чешской пропасти Мацоха ещё в далёком 1723 г. первопроходцы достигли глубины -138 м от уровня входа! В Италии в пропасти Падрициано в 1840 г. была достигнута глубина -226 м, а в следующем 1841 г. в пропасти Требич исследователям удалось спуститься на -329 м! Всё это было пройдено по лестницам, сделанным из пеньковой верёвки с деревянными ступеньками. Про исследование пещеры Монастырь-Чокрак ранее 1963 г., когда в неё спустилась группа Дублянского, мы не знаем, поэтому ничего ни утверждать, ни отрицать не можем.
И вот наши герои задумали пройти эту пещеру. Они замышляли это сделать ещё в первые два дня пребывания на Караби, но около пещеры постоянно скапливались группы спелеотуристов. Широкий входной колодец позволял сделать навески сразу двум группам у противоположных его стенок, но у пещеры всё равно была очередь.
В какой-то момент в пещере оставалась только одна группа, но как только наши спелеологи хотели сделать навеску с противоположного края воронки, тут же первые стали вопить нашим, чтобы не смели этого делать. Пришлось дожидаться, пока они покинут пещеру. В конце концов дождались, повесили две верёвки и приступили к спуску.
Ульяна как положено руководителю спускалась последней, Лёша дожидался её на дне колодца. Когда Ульяне оставалось до дна метров восемь, неожиданно её длинную косу затянуло в спусковое устройство, движущееся по верёвке. Спусковушку тут же заклинило, и Ульяна остановилась, подпрыгивая на верёвке вверх-вниз как на резинке. Произошло нарушение правила техники безопасности: у спускающегося по верёвке человека на уровне от груди до паха ничего не должно торчать, кроме облегающего тело комбинезона. Даже провод от налобного фонаря мы обычно прятали под комбез, а тут целая коса длиной до пояса!
Затем Ульяна совершила вторую ошибку. Она спокойно достала имеющийся у неё перочинный нож и принялась резать косу. Не совсем понятно, что она этим хотела добиться? Если коса заклинила спусковое устройство, то её невозможно уже было вытащить, пока это устройство находится под нагрузкой. Хоть висящую на голове косу, хоть отрезанную. Ей нужно было всего-навсего пристегнуть ножные самохваты и грудной карабин ко второй страховочной верёвке, подняться по ней вверх на один шаг, чтобы ослабить основную верёвку и спусковое устройство, а затем спокойно вытащить из него косу. Или спросить совета у Алексея, который в тот момент находился не очень далеко внизу. Но Ульяна достала нож и принялась безжалостно резать свои волосы.
Скорее всего, девушка просто испугалась, что её спусковушка проскользнёт по верёвке ещё ниже и протянет косу через себя дальше, вплоть до головы. После этого совершать какие-либо действия станет ещё сложнее.
В результате коса была перерезана, но последняя прядь волос перерезалась слишком легко, рука с ножом сорвалась и полоснула лезвием по натянутой как струна верёвке, на которой висела Ульяна. Верёвка моментально лопнула, Ульяна пролетела около метра, но повисла на страховочном самохвате на второй верёвке.
Обрезок первой верёвки полетел вниз и с хлёстким звуком распластался по наклонному полу зала. У Лёши на мгновение замерло сердце от нехорошего предчувствия, но кроме верёвки вниз больше ничего не прилетело. Кстати говоря, куда делась коса, осталось загадкой.
Ульяна опять запрыгала на верёвке, как на резинке, теперь уже на другой верёвке. Алексей подошёл и удивлённо поднял с земли верёвку.
- Что случилось? – крикнул он.
- У меня коса попала в рогатку, и я её отрезала! – прокричала сверху Ульяна.
- Вместе с верёвкой? Оригинально! – ответил Лёша. – Надеюсь, вторую верёвку не будешь резать?
Ульяне было не до шуток. Она висела в огромном колодце далеко от всех стен. Грудная обвязка врезалась в рёбра и мешала дышать. Оставался один выход – пристегнуть ножные самохваты к верёвке и затем на них идти, вверх или вниз. В подвешенном состоянии на страховочном самохвате это сделать было непросто, но у Ульяны были годы тренировок. В конце концов она встегнула самохваты и карабин в качестве противоотбрасывателя в верёвку, и потихоньку стала спускаться. Хотя самохваты предназначены для подъёма по верёвке, но спускаться на них тоже можно, просто медленно и неудобно.
Хорошо, что Ульяна выходила в пещеру последней. Если бы кто-то вслед за ней стал бы спускаться по той же верёвке, то мог бы и разбиться насмерть. Защитой в таких случаях служит страховочный самохват, скользящий по соседней верёвке, но дело в том, что спускающийся вниз спелеолог часто зажимает страховочный самохват в кулаке, чтобы он без нужды не срабатывал, а в случае обрыва или нехватки длины основной верёвки, охваченный ужасом падения, забывает кулак разжать и самохват его не спасает. Конечно, следом идущего можно было как-то предупредить, чтобы он не спускался, либо спускался по другой верёвке, но не факт.
Ульяна оказалась молодец в том плане, что не стала паниковать. Действовала она хоть и не слишком правильно, но спокойно и решительно. Существует такое наблюдение, что опасность любит трусливых. То есть, если паниковать в случае опасности, то она от этого увеличивается, а если спокойно и взвешено принимать решения, то опасность превращается просто в небольшую и вполне решаемую проблемку.
Пока Ульяна занималась эквилибристикой, остальные участники группы обследовали галереи пещеры. К тому времени она уже была сильно загажена тысячами посетивших её туристов, и некогда белоснежные натёки оказались покрыты слоем глины и стали коричневыми. Но был в пещере один не загаженный зал, открытый позже остальных частей пещеры руководителем станции юных туристов г. Севастополя В.П. Шараповым. Чтобы в него попасть, нужно было преодолеть очень узкий лаз, и затем любоваться чистыми натёками и белоснежными кружевами. Но этот лаз из основной галереи был незаметен и его ещё нужно было найти. Большинство спелеологов пользовались планом Дублянского 1963 г., на котором этого хода ещё не было.
Сергей Страхов теоретически знал, где находится этот лаз в новый зал, поскольку кто-то из бывших здесь ранее спелеотуристов ему о нём рассказывал. Некоторое время ушло на поиски, и заветный шкуродёр был найден. Через него протиснулись наши герои и оказались в ошеломляюще красивом, просто сказочном месте! Они наконец-то увидели белоснежные натёки! К сожалению, фотографии у Лёши оказались засвечены.
Это был даже не зал, а несколько последовательно расположенных залов, богатых различными натеками. В одном из последних залов наши участники увидели сверкающий в свете фонарей натёк под названием “Соляная гора”. Этот сталагмит блестел и искрился благодаря множеству мелких минеральных кристаллов арагонита на своей поверхности.
Побродив по залам, наши восторженные герои вернулись через шкуродёр назад во входной колодец.
- Какая красота! – Ульяна совсем забыла о своём недавнем приключении и находилась под впечатлением от увиденного.
- Скоро эту красоту заляпают и загадят, как везде! И белые кружева на сувениры разломают! – ухмыльнулся пессимистичный Лёша.
И тут неожиданно комсомольский активист Сергей Страхов всех поверг в лёгкий шок:
- Не загадят! Мы им не позволим! Мы замуруем этот ход!
- Да ты что! – возмутилась Ульяна, - Нельзя так делать! Мы посмотрели – и другие пусть увидят!
- А вот спелеологи, которые рассказали мне про этот ход, рекомендовали его закопать! Точнее говоря, засeкpeтить! – не унимался Сергей.
Никто не знал, врёт Сергей или говорит правду, но спорить с ним было бесполезно. С жаром и энтузиазмом Павки Корчагина он принялся ворочать валуны и затыкать ими шкуродёр, а поскольку парень он был не слабый, то дело у него кипело. Остальные смирились и просто наблюдали за его действиями, и лишь один здоровенный камень Лёша помог ему подтащить. Упавших с потолка камней в пещере было много, кое-где лежали обломки больших натёков. Всё это Серёжа перетаскивал к узкому лазу и сооружал завал, стараясь придать ему естественный вид, чтобы завал ничем не отличался от других подобных скоплений камней, лежащих возле стен во многих местах. Вскоре работа была закончена и на присутствие шкуродёра в этих местах не было даже и намёка.
- Но пасаран! Они не пройдут! – с гордой яростью коммуниста-антифашиста времён Гражданской войны в Испании прокричал Сергей. Было такое ощущение, что все остальные спелеотуристы, посещающие пещеру, просто спят и видят, как бы чего-нибудь в пещере разрушить, испачкать и украсть!
В старые времена был известный деятель спелеостологии по прозвищу Петя Крот (Пётр Николаев). Он раскапывал заброшенные штольни, исследовал их, даже делал топосъёмку, а потом опять закапывал. Видимо, тоже боролся за сохранность подземных полостей, даже искусственных, в которых не было натёков.
С чувством выполненного долга Страхов осмотрел сооруженный им завал, подкинул ещё несколько камней в другие места для создания вдоль всей стены одинакового интерьера, после чего успокоился.
Саратовцы по одному выходили из колодца. Лёша приготовился выходить последним, поэтому набрался терпения и бродил по залам пещеры, в сотый раз любуясь поваленными колоннами. В это время участники какой-то другой группы сделали навеску по другой стороне колодца и по одному спускались вниз. Как только они все спустились, то даже не пошли в старую часть пещеры, а ходили вдоль стены зала под колодцем и явно что-то искали. Лёша понял, что они ищут ход в новую часть, который Страхов замуровал. Один из них, возможно руководитель, заглядывал под каждый камень, но Сергей уложил камни так, что они вдоль всей стены выглядели одинаково.
- Да где же он? – недоумённо твердил руководитель, - Он должен быть где-то здесь!
- Здесь тебе не тут! – тихо усмехнулся Алексей, пристегнул самохваты и пошёл вверх по верёвке.
История умалчивает, удалось ли им найти и откопать этот ход или не удалось, но потом ход точно был раскопан, поскольку мне попадались более поздние топосъёмки Монастыря, на которых этот ход и следующие за ним залы присутствуют. Кроме того, в 1990 г. эту пещеру посетит Надя Моисеева с группой, в которой опять будет Ульяна, и ход не будет замурован. Так что труды Сергея Страхова пропали даром.
______________________________Пещера Монастырь-Чокрак, разрез и план
Несмотря на май месяц и южные широты полуострова Крым, погода в эту весну там была холодная. Днём пригревало солнышко, а под утро температура опускалась почти до нуля. Лёша даже положил свой станок под коврик и спальник, соорудив таким образом мини-раскладушку. Несмотря на всяческую изоляцию от земли и утепление, участники группы по ночам сильно замерзали и плохо высыпались, а днём им хотелось греться на солнышке, а не идти в холодные пещеры. Тогда Лёша предложил следующий вариант действий: ходить в пещеры по ночам, а днём отсыпаться в тепле. В пещере всё равно темно, днём и ночью одинаково, и температура в них днём и ночью одинаковая, а на поверхности приятнее отсыпаться днём, чем ночью. Кроме того, это решало проблему с очередями около пещер, поскольку другие группы были менее сообразительными и не догадывались перейти на ночной график подземных выходов.
Кроме графика выходов у группы произошли изменения и в том, что она была разбита на две подгруппы по три человека. Связано это было с тем, что кому-то надо было оставаться в лагере и следить за сохранностью вещей. Пропажа зелёного мешка с двумя бухтами верёвки в этих краях в 86-м году была ещё в памяти. Поэтому поначалу разделялись на две подгруппы, когда ходили в Сказку. Потом Инна приболела и всё время оставалась в лагере, и необходимость ходить двумя группами пропала. Но перед выходом в самую сложную пещеру данного маршрута – шахту Мира, Инна вдруг почувствовала себя здоровой и сказала, что пойдёт. Таким образом Мира решили проходить двумя группами. В одной из них оказались Лёша, Инна и Сергей Страхов.
Пещера Мира является одной из самых интересных на Караби. Её протяженность — 340 м, глубина -135 м, категория трудности — 2А.
Начинается пещера 16-метровым провальным колодцем. В его южной стене имеется 10-метровый наклонный коридор, открывающийся в верхнюю часть зала площадью 600 кв.м. Стены его сплошь покрыты натеками, в центре расположены натечные колонны диаметром до 8–10 м и высотой до 20 м. Некоторые из них повалены в результате сейсмических толчков.
Северная стена входного колодца рассечена трещиной, приводящей в верхнюю часть второго 110-метрового колодца. Со дна пещеры начинается 20-метровая галерея с натёками.
Но можно навеску сделать и по-другому. Если не задаваться целью посетить верхний зал с натёками и колоннами, то можно сразу провесить 40 м верёвки и опуститься на полку со снегом, с которой затем провешивается второй колодец и его глубина в этом случае будет 90 м, что на 20 м меньше, чем если начинать спуск в него от верхнего зала. Возможен и третий вариант, когда первый колодец делится на два: 16 м и 20 м. Наша группа выбрала второй вариант прохождения пещеры, поскольку имелись в наличие верёвки по 40 м и по 100 м.
В первом колодце находился довольно большой снежник, который таял и поливал душем второй колодец. Хотя вода во втором колодце могла появляться и с другого снежника в воронке. Перед выходом Лёша разговаривал по поводу местных пещер с каким-то молдавским спелеотуристом, и тот назвал пещеру Мира канализацией. Или канализационной трубой, как-то так.
Лёша пристегнулся и стал спускаться. По каске, по спине, плечам, рукам стучали капли дождя. Во время спуска он наблюдал, как в свете налобного фонаря веером разлетаются брызги из мокрой верёвки, которую спусковушка выжимала подобно тому, как валики советской стиральной машинки выжимают бельё. За этими брызгами фоном мелькали нити струй подземного дождя.
Гидрокостюмов у наших участников не было. У Алексея был лавсановый комбинезон, применяемый в фильтрах каких-то установок ядерной промышленности, и он, вероятно, имел некоторые водоотталкивающие свойства.
На дне пещеры Алексей, Сергей и Инна походили по галереи, Лёша произвёл небольшую фотоссесию. К сожалению, он не знал, что в пещере есть более красивый зал и он находится всего в 20 м от поверхности.
______________________________П. Мира, план и вертикальный разрез
_______________________________П. Мира, со слайдов Алексея Плотникова
_____________________Сергей Страхов в пещере Мира. Со слайда Алексея Плотникова
Как я уже говорил, Инна ходила только в Сказку – почти в горизонтальную пещеру с двумя уступами метров по семь, которые проходятся простым лазанием без снаряжения. Потом она приболела и стала чувствовать себя хорошо только перед выходом в шахту Мира, то есть уже ближе к окончанию похода. Поэтому ей предстояло испытать свои новые самохваты ни много, ни мало, как в 90-метровом колодце. Хотя такие вещи положено испытывать на тренировке задолго до похода, но Инна была не из тех, кто трясутся за свою бренную шкуру, и смело перенесла испытания на условия, максимально приближённые к естественным условиям в пещере второй категории сложности. То есть, настолько максимально, что максимальней не бывает.
Сергей выходил из колодца первым и обещал наверху дожидаться выхода остальных участников. На самохватах он шёл неплохо, но 90 метров не шутка, и Инна с Лёшей уже немного подмёрзли, пока его ждали. В какой-то момент верёвка приподнялась на метр и вернулась обратно – знак, что Серёжа вышел.
Второй пошла Инна. Лёша, как всегда, взял на себя «выход последнего». Отличается от других он тем, что снизу верёвку никто не придерживает и её на первых метрах приходится протаскивать через нижний самохват рукой, пока масса «нижней» верёвки не достигнет того значения, при котором она сама проскакивает через самохват. Инне же не приходилось делать «выход последнего», так как Лёша натягивал ей верёвку.
Через некоторое время Лёша понял, что у Инны что-то случилось, поскольку она периодически останавливалась, что можно было определить по колебаниям верёвки. Сначала было понятно, что она идёт слишком медленно. Потом она совсем остановилась.
- Что у тебя случилось! – крикнул Алексей.
- Самохват сломался, и я иду только на одном! И он тоже ломается! – донёсся крик с высоты примерно метров 30, как Лёша определил по звуку. Ситуация ему показалась критической. Тут он вспомнил, что примерно на этом уровне должна быть небольшая полка на стене колодца.
- Ты полку на стене видишь?
- Вижу!
- Тогда встань на неё и отстегни ножные самохваты! Оставайся на одной страховке!
Пришлось прокричать несколько раз, пока Инна расслышала все слова. Она вышла на полку и отстегнула ножные самохваты, освободив верёвку Лёше. Когда Лёша начал подниматься, он случайно по привычке нагрузил страховочный самохват, верёвка выпрямилась как струна и стянула Инну с полки. Она повисла в воздухе, и Лёша услышал далёкий крик Инны и даже стук каски о стену.
- Что случилось? – спросил Алексей.
- Всё в порядке! Просто слетела с полки!
Затем Инна вернулась на полку, а Лёша дальше поднимался, стараясь не нагружать страховку. Полка была шириной около метра, но её ровная часть была не более полуметра, а дальше начинался наклон и закругление. Находиться на полке без страховки было опасно.
Спустя полчаса Лёша поднялся до полки и принялся осматривать Иннины самохваты. Оказалось, что у неё вылетел фиксирующий тросик из отверстия на оси самохвата, после чего сама ось вылетела из отверстия в скобе, и скоба в результате неправильного распределения нагрузки разогнулась. Самохват пришлось снять, Лёша стучал скобой о стену и более-менее её выпрямил. Самохват заработал. Инна сказала, что из второго самохвата тоже тросик постоянно вылетает, и его приходится чуть ли не после каждого шага вставлять обратно в ось.
Тросики для самохватов были выбраны неправильно, они были не мягкие плетёные, как обычно, а жёсткие кручёные. Кроме того, они были недостаточно длинные. В силу постоянного движения и своих упругих свойств такой тросик всегда стремился выскочить из отверстия в оси самохвата, а ось своими колебаниями ему сама в этом помогала. Если бы тросик был длиннее, то большой беды в этом бы не было, но он был слишком короткий. Стало понятно, что тросики и дальше будут выпрыгивать, Инне постоянно придётся их заталкивать обратно и выход из колодца затянется на часы.
- Выходи ты первым, а я здесь постою! – просила Инна. – А потом со Страховым вытащите меня на верёвке!
Видимо, в этот момент Инна вспомнила, как мы с Игорем из Уфы тащили её из Октябрьской в феврале 86 г. Но тогда ситуация была другая. Тогда предстояло её вытаскивать метров 15-20, а не 60, и тогда у нас не было выбора. А сейчас выбор был.
- Ну, нет! – ответил Лёша. – Выходи сама! А я здесь постою.
Особенно удачным оказалось то, что у Лёши был запасной самохват. Он пристегнул его с помощью карабина Инне на грудную обвязку. В дальнейшем, как выяснится позже, Инна бы и не вышла без этого самохвата.
Инна пошла вверх, а Лёша остался на полочке. Сверху капал холодный душ. Полочка была слишком маленькая и на ней трудно было плясать, чтобы согреться. К стене Алексей прислониться не мог, поскольку по ней стекала вода и он бы промок быстрее, чем просто под душем. Приходилось стоять почти без движения. Тут Лёша вспомнил одно из любимых изречений Олега Цоя: «Мокрая одежда тоже греет!» Действительно, вода, находящаяся в комбинезоне, согревалась под действием тепла тела, и она же препятствовала проникновению в комбинезон новой воды.
Начиная замерзать, Лёша вспомнил про йоговское согревающее дыхание. Оно происходит следующим образом: вдыхаешь полные лёгкие воздуха, задерживаешь дыхание и давишь на задержке внутренним объёмом на диафрагму-грудь-бронхи, но воздух при этом не выпускаешь, насколько хватит задержки дыхания. После повторения упражнения три-четыре раза действительно согреваешься, хотя от этого и устаёшь.
Инна тем временем поднималась вверх. Шаг за шагом, шла медленно, поминутно поправляя тросик. Тот самохват, который ей Лёша отремонтировал, вскоре опять расстегнулся, скоба снова разогнулась и застегнуть его уже было невозможно. Инне приходилось идти на одном ножном, при этом зависая на грудном и подтягиваясь руками на страховочном. Повисая на грудном, она то и дело поправляла тросик на ножном, вставляя его в ось, а затем поднимала выше страховочный. Получалось очень медленно, прошёл целый час, а Инна не преодолела ещё и половину подъёма от полки до верха колодца.
Она понимала, что Лёша замерзает внизу, и прокричала:
- Пристёгивай самохваты и выходи!
Алексей понимал, что работать вдвоём на одной навеске опасно, и, кроме того, страховочная верёвка наверху имела узел, через который неудобно было переходить на самохватах (после того, как Ульяна перерезала верёвку, два её конца связали узлом). Поэтому он не последовал совету Инны.
Страха и паники у Лёши не было совсем. «Ещё часок, и она точно выйдет!» - думал он. Падающие капли, ударяющиеся о стену или просто проносящиеся в воздухе, создавали интересные звуки. Сквозь их шелест иногда доносились человеческие голоса, порой слышались конкретные слова и изредка даже целые фразы.
- Может быть меня глючит от переохлаждения? – думал Алексей. – Или действительно капли воды издают все эти звуки?
Надежды Лёши не сбывались. Проходил час за часом, а Инна, судя по вибрации верёвки, всё шла и шла. Как позже выяснится, второй ножной самохват у неё тоже полетел, и Инна поднималась за счёт рук. Она подтягивалась на страховочном самохвате на руках, затем нагружала грудной самохват и повисала на обвязке. Немного отдохнув, она закидывала страховочный самохват выше и опять на нём подтягивалась. Ноги при этом болтались в воздухе и ничем не помогали.
Сколько Инна выходила из колодца после полочки - два, три, четыре часа - за неимением часов Лёша не знал, но это время ему показалось вечностью. Он стоял на узком карнизе, пристрахованный самохватом к верёвке. «Только бы не уснуть! – думал он. - А то проснёшься потом или не проснёшься? Переохлаждение – вещь опасная!» Приходилось бороться со сном, который неизбежно подкрадывался вследствие переохлаждения.
Наконец, Инна дошла до края колодца. Алексей встегнул самохваты и буквально чуть ли не за 10 минут пробежал оставшиеся 60 метров. Он вовсе не экономил время, просто очень хотел согреться. Его трясло от холода, и даже быстрое движение не согревало. Выйдя наверх, он сразу перецепился на выход из следующего колодца, сказав Инне:
- Когда я выйду, пристёгивайся в верёвке как можно удобнее! Будем тебя тащить!
Вскоре Лёша вышел из этой злополучной пещеры. Наверху его поджидали Сергей и Ульяна, пришедшая из лагеря после того, как контрольное время возвращения группы истекло. Втроём они потянули верёвку и через некоторое время вытащили Инну из колодца. Во время подъёма она как могла помогала им руками и ногами, особенно в верхней наклонной части колодца. Таким образом, произошло практически повторение прохождения Октябрьской в феврале 86 года – и колодец 90 м, и у Инны проблемы с самохватами, и тащили её в верхней части пещеры. Судьба имеет свойство ходить по кругу.
У Лёши и Инны уже не было сил развязывать стремена и снимать самохваты с ног. Они шли мимо многочисленных спящих лагерей и звенели самохватами, как каторжане кандалами на сибирском тракте. Дело в том, что пещера Мира находится с южной стороны от холма Иртыш, а лагерь пензенско-саратовской группы стоял недалеко от Монастыря-Чокрака с северной, и идти было не близко. Была глубокая ночь, которая плавно перетекала в утренний рассвет. Лёша, проходя мимо очередного лагеря, комментировал, чей это клуб стоит, но никто не высунул даже носа из палатки и не поинтересовался, кто тут бродит по ночам такой грамотный.
Когда пришли в лагерь, раздули тлеющие угли костра и разогрели еду в котелке. Выемку снаряжения из шахты Мира поручили второй подгруппе, когда она проснётся.
Алексей заметил у саратовцев некоторые особенности в приготовлении пищи и занятий по кухне, отличительные от наших. Так, у них никогда не назначали дежурных, а каждый старался внести какую-то лепту в приготовлении пищи.
Как-то Лёша во время еды спросил:
- А сколько сухарей мне можно взять?
- Бери сколько хочешь!
- А если закончатся?
- Тогда сбросимся!
У нас в походах обычно существовала жёсткая раскладка: один сухарь утром, один вечером и один или два на перекус во время прохождения пещеры или какой-то другой дневной деятельности. У саратовцев с этим было проще, поскольку еду брали с запасом и не рассчитывали её количество так тщательно, как у нас любил делать Олег.
Вскоре действительно сухари закончились, и группа сбросилась.
Когда уже вышли на асфальтированную дорогу на Новоклёновку, Лёша решил испытать свою теорию облегчения веса рюкзака. Заключалась она в том, что если во время ходьбы рюкзак подкинуть и пробежать немного, то в итоге давление рюкзака на плечи и ноги будет меньше и скорость передвижения выше. Правда, уставать будешь тоже быстрее, но если периодически садиться и отдыхать, то в сумме такой способ передвижения получится легче при одинаковой затрате времени. Испытывая эту теорию, Алексей и Сергей оторвались по асфальту вниз метров на сто от остальных за довольно короткое время, но когда остальные подошли к ним, то отдохнуть как следует они не успели. Тогда они сделали заключение, что их теория во время спуска с горы в принципе работает, но заставляет чаще отдыхать, а у перекуров есть такая нехорошая особенность – чем дольше отдыхаешь, тем труднее потом встать и идти. Поэтому самый оптимальный способ «сброски» – это идти не спеша и на отдых останавливаться редко.
Справку о прохождении маршрута второй категории Алексей так и не получил. Такой маршрут подразумевает прохождение как минимум трёх пещер второй категории трудности, а прошли только две – Монастырь-Чокрак и Шахту Мира. Ульяна в своём отчёте не стала врать и маршрут второй категории в Москве не засчитали. Но всё же саратовцам повезло, что Алексей поехал с ними, а то неизвестно как бы Инна вышла из пещеры?
После приезда в Пензу буквально через несколько дней Лёша получил нагоняй от Надежды Моисеевой:
- Ты, такой-сякой, зачем потащил беременную женщину в пещеру? Зачем заставлял её выходить из глубоченного колодца на сломанных самохватах, вместо того, чтобы вытащить её на верёвке полиспастом? Как вы вообще пустили беременную женщину в вертикальную пещеру?
У Лёши округлились глаза от удивления, и он не знал, что сказать. Наконец, пережевав полученную информацию, он выпалил в ответ:
- Да откуда я знал, что она беременная? И, вообще, вот в этом я точно не виноват!
Что касается Инны, то она сама поняла чуть ли не в последний день похода, что скоро станет мамой маленькой Ксюши.
Здесь могу добавить ещё про себя, что я тоже был в горном походе в возрасте месяц от зачатия или чуть больше. Мой отец тогда пошёл в сложный горный поход, а мать он отправил в поход по Алтаю на единичку. И уже в горах она поняла, что беременна.
ГЛАВА 20.
Май 1988.
Поездка Алексея Плотникова с саратовской группой в Крым, на карстовый массив Караби-яйла. Прохождение пещер 2А к.т. и 1 к.т.
«А там внизу в пяти часах ходьбы
Девчонки в лёгких платьицах спешат.
А мы с тобой сейчас на Караби,
И лучший друг наш верный самохват».
(Из песни Сергея Гринберга)
Пока мы бороздили хребет Алек и ворочали глину в Назаровской, Лёша Плотников задумал ехать с саратовцами на Караби (по совету Олега Цоя). Он имел целью пройти там большие и красивые пещеры, в которых не был в 1986 году, и сделать в них фотосъёмку на слайды. Кроме того, он планировал пройти маршрут второй категории и получить соответствующую справку. Справки о первой категории у него были после прохождения маршрутов на Караби и Ачибахе в 86-м году, а теперь ему нужна была вторая. Если бы он поехал с нами на Алек в Назаровскую, то такую справку не получил бы, поскольку на Алеке были заявлены нами маршруты первой и третьей категории трудности, а второй среди них не было.
Перед тем, как рассказывать про этот поход, сначала нужно рассказать о кое-чём ещё. А именно о том, что Инна Сорокина вышла замуж за Лёшку Кравцова, который после этого переехал из Оренбурга в Саратов. Я даже был у них на свадьбе в Саратове. Из Пензы также были Олег с Верой.
Так что я теперь даже не знаю, как в дальнейшем называть Инну – Сорокиной или Кравцовой? Правильно будет называть Кравцовой, поскольку она сменила фамилию, но читатель уже привык к ней, как к Инне Сорокиной, которая тайком от руководителя группы пытается штурмовать шахту Гасанова, но при этом у неё не хватает длины верёвки и самохваты не расстёгиваются, что обнаруживается только после того, как она уже болтается посередине 90-метрового колодца (см. главу 7). Также эта та самая Инна, которая уговаривает меня проходить 90-метровый колодец в Октябрьской по одиночной бракованной верёвке без страховки (см. главу 9), рядом с которой постоянно взрываются примусы (см. главу 10) и которая, отправленная за водой вместе с Лёшкой Кравцовым, заставляет местных охотников на ишаках везти воду к нам в лагерь, указывая им дорогу, а сама после этого пропадает на несколько часов с Лёшкой под предлогом, что они «заблудились и пошли не туда» (см. главу 16). Так вот, теперь она Инна Кравцова.
Итак, Алексей Плотников готовился к походу на Караби вместе с саратовской группой в составе: Ульяна Трихачева (руководитель), Инна Кравцова, Сергей Страхов, Таня Размоскина и Андрей Федорцов.
Ульяну Трихачеву мы уже знаем по походам на Ачибах-85 и Конобеево-85. В то время она была высокой симпатичной девушкой с длинной косой до пояса, студенткой биофака в СГУ. При всей своей рассудительности она считалась непредсказуемой. Обычно тихая, скромная и спокойная, она иногда выкидывала такие номера, которые от неё никто не ожидал.
Таня Размоскина была родом почти из Пензы, точнее, из Богословки (с/з Панкратовский), что рядом с Пензой. Училась она в Саратове, там и пришла в саратовскую спелеосекцию. Несмотря на пензенское происхождение, в Пензу она приезжала очень редко. Физически она была очень сильной и выносливой.
Однажды Олег Цой с группой «трюфелей» ловил попутный автобус до Вирги в конце Арбеково, где проспект Победы соединяется с московской трассой М-5. В это время к ним подошла невесть откуда взявшаяся Таня Размоскина с рюкзаком за спиной. Как оказалось, она только что приехала из Саратова и шла пешком от автовокзала до Богословки, что составляло путь более 10 км. На вопрос, зачем идёт пешком, она ответила, что для неё это всего лишь небольшая прогулка с целью «размять ноги», а стоять на остановке около часа в ожидании автобуса её напрягает гораздо сильнее.
Сергей Страхов был комсомольским лидером в своём учебном заведении, в котором учился. Это был высокий худощавый парень, очень подвижный и неугомонный, настоящий «массовик-затейник», зачастую подающий людям весьма сомнительные примеры. Я видел его как-то во время тренировки на триангуляшке в Саратове. Там Страхов творил какие-то безумные вещи. Он лазил по этой вышке не по лестнице, а по боковым перегородкам, пристёгивался к верёвке и спускался со скоростью, близкой к свободному падению. Впечатление усиливали его очень длинные руки и ноги, с помощью которых он перемещался по вышке как человек-паук, нарушая технику безопасности. Поэтому тогда я утвердился во мнении, что он явный авантюрист. Но он, видимо, был очень ловким и его поведение не вызывало опасения у товарищей.
С Андреем Федорцовым мы ходили на Урал в феврале 87-го, когда из-за снеговой обстановки не смогли добраться до Победы (п. Киндерлинской). Помню только, что он тихий скромный парень, терпеливый и не конфликтный.
Лёша приехал в Саратов на автобусе, перешёл на железнодорожный вокзал, расположенный близко от автовокзала, и позвонил саратовцам в спелеоклуб. Их спелеоклуб находился в полуподвальном помещении старого двухэтажного дома, в котором, как ни странно, был городской телефон.
У саратовских спелеологов были другие методы сбора к походу, нежели у нас. У нас каждый собирал свой рюкзак или станок у себя дома, и за час или за полчаса до отправления поезда мы встречались на вокзале. Общественное снаряжение, которое каждому предстояло нести, мы забирали из клуба накануне или за несколько дней, и укладывали в рюкзак у себя дома.
У саратовцев всё общественное снаряжение хранилось в клубе, а клуб находился в 20 минутах ходьбы от вокзала. Участники похода приезжали в клуб с личными вещами за несколько часов до отправления поезда, и уже в клубе собирали рюкзаки. Так было удобнее, поскольку не нужно было заранее прикидывать, кто какой объём и вес сможет уложить себе в рюкзак, и это всё решалось по факту. Каждый запихивал себе в рюкзак общественное снаряжение до тех пор, пока оно не заканчивалось, или пока место в рюкзаке не заканчивалось. На вокзал все шли прямо из клуба, а после похода по приезду сначала шли в клуб и разгружались. Такой метод сборов был удобнее, чем наш, но он не подходил тем, у кого рабочий день заканчивался за два-три часа до отправления поезда, поскольку за это время им нужно было заехать и домой, и в клуб, и уложить рюкзак, что было нереально. Мы часто собирали рюкзак не в день отъезда, а накануне, а саратовцы непосредственно перед поездом.
Когда Лёша позвонил в клуб, саратовцы как раз находились там и укладывали рюкзаки. Инна взяла трубку и стала объяснять Лёше, что ему нужно идти с привокзальной площади прямо по улице.
- Иди по левой стороне улицы. Увидишь на правой стороне вывеску с такой-то надписью. Но тебе туда не надо. Иди дальше, потом перейдёшь поперечную дорогу и упрёшься в двухэтажное здание с кирпичным первым этажом и деревянным вторым. Обходи это здание слева и увидишь дверь в полуподвальное помещение. Это наш клуб.
- Зачем мне нужно видеть вывеску, если мне туда не надо?
- Ну, мало ли? Наша местная достопримечательность!
Лёша пошёл по указанному маршруту и вскоре достиг клуба. Там познакомился со всеми. Как выяснилось, Сергей Страхов вышел в сторону вокзала его встречать, но они почему-то не встретились. Через некоторое время Сергей вернулся.
В том, что Лёша не узнал Сергея, нет ничего удивительного, ведь они раньше не встречались, и к тому же Лёша не знал про то, что его собираются встретить. Но как Сергей не признал Алексея, у которого был станок за плечами?
Сергей предположил такую версию: он загляделся на вывеску, про которую говорила Инна. Просто он десятки раз проходил мимо и никогда не обращал на неё внимание, а тут ему захотелось узнать, что у них там является местной достопримечательностью? Видимо, в это время Лёша и проскочил мимо него.
Будучи в клубе, Лёша травил пензенские байки и отсоветовал Ульяне брать с собой ботинки-вибрамы, поскольку сапог и кроссовок для такого похода было достаточно. Тем самым он облегчил её рюкзак на 1,5 кг.
- На заброске в сапогах ноги будут потеть! – сетовала Ульяна.
- А от лишнего груза всё тело будет потеть!
Также и другим саратовцам Лёша своими советами как мог облегчил рюкзаки.
Ближе к ночи вся группа вышла из клуба и отправилась на ж/д вокзал, откуда они вскоре уехали в сторону Крыма.
Заброска на Караби проходила через Белогорск и Новоклёновку, как и у нас в 1986 г. Когда вышли на плато, то обнаружили там огромное количество групп из разных городов. В этот год на Караби было какое-то нашествие. Лагерь планировали поставить где-нибудь поближе к пещере Монастырь-Чокрак. Лёша подошёл к одной группе, участники которой на внешность казались «бывалыми», и спросил: «Как пройти на Монастырь-Чокрак?»
- Идите прямо вон в том направление, - самый «бывалый» и самый лохматый и бородатый из них указал рукой левее (севернее) холма под названием гора Иртыш. – Справа по ходу увидите группу деревьев. Но вам к ним идти не надо, а идите прямо и выйдете на Монастырь. Там ещё Сказка, Дублянского, Гвоздецкого рядом, но Монастырь ни с чем не перепутаете!
- Где-то я что-то подобное слышал? – удивлённо пробормотал Алексей, и добавил, - А деревья – это местная достопримечательность?
- Нет, это ориентир.
- Какой же это ориентир, если к ним идти не надо?
- Ну, на Караби любой ориентир полезен!
- Знаем, знаем! – усмехнулся Лёша. – Блуждали мы тут в тумане два года назад!
- Сколько часов ушло на поиск лагеря? – со знанием дела спросил лохматый бородатый.
- Вся ночь и всё утро на поиск руководителя, а потом ещё полдня на поиск лагеря!
- Это пустяки! Вы, можно сказать, даже и не заблудились! – рассмеялся «бывалый».
Потом участники нашей группы пошли в указанном направлении. Кругом был характерный лунный пейзаж со множеством кратеров-воронок. В некоторых воронках ещё лежал снег, так как весна в этом году была поздняя и холодная. В небе заливался жаворонок, по склонам воронок желтели адонисы, а в некоторых местах склоны пестрели большими фиолетовыми пятнами сон-травы (прострелов весенних). Через некоторое время группа вышла на огромный провал пещеры Монастырь-Чокрак.
Лагерь решили разбить в воронке, расположенной где-то между Монастырём и Дублянского. Воронка была заросшая кустами и деревьями, что частично решало проблему дров. Также ходили за дровами в соседние воронки. На южном склоне воронки находился небольшой снежник, так что за водой далеко ходить не приходилось. По центру воронки находился колодец глубиной метров 8, и палатки пришлось ставить в трёх-четырёх метрах от него – другого ровного места не было. Собственно, колодец не мешал, но нужно было всегда помнить о его существовании, особенно во время перемещения по лагерю в тёмное время суток.
Внизу колодец был забит глиной. В один из дней Сергей Страхов спустился вниз и со свойственным ему комсомольским задором принялся копать эту глину в каком-то, как ему показалось, перспективном месте, надеясь выйти на продолжение пещеры.
- Здесь побывали сотни групп с начала шестидесятых! – пытался остановить его Лёша, - Здесь были Илюхин и Дублянский, и другие корифеи спелеологии! Неужели ты думаешь, что они не оценивали этот колодец?
- Вот все так рассуждали, и поэтому никто не копал! – не унимался Сергей.
- Ну-ну! Они выкопали восемь метров, а ты выкопай девятый! – съехидничал Алексей.
После часа усердных раскопок пыл Серёжи немного остыл, и он прекратил раскопки. Затем он зачем-то замаркировал колодец, написав рядом с ним на скальном выходе несмываемой краской маркер Q-8. Вообще-то «Q» - это Вятчинский маркер, которым группы из разных городов под координирующим и согласующим их действия взглядом Вятчина маркировали пещеры на Ачибахе. Страхов на Ачибахе не был, но, вероятно, был наслышан о поисковых экспедициях в том районе, и ему тоже очень хотелось что-то найти и замаркировать. Разумеется, восьмиметровый колодец на Караби уже многократно проходился разными группами, но, поскольку названия он не имел ввиду своей незначительности, то Сергей посчитал возможным присвоить ему имя Q-8.
- Это будет наша саратовская пещера! – с серьёзным видом сказал он.
__Слева направо: внизу Сергей Страхов и Алексей Плотников, выше Таня Размоскина и Ульяна Трихачёва, выше Андрей Федорцов.
Из-за большого количества людей на плато попасть в какую-либо пещеру было сложно, везде были очереди. Большую часть времени были свободны небольшие пещеры – Сказка и Дублянского, поэтому решено было начать с них.
Пещера Сказка почти горизонтальная, точнее говоря, не требующая специального снаряжения для спуска и подъёма, кроме обвязки с одним страховочным самохватом. Входной колодец имеет глубину 7 м, спуск и подъём осуществляется лазанием в распорах со страховкой (можно и без страховки, поскольку лазание простое). Далее идёт совсем небольшой зальчик, затем метров 5 ход и спуск в следующий колодец 4-5 м глубиной, который также проходится лазанием, обычно без страховки. Далее следует ещё один зал. Пещера оправдывает своё название – сказочно красивая, с натёками, напоминающими сказочных животных. Глубина пещеры 15 м, длина 65 м, категория трудности 1.
Эта пещера когда-то была очень красива, но она слишком доступна и потому сильно загажена – натёки испачканы глиной и потому в основном коричневого цвета.
Лёша Плотников осваивал подземную съёмку на цветную позитивную фотоплёнку для слайдов. В те времена делать цветные фотографии было очень сложно, дорого и не всегда в конечном итоге получалось, поэтому на цветную фотоплёнку обычно делали снимки для слайдов, а не для фотографий. Поскольку вспышка быстро сажала батарейки, которые в те времена были довольно громоздкие, то сделать большое количество подземных фотографий в одном походе не получалось.
____________________________В пещере Сказка. Со слайдов Алексея Плотникова.
Пещера Дублянского Лёше не очень понравилась. Входной колодец глубиной 40 м, который делится за счёт промежуточной полки на два колодца 25 и 12 м, имеет слегка положительный наклон, поэтому во время спуска приходилось то и дело касаться стены, которая была буквально облеплена слоем жидкой от недавнего снеготаяния глины. Когда Лёша спустился до дна, его светлый комбез стал бурым и мокрым. На обратном пути он не стал выходить на самохватах, поскольку по наклонной стене это не очень удобно, а вышел лазанием со страховкой и без фонаря, так как колодец хорошо освещался солнечным светом.
Протяженность пещеры Дублянского 158 м, глубина 88 м. Со дна входного колодца круто наклонный спуск приводит в огромный зал длиной 100 м, шириной до 30 м в нескольких местах и высотой до 30 м, впечатляющий своими размерами. Особенно потрясают стены, богато украшенные каскадами застывших водопадов, низвергающихся с головокружительной высоты. Большие сталактиты и другие натёки от маленьких до превышающих несколько метров создают ощущение, что ты попал в какой-то застывший сказочный лес. В дальнем левом углу зала переход во второй зал меньшего размера, в котором имеется озеро 5х3 м. Из второго зала переход в небольшой третий.
_________________________Вход в пещеру Дублянского. Со слайда Алексея Плотникова.
Особенно интересным для наших участников оказался выход в Монастырь-Чокрак.
Пещера Монастырь-Чокрак имеет протяженность 510 м, глубину -110 м, категорию трудности 2А. Данные о глубине пещеры спорны и на разных схемах приводятся разные значения. Если считать глубину пещеры от начала входной воронки, то получается -130-140 м, а если непосредственно от начала навески, то -110-115 м. Навеску можно делать с разных сторон колодца, и, соответственно, её длина при этом будет меняться.
Начинается пещера широким колодцем размером 10х15 м в верхней части (ниже расширяется) и глубиной 80 м. Колодец настолько прямой и широкий, что иногда летом в полдень солнечные лучи проникают в него до дна. Здесь начинаются галереи, местами расширяющиеся в залы. В пещере имеются поваленные землетрясениями огромные натёчные колонны. Здесь находится самая большая для крымских пещер поваленная колонна длиной 8 м, диаметром 2,2 м и весом 76 тонн (самая большая именно из упавших колонн, а не вообще из колонн). Главный зал пещеры и его многочисленные ответвления богато украшены всевозможными натеками.
Пещера получила своё название от местных жителей очень давно. Её название переводится как «монастырь-источник» или «монастырь-родник», хотя ни монастырей, ни источников в окрестностях пещеры нет и никогда не было. Однако внутри пещеры есть суровая «монастырская» красота. Особенно, если бы можно было оказаться в ней до того, как колонны были повалены землетрясением, то создалось бы впечатление, что находишься в древнем античном храме. И источник воды в период дождей и сильного снеготаяния в пещере тоже появляется. Поэтому не было бы ничего удивительного, если бы спелеологи назвали пещеру «монастырём с источником». Но сложность заключается в том, что местные жители так её называют по крайней мере с 19 века (известный карстовед А.А.Крубер в своих отчётах о Караби упоминал о пещере с названием Монастыр Чокрак в 1909 г., а по некоторым данным пещера имела это название ещё в начале 19 века). Как люди смогли пройти 80-метровый колодец в те далёкие времена – непонятно. Но если туда не спускаться и не знать, как выглядит пещера изнутри, то её название звучит нелепо, причём оба слова в её названии.
Хотя нельзя отметать версию, что эта пещера была пройдена уже в начале 19 века или даже раньше. Из истории спелеологии мы знаем, что в Чешской пропасти Мацоха ещё в далёком 1723 г. первопроходцы достигли глубины -138 м от уровня входа! В Италии в пропасти Падрициано в 1840 г. была достигнута глубина -226 м, а в следующем 1841 г. в пропасти Требич исследователям удалось спуститься на -329 м! Всё это было пройдено по лестницам, сделанным из пеньковой верёвки с деревянными ступеньками. Про исследование пещеры Монастырь-Чокрак ранее 1963 г., когда в неё спустилась группа Дублянского, мы не знаем, поэтому ничего ни утверждать, ни отрицать не можем.
И вот наши герои задумали пройти эту пещеру. Они замышляли это сделать ещё в первые два дня пребывания на Караби, но около пещеры постоянно скапливались группы спелеотуристов. Широкий входной колодец позволял сделать навески сразу двум группам у противоположных его стенок, но у пещеры всё равно была очередь.
В какой-то момент в пещере оставалась только одна группа, но как только наши спелеологи хотели сделать навеску с противоположного края воронки, тут же первые стали вопить нашим, чтобы не смели этого делать. Пришлось дожидаться, пока они покинут пещеру. В конце концов дождались, повесили две верёвки и приступили к спуску.
Ульяна как положено руководителю спускалась последней, Лёша дожидался её на дне колодца. Когда Ульяне оставалось до дна метров восемь, неожиданно её длинную косу затянуло в спусковое устройство, движущееся по верёвке. Спусковушку тут же заклинило, и Ульяна остановилась, подпрыгивая на верёвке вверх-вниз как на резинке. Произошло нарушение правила техники безопасности: у спускающегося по верёвке человека на уровне от груди до паха ничего не должно торчать, кроме облегающего тело комбинезона. Даже провод от налобного фонаря мы обычно прятали под комбез, а тут целая коса длиной до пояса!
Затем Ульяна совершила вторую ошибку. Она спокойно достала имеющийся у неё перочинный нож и принялась резать косу. Не совсем понятно, что она этим хотела добиться? Если коса заклинила спусковое устройство, то её невозможно уже было вытащить, пока это устройство находится под нагрузкой. Хоть висящую на голове косу, хоть отрезанную. Ей нужно было всего-навсего пристегнуть ножные самохваты и грудной карабин ко второй страховочной верёвке, подняться по ней вверх на один шаг, чтобы ослабить основную верёвку и спусковое устройство, а затем спокойно вытащить из него косу. Или спросить совета у Алексея, который в тот момент находился не очень далеко внизу. Но Ульяна достала нож и принялась безжалостно резать свои волосы.
Скорее всего, девушка просто испугалась, что её спусковушка проскользнёт по верёвке ещё ниже и протянет косу через себя дальше, вплоть до головы. После этого совершать какие-либо действия станет ещё сложнее.
В результате коса была перерезана, но последняя прядь волос перерезалась слишком легко, рука с ножом сорвалась и полоснула лезвием по натянутой как струна верёвке, на которой висела Ульяна. Верёвка моментально лопнула, Ульяна пролетела около метра, но повисла на страховочном самохвате на второй верёвке.
Обрезок первой верёвки полетел вниз и с хлёстким звуком распластался по наклонному полу зала. У Лёши на мгновение замерло сердце от нехорошего предчувствия, но кроме верёвки вниз больше ничего не прилетело. Кстати говоря, куда делась коса, осталось загадкой.
Ульяна опять запрыгала на верёвке, как на резинке, теперь уже на другой верёвке. Алексей подошёл и удивлённо поднял с земли верёвку.
- Что случилось? – крикнул он.
- У меня коса попала в рогатку, и я её отрезала! – прокричала сверху Ульяна.
- Вместе с верёвкой? Оригинально! – ответил Лёша. – Надеюсь, вторую верёвку не будешь резать?
Ульяне было не до шуток. Она висела в огромном колодце далеко от всех стен. Грудная обвязка врезалась в рёбра и мешала дышать. Оставался один выход – пристегнуть ножные самохваты к верёвке и затем на них идти, вверх или вниз. В подвешенном состоянии на страховочном самохвате это сделать было непросто, но у Ульяны были годы тренировок. В конце концов она встегнула самохваты и карабин в качестве противоотбрасывателя в верёвку, и потихоньку стала спускаться. Хотя самохваты предназначены для подъёма по верёвке, но спускаться на них тоже можно, просто медленно и неудобно.
Хорошо, что Ульяна выходила в пещеру последней. Если бы кто-то вслед за ней стал бы спускаться по той же верёвке, то мог бы и разбиться насмерть. Защитой в таких случаях служит страховочный самохват, скользящий по соседней верёвке, но дело в том, что спускающийся вниз спелеолог часто зажимает страховочный самохват в кулаке, чтобы он без нужды не срабатывал, а в случае обрыва или нехватки длины основной верёвки, охваченный ужасом падения, забывает кулак разжать и самохват его не спасает. Конечно, следом идущего можно было как-то предупредить, чтобы он не спускался, либо спускался по другой верёвке, но не факт.
Ульяна оказалась молодец в том плане, что не стала паниковать. Действовала она хоть и не слишком правильно, но спокойно и решительно. Существует такое наблюдение, что опасность любит трусливых. То есть, если паниковать в случае опасности, то она от этого увеличивается, а если спокойно и взвешено принимать решения, то опасность превращается просто в небольшую и вполне решаемую проблемку.
Пока Ульяна занималась эквилибристикой, остальные участники группы обследовали галереи пещеры. К тому времени она уже была сильно загажена тысячами посетивших её туристов, и некогда белоснежные натёки оказались покрыты слоем глины и стали коричневыми. Но был в пещере один не загаженный зал, открытый позже остальных частей пещеры руководителем станции юных туристов г. Севастополя В.П. Шараповым. Чтобы в него попасть, нужно было преодолеть очень узкий лаз, и затем любоваться чистыми натёками и белоснежными кружевами. Но этот лаз из основной галереи был незаметен и его ещё нужно было найти. Большинство спелеологов пользовались планом Дублянского 1963 г., на котором этого хода ещё не было.
Сергей Страхов теоретически знал, где находится этот лаз в новый зал, поскольку кто-то из бывших здесь ранее спелеотуристов ему о нём рассказывал. Некоторое время ушло на поиски, и заветный шкуродёр был найден. Через него протиснулись наши герои и оказались в ошеломляюще красивом, просто сказочном месте! Они наконец-то увидели белоснежные натёки! К сожалению, фотографии у Лёши оказались засвечены.
Это был даже не зал, а несколько последовательно расположенных залов, богатых различными натеками. В одном из последних залов наши участники увидели сверкающий в свете фонарей натёк под названием “Соляная гора”. Этот сталагмит блестел и искрился благодаря множеству мелких минеральных кристаллов арагонита на своей поверхности.
Побродив по залам, наши восторженные герои вернулись через шкуродёр назад во входной колодец.
- Какая красота! – Ульяна совсем забыла о своём недавнем приключении и находилась под впечатлением от увиденного.
- Скоро эту красоту заляпают и загадят, как везде! И белые кружева на сувениры разломают! – ухмыльнулся пессимистичный Лёша.
И тут неожиданно комсомольский активист Сергей Страхов всех поверг в лёгкий шок:
- Не загадят! Мы им не позволим! Мы замуруем этот ход!
- Да ты что! – возмутилась Ульяна, - Нельзя так делать! Мы посмотрели – и другие пусть увидят!
- А вот спелеологи, которые рассказали мне про этот ход, рекомендовали его закопать! Точнее говоря, засeкpeтить! – не унимался Сергей.
Никто не знал, врёт Сергей или говорит правду, но спорить с ним было бесполезно. С жаром и энтузиазмом Павки Корчагина он принялся ворочать валуны и затыкать ими шкуродёр, а поскольку парень он был не слабый, то дело у него кипело. Остальные смирились и просто наблюдали за его действиями, и лишь один здоровенный камень Лёша помог ему подтащить. Упавших с потолка камней в пещере было много, кое-где лежали обломки больших натёков. Всё это Серёжа перетаскивал к узкому лазу и сооружал завал, стараясь придать ему естественный вид, чтобы завал ничем не отличался от других подобных скоплений камней, лежащих возле стен во многих местах. Вскоре работа была закончена и на присутствие шкуродёра в этих местах не было даже и намёка.
- Но пасаран! Они не пройдут! – с гордой яростью коммуниста-антифашиста времён Гражданской войны в Испании прокричал Сергей. Было такое ощущение, что все остальные спелеотуристы, посещающие пещеру, просто спят и видят, как бы чего-нибудь в пещере разрушить, испачкать и украсть!
В старые времена был известный деятель спелеостологии по прозвищу Петя Крот (Пётр Николаев). Он раскапывал заброшенные штольни, исследовал их, даже делал топосъёмку, а потом опять закапывал. Видимо, тоже боролся за сохранность подземных полостей, даже искусственных, в которых не было натёков.
С чувством выполненного долга Страхов осмотрел сооруженный им завал, подкинул ещё несколько камней в другие места для создания вдоль всей стены одинакового интерьера, после чего успокоился.
Саратовцы по одному выходили из колодца. Лёша приготовился выходить последним, поэтому набрался терпения и бродил по залам пещеры, в сотый раз любуясь поваленными колоннами. В это время участники какой-то другой группы сделали навеску по другой стороне колодца и по одному спускались вниз. Как только они все спустились, то даже не пошли в старую часть пещеры, а ходили вдоль стены зала под колодцем и явно что-то искали. Лёша понял, что они ищут ход в новую часть, который Страхов замуровал. Один из них, возможно руководитель, заглядывал под каждый камень, но Сергей уложил камни так, что они вдоль всей стены выглядели одинаково.
- Да где же он? – недоумённо твердил руководитель, - Он должен быть где-то здесь!
- Здесь тебе не тут! – тихо усмехнулся Алексей, пристегнул самохваты и пошёл вверх по верёвке.
История умалчивает, удалось ли им найти и откопать этот ход или не удалось, но потом ход точно был раскопан, поскольку мне попадались более поздние топосъёмки Монастыря, на которых этот ход и следующие за ним залы присутствуют. Кроме того, в 1990 г. эту пещеру посетит Надя Моисеева с группой, в которой опять будет Ульяна, и ход не будет замурован. Так что труды Сергея Страхова пропали даром.
______________________________Пещера Монастырь-Чокрак, разрез и план
Несмотря на май месяц и южные широты полуострова Крым, погода в эту весну там была холодная. Днём пригревало солнышко, а под утро температура опускалась почти до нуля. Лёша даже положил свой станок под коврик и спальник, соорудив таким образом мини-раскладушку. Несмотря на всяческую изоляцию от земли и утепление, участники группы по ночам сильно замерзали и плохо высыпались, а днём им хотелось греться на солнышке, а не идти в холодные пещеры. Тогда Лёша предложил следующий вариант действий: ходить в пещеры по ночам, а днём отсыпаться в тепле. В пещере всё равно темно, днём и ночью одинаково, и температура в них днём и ночью одинаковая, а на поверхности приятнее отсыпаться днём, чем ночью. Кроме того, это решало проблему с очередями около пещер, поскольку другие группы были менее сообразительными и не догадывались перейти на ночной график подземных выходов.
Кроме графика выходов у группы произошли изменения и в том, что она была разбита на две подгруппы по три человека. Связано это было с тем, что кому-то надо было оставаться в лагере и следить за сохранностью вещей. Пропажа зелёного мешка с двумя бухтами верёвки в этих краях в 86-м году была ещё в памяти. Поэтому поначалу разделялись на две подгруппы, когда ходили в Сказку. Потом Инна приболела и всё время оставалась в лагере, и необходимость ходить двумя группами пропала. Но перед выходом в самую сложную пещеру данного маршрута – шахту Мира, Инна вдруг почувствовала себя здоровой и сказала, что пойдёт. Таким образом Мира решили проходить двумя группами. В одной из них оказались Лёша, Инна и Сергей Страхов.
Пещера Мира является одной из самых интересных на Караби. Её протяженность — 340 м, глубина -135 м, категория трудности — 2А.
Начинается пещера 16-метровым провальным колодцем. В его южной стене имеется 10-метровый наклонный коридор, открывающийся в верхнюю часть зала площадью 600 кв.м. Стены его сплошь покрыты натеками, в центре расположены натечные колонны диаметром до 8–10 м и высотой до 20 м. Некоторые из них повалены в результате сейсмических толчков.
Северная стена входного колодца рассечена трещиной, приводящей в верхнюю часть второго 110-метрового колодца. Со дна пещеры начинается 20-метровая галерея с натёками.
Но можно навеску сделать и по-другому. Если не задаваться целью посетить верхний зал с натёками и колоннами, то можно сразу провесить 40 м верёвки и опуститься на полку со снегом, с которой затем провешивается второй колодец и его глубина в этом случае будет 90 м, что на 20 м меньше, чем если начинать спуск в него от верхнего зала. Возможен и третий вариант, когда первый колодец делится на два: 16 м и 20 м. Наша группа выбрала второй вариант прохождения пещеры, поскольку имелись в наличие верёвки по 40 м и по 100 м.
В первом колодце находился довольно большой снежник, который таял и поливал душем второй колодец. Хотя вода во втором колодце могла появляться и с другого снежника в воронке. Перед выходом Лёша разговаривал по поводу местных пещер с каким-то молдавским спелеотуристом, и тот назвал пещеру Мира канализацией. Или канализационной трубой, как-то так.
Лёша пристегнулся и стал спускаться. По каске, по спине, плечам, рукам стучали капли дождя. Во время спуска он наблюдал, как в свете налобного фонаря веером разлетаются брызги из мокрой верёвки, которую спусковушка выжимала подобно тому, как валики советской стиральной машинки выжимают бельё. За этими брызгами фоном мелькали нити струй подземного дождя.
Гидрокостюмов у наших участников не было. У Алексея был лавсановый комбинезон, применяемый в фильтрах каких-то установок ядерной промышленности, и он, вероятно, имел некоторые водоотталкивающие свойства.
На дне пещеры Алексей, Сергей и Инна походили по галереи, Лёша произвёл небольшую фотоссесию. К сожалению, он не знал, что в пещере есть более красивый зал и он находится всего в 20 м от поверхности.
______________________________П. Мира, план и вертикальный разрез
_______________________________П. Мира, со слайдов Алексея Плотникова
_____________________Сергей Страхов в пещере Мира. Со слайда Алексея Плотникова
Как я уже говорил, Инна ходила только в Сказку – почти в горизонтальную пещеру с двумя уступами метров по семь, которые проходятся простым лазанием без снаряжения. Потом она приболела и стала чувствовать себя хорошо только перед выходом в шахту Мира, то есть уже ближе к окончанию похода. Поэтому ей предстояло испытать свои новые самохваты ни много, ни мало, как в 90-метровом колодце. Хотя такие вещи положено испытывать на тренировке задолго до похода, но Инна была не из тех, кто трясутся за свою бренную шкуру, и смело перенесла испытания на условия, максимально приближённые к естественным условиям в пещере второй категории сложности. То есть, настолько максимально, что максимальней не бывает.
Сергей выходил из колодца первым и обещал наверху дожидаться выхода остальных участников. На самохватах он шёл неплохо, но 90 метров не шутка, и Инна с Лёшей уже немного подмёрзли, пока его ждали. В какой-то момент верёвка приподнялась на метр и вернулась обратно – знак, что Серёжа вышел.
Второй пошла Инна. Лёша, как всегда, взял на себя «выход последнего». Отличается от других он тем, что снизу верёвку никто не придерживает и её на первых метрах приходится протаскивать через нижний самохват рукой, пока масса «нижней» верёвки не достигнет того значения, при котором она сама проскакивает через самохват. Инне же не приходилось делать «выход последнего», так как Лёша натягивал ей верёвку.
Через некоторое время Лёша понял, что у Инны что-то случилось, поскольку она периодически останавливалась, что можно было определить по колебаниям верёвки. Сначала было понятно, что она идёт слишком медленно. Потом она совсем остановилась.
- Что у тебя случилось! – крикнул Алексей.
- Самохват сломался, и я иду только на одном! И он тоже ломается! – донёсся крик с высоты примерно метров 30, как Лёша определил по звуку. Ситуация ему показалась критической. Тут он вспомнил, что примерно на этом уровне должна быть небольшая полка на стене колодца.
- Ты полку на стене видишь?
- Вижу!
- Тогда встань на неё и отстегни ножные самохваты! Оставайся на одной страховке!
Пришлось прокричать несколько раз, пока Инна расслышала все слова. Она вышла на полку и отстегнула ножные самохваты, освободив верёвку Лёше. Когда Лёша начал подниматься, он случайно по привычке нагрузил страховочный самохват, верёвка выпрямилась как струна и стянула Инну с полки. Она повисла в воздухе, и Лёша услышал далёкий крик Инны и даже стук каски о стену.
- Что случилось? – спросил Алексей.
- Всё в порядке! Просто слетела с полки!
Затем Инна вернулась на полку, а Лёша дальше поднимался, стараясь не нагружать страховку. Полка была шириной около метра, но её ровная часть была не более полуметра, а дальше начинался наклон и закругление. Находиться на полке без страховки было опасно.
Спустя полчаса Лёша поднялся до полки и принялся осматривать Иннины самохваты. Оказалось, что у неё вылетел фиксирующий тросик из отверстия на оси самохвата, после чего сама ось вылетела из отверстия в скобе, и скоба в результате неправильного распределения нагрузки разогнулась. Самохват пришлось снять, Лёша стучал скобой о стену и более-менее её выпрямил. Самохват заработал. Инна сказала, что из второго самохвата тоже тросик постоянно вылетает, и его приходится чуть ли не после каждого шага вставлять обратно в ось.
Тросики для самохватов были выбраны неправильно, они были не мягкие плетёные, как обычно, а жёсткие кручёные. Кроме того, они были недостаточно длинные. В силу постоянного движения и своих упругих свойств такой тросик всегда стремился выскочить из отверстия в оси самохвата, а ось своими колебаниями ему сама в этом помогала. Если бы тросик был длиннее, то большой беды в этом бы не было, но он был слишком короткий. Стало понятно, что тросики и дальше будут выпрыгивать, Инне постоянно придётся их заталкивать обратно и выход из колодца затянется на часы.
- Выходи ты первым, а я здесь постою! – просила Инна. – А потом со Страховым вытащите меня на верёвке!
Видимо, в этот момент Инна вспомнила, как мы с Игорем из Уфы тащили её из Октябрьской в феврале 86 г. Но тогда ситуация была другая. Тогда предстояло её вытаскивать метров 15-20, а не 60, и тогда у нас не было выбора. А сейчас выбор был.
- Ну, нет! – ответил Лёша. – Выходи сама! А я здесь постою.
Особенно удачным оказалось то, что у Лёши был запасной самохват. Он пристегнул его с помощью карабина Инне на грудную обвязку. В дальнейшем, как выяснится позже, Инна бы и не вышла без этого самохвата.
Инна пошла вверх, а Лёша остался на полочке. Сверху капал холодный душ. Полочка была слишком маленькая и на ней трудно было плясать, чтобы согреться. К стене Алексей прислониться не мог, поскольку по ней стекала вода и он бы промок быстрее, чем просто под душем. Приходилось стоять почти без движения. Тут Лёша вспомнил одно из любимых изречений Олега Цоя: «Мокрая одежда тоже греет!» Действительно, вода, находящаяся в комбинезоне, согревалась под действием тепла тела, и она же препятствовала проникновению в комбинезон новой воды.
Начиная замерзать, Лёша вспомнил про йоговское согревающее дыхание. Оно происходит следующим образом: вдыхаешь полные лёгкие воздуха, задерживаешь дыхание и давишь на задержке внутренним объёмом на диафрагму-грудь-бронхи, но воздух при этом не выпускаешь, насколько хватит задержки дыхания. После повторения упражнения три-четыре раза действительно согреваешься, хотя от этого и устаёшь.
Инна тем временем поднималась вверх. Шаг за шагом, шла медленно, поминутно поправляя тросик. Тот самохват, который ей Лёша отремонтировал, вскоре опять расстегнулся, скоба снова разогнулась и застегнуть его уже было невозможно. Инне приходилось идти на одном ножном, при этом зависая на грудном и подтягиваясь руками на страховочном. Повисая на грудном, она то и дело поправляла тросик на ножном, вставляя его в ось, а затем поднимала выше страховочный. Получалось очень медленно, прошёл целый час, а Инна не преодолела ещё и половину подъёма от полки до верха колодца.
Она понимала, что Лёша замерзает внизу, и прокричала:
- Пристёгивай самохваты и выходи!
Алексей понимал, что работать вдвоём на одной навеске опасно, и, кроме того, страховочная верёвка наверху имела узел, через который неудобно было переходить на самохватах (после того, как Ульяна перерезала верёвку, два её конца связали узлом). Поэтому он не последовал совету Инны.
Страха и паники у Лёши не было совсем. «Ещё часок, и она точно выйдет!» - думал он. Падающие капли, ударяющиеся о стену или просто проносящиеся в воздухе, создавали интересные звуки. Сквозь их шелест иногда доносились человеческие голоса, порой слышались конкретные слова и изредка даже целые фразы.
- Может быть меня глючит от переохлаждения? – думал Алексей. – Или действительно капли воды издают все эти звуки?
Надежды Лёши не сбывались. Проходил час за часом, а Инна, судя по вибрации верёвки, всё шла и шла. Как позже выяснится, второй ножной самохват у неё тоже полетел, и Инна поднималась за счёт рук. Она подтягивалась на страховочном самохвате на руках, затем нагружала грудной самохват и повисала на обвязке. Немного отдохнув, она закидывала страховочный самохват выше и опять на нём подтягивалась. Ноги при этом болтались в воздухе и ничем не помогали.
Сколько Инна выходила из колодца после полочки - два, три, четыре часа - за неимением часов Лёша не знал, но это время ему показалось вечностью. Он стоял на узком карнизе, пристрахованный самохватом к верёвке. «Только бы не уснуть! – думал он. - А то проснёшься потом или не проснёшься? Переохлаждение – вещь опасная!» Приходилось бороться со сном, который неизбежно подкрадывался вследствие переохлаждения.
Наконец, Инна дошла до края колодца. Алексей встегнул самохваты и буквально чуть ли не за 10 минут пробежал оставшиеся 60 метров. Он вовсе не экономил время, просто очень хотел согреться. Его трясло от холода, и даже быстрое движение не согревало. Выйдя наверх, он сразу перецепился на выход из следующего колодца, сказав Инне:
- Когда я выйду, пристёгивайся в верёвке как можно удобнее! Будем тебя тащить!
Вскоре Лёша вышел из этой злополучной пещеры. Наверху его поджидали Сергей и Ульяна, пришедшая из лагеря после того, как контрольное время возвращения группы истекло. Втроём они потянули верёвку и через некоторое время вытащили Инну из колодца. Во время подъёма она как могла помогала им руками и ногами, особенно в верхней наклонной части колодца. Таким образом, произошло практически повторение прохождения Октябрьской в феврале 86 года – и колодец 90 м, и у Инны проблемы с самохватами, и тащили её в верхней части пещеры. Судьба имеет свойство ходить по кругу.
У Лёши и Инны уже не было сил развязывать стремена и снимать самохваты с ног. Они шли мимо многочисленных спящих лагерей и звенели самохватами, как каторжане кандалами на сибирском тракте. Дело в том, что пещера Мира находится с южной стороны от холма Иртыш, а лагерь пензенско-саратовской группы стоял недалеко от Монастыря-Чокрака с северной, и идти было не близко. Была глубокая ночь, которая плавно перетекала в утренний рассвет. Лёша, проходя мимо очередного лагеря, комментировал, чей это клуб стоит, но никто не высунул даже носа из палатки и не поинтересовался, кто тут бродит по ночам такой грамотный.
Когда пришли в лагерь, раздули тлеющие угли костра и разогрели еду в котелке. Выемку снаряжения из шахты Мира поручили второй подгруппе, когда она проснётся.
Алексей заметил у саратовцев некоторые особенности в приготовлении пищи и занятий по кухне, отличительные от наших. Так, у них никогда не назначали дежурных, а каждый старался внести какую-то лепту в приготовлении пищи.
Как-то Лёша во время еды спросил:
- А сколько сухарей мне можно взять?
- Бери сколько хочешь!
- А если закончатся?
- Тогда сбросимся!
У нас в походах обычно существовала жёсткая раскладка: один сухарь утром, один вечером и один или два на перекус во время прохождения пещеры или какой-то другой дневной деятельности. У саратовцев с этим было проще, поскольку еду брали с запасом и не рассчитывали её количество так тщательно, как у нас любил делать Олег.
Вскоре действительно сухари закончились, и группа сбросилась.
Когда уже вышли на асфальтированную дорогу на Новоклёновку, Лёша решил испытать свою теорию облегчения веса рюкзака. Заключалась она в том, что если во время ходьбы рюкзак подкинуть и пробежать немного, то в итоге давление рюкзака на плечи и ноги будет меньше и скорость передвижения выше. Правда, уставать будешь тоже быстрее, но если периодически садиться и отдыхать, то в сумме такой способ передвижения получится легче при одинаковой затрате времени. Испытывая эту теорию, Алексей и Сергей оторвались по асфальту вниз метров на сто от остальных за довольно короткое время, но когда остальные подошли к ним, то отдохнуть как следует они не успели. Тогда они сделали заключение, что их теория во время спуска с горы в принципе работает, но заставляет чаще отдыхать, а у перекуров есть такая нехорошая особенность – чем дольше отдыхаешь, тем труднее потом встать и идти. Поэтому самый оптимальный способ «сброски» – это идти не спеша и на отдых останавливаться редко.
Справку о прохождении маршрута второй категории Алексей так и не получил. Такой маршрут подразумевает прохождение как минимум трёх пещер второй категории трудности, а прошли только две – Монастырь-Чокрак и Шахту Мира. Ульяна в своём отчёте не стала врать и маршрут второй категории в Москве не засчитали. Но всё же саратовцам повезло, что Алексей поехал с ними, а то неизвестно как бы Инна вышла из пещеры?
После приезда в Пензу буквально через несколько дней Лёша получил нагоняй от Надежды Моисеевой:
- Ты, такой-сякой, зачем потащил беременную женщину в пещеру? Зачем заставлял её выходить из глубоченного колодца на сломанных самохватах, вместо того, чтобы вытащить её на верёвке полиспастом? Как вы вообще пустили беременную женщину в вертикальную пещеру?
У Лёши округлились глаза от удивления, и он не знал, что сказать. Наконец, пережевав полученную информацию, он выпалил в ответ:
- Да откуда я знал, что она беременная? И, вообще, вот в этом я точно не виноват!
Что касается Инны, то она сама поняла чуть ли не в последний день похода, что скоро станет мамой маленькой Ксюши.
Здесь могу добавить ещё про себя, что я тоже был в горном походе в возрасте месяц от зачатия или чуть больше. Мой отец тогда пошёл в сложный горный поход, а мать он отправил в поход по Алтаю на единичку. И уже в горах она поняла, что беременна.
- Дмитрий Львов
- Участник
-
- Сообщений: 1779
- Зарегистрирован: 12 дек 2014, 00:50
- Имя:
Re: История спелеотуризма в Пензе
Дмитрий Львов » 09 мар 2024, 12:40
.
ГЛАВА 21.
Июль 1988.
Экспедиция на Ачибах (Западный Кавказ, Абхазия). Работа двойки А.Вятчин – Д.Львов в п. Квартет. Разборка донного завала, первопрохождение новой части пещеры. С учётом первопрохождения маршрут 4 к.с.
Кто-то на пару играет в дуэт,
А мы на двоих играем в Квартет.
В четыре руки Квартет мы берём
И масти четыре себе раздаём.
Здесь масть словно крест – наш нелёгкий маршрут,
И масть в виде пики – терпенье и труд,
И масть «красный ромбик» - палатка наш дом,
И масть как сердечко – им мы живём.
Как карты колоды колодцы идут,
Мы кроем терпеньем нелёгкий маршрут,
Мы кроем палаткой усталость и труд,
Мы кроем сердечком всё, что видим тут.
Боимся мы прикуп открыть, посмотреть.
Быть может там туз, а быть может там смерть.
Препятствия снова мы козырем бьём.
Квартет для двоих до конца мы пройдём.
С тех пор пролетело две тысячи лет.
Никто уж давно не играет в Квартет.
Здесь тьма и покой затаились навек
И лишь краткой вспышкой мелькнул человек.
От утреннего холода, как говорится, «зуб на зуб не попадал». Прыгая с камня на камень, я спустился к Голубому озеру, чтобы умыться. Мне показалось умываться, сидя на корточках, не очень удобным занятием. Тогда я встал на колени на торчавший из воды камень, упёрся руками о дно и погрузил в ледяную воду лицо. Такой способ умывания был не очень эффективен, но уменьшал вероятность падения в воду. После этого я постарался погрузить в воду всю голову. Ощущение было в первое мгновение настолько шокирующим, что хотелось закричать, но вместо крика я выпустил под водой несколько пузырей, поднял голову и несколько раз ею быстро мотнул из стороны в сторону, подобно собаке, вытряхивающей воду из шерсти. После этой процедуры самочувствие заметно улучшилось. К горлу ещё подступала тошнота, но хотя бы голова перестала трещать.
«Что было вчера? Не нёс ли я какую-нибудь дурь?»
Воспоминания были не чёткие, размытые, но в целом сохранились неплохо. Мы сидели в избушке у лесника и пили его вино большими кружками. Это выглядело не очень хорошо, но он сам щедро нам наливал.
Хуже всего было то, что нам сегодня предстояла тяжёлая заброска от 47-го километра Рицинской трассы на перевал Анчха, то есть крутой подъём с километровым набором высоты. И это был ещё не весь сегодняшний маршрут, поскольку Вятчин сказал, что после перевала нам нужно пересечь верховья ущелья ручья Рихва и дойти до балагана пастухов Хейции и Гарабета, у которых мы и будем ночевать следующую ночь.
Накануне в Адлере мы взвесили свои рюкзаки, точнее говоря – станки. Станок Вятчина весил 60 кг, мой станок – 45 кг. На первый взгляд, мне должно было быть легче. Но это смотря как считать. Мой бараний вес составляет 60 кг, а мой станок – 45 кг, то есть три четверти от веса тела. В Андрее 90 кг, а его станок 60 кг, то есть две трети от веса тела. Правда, он ещё тащит в руках транспортные мешки с ручками. Понятно, что с таким весом идти на перевал тяжело. А тут ещё вчера нас угораздило перепить вина!
Пытаясь яснее вспомнить вчерашние события, я напряг голову и снова почувствовал боль где-то внутри её, под лобовой костью. Какая гадость ваше виноградное вино! Снова встав на колени на камень, возвышающийся из толщи воды, я опустил голову в воду. Всё-таки неприятная здесь водичка, у которой зимой температура 4-6 градусов, а летом 8-10. Что интересно, по рассказам очевидцев, вода в Голубом озере никогда не замерзает, даже в морозы, которые в этих местах иногда доходят до -10 градусов. Хотя в озеро и впадает ручей, но он слишком незначителен для такого озера глубиной в 75 м, и не оставляет на поверхности озера никакого движения воды, поэтому отсутствие льда на озере зимой кажется чудом. Некоторые объясняют это явление химическим составом воды, как и её голубой цвет, другие постоянным перемешиванием воды. Летом же, несмотря на жаркую погоду, вода в озере остаётся примерно такой же холодной, как и зимой. Но это уже можно объяснить большой глубиной озера и впадающим в него большим ручьём.
После второго погружения головы в воду она уже почти не болит. Теперь можно и вспоминать то, что было вчера.
А накануне вечером к Голубому озеру подъехал туристический автобус. Из него высыпали туристы и принялись осматривать окрестности – кто-то пошёл к реке Бзыбь, а кто-то к Голубому озеру.
Последними из автобуса выходили мы. Сначала вышел высокий мужчина ростом 190 см с лишним, с тёмно-русыми, чуть рыжеватыми волосами, и такого же цвета бородой, с правильными чертами лица и ясными голубыми глазами, которые создавали иллюзию доброго человека. Он вытаскивал из автобуса огромного размера станок с пристёгнутыми к нему несколькими транспортными мешками. Это был Андрей Вятчин. Следом вышел невзрачный невысокий парнишка с неправильными чертами лица, карими глазами, который вытаскивал станок чуть меньшего размера. Это был ваш покорный слуга. Затем в дверях появился другой паренёк, ещё моложе и тоже невысокий, с русыми волосами и серыми глазами. Он передал Андрею пару транспортных мешков, не поместившихся на наши станки, и затем сам вышел из автобуса. Это был Алексей Вятчин, младший родной брат Андрея. Ему было всего 14 лет, а Андрею 30, то есть разница между братьями составляла 16 лет. Мне же тогда было 22 года, то есть я был на 8 лет старше младшего Вятчина и на 8 лет младше старшего. Братья Вятчины были не слишком похожими друг на друга ни внешностью, ни характером. Хотя младший ещё не вырос окончательно, но чувствовалось, что он никогда не дорастёт до размеров старшего брата, и его слегка курносый нос никогда не станет таким прямым, как у старшего.
Наконец из автобуса вышли две девушки с рюкзаками, москвички. Звали их Марина и Ирина. Марина была совершенной блондинкой, причём естественной, не крашеной, этаким жизнерадостным голубоглазым созданием, ростом примерно всего 160 см. Ирина была то ли тёмно-русой, то ли шатенкой, примерно на 5-10 см выше Марины и более сдержанной на язык, оставляя впечатление более серьёзной. Обе девушки были не худенькими и не толстенькими, а такими, про каких говорят – широкая кость. Они не были спелеотуристками и вроде бы вообще никогда не были ни в горах, ни в пещерах. Как они оказались с нами в одной группе, расскажу немного позже.
Итак, мы вышли из автобуса, покидали рюкзаки в кучу и стали осматривать окрестности.
- Палатку ставить не будем, заночуем у лесника, - Андрей показал пальцем на избушку поблизости. – Это мой хороший знакомый!
В настоящее время на этом месте никакой избушки уже давно нет. Здесь находятся торговые лавки, в которых продают многочисленные абхазские сувениры. А в те времена никто здесь сувениры не продавал и единственным человеком, который обычно находился возле Голубого озера кроме туристов, был лесник. К сожалению, я не запомнил его имя.
Тут мы увидели у дальнего конца озера под склоном горы пару палаток и костерок возле них.
- Это спелеологи! – догадался Андрей. – Как пить дать, собираются идти на Арабику, либо уже спустились! Пойдём к ним пообщаемся!
Спелеологи оказались с Украины, не помню из какого города. Они действительно шли на Арабику, нас встретили приветливо. Когда Андрей представился, они неожиданно воодушевились – ещё бы, об Андрее Вятчине в те времена был наслышан каждый второй советский спелеолог! Сразу откуда-то появилась большая металлическая фляжка:
- Ребята, испробуйте нашей горилки!
Мы попробовали по чуть-чуть, но много перед предстоящей заброской пить не стали. Ребята сообщили нам - то ли в пещере Пантюхина на Бзыбском хребте, то ли в соседней погиб спелеолог. Два дня назад его подняли на поверхность и погрузили в вертолёт. Причина смерти – всего-навсего сломался противоотбрасыватель на грудной обвязке, в результате чего бедолага повис вниз головой в ледяном потоке. Из этой ситуации не трудно было бы выйти, если бы была вторая навеска и страховочный самохват, скользящий по ней. Неизвестно, была она или нет. Кроме того, при неожиданном перевороте вниз головой можно было удариться ею о стену, или повредить ещё что-то.
Это уже пятый случай гибели спелеологов в 1988-м году, что слишком много даже для целого года, а ведь год прошёл только наполовину. На дворе ещё 11 июля. И этот год является юбилейным для советской спелеологии – 30 лет со дня её официального рождения (1958 г.)! Юбилейный год спелеологии оказался для неё одним из самых смертоносных!
Немного пообщавшись с украинцами, мы идём в избушку к леснику. Он принял нас радушно, показал место, где можно расстелить спальники. Мы принялись готовить еду на его печке, и тут лесник достал откуда-то большую бутыль самодельного вина. После этого мы уселись за стол, что-то немножко ели, но больше пили. С лесником в основном беседовал Вятчин, а мы больше слушали. Абхаз подтвердил информацию, что два дня назад в горы прилетал вертолёт и проводились спасработы. И не так давно тоже прилетал.
Ещё лесник сказал, что днём около Голубого озера часто бывают туристы, а вот по ночам никого нет, и в это время сюда на водопой с горы спускаются медведи. Обычно приходит большой бурый, но иногда и мелкие чёрные, которых ещё называют «гималайскими». Чёрные медведи боятся бурого и людей, а вот бурый никого не боится. На людей он пока не нападал, но в одиночку или малой группой подниматься на ближайшую гору лесник не советует. Около трассы медведь ведёт себя смирно, но на горе его территория, и как он там себя поведёт – неизвестно.
Ещё о чём-то мы разговаривали, девчонкам надоело слушать наш мужской разговор, и они ушли в гости к украинцам, рассчитывая там на более «милые» беседы. Через некоторое время я вышел из избушки покурить, подхожу к ручью, который несёт свои воды в Голубое озеро, и вижу здесь Марину и Ирину, которые нервно курят и раздражённо о чём-то шепчутся.
- Что случилось? – спрашиваю.
- Они назвали нас москаляками!
- А зачем вы сказали им, что вы из Москвы? Москвичей и в России мало кто любит, не то что в Украине!
- Москали у них не только москвичи, а все русские! – просвещает меня Марина.
- Не знаю, к нам с Андреем они очень дружелюбно отнеслись!
- Потому что вы спелеологи, как и они, а мы нет! Они нас раскусили!
После этого мы продолжаем посиделки у лесника, но содержание беседы я уже не помню. Наутро я вылезаю из спальника и иду умываться к озеру. Дальнейшее я уже рассказал.
_____Голубое озеро. Фото из Википедии (Hons084-Wikimedia Commons CC BY-SA 4.0 commons.wikimedia.org)
Пока я вспоминал вчерашние события, к озеру подъехал первый туристический автобус. Из него вышла толпа людей и направилась к озеру. Впереди шли две девушки или женщины немного старше меня.
- Смотри, у парня голова мокрая! Значит, он купался в озере!
Потом они обратились ко мне:
- А в озере можно купаться?
- Конечно, можно! Я же купался!
- А нам гид сказал, что нельзя!
- Можно, но вода ледяная!
- Ой, как хорошо, давай искупаемся!
Девушки, недолго думая, разделись и остались в нижнем кружевном белье, не очень похожем на стандартные купальники. Тут мне стало стыдно: «Зачем я им соврал, что искупался? А вдруг у них ноги сведёт от ледяной воды, и они утонут?»
Одна чуть ли не бегом забежала в воду, окунулась с головой и стремглав выбежала обратно. Другая зашла в воду чуть выше колена, поплескала на себя несколько пригоршней воды и тоже быстро вышла. Пока я смотрел на них, у меня неожиданно похмелье сняло как рукой.
«Ничего себе! Не знал, что есть такое хорошее средство!»
В это время к озеру подошёл Вятчин.
- Блин, ты время зря не теряешь! Но давай, быстро завтракаем, и выдвигаемся! Квартет нас ждёт!
Квартет – так называется пещера, цель нашего путешествия. Из всех 127 известных пещер Ачибаха (имеются ввиду пещеры длиной или глубиной от 10 м) нас интересует в этом году только одна. Немного расскажу об её открытии и о том, как я оказался в этой экспедиции.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Об этой экспедиции у меня остался дневник, написанный сразу по горячим следам после её завершения, который сильно превышает все остальные мои дневники о других походах (дневник отличается от отчёта более живым и более литературным изложением событий, а также возможностью произвольно опустить ряд событий или каких-то их деталей). Своими воспоминаниями об этом походе я исписал мелким почерком две тетради по 18 листов от корки и до корки. Кроме того, у меня остались некоторые воспоминания, которые я по какой-то причине не записал в дневник, но они были столь яркие, что сохранились по сей день. Например, когда я вспоминаю некоторые фразы, сказанные Вятчиным, то я помню и его голос, и его выражение лица, которое у него было в тот момент. В некотором отношении эта экспедиция была наиболее значимой в моей жизни и одной из самых трудных. По этой причине, а также по причине её продолжительности и хорошей задокументированности в дневнике, эта глава у меня окажется самой большой в «Истории пензенского спелеотуризма». Из этого вовсе не следует, что эта экспедиция для нашего спелеоклуба была более значима, чем другие. Просто, как я уже сказал, у меня о ней сохранилось больше воспоминаний и записей, чем о какой-либо другой.
Всё началось летом 1987 года, когда на Ачибахе оказалась четвёрка спелеологов: Андрей Вятчин (г.Павлово, Горьковская область), Дима Томин (г.Оренбург), Костя Абдрашитов (г.Волгоград) и Арцибасов из Москвы – имени последнего не помню, поскольку все всегда его звали Цибой. Кажется, Андрей, но не буду врать, не помню. Почему от каждого города было всего по одному человеку, сейчас сложно сказать. Видимо, Ачибах многих уже разочаровал к этому году, поскольку, несмотря на огромные прилагаемые усилия, все пещеры этого массива доходили в глубину максимум до 140-150 м, после чего они либо затыкались, либо продолжались такими узкими щелями, которые расширить не представлялось возможным. Даже наш Олег Цой в Ачибахе разочаровался, и в 1987-м году направлял нас то в Северную Осетию, то в Среднюю Азию. И лишь четыре человека в это время ещё верили в Ачибах.
Здесь следует вспомнить, что верхнее плато Ачибаха (северный склон горы на высоте от 1800 до 2300 м) немного исследовалось сочинцами и воронежцами в 1974-1976 г.г., и затем серьёзно стало исследоваться группами под руководством Вятчина с 1981 года. Не совсем под его руководством, но он направлял и координировал действия групп из разных городов – скажем так. Поисковые экспедиции постепенно перемещались с более пологого востока на более крутой запад, при этом постепенно сползая с альпийских лугов в лесную зону (раздел между зонами лугов и леса здесь проходит по высоте 2000 м).
В 1986-м году мы уже утвердились в западной части плато на высоте 1900-2000 м, где сосредоточили все усилия на прохождении пещер Хейция, Двойняшка, Memento o more (см. главу 12). На работу в этих дырах у нас уходило много времени и поиском новых дыр мы почти не занимались.
В 1987-м году вышеупомянутая четвёрка спелеологов, не надеясь пробить продолжение в какой-либо из известных пещер, занялась поиском новых. В первый же день поисковых работ, уйдя чуть западнее от Хейции, они наткнулись на трещину длиной около 20 м и шириной около 1 м, уходящую вниз колодцем. Брошенный в колодец камень улетал так далеко, что звука его падения не было слышно. На колодец была сделана навеска, и, после спуска в него, была посчитана его глубина – около 70 м. Дно этого колодца представляло собой сильно наклонный снежник, по которому можно было продолжать спускаться до следующего колодца. Для пещеры сразу подобралось логичное название – Квартет. Чуть ниже первого входа находилось небольшое отверстие второго входа, приводящее в тот же самый входной колодец.
Далее вышеупомянутая четвёрка перенесла свой лагерь с поляны возле Хейции на другую полянку, расположенную примерно посередине между Хейцией и Квартетом – единственную в этом районе горизонтальную площадку. Прохождение Квартета продолжилось.
За первым колодцем оказалось ещё пять колодцев глубиной от 10 до 30 м, которые привели в систему залов, расположенных на разных уровнях на глубине от -160 м до -240 м, из которых уходили ходы в разных направлениях. Один из залов на уровне -230 м вывалился в стенку огромного колодца, в котором откуда-то сверху хлестал сильный поток воды. До этого места пройденная часть пещеры была почти сухой, несмотря на большой снежник на дне первого колодца. Стало понятно, что до этого четвёрка спелеологов шла не по основному руслу пещеры, а по её боковому притоку, а основной вход (или входы) расположен где-то выше по склону.
Поскольку в залах было полно мест для отсидки в случае сильного паводка, было решено перенести лагерь сюда, на глубину -235 м, что и было сделано. Прохождение пещеры продолжилось.
Следующий за залами обводнённый колодец имел глубину 42 м, и после него начинался ручей. Далее следовал ещё каскад колодцев, идущих друг за другом по меандровому (извивающемуся) ходу. Приходя к очередному колодцу, четвёрка приносила с собой навеску только на один этот колодец, чтобы «не спугнуть пещеру». У спелеологов существует такое поверье, что новую пещеру можно «спугнуть», если взять сразу слишком много верёвки. За каждым пройденным колодцем оказывался следующий. Работали двумя группами: Вятчин и Циба в одной, и Костя с Димой в другой. Последние были менее суеверными, чем Вятчин, и им надоело бегать взад-вперёд ради малого увеличения глубины пещеры, поэтому они взяли с собой навеску сразу на три колодца. В результате пещеру они «спугнули» - после первого нового колодца она сразу закончилась. В это время Вятчин с Цибой были в лагере в Базовом зале (так они назвали зал на -235 м). Из колодца 42 м один за другим выходят Дима и Костя, волоча за собой транспортники с «лишней» верёвкой, и радостно сообщают Андрею:
- Для тебя, конечно, новость печальная, а для нас нормальная – пещера закончилась!
В следующие дни сделали топосъёмку пройденной части пещеры – в ней оказалось 357 м глубины. После последнего уступа был небольшой зальчик, дальняя часть которого была завалена мелкой щебёнкой. Видимо, это был завал, за которым следовало продолжение хода, но его в этот раз решили не раскапывать. Силы и время экспедиции уже были на исходе.
Таким образом глубина пещеры Квартет достигла -357 м и суммарная длина её ходов около 1300 м. Напомню, что до этого самой глубокой пещерой Ачибаха была Вивосапе глубиной -159 м. Наконец-то, после многих лет работ на этом массиве многих спелеологов, удалось преодолеть не только 200-метровый рубеж глубины, о чём мечтали Вятчин и Цой много лет, но и 300-метровый рубеж, и даже 350-метровый! На следующий год Вятчин планировал новый штурм Квартета.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Осенью 1987-го совершенно неожиданно для себя я обнаружил в почтовом ящике письмо от Вятчина. «Очень странно, - подумал я. – Почему мне, а не Цою?»
В письме Вятчин описывает вкратце историю открытия и прохождения его группой Квартета. Далее он пишет, что состав их группы из 4-х человек был идеальным для прохождения данной пещеры, и мог бы быть идеальным и в следующем году. Но беда в том, что Цибу забрали в армию. Поэтому он предлагает мне стать и.о. Цибы.
Ценность Цибы заключалась особенно в его изящных габаритах. Если ход заканчивался узостью шириной чуть больше 20 см, то туда запускали Цибу. Он смотрел, что следует дальше за шкуродёром и делал вывод: стоит ли расширять узость, чтобы и другие смогли в неё пролезть, или в этом нет смысла? Теперь роль Цибы предлагалось играть мне. Больше никому из Пензы, как и из других городов, работать в Квартете не предлагалось. Другие группы могли заниматься поиском пещер на поверхности, либо пытаться углубить одну из известных пещер кроме Квартета.
Всего с осени 1987 г. по июнь 1988 г. Вятчин написал мне порядка 10-12 писем. Шесть из них у меня сохранились до сих пор, причём совершенно случайно, поскольку у меня вообще нет и никогда не было привычки долго хранить письма (ещё сохранилась пара писем, написанных уже после экспедиции). Обычно во время очередного переезда с квартиры на квартиру я письма выбрасывал. К сожалению, было выброшено наиболее ценное письмо Вятчина, в котором он описывал вообще все свои достижения в мире «спелео», не только на Ачибахе и не только в пещерах. Видимо, то письмо было очень толстым, попалось мне на глаза и я его выбросил, в то время как восемь тонких писем у меня затесались между отчётами, дневниками походов и схемами пещер, и это их спасло.
Первоначально предполагалось, что экспедиция будет в том же составе, что и в прошлом году, только с заменой Цибы на меня, и будет работать с 10 июля по 31 августа. К середине зимы выяснилось, что Дима Томин и Костя Абдрашитов смогут принять участие в экспедиции только в августе. Мне же наоборот лучше было участвовать только в июле, поскольку во второй половине июня я защищал диплом, а примерно с 10 августа мне нужно было выходить на работу на Часовой завод, куда я был распределён.
В связи с этим Вятчину пришлось разбить экспедицию на два этапа: 10-31 июля и 1-31 августа. Он не собирался переносить работы в Квартете с июля на август только потому, что двое из четверых членов группы могли приехать только в августе. В одном из зимних писем Андрей мне пишет: «1 августа придут члены Квартета Костя и Дима Томин с шерпами, а ты, значит, будешь и.о. Цибы, который в Афганистане. Могу только сказать, что в эту смену надо будет пускать флюоресцеин с глубины не ручаюсь какой. О том, кто и как примет участие в его ловле, комбинации идут сложные. Две группы (О.Цой и Л.Кравцов) уже почти добились визы на верхнее плато в порядке премии за это участие. … Тебе оплачу дорогу и питание на все 40 дней, такое у нас в порядке вещей».
В этом же письме он написал: «Ты мне нужен на обе смены». Я ему ответил, что к 10 августа мне нужно быть в Пензе. Уже намного позже я понял, что был дурак и вполне мог бы выйти на работу и в сентябре, но в те времена я был очень ответственный в отношении учёбы и работы.
В следующем письме Андрей пишет: «10-31 июля головную группу составим мы с тобой в сопровождении, возможно, шерпов и гейш. Толковый словарь: шерпа = человек малого опыта пещер, мужского пола, идущий не за тем, чтобы этот опыт повысить, а просто нравятся горы или ещё что-то. Гейша = женщина высокого духовного развития, обычно со строгой моралью без опыта пещер, остальное как у шерпы». Дело в том, что Андрей понимал – если в экспедиции будем участвовать лишь мы вдвоём, то нам придётся тяжело. На Ачибах необходимо затащить много снаряжения и продуктов – для этого нам потребуется дополнительная мужская помощь «шерпов». Если жить в лагере около месяца без женщин, то морально опустишься и «загрубеешь душой», поэтому желательно наличие в лагере «гейш». При этом не предполагались никакие домогательства сексуального характера, но от женщин требовалось умение поддерживать беседы на любые темы, иногда петь песни под рюмку спирта и в меньшей степени умение готовить еду и поддерживать порядок в лагере. Поначалу я подумал, что гейши нужны Андрею в основном для приготовления пищи. Я ему написал об этом, на что он мне в следующем письме гневно ответил: «Гейши не обязаны уметь готовить! Хороши будут гейши, если подбирать по этому признаку!»
В пещеру мы с Андреем могли ходить и вдвоём, но также требовался как-минимум один человек на поверхности, который бы следил за погодой и сообщал нам, находящимся в подземном лагере, о ней по телефону. Иначе мы могли попасть в паводок. Желательно, чтобы наверху при этом оставался не один человек, а как-минимум двое, поскольку одному жить несколько дней в лагере было бы скучно или страшно. Поэтому либо шерпы, либо гейши нам по любому были нужны.
Честно говоря, когда я узнал, что мне придётся проходить пещеру вдвоём с Андреем, мне стало страшно. Не потому, что я боялся физических трудностей, а потому, что знал, что у Андрея очень взрывной и неуживчивый характер. Я сразу вспомнил одну историю, случившуюся с моим отцом.
Однажды мой отец и его друг Олег Новосельцев пошли в горный поход на Алтай вдвоём. Во время переправы по камням через горную реку отцу было тяжело, он боялся упасть в воду с тяжёлым рюкзаком, а друг в это время стал над ним подкалывать: «Ты что так раскорячился, как коряга?», и всё такое. Отец не выдержал и послал его далеко и надолго. Тот послал отца в ответ. Оба они были обидчивые, с характером, и после этого не разговаривали несколько дней. Молча шли, молча ставили палатку, молча готовили еду, молча ели, молча ложились спать, молча вставали. И вот, зная характер Андрея, я боялся, что у нас произойдёт то же самое. Но отказываться от участия в походе было уже поздно. Я уже три месяца давал согласие на это участие и переписывался с Андреем, и как я теперь мог отказаться?
Тогда я решил так: если Вятчин действительно такой взрывной и обидчивый, как о нём все говорят, то за некоторые мои слова он сам меня отошьёт. Поэтому в паре следующих писем я откровенно ему дерзил, хотя для этой дерзости не было никаких оснований. Между тем Андрей вовсе не собирался меня отшивать и все мои дерзкие замечания пропускал мимо ушей. Как я позже понял, ему даже больше по душе люди наглые и дерзкие, чем робкие и излишне скромные.
В вышеуказанном письме Андрей определил задачи для первой и второй смены (июльской и августовской): «… наше дело в первую смену – прорыть щебнеглинистую пробку в нижней точке Квартета, во всяком случае варианты – можно ли её не рыть, выяснятся в первый же день на глубине. В 20 м выше подозрительный ветер – вдруг обход? Рытьё пробки в щели шириною в метр. Не ручаюсь – начало это наклонного хода или колодца? Оттаскивать в вёдрах по троллею за 12 м. После разведочного выхода до дна поставим ПБЛ на 10 суток ниже -230 (ниже паводкоопасно, оборудуем обвески для побегов)».
Для второй смены ставилась задача в зависимости от результатов первой смены: либо проходить пещеру глубже, либо искать другие возможные её продолжения.
Если в августе на Ачибахе появятся другие участники из Пензы или Оренбурга, то для них Вятчин хотел поставить дополнительные задачи. В письме он их описывает так: «Дополнительные задачи: … третий вход в Квартет соединить с ним на -140 или -170, …. можно и Хейцию (50%, что это четвёртый вход в Квартет, на 30 м выше его первого входа. Например, ветры Квартета и Хейции дуют строго в противофазе)».
Далее он пишет: «Можешь поиграть фантазией – дыра идёт пока параллельно километровой отвесной стене без источников, на расстоянии от неё 100 м». То есть, Андрей хотел сказать, что высока вероятность того, что Квартет является километровой дырой по глубине, поскольку тот мощный поток, который появляется в нём с глубины -235 м, наружу нигде не выходит.
Чтобы я не расслаблялся и готовился к серьёзной экспедиции, Андрей меня даже стращал: «… мы с тобой собираемся в пятёрку (метров 200 для этого надо добавить), только вдвоём вместо восьмерых».
Как я уже писал в главе 18, в марте 1988 г. Андрей Вятчин вместе с нашей пензячкой Ларисой Савельевой съездил в Туркмению в Кугитанг, где они отсняли неизвестное количество новых ходов. В своём письме мне он написал только то, что эту топосъёмку открытых ими ходов они делали, но никаких подробностей не раскрыл, видимо, надеясь, что Лариса сама нам их раскроет. Моей ошибкой было не расспросить его самого об этих подробностях, но теперь уже что печалиться – эта часть истории пензенского спелеотуризма осталась для нас похоронена.
В апреле мне Андрей пишет: «От тебя, конечно, будет больше пользы 10-30 июля, когда ты будешь представлять собой 1/2 мощности экспедиции, чем 1-20 августа в качестве 1/4 квартета, когда к тому же этому квартету не запланировано ничего, кроме продолжения июльских работ. В августе предполагаю также крупную ругань, готовлю огнестрельное и химическое оружие … Ругань с Хайдером, который сейчас обегает всех 200 оренбургских спелеологов с агитацией «работать в Квартете, но без Вятчина».
Моё примечание: Хайдер – это была кликуха Лёхи Кравцова. Дело в том, что он был не только рыжим, но и высоким и очень худым. Кто помнит 80-е годы, тот должен помнить американского доктора Хайдера, который в то время проводил голодовки в палатке в Вашингтоне напротив Белого Дома. И вот тот доктор Хайдер был высоким и, вследствие длительной голодовки, очень худым. За сходство с ним в этой худобе Лёшку Кравцова тоже стали называть Доктором Хайдером. Не знаю, действительно ли он обегал оренбургских спелеологов с призывом работать в Квартете без Вятчина, но вскоре после написания Вятчиным этого письма Лёшка женился на Инне Сорокиной и переехал в Саратов, а к августу стал собираться идти со Снетковым на Бзыбский хребет в Форельную. Так что не могу сказать, насколько правомерными были обвинения Вятчина в его адрес.
Далее произошло нечто, что меня совсем не порадовало. Как я писал в главе 19, в мае мы ходили на Алек, где прошли пещеру Назаровскую до -320 м вместо первоначально запланированной ТЕП.
И там вместе с нами был Дима Томин. Он мне сообщил следующее: в апреле Вятчин почему-то решил, что Лёша Кравцов собирает экспедицию «в Квартет без Вятчина». Насколько это соответствовало истине, Дима сказать не может – он уже давно не общался с оренбургскими спелеологами. Потом Вятчин с чего-то заподозрил, что главным инициатором этого оппозиционного движения является как раз Дима Томин – ведь Лёша Хайдер в Квартете не был и не знает, где он находится. Без Диминой помощи он не смог бы затеять столь рискованное предприятие.
В результате Дима Томин и Вятчин сильно разругались. Диме было отказано в участии в новой экспедиции в Квартет. Костя Абдрашитов, когда узнал об этом конфликте, встал на сторону Димы и сам отказался от участия в экспедиции.
Таким образом получалось, что мы с Вятчиным идём в Квартет вдвоём. Это обстоятельство меня немного опечалило. Собственно, я и так знал, что в июле мы будем проходить пещеру вдвоём, а в августе я в неё уже не пойду. То есть, на первый взгляд, для меня ничего не изменилось. Но, поразмыслив логически, я понял, что изменилось.
Если бы в августе в экспедиции приняли участие Дима и Костя, то Вятчин меньше бы напрягался и напрягал меня в июле. Ну, пусть мы не пройдём пещеру до конца – ничего страшного, в августе с Димой и Костей можно продолжить прохождение. Но если в августе ничего не будет, то в июле надо постараться сделать как можно больше! И если пещера хорошо «пойдёт» - Вятчин будет упираться на пределе возможностей!
Когда я вернулся с Алека, пришло письмо от Вятчина, в котором он подтвердил, что в Квартете в этом году будем работать только мы вдвоём. У меня создалось ощущение, что Андрей специально отказывает людям работать вместе с ним на Ачибахе, чтобы не делить ни с кем славу первооткрывателя местных пещер. Этим самым он плохо делает в первую очередь себе, поскольку без товарищей он большую пещеру не пройдёт, а товарищей от себя он периодически отталкивает. В этом письме он пишет: «На данный момент среди наших общих знакомых, по моей оценке, 14 1/2 отказников (кому отказано участвовать в «Рице-88»). Информирую, что не отказано Моисеевой со школьниками, а О.Цой= «1/2», т.к. о нём решу в начале июля в зависимости от одного условия».
Затем он пишет ещё одно письмо, в котором опять подтверждает, что в Квартете будем работать мы вдвоём: «… а уж на двоих мы с тобой п. Квартет, надеюсь, без драки поделим? Может, опять возьму брата 14 лет, донесёт от силы на себя, но и время на него немного потратится наверху. Гейш поищу московских».
Наконец, в конце июня он присылает последнее письмо: «9 июля в 18-40 мы садимся в Горьком в вагон №13 (места 9-11) поезда 391 двое с тремя билетами … и держим место для тебя до раннего утра 10 июля. Ты на всякий случай, когда подвалишь к поезду, говори, что тебе надо нас только увидеть (так Цой уже делал), а уже увидевшись, мы сломаем любое непредвиденное сопротивление».
«Вдогонку дополнительная информация для поднятия духа. Достают билеты … две москвички. О подруге данных нет, первая же (Марина) была уже давно отрекомендована Сэмом как «жизнерадостное создание» (1:0 в её пользу). На вопрос: «А ты действительно сильно хочешь в пещеры?» ответила, что «Честно говоря, особенного желания не испытываю» (2:0). На вопрос: «Какие знаешь стихи Пушкина?», ответила «Осень» (3:0, так как там, помнится, всего 4 строчки, но я это сообразил только на следующее утро после её звонка, а она сразу). … На музыкальных инструментах не играют, но любят петь (4:0)».
Таким образом, состав группы определился буквально за две недели до выезда.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Утром 10 июля я подошёл к вагону и увидел братьев Вятчиных. Андрей казался таким высоким, что был на голову или полголовы выше любого, находящегося на перроне человека. Рядом с ним находился невысокий пацан, который оказался его братом. Лёша, несмотря на свои 14 лет, был смышлёным, серьёзным, и, как мне показалось, излишне печальным или задумчивым для своего возраста. Возможно, он вовсе не был печальным, но почему-то мне таким казался. В дороге мы главным образом играли в карты, особенно в преферанс. Андрей, в отличие от Олега Цоя, был приверженцем карточных игр в дороге, в то время как Олег больше любил словесные типа «крокодила» или «намёков». Хотя в домашних условиях Олег тоже любил преферанс.
Приехав в Адлер, мы встретили там Марину и Ирину из Москвы. Марина постоянно что-то говорила, густо насыщая обычные фразы колоритным московским жаргоном, а Ирина больше молчала.
В Адлере мы взвесили свои рюкзаки. Как я уже говорил, мой станок вывесил 45 кг, Андреев 60 кг, а рюкзаки Лёшки и девчонок поменьше, не помню сколько. Кроме них, были ещё пара транспортных мешков, которые никуда не поместились, каждый весом под 10 кг, может быть немного меньше.
- Ничего, пару дней поработаем верблюдами, а потом отдохнём! – успокоил нас Андрей.
- Я поработаю погонщиком верблюдов! – рассмеялся Лёшка, довольный своим достаточно лёгким рюкзаком.
- А гейши у нас будут работать шерпами! – улыбнулся я, многозначительно посмотрев на девчонок. Мне вспомнились слова Андрея из его письма: «Гейша = женщина высокого духовного развития, обычно со строгой моралью без опыта пещер, остальное как у шерпы».
Буквально спустя пять-десять минут произошло маленькое событие, которое стало хорошим дополнением к этому нашему разговору.
Мы стояли около здания вокзала. Андрей придерживал свой станок, стоящий на асфальте, который имел смещённый центр тяжести и норовил упасть, если его не придерживать. В это время мимо проходил абхазский мальчик лет шести-семи, который искал место, куда можно присесть. Все скамейки поблизости были заняты. Тогда мальчик не нашёл ничего лучшего, чем сесть на станок Андрея, на один торчащий из него мешков. При этом центр тяжести станка сместился ещё больше и он стал давить на Андрея чуть-чуть сильнее. Вятчин строго посмотрел на мальчика и спокойным таким добрым голосом говорит: «Ты лучше садись сюда!» - при этом показал на своё плечо, похлопал по нему, а потом добавил на более громкой ноте: «И погоняй меня палкой!»
В это время нужно было видеть его меняющееся выражение лица и испуганное лицо мальчика. После этого мальчик убежал, а мы ржали минут десять.
Затем мы попытались найти туристический автобус до озера Рицы, но было уже слишком поздно, последний автобус на Рицу уже ушёл. Наконец нам удалось найти автобус до Голубого озера.
Остальное вы уже знаете - про нашу ночёвку у лесника и посиделки с ним за чарками домашнего вина.
Наутро я говорю Андрею: «Ты же свою жизненную норму алкоголя уже выпил?» Дело в том, что когда мы переписывались ещё зимой, я намекнул Вятчину, что неплохо бы взять какое-то количество медицинского спирта. На это Андрей мне ответил: «Возьмём немножко исключительно в медицинских целях. Я свою норму уже много лет как выпил».
И вот я ему говорю: «Ты же свою норму уже много лет как выпил?» На что Андрей, немного смутившись, отвечает: «Вчера был просто взят страховой запас из следующей жизни!»
Затем мы собираемся и ловим туристический автобус до озера Рица. Через некоторое время поймали.
Отъехав от Голубого озера по горному ущелью сначала реки Бзыби, затем Геги, и потом Юпшары, мы наконец доезжаем до озера Рица. Отсюда начинается пешеходная часть пути. Первые 7 км проходятся тяжело, но терпимо, поскольку мы идём по асфальтированной дороге и подъём в гору пока не крутой. Конечно, немного мешаются тяжеленные станки за спиной, плюс мы с Андреем тащим ещё и по мешку в руках. Девчонки и Лёшка несут рюкзаки полегче, но тоже устают.
________________________________Вид на г.Ачибах с озеро Рица. Фото из Википедии.
Наконец мы доходим до указателя «47 км» с правой стороны дороги, от которого начинается тропа вдоль ручья – крутой подъём на перевал Анчха. Здесь мы садимся на привал и сидим довольно долго. В это время начинает жарить солнце, и я в ужасе предвкушаю предстоящий подъём.
- Мы оставим несколько мешков здесь, - говорит Андрей. – Придём за ними позже, через пару дней. Иначе мы сегодня до пастухов не дойдём, а ночевать где-то ближе без воды не хочется.
Мы немного поднимаемся вверх по тропе, затем уходим вправо и находим большую пихту, у которой ветки начинаются от самой земли.
- Отличное дерево! – говорит Андрей. – Пока не подойдёшь к нему вплотную, висящие на нём мешки не увидишь!
Подтаскиваем к пихте три больших транспортных мешка и тяжёлую сумку с консервами, которые Андрей планирует оставить здесь. Затем он поднимается по веткам достаточно высоко, я за ним поднимаюсь на меньшую высоту. Лёшка снизу подаёт мне мешки, а я подаю их Андрею. Он старательно развешивает мешки на ветках и случайно бросает взгляд в сторону Рицинской дороги (то есть на дорогу от Рицы до Ауадхары). В это время по дороге идут три абхаза и с удивлением наблюдают за его действиями. Снизу нам казалось, что дерево находится далеко от дороги и будет от неё закрыто, но, как оказалось, с некоторой высоты дерево с дороги хорошо просматривается, и ветки на нём не такие уж и густые.
Нам приходится спускать мешки обратно на землю и уносить их выше по склону и дальше от тропы. Там мы находим огромный камень-валун двухметровой высоты и с отвесными стенками. Андрей взбирается на него и мы подаём ему груз. Камень настолько удачный, что лежащие на нём мешки со стороны не видно.
Несмотря на то, что часть груза мы оставили на камне, идти всё равно очень тяжело. Приходится сильно наклоняться вперёд, чтобы станок не тянул назад и нагрузка шла на ноги, а не на плечи.
- Идём 30 минут, потом 10 отдыхаем! – Андрей говорит спокойно, будто о каком-то пустяковом деле. Попробуй пройти 30 минут в такую гору! Прошло всего пять минут, а я уже чувствую, что ноги не хотят разгибаться, спина устала, дыхание сбито и сердце колотится как бешеное! Хорошо ещё, что от похмелья не осталось и следа! А может быть и осталось. Рюкзак уже не 45 кг, а немного меньше сорока, что тоже немало. Пробую дышать реже и глубже, в самых крутых местах задерживаю дыхание, а ноги стараюсь переставлять монотонно, подобно верблюду. Главное – не переставлять ноги слишком быстро или неравномерно. Чтобы снять нагрузку с плеч, наклоняюсь вперёд так сильно, что чуть ли не принимаю форму буквы Г. Но это мало помогает – с правой стороны лямка так пережала плечо, что рука затекла, пальцы я уже не чувствую и не могу ими пошевелить. Приходится переваливать основную тяжесть станка на левое плечо. К правой руке возвращается кровь, пальцы начинают двигаться.
Наконец 30 минут проходят. Сваливаю станок на бревно и наконец-то выпрямляюсь. Мокрая футболка прилипает к спине. И тут же спину, руки, шею пронзает множество маленьких иголочек – комары! Не знаю – какого бить раньше? Откуда их здесь столько? На крутом склоне лужи обычно не образуются. В быстром ручье комары размножаться не могут. Значит, лужи всё же где-то есть. Раньше я был на Ачибахе в августе и сентябре, когда комаров уже не было. А в июле здесь их оказались несметные полчища.
Одним ударом убиваю сразу пятерых. Бью и считаю. Интересно, сколько я их убью за перекур?
- Не бей их, - говорит Вятчин. – Комары пьют плохую кровь. После их укусов качество оставшейся крови улучшается!
Когда я убиваю на себе 90-го комара, доносится голос Андрея:
- Хватит сидеть, 10 минут прошли!
Чем дольше сидишь, тем труднее вставать. Переборов лень, вползаю в лямки станка и пытаюсь подняться. Мне дают руку – иначе не встану. Замечаю, что с каждым новым переходом после очередного перекура идти становится всё легче. По логике должно быть наоборот тяжелее, ведь усталость накапливается и силы постепенно должны заканчиваться. Но в действительности организм постепенно втягивается в работу, излишки воды выходят вместе с потом, в результате чего идти становится не так жарко. Самое главное – удержаться от искушения напиться воды из ручья. Лучше пусть мучает жажда, чем жара и пот.
Постепенно лес редеет, а трава становится всё выше и выше. Мы выходим на луга с травой по пояс среди островков деревьев. Повсюду поют пеночки-теньковки – маленькие серенькие птички размером вдвое мельче воробья. «Тень-тинь-тень-тянь» - звучит из каждого островка деревьев, как будто кто-то стучит молоточком по клавишам ксилофона.
Деревьев становится всё меньше и меньше, и они совсем пропадают. Мы идём по зарослям высокой травы в человеческий рост, главным образом зонтичной. Иногда на соцветия этой травы, буквально в двух метрах от наших голов, садятся птички варакушки – с синей грудкой и красным пятном на горле, и с удивлением разглядывают нас – каких-то им неведомых двуногих созданий.
Ручей становится совсем маленьким и здесь необходимо напиться как следует, поскольку выше воды не будет. Солнце уже садится и теперь не так жарко, поэтому пить уже не так страшно.
Вскоре травка становится совсем невысокой. Повсюду поперёк склона идут коровьи тропы, одна за другой. С заходом солнца восходим на перевал.
- До пастухов дойти не успели, заночуем здесь! – говорит Андрей.
Я стою на перевале и оглядываюсь по сторонам. За нашей спиной красный закат горит над угрюмыми вершинами Гагрского хребта, окутанного розовой дымкой облаков. Солнце только что зашло за него и лучи пробиваются полосами света в понижениях между вершинами. Слева виднеются горы Главного Кавказского хребта, пока ещё сверкающие своей ослепительно яркой белизной. Впереди нас Ачибах, уже погрузившийся в тень почти полностью, и только самая вершина его ещё горит яркой зеленью в последних лучах солнца. За Ачибахом возвышается суровый и неприступный Бзыбский хребет, в верхней части переливающийся на солнце коричневыми, жёлтыми, зелёными и кое-где белыми пятнами. За Бзыбским хребтом небо иссиня-чёрное и мрачное. Оно периодически вспыхивает и мерцает далёкими зарницами молний.
Всю дорогу мучавшиеся от нестерпимой жары, мы вдруг неожиданно замерзаем. На перевале дует ветер постоянной силы, с южной стороны. Живя в низине, мы привыкли, что ветер налетает порывами, может крутиться по кругу, менять направление и т.д. В горах же ветер постоянный, часами может не менять ни силы, ни направления. Быстро становится холодно, нужно разжигать костёр и ставить палатку.
Мы ломаем зелёный можжевельник, находим ямку между камней, в которой разжигаем сначала сухое горючее, сухую траву, а затем и его. Он горит плохо, сильно дымит, но альтернативы ему нет.
Набираем в котелки снег из небольшого снежника, затаившегося на северном склоне хребта. Ставим котелки на костёр.
- Быстрее ставьте палатку! – причитает Лёшка, - А не то я сейчас усну на холодной земле, заболею и умру!
Мы решаем, где ставить палатку. Единственная горизонтальная площадка есть на самом перевале, но на ней сильный ветер. Ветра нет чуть ниже перевала на северном склоне, но на нём также нет ни одного горизонтального участка. Всё же решаем ставить палатку на склоне, с таким расчётом, чтобы головы находились выше ног.
Только ставим палатку, как стоящий недалеко от неё Лёшка падает. Его налету успевает поймать Марина, которая в это время находилась рядом.
- Он что, потерял сознание? – спрашиваем её.
- Нет, просто спит, сопит себе в обе ноздри! – отвечает Марина.
Мы осторожно заносим Лёшку в палатку и кладём на спальник. Я вспоминаю, что когда-то работал помощником машиниста и тоже иногда засыпал стоя. Особенно, когда едешь вторую ночь подряд, а днём перед этим проигнорировал сон. На вторую ночь уже ехал стоя, чтобы не уснуть, но всё равно засыпал и просыпался от того, что падал на пульт.
Ложимся спать в палатку и начинаем сползать по склону. Наши ноги упираются в ткань палатки и передний кол падает. Вылезаю, ставлю его на место. Когда мы засыпаем, он опять падает, за ним и второй. Утром просыпаемся и обнаруживаем, что мы фактически находимся в подвешенном на растяжках мешке, а полог палатки лежит у нас на лицах. Вылезти из палатки оказывается непросто, поскольку вход в неё находится чуть ли не под нашими попами. Я, как «узкий специалист» по шкуродёрам, вылезаю первым, обнаружив вход и подползая под чьи-то ноги.
Уже встало солнышко и освещает зелёные склоны гор. Ночью было холодно, а теперь даже жарковато. Вчерашний ветер прекратился.
Мы встаём, завтракаем, собираемся в дорогу. Переходим через перевал и спускаемся в долину, постепенно траверсируя склон. Он весь испещрён коровьими тропами, поэтому идти не сложно. Иногда приходится излишне сбрасывать высоту, а затем опять её набирать, из-за разных неудобных для перехода балок, которые попадаются по дороге.
На второй день идти кажется легче. Девчонки уже курят на каждом привале. Поначалу они вообще прятались и курили где-то втихаря в кустах, затем стали курить в открытую, но очень редко, а теперь, по мере приближения к Ачибаху, задымили по полной.
Мы спускаемся до границы леса, затем снова выходим на луга и набираем высоту. Наконец мы поднимаемся на так называемое «урочище Нишца» (которое Олег Цой называл «урочищем Ницше») – это такой своеобразный лоб между гор, или перемычка, соединяющая хребет Багри-Яшта (гору Анчха) с горой Ачибах. Иначе, чем по этому урочищу, с одной горы на другую не перейдёшь, поскольку в одну сторону от урочища уходит глубокое ущелье ручья Рихва, а в другую сторону – не менее глубокое ущелье ручья Пшица. Вообще, гора Ачибах со всех сторон окружена глубокими крутыми ущельями, но есть два способа выйти на неё относительно полого, то есть без преодоления отвесных стен – с севера через урочище Нишца, либо с юга через Грушевую поляну.
В самом начале урочища Нишца мы видим балаган, в котором живут пастухи Хейция и Гарабет. По имени первого Андрей назвал одну из самых больших пещер Ачибаха, а со вторым у него отношения с самого начала не сложились, хотя всех остальных туристов кроме Вятчина Гарабет принимает очень радушно. Где-то недалеко на склонах пасутся коровы, а сами пастухи, как я понял, только доят этих коров и иногда пересчитывают, а больше никаких забот не имеют, за исключением тех случаев, когда коров нужно перегнать с одного места на другое. Но такое бывает редко, точно не каждый день. Коровы, в отличие от овец и коз, не требуют особого выпаса. Высоко в горы они не лезут, крутых склонов избегают, медведей не боятся.
Мы заходим к пастухам, здороваемся с ними и останавливаемся на очередной привал, который у нас затянулся часа на два. Пастухи угощают нас так называемым айраном, который делается из молока. Они его приготовили на наших глазах: взяли большой котелок с молоком, нагрели его на костре до горячего состояния, затем сняли с костра и всыпали в молоко какую-то закваску. Через полчаса в котелке уже было не молоко, а густой субстрат, похожий на очень густой кефир или простоквашу. Как они утверждали, горные абхазы молоко в сыром виде вообще не пьют, а только делают из него различные молочные продукты. Мне, как большому поклоннику свежего сырого молока без консервантов, это не очень понятно.
Кроме айрана, пастухи угостили нас чаем из каких-то цветущих травянистых растений.
- Хотытэ чай? - спросил Гарабет, и дал нам попробовать какой-то отвар, по вкусу отдалённо напоминающий душицу со зверобоем.
Я его спросил: "А как называется это растение?"
- Ми называэм это чай! - обиженно ответил Гарабет, как будто я, дурак, ему сразу не поверил и усомнился в том, что это на самом деле и есть чай. Для меня же казалось странным, что именно абхазы, у которых всё побережье море засажено чайными плантациями, между тем называют чаем какую-то горную траву и обижаются, если я пытаюсь у этой травы отыскать какое-то другое название. Я ещё понимаю, когда чай пьют без сахара, или с солью вместо сахара, или с маслом на поверхности, как калмыки, но когда чай пьют без чая, при этом уверяя, что это и есть самый настоящий чай - такого мне не понять.
Мы попили у пастухов чайку с айраном и идём далее вверх по склону Ачибаха. Здесь идти стало гораздо сложнее, чем на всём предыдущем маршруте. Если весь склон хребта Багри-Яшта был исхожен и объеден коровами, что значительно упрощало его прохождение, то склон Ачибаха встретил нас стеной высокой травы. На карстовый массив Ачибах пастухи коров не гоняют, видимо, из-за того, что коровы могут падать в многочисленные провалы. В результате здесь и трава высокая, и троп никаких нет. Трава мало того, что высокая, но и самая наихудшая из всех трав. Поначалу мы ломимся через заросли чертополоха высотой в человеческий рост (возможно, это растение называется не чертополох, а татарник или бодяк – не знаю). Его колючки прокалывают насквозь не только штаны и футболки, но и куртки, и штормовки. В результате все наши части тела оказываются испещрёнными множеством дырочек, из которых выступает кровь. Из-за солёного пота, попадающего в эти ранки, всё тело как будто обжигает огнём. Через некоторое время чертополохи заканчиваются, но начинаются папоротники, рододендроны, можжевельники и другие очень неприятные заросли, которые трудно преодолевать.
Проклиная всё и вся, тащусь за Андреем. Он ведёт нас уверенно, но временами заявляет: «Кажется, мы сбились с дороги!», после чего поворачивает на 90 градусов и так же уверенно ведёт нас дальше.
Кроме всего прочего, идти постоянно мешают нагромождения камней под ногами, а иногда и поваленные деревья. Я несколько раз спотыкаюсь и падаю, а встать без посторонней помощи с моим станком мне было непросто – кто-то должен подать руку.
К вечеру ситуация ещё сильнее осложняется из-за множества комаров и кусачих мух. Где они здесь только размножаются, ведь в карстовом массиве практически нигде нет открытой воды на поверхности!?
Чем дальше мы идём, тем чаще попадаются карстовые воронки и даже глубокие провалы.
- В этих воронках есть пещеры? – спрашиваю я у Андрея.
- В этой части массива известных больших пока нет, но половина из этих провалов была исследована очень плохо!
______Типичная пещера Ачибаха. Фотография Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
______Карры на Ачибахе. Фотографии Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
__________Вид с Ачибаха на ущелье реки Бзыбь. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
Наконец мы проходим хорошо знакомую мне дыру под названием Хейция, и полянку чуть выше неё, где в 1986-м году стоял наш лагерь. Андрей не обращает на это место никакого внимания и упорно ведёт нас дальше.
До места будущего лагеря мы доходим уже в сумерках. Это небольшая полянка среди буков и пихт. На ветке висит чёрный от копоти чайник, оставшийся здесь с прошлого года. Рядом, чуть выше по склону, находится большой провал со снегом, но спуститься в него можно только по верёвке.
Между тем снег нужен, поскольку никакой другой воды здесь нет. Но вешать верёвку и искать снаряжение для спуска сейчас очень не хочется.
- Ерунда! – говорит Андрей. – Здесь рядом полно воронок со снегом, в которые легко спуститься без навески!
Сначала, пока не совсем стемнело, мы заготавливаем дрова, поскольку, если их собирать в темноте, можно сломать ногу или свернуть себе шею. Кругом крутые склоны и нагромождения камней.
С наступлением темноты мы с Андреем берём фонари, резиновое ведро для снега, кан, чайник, топор и идём за снегом или льдом. Подходим к первой воронке – снега нет. Во второй тоже пусто, в третьей – пусто.
- Похоже, это не те воронки! – говорит Андрей.
Наконец мы натыкаемся на большую воронку с отвесными стенками, в глубине которой белеет снег. С нашей стороны не совсем круто, спуститься можно. Я осторожно спускаюсь лицом к воронке, на последних двух метрах срываюсь и, звеня чайником и каном, прыгаю на снег. Затем подсвечиваю Андрею, который сползает следом.
Он ходит по снежнику кругами, светит то на стены, то себе под ноги, и наконец изрекает:
- Кажется, мы нашли новую пещеру! Я здесь ещё не был! Вон, видишь щель между снегом и стеной?
В данный момент нас больше интересует лёд, который мы рубим топором и набиваем им все имеющиеся у нас ёмкости. Вылезать из воронки с ними сложновато, но мы передаём их друг другу и вылезаем. Когда шли обратно, в ёмкости со льдом насыпались сухие листья папоротника или каких-то других растений. Мы не обращаем на это внимание, а наутро у всех побаливает голова.
Приносим лёд в лагерь, разжигаем костёр. В это время начинается сильный дождь, а у нас палатка ещё не стоит – укрыться негде. Быстро её ставим, накрываем полиэтиленовым тентом, и в это время дождь прекращается.
- Надо было нарубить зелёных веток и навалить под палатку, но дождь, зараза, помешал! – возмущается Андрей. – Может быть, снимем её и переустановим?
Никому не охота этим заниматься и решаем, что сойдёт и так. Тем более, что валить мокрые ветки под палатку тоже не дело. В результате спать оказывается неудобно – кому-то камень в спину упирается, а кто-то проваливается в ямку.
Несмотря на сильную усталость, долго не могу уснуть. Редкие капли, падающие с дерева, стучат по тенту. То с одной, то с другой стороны шуршат мыши. Тут мне закрадывается в голову неприятная мысль:
- А вдруг медведь придёт? Их ведь здесь много?
- Конкретно на Ачибахе я медведей не видел, - отвечает Андрей. – Но однажды у меня был такой случай. Я вышел с Ачибаха поздно, и мне нужно было попасть до вечера на озеро Рица, чтобы успеть уехать в тот же день. Поэтому я всю дорогу шёл быстро, но всё равно опаздывал. Я прошёл тот перевал, на котором мы вчера ночевали, и стал спускаться по тропе к 47-му километру. По той самой, по которой мы вчера поднимались. В тех местах, где тропа удобная, я бежал бегом. Выбегаю из-за очередного камня, и вдруг вижу – прямо передо мной, у самой тропы сидит медведь и ест ежевику. Тормозить уже было поздно, я просто пробежал мимо в двух метрах от него, после чего побежал ещё быстрее!
- А что медведь?
- Этого я уже не видел, но предполагаю, что он с не меньшей скоростью побежал в противоположную сторону! Во-всяком случае, по рассказам очевидцев, обычно бывает так.
Мы молчали, представляя себе, как Вятчин с медведем убегают друг от друга, и каждому из них кажется, что за ним погоня. Тем временем Андрей продолжил:
- В основном опасны те медведи, которых ранил какой-то охотник и не добил. Они могут мстить людям некоторое время, но обычно эта месть прекращается после заживления раны. Но иногда появляются и медведи-людоеды, хотя и очень редко, которые специально охотятся на людей. Чтобы медведь стал людоедом, на его пути должны оказаться два дурака. Первый дурак – это охотник, который ранит медведя и не добивает, а второй дурак – это тот человек, который попадается раненому медведю на глаза и позволяет себя сожрать. Не просто убить и бросить, а именно сожрать! После этого медведь сознательно начинает охотиться на людей, и успевает сожрать несколько человек, пока его не пристрелят!
- А как не оказаться вторым дураком при встрече с раненым медведем? – спрашиваю я.
- Это по обстоятельствам, - отвечает Андрей. – Но убегать можно только в том случае, если ты уверен, что успеешь добежать до безопасного места, например, до дерева с удобными ветками. Если человек убегает – тем самым он демонстрирует поведение жертвы. В этом случае медведю хочется догнать человека, а догнав – сожрать его, поскольку кто-то убегающий от медведя ассоциируется у него с добычей. Так что гораздо умнее попытаться отпугнуть нападающего медведя, например, криком, а ещё лучше стуком металлического предмета о другой металлический предмет. Либо, в крайнем случае, просто упасть и притвориться мёртвым. Некоторых это спасало, поскольку медведь хочет отомстить живому человеку, а не мёртвому.
- Ты говоришь, что нельзя убегать от медведя, а ведь сам убегал?
- Я же сказал, что нужно действовать по обстоятельствам. В моём случае, во-первых, медведь скорее всего не был ранен и чувства агрессии к человеку не испытывал. Во-вторых, я уже бежал по тропе до встречи с ним, сначала к нему, а потом от него. Поэтому медведь должен был понять, что я не убегаю от него, а просто бегу по своим делам. В-третьих, в данный момент медведь был настроен на поедание ягод, а не на охоту. Его травоядные наклонности не могут смениться на плотоядные вот так резко, в течение двух секунд. Поэтому в данной ситуации мой бег был уместен. Но он не уместен тогда, когда вы стоите спокойно, медведь идёт на вас, вы его явно заинтересовали, и после этого вы начинаете убегать.
После этого мы лежим и думаем про медведей. Чувство опасности обостряют повсюду шуршащие мыши, иногда пробегающие даже по тенту палатки. Постепенно мы привыкаем к их шуршанию и засыпаем.
___________________________________*___*___*_______________________________________
С утра мы идём в так называемый Грот с ветром (первоначальное название пещеры Memento o more), в котором у Вятчина с прошлого года спрятано снаряжение.
Грот с ветром представляет собой довольно широкую и удобную для прохождения пещеру высотой 1,5 м и длиной около 10 м. Вход в неё находится в скальном обнажении склона, немного выше пещеры Хейции по склону. Рядом с первым входом в пещеру находится второй меньшего размера. В полу входной галереи пещеры протянулась узкая щель длиной почти во всю галерею, из которой дует сильный ветер. В одном месте щель была искусственно расширена до размера чуть больше 20 см – отсюда и начинается пещера Memento o more, первое и последнее прохождение которой я описывал в главе 12. Это и есть тот самый знаменитый шкуродёр, уходящий по вертикали на 6 м, в котором «грудь на выдохе проходит, а задница на выдохе – ни в какую».
Но сегодня в Грот с ветром мы идём не ради прохождения пещеры, а чтобы извлечь из него всё вятчинское снаряжение. Проникнув в галерею, мы обнаруживаем в ней огромное количество разных предметов. Здесь лежат бухты верёвок, катушки со стальными тросами и с телефонным проводом, узкие блестящие металлические трубки от ледобуров. Здесь даже есть большой тяжёлый топор и пластиковый ящик с гвоздями разных размеров.
В дальнем конце галереи лежат несколько грязных комков прорезиненной ткани, похожей на ткань от ОЗК.
- Это комбинезоны, - говорит Вятчин. – Выбирай себе любой на вкус!
Он берёт один из этих комков и разматывает. Комок действительно превращается в комбез большого размера. Что касается моего вкуса, то мне вовсе не хочется надевать чей-то бывший рваный и грязный комбез, когда у меня свой пока ещё чистенький.
- Это ты зря нос воротишь! – Вятчин делает мне замечание. – Твой капроновый комбез будет промокать, а эти непромокаемые!
- Были, пока не порвались! – не сдаюсь я.
- Всё равно, лучше промокать местами, чем по всей поверхности тела! Кроме того, ты можешь надеть прорезиненный комбез поверх своего!
Вятчин меня уговорил и я беру один мерзкий грязный комок на всякий случай. Здесь также мы обнаруживаем очень большой кусок прорезиненной ткани – тент для балагана. Кроме него костровые принадлежности – длинные цепи и крючки из толстой проволоки.
Извлекаем всё содержимое Грота на поверхность. Около часа уходит на то, чтобы извлечь все эти предметы и разложить по склону. Кроме всего прочего обнаруживаем кувалду и зубило для пробивания узостей, коловорот со свёрлами для сверления отверстий под шлямбурные крючья, пробойник для этой же цели, сами шлямбурные крючья, состоящие из трёх частей – пластины с двумя отверстиями, втулки с продольными разрезами и мощного гвоздя типа дюбеля. Чтобы вбить шлямбурный крюк в стену, нужно просверлить в ней отверстие, приложить пластину одним из своих отверстий к этому отверстию, затем всунуть в это отверстие втулку и, наконец, забить в эту втулку дюбель. Из-за того, что на втулке есть разрезы, забитый во втулку дюбель распирает её части в стороны и втулка крепко застревает в стене, а головка (расширение) на конце втулки прижимает к стене пластину. За второе отверстие в пластине цепляется карабин, на который подвешиваются верёвка или трос.
Кроме всего прочего, находим мощные металлические ролики (не знаю, зачем они нужны, скорее всего для спуска-подъёма больших грузов в колодцы), а девчонки особенно рады довольно большому чугунку, в котором можно приготовить что-нибудь вкусное.
Всё, что нам необходимо из этого барахла, мы распихиваем по нашим пяти станкам-рюкзакам, а остальное заносим обратно в пещеру.
Придя в лагерь, мы его оборудуем. На большой высоте над костром прибиваем к деревьям длинные жерди. Эти жерди накрываем пологом – получается балаган, который может защитить костёр и нас от дождя. Под пологом протягиваем кусок стального троса, и на него подвешиваем цепи, а на цепи крючки из проволоки, на которые будут надеваться котелки. Благодаря цепям и крючкам можно регулировать высоту навески котелков над костром.
Набираем в котелки лёд из провала, который находится в пяти метрах от нашего лагеря, чуть выше по склону. Хотя эта воронка со всех сторон окружена вертикальными стенами, мы нашли место, в котором в неё легко спуститься свободным лазанием. Первый день спускаемся в воронку и поднимаемся из неё со страховкой, затем приспосабливаемся и за страховочную верёвку лишь изредка придерживаемся рукой. Этот провал мы называем холодильником, поскольку здесь на снегу у нас лежат банки с топлёным маслом, и здесь же мы набираем снег на воду. Снег или лёд – не знаю, как правильно это назвать? По консистенции это нечто среднее между ними. Есть такое слово «фирн», но это не совсем то. Всё-таки содержимое провала ближе ко льду по плотности и твёрдости, но белого цвета и не прозрачное, как снег. Будем называть это «лёд».
Мы придумали хитрое приспособление для извлекания льда на поверхность. На противоположной от лагеря стороне воронки, значительно выше по склону, чем наша ближняя сторона, растёт большая пихта. Мы привязали за неё верёвку и протянули её до лагеря над «холодильником». Кто-то один спускается в провал, а второй пристёгивает котелки или ведро карабином к верёвке, и выдаёт верёвку, после чего котелки приземляются на лёд. Первый рубит лёд и складывает в котелки. Топор постоянно находится в «холодильнике», его вынимать не надо. После этого второй выбирает верёвку и котелки со льдом плавно приезжают к нему в руки. Достоинством этого приспособления является то, что у первого руки всегда остаются свободными. Когда он спускается в провал или поднимается из него, то ничего с собой брать не надо. Второе достоинство – во время подъёма котелков со льдом они нигде не касаются стен провала и потому идут легко, ни за что не цепляются и не переворачиваются. До самого верха провала котелки идут по его центру и только потом съезжают по верёвке прямо в лагерь.
Постепенно в лагере создаётся уют. Притаскиваем пару или тройку больших брёвен вместо лавочек. Палатку снимаем, накидываем под неё кучу веток с листьями, и ставим опять.
После обеда начинаем собирать транспортные мешки для выхода в Квартет. Перемеряем троса и верёвки, тщательно их бухтуем и метим, и складываем в транспортники в строгой последовательности, сразу вместе с необходимыми карабинами и бугелями для навески (бугели – механические приспособления для закрепления в них троса таким образом, чтобы на конце троса образовывалась петля, за которую трос можно повесить на карабин). Проверяем налобные фонари, лампочки и блоки батареек, налаживаем свет.
К вечеру идём с Андреем делать навеску на входной колодец. Уходим из лагеря в сторону, противоположную той, в которой от нас находится п. Хейция, то есть идём в западном направлении. Слева от нас склон повышается в сторону вершины Ачибаха, а справа понижается. Идём примерно 10-15 минут, слегка сбрасывая высоту. Наконец оказываемся на перемычке между двух воронок. Андрей указывает на ту воронку, которая от нас справа: «Вот здесь находится Квартет». Но в этом месте в воронку не спуститься, под нами почти отвесная стена. Доходим до конца воронки, немного спускаемся вниз до огромной пихты, которая растёт на краю воронки. «За это дерево мы сделаем навеску!».
От пихты спускаемся в воронку и поднимаемся на её правый борт (под южную стену, над которой сверху мы прошли минуту назад). Здесь, в борту воронки метров на десять протянулась довольно узкая трещина, из которой сквозит холодом, и, я бы даже сказал, каким-то мистическим необоснованным страхом. Хотя, на первый взгляд, в этой трещине нет ничего страшного. В самом широком её месте, примерно в середине, ширина около полуметра. Даже не верится, что здесь начинается сплошной отвес почти 70 метров. Заглядываю в трещину и невольно откидываю голову назад. Такое ощущение, что трещина дышит. В лицо пахнуло холодом и сыростью, но спустя секунду я уже ничего не чувствую. Потом секунду опять чувствую, и секунду снова не чувствую. Трещина почти полностью укрыта порослью кустов и молодых пихт, и почти незаметна. Если не знать про неё, то её можно не заметить и провалиться.
Немного ниже по склону, в воронке, находится второй вход, приводящий в тот же самый колодец. Но он меньше размером, кривой и неудобный для прохождения.
Навешиваем верёвку за большую пихту и сбрасываем в трещину. Затем вешаем трос за это же дерево, и также спускаем в колодец.
- Верёвка опущена – значит, штурм шахты начался! – торжественно заявляет Андрей.
После этого мы возвращаемся в лагерь, где девчонки уже что-то приготовили на ужин.
___________________________________*___*___*_______________________________________
С утра моросит мелкий дождь. Заглядываю в колодец: зелёный мох на стенах, который вечером было плохо видно. Верёвка и трос двумя прямыми линиями уходят глубоко вниз и растворяются в непроглядной темноте. Надеваем комбинезоны, каски с фонарями, подвесные системы. Андрей цепляет к себе мешок, пристёгивается к верёвке и с мешком протискивается в узкое начало колодца. Больше его не видно и не слышно, только натянутая как струна верёвка говорит о его присутствии. Через несколько минут слышу характерный скрип – верёвка трётся о камень, то ослабляясь, то натягиваясь вновь. Вскоре она ослабляется окончательно – значит, дошёл. Приближаюсь ухом к трещине и прислушиваюсь. Доносится далёкий, еле различимый крик: «Свободно!» Кричу в трещину на полной громкости: «Понял!» Такие сигналы положено давать друг другу в подобной ситуации. Пристёгиваюсь к навеске, пропихиваю мешок в щель и пропихиваюсь сам. Стараюсь оставить навеску над собой на гладком камне, а не на соседнем шершавом. Плавно скольжу между стенами колодца, которые с каждым метром спуска отдаляются от меня, и вскоре колодец становится совсем широким. На протяжении всего спуска нигде не приближаюсь ни к одной из стен. В отрицательном колодце спускаться и подниматься труднее, но зато верёвка с тросом меньше трутся и меньше портятся. Приземляюсь на большой сильно наклонный ледник и ещё некоторое время спускаюсь по нему на верёвке. Дойдя до небольшого горизонтального участка на леднике, отстёгиваюсь от навески. Дальше ледник по-прежнему круто спускается вниз и без страховки здесь идти страшно. За крюк через бугель здесь навешен тот же самый трос, который висит выше в первом колодце. Пристёгиваю к нему страховочный самохват и спускаюсь дальше. С тяжёлым мешком, который перекатывается по спине и норовит съехать на руку, идти не очень удобно. Поскользнувшись, падаю, повисаю на тросу. Место гадское, без страховки здесь нельзя. Прохожу несколько шагов и опять падаю. Встаю, а снежно-ледовая галерея уходит всё дальше и глубже.
Галерея идёт до зала Ледяного, в который «впадают» притоки с обледеневшими ходами и залами. В них имеются ледяные натеки. Из зала Ледяного начинается второй колодец глубиной около 10 м до зала Сталактитового. Здесь есть сбоку небольшой ход со сталактитами. Далее следует третий колодец глубиной 34 м.
– Этот колодец мы назвали колодцем “Страшных Сказок”, - говорит Вятчин. – Здесь у каждого из нас в прошлом году во время выхода что-то случалось – или верёвка с тросом перекрутится, или камень упадёт. Случалась мелочь, но после выхода всех тянуло рассказать какую-нибудь страшную байку.
Спускаюсь в колодец. Здесь обледеневшие стены, снег на уступах, капель. Не очень приятно, но ничего страшного не происходит.
Со дна колодца – восходящая галерея со щелью в полу, куда - продолжение вниз 24 м. Но в этом месте навеску делать плохо, потому что спускаться придётся под водопадом ручья, стекающего с огромного ледника, расположенного между первым и вторым колодцами. Чтобы обойти водопад, нужно пройти в распоре над четвёртым колодцем и делать навеску над его средней частью. Андрей проходит легко, поскольку распирается и ногами, и руками в противоположные стены. У меня же длины рук не хватает, и я распираюсь только ногами. Идти страшно, поскольку между ног находится щель шириной с полметра, и под ней пропасть около 30 м. У меня за спиной висит мешок, который переваливается на плечо и я чуть не теряю равновесие. Останавливаюсь в нерешительности. Андрей сидит впереди и делает навеску на колодец.
- Андрей, у меня распора не хватает! – говорю я ему.
Он сидит и ворчит, и я не могу разобрать его слов. То ли он ругает меня, то ли подбадривает. У него вообще есть такая привычка, что во время разговора с собеседником он говорит куда-то в пустоту. Перебарываю себя и иду дальше.
Отсюда спускаемся в четвёртый колодец, глубина которого с этого места 30 м. На дне – зал с уступами (до 3 м лазанием) в Меандр. Меандр с уступами (до 2 м) и узостями (0.5 м) оканчивается пятым колодцем глубиной 10 м, который приводит нас в Обвальный Зал (-163 м).
Здесь короткие ответвления с Гротом Поэзии, Залом летучих Мышей и залом Сухое Молоко. Выше Зала летучих Мышей находится Зал белки, являющийся дном восходящего колодца. В него можно попасть лазанием вверх по глыбам из Обвального зала. Здесь лежит труп белки, покрытый плесенью.
- Она упала сюда из этого колодца! – утверждает Вятчин. – Если бы она упала во входной колодец, то здесь бы она никак не могла оказаться! А раз белка сюда как-то попала, то и мы, если сильно постараемся, пройдём её маршрутом! И тем самым увеличим глубину пещеры, поскольку вход во впадающий сюда кусок пещеры должен находиться выше по склону, чем наш вход!
В Зале летучих мышей год назад были летучие мыши, но сейчас их здесь нет.
Из зала Сухое Молоко уходит шестой колодец глубиной около 30 м, который приводит нас в Зал имени Александра Морозова. Зал так назван в связи с новогодним пожеланием известного спелеолога Александра Морозова Вятчину в новом 1985 году достичь глубины 200 м на Ачибахе, что удалось лишь в 1987. Зал имени Александра Морозова находится своей нижней частью как-раз на глубине -200 м, в том месте, где эта глубина на Ачибахе была достигнута впервые. Отсюда – несколько возможных путей спуска в тупиковый колодец на –222 м. Продолжение пещеры – траверсом этого тупикового колодца из хода Перевал. По параллельной щели – спуск в седьмой колодец глубиной 20 м в зал Двух Сталагмитов.
Спустя четыре часа после выхода проходим седьмой колодец и оказываемся в зале, где между глыбами как два одиноких дерева в поле стоят два сталагмита. Этот зал является расширением галереи сечением 20x30 м, с круто спускающимся полом, заваленным глыбами. У стен растут сталактитовые камины.
- Это зал двух сталагмитов! – поясняет Вятчин. – Редкая для Ачибаха пещера, в которой имеются нормальных размеров натёки!
По крупноглыбовому каскаду спускаемся лазанием в следующий по галерее зал, который Вятчин назвал Базовым.
- Почему Базовый? – спрашиваю я.
- Потому что здесь у нас в прошлом году стоял ПБЛ. И в этом году будет стоять ПБЛ. А его больше и негде поставить!
- А почему негде? Вроде бы полно места кругом!
- А ты посмотри на пол! Видишь, в Базовом зале лежит ровная горизонтальная плита, как стол! Это – единственное удобное место в этих залах, на котором можно поставить палатку!
Присматриваюсь – действительно вижу ровную глыбу, плоскую как стол. Создаётся впечатление, что она создана искусственно именно для подземного лагеря. Всё остальное пространство в зале завалено глыбами наклонными и неровными.
Свечу на потолок, но его не видно – мощности фонаря не хватает для освещения всего пространства. Поднимаюсь за Андреем по глыбам вверх и слышу шум водопада. Дальним своим концом Базовый зал вываливается в борт большого колодца, в котором падает и бьётся об стену сильный поток воды. Вход в колодец из зала представляет собой арку шириной 2 и высотой 8 м, которая выводит на глыбовую пробку над восьмым колодцем пещеры. Вода шумит где-то с противоположной от нас стороны колодца.
- Глубина колодца отсюда 42 метра, - говорит Андрей.
- А откуда в него бежит вода?
- Откуда-то из другой пещеры. Точнее говоря, из другой части нашего Квартета. И, судя по расходу воды, из основной его части! Но вот как нам попасть в эту часть? Сверху есть несколько подозрительных воронок но снегом, но вот как не ошибиться с воронкой?
Возвращаемся в Базовый зал.
- Какая здесь глубина от входа?
- 235 метров. Видишь, за несколько часов ты прошёл то, что мы в прошлом году проходили неделю!
Тут Андрей мне и поведал ту историю прохождения пещеры, которую я рассказывал в начале главы:
- Когда мы доходили до очередного колодца, то бросали в него камушек, по времени его стука о дно определяли глубину колодца. В следующий раз приносили на него навеску и проходили его. Так мы делали девять раз. Но потом нам надоело бегать взад-вперёд из-за каждого колодца. На десятый колодец мы принесли несколько бухт верёвки. Тем самым мы напугали пещеру, и она сразу закончилась!
- Да уж! А тебе не кажется, что пещера ведёт себя как живое существо?
- Не то, что пещера, а всё ведёт себя как живое существо! А как могло всё появиться из ничего? Как могли появиться правильные законы физики, химии, биологии из ничего? Как может всё расти, развиваться, совершенствоваться? Разве это не поведение живого существа? В то время, как второй закон энтропии говорит о том, что всё само по себе стремится к распаду, разрушению, разложению. То есть, всё неживое всегда разрушается и не может в чём-то совершенствоваться!
Затем Андрей показал мне ещё пару залов. Продолжение Базового зала в одну сторону вниз, меж висячих глыб приводит в зал Концевой. Здесь между глыб можно спуститься до глубины –251 м, но дальше в этом направлении пещера затыкается наглухо. По восходящему притоку из Базового зала можно попасть в зал Заблудших, поднявшись по каскаду глыб и затем по ним спустившись на глубину почти такую же, как и у Концевого зала. И в этом зале пещера тоже затыкается.
Нам пора выходить наверх. Поднимаюсь по навеске из зала Двух сталагмитов в Зал Александра Морозова и любуюсь натёками на стенке. Неожиданно замечаю, что мой налобник светит то ярче, то тусклее. Подозреваю нарушение контакта, шевелю провод, но при этом яркость света не меняется. Может быть, батарейки садятся и так себя ведут? Но тут я понимаю причину: на стене растут сталактиты то белые, как молоко, то рыжевато-бурые. Естественно, что светлые и тёмные натёки по-разному отражают свет, что и создаёт эффект перемены яркости.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Мы стоим на дне входного колодца и прислушиваемся. Сверху доносятся явные раскаты грома. На поверхности идёт сильная гроза и выходить из пещеры не хочется.
- Не будем подниматься, пока гроза не закончится! – говорю я Вятчину.
- Между прочим, стальной трос – это отличный громоотвод! – отвечает он. - И привязан он чуть ли не к самому высокому дереву в округе! Так что сиди и жди молнии!
- Может быть, отойдём подальше в сторонку?
- Да куда ты отойдёшь? Кругом мокрый лёд, с которого не уйдёшь. Трос лежит на льду. Никуда не уйти от молнии!
Беспокойство появляется лишь на минуту. Мы понимаем, насколько мала вероятность попадания молнии в одно конкретное дерево. Чем хороши подобные маленькие беспокойства – они провоцируют выброс адреналина, который, в свою очередь, улучшает настроение и заставляет шутить. Вызывает некий душевный подъём.
Мы рассказываем друг другу весёлые истории, пока гром не утихает окончательно. Затем я пристёгиваю самохваты к тросу и поднимаюсь. Дохожу до края колодца и попадаю в объятья солнечных лучей. Испарения влаги с мокрых листьев создают немного тяжёлый, но всё равно приятный запах. Первые минуты ощущаю приятное тепло, затем переходящее в нестерпимую жару.
Следом из колодца выходит Андрей. Весь наш выход в пещеру составил около 8 часов, но у меня такое ощущение, что гораздо больше. Почему-то вся природа вокруг выглядит не такой, какой она казалась 8 часов назад.
____Вид с Ачибаха на Бзыбский хребет. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
____Вид с Ачибаха на Гагрский хребет (Арабику). Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
___________________________________*___*___*_______________________________________
С утра просыпаюсь от далёких раскатов грома, постепенно усиливающихся. Слышу нарастающий гул, и вот уже по тенту забарабанил дождь. Вокруг сверкают молнии, и гремит уже громко. Молнии бьют всё ближе и ближе. Вдруг слышу резкий сильный звук – молния раскалывает воздух с таким треском, как будто огромный топор раскалывает огромное бревно. Инстинктивно пытаюсь вдавиться в землю, словно рядом разорвался снаряд и в следующую секунду должны прилететь осколки. Вспышка и звук идут одновременно, сливаясь в единое целое. Это выглядит не так, как обычно мы видим молнию: сначала вспышка, а потом грохот. Эффект от рядом ударившей молнии просто ужасный. В воздухе появился характерный запах озона. Мы лежим, затаив дыхание, и молчим. Наконец я говорю:
- Наверное, молния не может два раза ударить в одно и тоже место? Земля здесь уже потеряла свой потенциал?
На это Андрей отвечает:
- Прежде, чем в вас попадёт молния, за несколько секунд до этого у вас волосы должны наэлектризоваться и встать дыбом! Это лучший способ определить – ударит в вас молния или не ударит!
Мы ещё немного лежим молча, и затем начинаем веселиться. Звуки грома уходят всё дальше и дальше, гроза заканчивается.
У меня оказалось самое неудачное место в палатке. Я лежу слева у стенки, если смотреть от входа. Именно в это место стекает ручей с горы. Под палаткой хоть и лежат ветки, но при ударе о них потока воды появляется бурун, который бьёт в стенку палатки, после чего русло ручья загибается и он стекает вниз параллельно стенке. Во время сильного дождя я вместе со спальником промокаю, а четверо моих товарищей остаются сухими. Я промокаю один из всех! А я ведь так тщательно выбирал себе место! Я люблю спать на правом боку, так, чтобы перед моим лицом было относительно свободное пространство! И я выбрал единственное место в палатке, которое отвечало этим требованиям! Ну вот, довыбирался!
Гроза заканчивается, ручей около палатки исчезает, выглядывает солнышко и я выношу сушить свой спальник.
- Почему он мокрый? Из-за молнии что ли? – прикалывается Андрей.
Девчонки занимаются костром, а Лёшка встал как истукан неподвижно, и долдонит одну фразу: «Народ, давай копать бассейн!» Марина с Ириной его тоже поддерживают, типа: «Мы будем здесь загорать, а какой загар без бассейна?»
В конце концов мы соглашаемся с ними (какая гейша без бассейна?), собираем в округе камни и выкладываем их по кругу. Находим большой кусок полиэтилена и укладываем среди камней. Потом нарубаем множество вёдер льда в «холодильнике» и вываливаем их в бассейн. Завтра здесь можно будет умываться. Для купания, конечно, бассейн слишком мал, но слегка умыться из него можно.
____Облака над Бзыбским хребтом. Вид с Ачибаха. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
Мы заметили, что ветер в лагере мало зависит от естественного ветра, а в значительной степени его направление определяется нашим «холодильником». Точнее говоря, когда значительного естественного ветра нет, то направление ветра определяется провалом – ночью и рано утром дует из провала, что видно по дыму от костра, а днём дым от костра затягивает в провал.
- Возможно, это один из верхних входов в Квартет, - говорит Вятчин, - но непроходимый!
Как выяснилось, годом ранее Циба спустился в «холодильнике» по щели между снегом и стеной на 30 м, после чего щель стала слишком узкой даже для него.
Ближе к вечеру начинаем подготовку снаряжения ко второму выходу под землю. Этот выход будет таким же по глубине, как и первый – до Базового зала на -235 м. В этот выход нам нужно будет провести телефонный провод до этого зала, а также забросить туда несколько мешков со снаряжением и жизнеобеспечением для ПБЛ (подземного базового лагеря).
___________________________________*___*___*_______________________________________
Берём с собой два транспортных мешка и большую катушку с телефонным проводом. Стараемся проводить провод так, чтобы его нигде нельзя было ненароком задеть и оборвать. В первом колодце это сделать легко, поскольку колодец широкий и в самом начале представляет собой очень длинную щель. Мы показали Лёшке, как нужно будет присоединить провод к телефону в определённое время и выйти с нами на связь.
Начиная с колодца Страшных сказок, начинаются сложности с проводкой. Чтобы отвести провод в сторону от навески, нужно либо куда-то лезть по стене над пропастью, но при этом не хочется бить шлямбурные крючья для этого провода и для собственной безопасности. Вятчину не очень хочется делать лишние телодвижения в этом колодце, поскольку, как он говорит, здесь падает всё, что только может упасть и даже что не может. Так было у них в прошлом году, но, на наше счастье, в этом году такого не случалось. Колодцу Страшных сказок предстояло показать свой звериный оскал лишь в 1991 году, о чём мы поговорим в другой главе, когда придёт время.
Со дна этого колодца есть две точки спуска в четвёртый колодец – «ближняя» и «дальняя». В «ближней» точке спускаться нежелательно, поскольку здесь падает ручей, но провод провести как раз лучше здесь. Мы же идём для спуска в «дальнюю точку» в распоре над 30-метровой пропастью. Здесь, как я уже говорил, Андрей распирается и ногами, и руками в стены, а у меня руки до стен не достают, поэтому приходится идти «со страхом», распираясь только ногами. По-хорошему здесь в начале нужно было вбить шлямбурный крюк и повесить перила, но Андрей вечно всё экономит – и крючья, и верёвку для перил.
По логике провод надо пускать в начале колодца по водопаду – здесь мы его точно не оборвём. Но как это сделать, если не тащить катушку с собой? Не бросать же её с высоты 24 м на камни?
Приходится сделать такой маневр: сначала сматываем с катушки 24 м провода, затем опускаем её на верёвке, после чего бросаем в колодец верёвку. В следующих колодцах тоже возникают некоторые проблемы.
Когда доходим до больших залов, тянем провод по низу – больше негде – и, чтобы не оборвать его ногами, приходится в некоторых местах заваливать его камнями. Хотя в большинстве мест провод можно удобно проводить под глыбами, которых здесь полно.
Провода длиной около 400 м очень удачно хватило до места будущего ПБЛ. Лишними остались буквально десяток-полтора метров.
В условленное время Лёшка выходит на связь. Слышимость отличная, как будто он находится за ближайшим углом и нас не разделяет около 400 м провода.
На поверхность выходим уже в темноте – второй выход оказался по времени дольше первого, более 10 часов. Как выяснилось, проводить провод дольше, чем просто вешать навеску. Когда я поднимаюсь во входном колодце, меня обгоняют две летучие мыши, которые устремляются в звёздное небо. Я валюсь на тёплую землю около пещеры и жду Андрея. В это время из колодца вылетают ещё две летучие мыши, чуть не задев меня крыльями по носу.
___Пещеры, похожие на Квартет, но вход в них шире, чем в Квартете. Фотографии Дмитрия Славина, Ачибах-2012. С сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
___________________________________*___*___*_______________________________________
Наутро идём с Андреем совершить вторую заброску. Как вы наверное помните, в начале нашей заброски на большом камне мы оставили три мешка, преимущественно с продуктами, и большую сумку с консервами. Теперь у нас с продуктами возник некоторый кризис - не только потому, что мы часть их съели, а ещё потому, что кое-кто помог нам их съесть, и нам нужно забрать те продукты, которые мы оставили на вторую заброску.
Опять идём через травяные заросли, потом выходим на урочище Нишца. Балаган пустой – пастухи угнали коров куда-то совсем на другой склон, и сами переселились в другой балаган.
Далее идём по склону, где трава прилично обглодана коровами. Даже удивительно, как они смогли обглодать тысячи гектаров травы? Весь склон испещрён их тропами и идти здесь довольно легко, даже поднимаясь в гору.
Вятчин рассказывает мне разные истории из своей жизни. Мне особенно запомнилась история из его московской студенческой жизни, когда он уже занимался спелеотуризмом.
Жил в Москве он в студенческом общежитии. На его этаже жили только парни, а девчонки жили в этом же общежитии этажом ниже, причём этот этаж был далеко не первым, я уже не помню каким. Зайти к девчонкам в гости нормальным способом не представлялось возможным, поскольку вход на их этаж охраняла бдительная вахтёрша, и наоборот, девушек не пускали на тот этаж, где жили парни. Но, поскольку Вятчин и компания уже поднаторели в спелеотуризме, то они попросту вывешивали верёвку в окно, привязав её к батарее, и спускались из своего окна в женское на спусковом устройстве или просто на самохватах. Со стороны непосвящённым людям это казалось очень рискованным делом, поскольку и мужские, и женские окна находились на достаточно большой высоте. При этом, спускаясь к девушкам, студенты обычно захватывали с собой либо малый джентльменский набор (бутылка вина + грудная обвязка + самохваты), либо большой джентльменский набор (бутылка вина + закуска + грудная обвязка + беседка (нижняя обвязка) + самохваты + спусковое устройство). Вино при желании могло быть заменено на водку, что сути наборов не меняло. Был ещё антиджентльменский набор, когда было всё тоже самое, но без бутылки.
Затем Вятчин рассказал мне, как в студенческие времена ходил по пещерам со своей первой женой, с которой он развёлся года два назад.
- Ты с ней познакомился в спелеоклубе?
- Нет, что ты! Как все нормальные люди – по пьянке на танцах!
Так, коротая в беседах время, мы спустились к Рицинской трассе и подошли к большому камню, на котором лежали наши мешки. Андрей взбирается на камень. Оба продуктовых мешка оказываются прогрызенными мышами. Третий, со снаряжением, не тронут.
- Вот сволочи, как они чувствуют через толстую прорезиненную ткань, есть в мешке продукты или нет? – возмущается Вятчин. Затем он подаёт мне эти два прогрызенных мешка, а третий мешок и сумку с консервами оставляет наверху.
- Мы не сможем сегодня взять всё! Уже полдень, и если мы возьмём весь груз, то мы до ночи не вернёмся в лагерь! А у нас даже фонарей нет! Возьмём сегодня по одному мешку, а за остальным придём завтра! Идём быстро и без перекуров! Курить на ходу!
Мы пристёгиваем по одному мешку к своим станкам и быстро идём в гору, насколько это возможно, учитывая километр превышения до перевала и крутизну подъёма.
В лагерь приходим с наступлением темноты, как и предполагал Андрей.
На следующий день повторяем всё тоже самое, но идти с перевала стараемся быстро, почти бегом.
- Зря мы бежим! – говорю, еле переводя дух. – Забежим за тот камень, а там медведь!
- Вот, вот! Здесь это и было! Немного ниже!
Мы доходим до нашего тайника на камне, забираем последний груз и снова, как и накануне, с наступлением темноты возвращаемся в лагерь.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Самым страшным зверем в горах для нас оказался вовсе не медведь. С медведем мы так и не увиделись, зато другой страшный зверь доставил нам немало неприятностей. И это была мышь!
В самую первую нашу ночь на Ачибахе мышь прогрызла у нас пачку детской смеси «Малютка», используемой нами в качестве сухого молока. Это несмотря на то, что продуктовые мешки мы предусмотрительно развесили по деревьям. Марина с Ириной, как увидели прогрызенную пачку, сразу выбросили её в костёр: «Не хватало ещё мышиную лихорадку подцепить!» Мы с Андреем одобрили их поступок, ещё не догадываясь о масштабах бедствия.
На следующую ночь мы подвесили продовольственные мешки на деревьях более качественно, то есть не просто нацепили их на ветки, а выбрали два больших дерева, натянули между ними верёвку и подвесили мешки на ней. Каждый мешок висел на отдельной собственной верёвочке. Поняв, что мыши лазают по деревьям не хуже белок, мы надеялись на то, что висящие на верёвочке мешки они точно не достанут, или, по-крайней мере, не догадаются, как их можно достать. Ведь, чтобы проникнуть в мешок, мышка должна была сначала пробежать по горизонтальной верёвке, а потом спуститься по вертикальной. Однако, по итогам второй ночи, испорчено было уже две или три пачки с крупами и макаронами. Девчонки чуть было не метнули их в костёр, но Андрей строго запретил: «Те продукты, которые готовятся методом кипячения, выбрасывать запрещаю!»
На следующую ночь мы занесли продуктовые мешки в палатку и положили их частично под голову и частично в ноги. Среди ночи девчонки стали вопить, что мыши бегают внутри палатки по ногам, и потребовали выбросить мешки наружу.
- Всем заткнуться и спать! – прикрикнул Андрей. – Нам завтра идти в пещеру, не вздумайте ещё раз нас разбудить! Мыши пусть бегают, они вас не тронут!
Девчонки замолчали, но через некоторое время Ирина завопила, что мышь пробежала у неё по голове.
- Я сказал - спать! Завтра решим эту проблему!
Мыши больше по головам не бегали, но подозрительно шуршали в мешках, лежащих в ногах. В эту ночь они прогрызли лишь одну пачку продуктов, но девчонки настаивали на том, чтобы продукты в палатку больше не заносить.
Наутро Андрей соорудил стол, ножками которого являлись стальные трубки диаметром около 10 мм, занесённые сюда когда-то в качестве ледобуров и хранившиеся во входном гроте пещеры Memento o more. Высота ножек была около метра. Столешницу соорудили из прямых ровных палок, которые мы нашли или нарубили поблизости, и привязали их к ножкам-ледобурам. Это сооружение казалось надёжным, поскольку мышь вряд ли могла забраться по гладкой стальной трубке.
Действительно, на следующее утро мы не обнаружили ни одной новой дырки в мешках, и ни одна пачка не была прогрызена, за исключением тех, которые были прогрызены уже раньше. Мы праздновали победу!
Прошла ещё пара ночей. Очередным утром мы встали и принялись разводить костёр. Марина подошла к столу и полезла в мешок за продуктами для приготовления завтрака. Вдруг она завизжала и отскочила от стола. Из продуктового мешка выбежала мышь, пробежала по столу, спрыгнула на землю и была такова! Мы слегка приуныли, но оставалась надежда, что это была единственная мышь, которая сумела преодолеть гладкую трубку. С этой надеждой мы осторожно заглянули в мешки и … трёхэтажный мат на все лады и на разные голоса долго разносился по лесистому горному склону! Масштабы бедствия были поистине ужасны!
В этот же день мы принесли два продуктовых мешка, которые оставляли на камне около 47-го километра. Если суммировать потери продуктов в этих мешках с потерями в мешках на столе, то получалось, что мыши прогрызли у нас примерно 20 пачек «Малютки», плюс яичный порошок, картофельные хлопья, макароны, супы, сухое мясо, сухари и различные крупы почти во всех пакетах, которые у нас были! Не исключено, что в продуктах были и их экскременты!
- Ничего не выбрасываем! – скомандовал Вятчин. – Все продукты, кроме «Малютки», так и так проходят термическую обработку, а «Малютку» мы тоже будем кипятить!
Далее Андрей придумал такую хитрость. Мы нашли крышки от четырёх консервных банок, прорезали посередине их отверстие, и надели их на ножки стола, тем самым создав мышам препятствие. Поздно вечером мы даже убедились своими глазами, как они работают. На наших глазах мышь поднималась по ножке стола, долезла до крышечки, покрутилась под ней, пытаясь уцепиться лапками за её край, но не смогла и спустилась обратно. Теперь наверняка мы были спасены!
Действительно, за пару ближайших ночей никаких новых погрызов продуктов не появилось. Потом они стали появляться, но буквально по одному новому погрызу за ночь. Видимо, только одной мышке удавалось преодолеть новое препятствие.
- Это их руководитель! Похоже, он у них самый умный! – решил Андрей. – Его нужно обязательно изловить и уничтожить, а то он научит остальных!
Смех смехом, но нам было не до смеха. Такого большого количества грызунов, как в это лето, я никогда в жизни не видел.
- У них бывают вспышки численности раз в четыре года, - сообщил Андрей. – Хотя, честно говоря, я тоже ни разу в жизни не видел такого их количества!
Мы определили, что мыши в окрестностях нашего лагеря принадлежат к разным видам. Среди них были и серовато-бурые, и тёмно-бурые, и рыжевато-коричневые. Иногда встречались уже знакомые мне раньше полевые мыши – рыжие с тёмной полоской вдоль спины.
- Нам нужно на время забыть про спелеологию и заняться другим видом спорта! – торжественно произнёс Андрей.
- Каким же?
- Мышебоем! Или мышеболом! А, нет, лучше назовём его на английский манер – кэтмэн! По-русски это означает – человек-кот!
- И каковы правила у этого спорта?
- Да особых правил нет! Но, как в любом виде спорта, каждый спортсмен должен пройти всю сетку разрядов, от третьего разряда до мастера спорта! Спортсмен, занимающийся кэтмэном, называется просто – кот.
Потом Андрей подумал и добавил:
- Спортсмен, убивший одну мышь – получает третий разряд. Котом второго разряда становится убивший трёх мышей. Первый разряд получает тот, кто убьёт шесть мышей, причём одна из них должна быть руководителем! Ну, это как в спелеотуризме: чтобы получить первый разряд, ты должен не только пройти маршрут пятой категории сложности, но и осуществить руководство маршрутом четвёртой категории! Ну, и в кэтмэне примерно так – для кота первого разряда обязательно нужно убить руководителя!
- А руководитель – это мышь, которая сумеет забраться на наш стол? – догадался я.
- Совершенно верно!
Мыши появлялись с наступлением сумерек и начинали носиться по лагерю и вокруг него. Иногда пробегали у нас под ногами. Мы, вооружившись палками, как очумелые бегали за ними, били, но постоянно промахивались. Мыши оказались удивительно юркими тварями, даже прыгали, как лягушки, когда палка опускалась рядом с ними. Повсюду были их норки. Бывало, что намахиваешься на мышь, бьёшь, и в этот момент она исчезает под землёй.
- У меня такое ощущение, что они тоже спелеологи! – говорю Андрею.
- Скорее, спелеостологи! – отвечает Андрей. – Они же проходят свои рукотворные пещеры! Хотя и естественные тоже!
Первый час нашего нового спорта не принёс нам никаких результатов и изрядно нас измотал.
- Лёш, поставь чайник на костёр! – попросил Андрей.
Лёшка взял чайник, кружку и пошёл к нашему рукотворному бассейну за водой. Тут он обнаружил, что в бассейн попала мышь. Она пыталась выбраться по почти вертикальной полиэтиленовой стенке, но соскальзывала обратно. Недолго думая, Лёшка прибил её кружкой.
- Теперь я кот третьего разряда! – раздался радостный голос со стороны бассейна. Таким был наш первый ответный удар по врагу.
___________________________________*___*___*_______________________________________
В костре трещат сухие пихтовые ветки. Маленькие красные угольки временами взмывают ввысь и улетают в усыпанное звёздами небо. Из провала тянет холодом. Всё ближе и ближе, уже почти у самых ног шуршат листвой мыши.
Андрей попил чайку, закурил, и его потянуло на воспоминания.
- Я живу в частном доме, и у меня временами мыши бегают по дому. И вот я решил завести котёнка. Обнаружив как-то мышь в посудном шкафу, я запустил туда котёнка и запер их вдвоём. Котёнок поначалу орал, пытался выбраться, потом успокоился. Я думаю – вряд ли он её сожрёт, ещё не опытный, но пусть немножко изучит её поведение. Потом я сам её убью и скормлю ему.
Я огородил площадь перед кухонным шкафом таким образом, чтобы мышь не смогла никуда убежать. Открыл шкаф, но из него выбежал только котёнок. Мыши нет. Пришлось вынимать всю посуду из шкафа. Под конец осталась одна мясорубка. Смотрю – так и есть, внутри мясорубки виднеется мышиный хвост. Мне осталось только несколько раз крутануть ручку. Потом я вывалил получившийся фарш котёнку, он его съел, ему понравилось. Через некоторое время он научился ловить мышей, причём обычно их съедал, а не приносил на крыльцо, как другие кошки.
В это время Марина подходит к продуктовому столу, чтобы взять что-то к чаю, и останавливается как вкопанная. Потом она возвращается к костру, показывает нам на стол и говорит страшным шёпотом: «Там мышь!»
Видя, что я встал с бревна и направляюсь к столу, Андрей говорит мне с ухмылкой: «Это руководитель! Не промахнись!»
Подхожу к столу и слышу шорох в мешке. Затем из прогрызенного отверстия появляется голова с наглыми блестящими глазками! Бью кулаком наотмашь – готова! Бросаю её в костёр. Наряду с привычным запахом дыма в нос ударяет весьма неприятный запах палёного волоса и сгоревшего мяса.
- И какой мне за это положен разряд? За первую убитую мышь полагается третий, но ведь это был руководитель!?
- Надо же, с первого удара руководителя замочил! – улыбается Андрей. – Тебе за одну мышь положен третий. Но, учитывая, что она была руководителем, тебе на первый разряд нужно будет просто убить шесть мышей! Без второго руководителя!
Для нас так и осталось загадкой – как эта мышь могла преодолевать крышки от консервных банок. Размером она была обычная, как и многие другие. Ни одна другая мышь так и не смогла их преодолеть. Андрей объяснил это тем, что руководитель у мышей был только один и он не успел воспитать себе замену. У меня же было предположение, что мышь сначала забиралась на дерево, пробегала по ветке и прыгала с неё на стол. Однако, проверить это предположение нам было не суждено.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Женщины обычно очень неравнодушны к комфорту, к домашнему уюту, к чистоте и порядку. Вот так и наши девчонки принялись наводить порядок в лагере. Несмотря на уверения Андрея, что «всё, что остаётся в миске – это масло, а всё, что остаётся в кружке – это сахар», они твёрдо заявили, что, поскольку в лагере мыши, то вся посуда должна тщательно отмываться.
- Ладно, отмывайте, если хотите! Только не заставляйте меня этим заниматься! – согласился Андрей. Он помолчал немного и добавил:
- Если бы я мог заболеть мышиной лихорадкой, то я бы давно ей переболел! Таких возможностей у меня в жизни было достаточно! Я живу в частном доме, и у меня в доме есть мыши. А в Кугитанге у нас они даже по пещере бегали! Но, поскольку я геморрагической лихорадкой никогда не болел, значит, у меня против неё иммунитет!
- Да ладно, вымоем мы твою посуду! – отвечают ему девчонки. Женщинам не свойственно понимать мужскую логику, и им кажется, что Андрей просто хочет оправдать свою лень. Но Андрей в ответ недовольно бурчит. То ли он не хочет, чтобы его посуда была чистой, то ли он чувствует какую-то каверзу, которая непременно должна наступить за мытьём его посуды. И каверза не заставила себя долго ждать.
Между палаткой и костровищем росло какое-то дерево, у которого в сторону почти горизонтально торчала ветка. После мытья кружек, девчонки повесили их за ручку на эту ветку.
Пришло время пить чай. Андрей стал искать свою кружку на земле под деревом, но не обнаружил. Он почувствовал, как внутри у него всё закипает. Тут его взгляд упал на дерево и он увидел пять кружек, висящих на ветке. Оставалась ещё надежда, что его кружка будет висеть первой, но … его кружка оказалась около самого ствола. Чтобы её снять, Андрею пришлось снять и четыре остальных.
Я в это время охотился на мышь с другой стороны от лагеря. Мышка сидела неподвижно. Я очень медленно и тихо к ней подкрался, мышь не убегала. Палка была поднята у меня над головой и в следующую секунду она должна была обрушиться на несчастное животное. В это время страшный крик прозвенел у меня в ушах и прокатился по горному склону, наверное, на тысячу метров вниз до самого русла Бзыби. От неожиданности меня передёрнуло и палка с диким треском ударила в землю сантиметров на двадцать в сторону от того места, куда предполагалось нанести удар. Но и мышь, скорее всего, снесло звуковой волной, и она рванула в ту же сторону, куда сместилась моя палка. Палка врезалась в землю как раз перед её мордой. Мышь подлетела вверх в каком-то диком лягушачьем прыжке, упала обратно и не нашла ничего лучше, чем пробежаться по палке почти до середины её, соскочить на землю и удирать с бешеной скоростью, так, что через пару секунд её и след простыл.
- Долбанные эстетки! – орал Вятчин. – Как я ненавижу эту эстетику! Стояла моя кружка на земле, никому не мешала, была всегда под рукой! Какого черта её нужно было подвешивать?
Я знал по прошлым походам, что у Андрея взрывной характер, и, плюс к тому, он не предсказуем. Иногда думаешь, что сейчас он точно наорёт, но он реагирует спокойно. А бывает, что ничего страшного и не произошло, а он кричит, словно резаный!
Но наши москвички этого не знали. Они были сильно удивлены такой реакции Андрея. Но они так и не узнали, что им наоборот повезло. За весь поход Андрей на них кричал всего один раз. Лариса Савельева, например, мне говорила, что ей в походе доставалось от Вятчина почти каждый день.
В один из дней, когда нас с Лёшкой никто не слышал, мы стали обсуждать Андрея. У Лёшки было обычно серьёзное лицо и почему-то печальный взгляд, и он так серьёзно мне и говорит:
- Собираемся мы с Андреем в поход. Укладываем вещи. Он вдруг меня спрашивает: «Как ты думаешь, взять мне эту красивую маленькую верёвочку, или нет?» Я ему отвечаю: «Да возьми! Вдруг пригодится?!» А он мне: «Да на что мне она пригодится? На беседке и обвязке у меня есть все необходимые верёвочки! Для сушки вещей эта верёвочка слишком короткая!» Тогда я ему говорю: «Ну, и не бери её! Мы за каждый грамм веса боремся, чтобы лишнего не тащить! Зачем нам лишний вес, который мы не знаем, куда применить?» Тут он мне заявляет: «А вдруг будет нужно самохваты отремонтировать? Она пойдёт как стремя для самохватов. Или для крепления их к ноге!» Я ему в ответ: «А, ну раз так, тогда, конечно, возьми её!» Он немного подумал и говорит: «Нет, для крепления самохватов и как стремя такая не пойдёт! Это ненадёжная верёвка! Узлы на ней будут склонны к саморазвязыванию при переменной нагрузке! Даже не знаю, куда её применить?» И я ему поддакиваю: «Да, пожалуй, её лучше не брать! А то понадеешься на неё, завяжешь узел, а он развяжется!» Но Андрей не унимается: «А вдруг придётся тент от палатки оттянуть, чтобы она от конденсата не мокла? Да и для сушки небольших вещей такая верёвка вполне пойдёт!» Мне остаётся только ответить: «Конечно, в походе любой верёвочке можно найти применение! Весит она немного, возьми её!» Короче говоря, ты понял, мне пришлось во всём поддакивать Андрею, а, поскольку он менял своё мнение каждые шесть секунд, то и мне приходилось менять моё мнение десять раз в минуту! Если бы я молчал, то он стал бы орать на меня: «Ты что молчишь? Совсем тупой что ли?» А если бы я ему возражал, то он бы ругался: «Молчи, сопляк, ты ничего не понимаешь!» Поэтому мне нужно было во всём с ним соглашаться – лишь таким образом я мог избежать скандала!
- Странно! – говорю я. – С одной стороны, он такой умный, что не терпит никаких возражений! Он всегда прав! С другой стороны, ему обязательно надо с кем-то посоветоваться! Зачем советоваться, если ты всегда прав?
- Наверное, ему надо не то, чтобы посоветоваться, а просто выговориться! Ему нужен собеседник, который бы его устраивал! Если собеседник его не устроит, то может получить «пинка», и Андрей будет искать другого собеседника.
Я с удовлетворением отмечаю про себя, что лично на меня Вятчин не кричал ни разу! Ни в этот раз, до этого момента, ни в предшествующие годы!
К сожалению, у меня нет фотографий с этого похода. Мы сильно боролись за облегчение веса и договорились, что фотоаппарат с плёнками возьмёт Лёшка, поскольку он горел желанием его взять, а мне брать «лишний вес» не надо. Тот фотоаппарат взял и действительно периодически щёлкал затвором, но то ли он выдержку и диафрагму ставил совсем не правильно, то ли при проявке плёнки сильно нарушил технологию. В результате все фотографии получились такого качества, что без слёз не взглянешь.
Но чтобы читатель представлял себе Андрея на внешность, я выложу здесь пару фоток с ним, снятые в других походах. На второй фотографии Андрей Вятчин и Инна Кравцова в Угаме (Средняя Азия) в мае 1986 г. Первая фотография либо оттуда же, либо с нашей экспедиции на Ачибах в августе 1986 г.
_____________________Андрей Вятчин, 1986 г.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Между вторым и третьим выходом в пещеру у нас получился промежуток гораздо больше, чем первоначально намечал Андрей. Во-первых, нам нужно было решить вопрос с мышами и отработать способ безопасного хранения продуктов. Во-вторых, Андрей неожиданно заболел.
Как-то лежит он утром в палатке и не выходит. Мы его не донимаем расспросами – вдруг он не в духе и в ответ будет ругаться. Потом он сам докладывает:
- Я приболел, у меня температура. Мне надо отлежаться.
Не проходит и полчаса, как он вылезает из палатки и начинает собирать рюкзак. Он укладывает верёвку, карабины, ещё какое-то снаряжение. Мне непонятно – он только что хотел отлежаться, а тут явно затеял какое-то серьёзное мероприятие!
- Андрей, ты куда?
- Да никуда, просто пробегусь по окрестностям, поищу новые перспективные воронки! Если я буду лежать – то разболеюсь ещё хуже! Мне нужно пробежаться в гору, пропотеть как следует! Клин клином вышибает!
- Может быть, мне с тобой?
- Не надо, ты за мной не угонишься! Или устанешь!
Он ушёл и пропал на несколько часов. Вернулся под вечер, уставший и измученный. Но на следующий день он действительно был практически здоров.
Пока Андрей как угорелый носился по Ачибаху, я зашивал свой комбинезон, разорванный в течение двух выходов в Квартет.
Никогда бы не подумал, что зашивать вещи можно без иголки, с помощью лишь нитки и шила. Именно таким способом я и латаю свой комбез. Все иголки мы уже переломали. Поначалу мучаюсь с каждым стежком, но быстро приспосабливаюсь. Нитка капроновая и довольно толстая, что упрощает процесс. Принцип заключается в следующем: прокалываешь шилом ткань и фиксируешь его в таком положении, чтобы кончик шила на 3-5 мм выступал наружу. К этому кончику прикладываешь нитку, не самым концом, а немного отступив. При этом ниток должно быть две – одна должна проходить по наружной стороне комбеза, а вторая по внутренней. Нитку прикладываешь к кончику шила с той стороны, где он выходит наружу. Затем поворачиваешь шило больше, чем на 90 градусов, чтобы оно плотно прижало нитку к ткани. Здесь нужно правильно подставить палец, чтобы обеспечить захват нитки кончиком шила. Затем вытягиваешь шило из ткани, и вслед за ним на обратную сторону ткани выходит нитка в виде петли. В эту петлю вставляешь вторую нитку. После этого тянешь за длинный конец первую нитку, чтобы она перетащила вторую на свою сторону. Потом повторяешь опять тот же самый трюк с шилом и двумя нитками, отступив от первого места миллиметров на десять. Опять в петлю из первой нитки вставляешь конец второй, после чего натягиваешь первую, а затем и вторую. Вторая нитка не должна быть слишком длинной, а то её трудно будет протягивать в петлю. Лучше сделать её покороче, а если её не хватит - потом к ней можно будет привязать ещё один кусок нитки. В результате получается шов, точно такой же, какой получается на швейной машинке, только не очень ровный. Зашив комбез, потом зашиваю ещё и транспортный мешок.
После того, как Андрей выздоровел окончательно, он сообщает:
- Завтра идём в Квартет с подземным лагерем. Тебе нужно сшить свой спальник со вторым спальником-одеялом. Таким образом у нас получится один большой спальник на двоих, и в нём будет теплее, чем если каждый будет спать в отдельном мешке. А спать там ужасно холодно, помню по прошлому году!
Дело в том, что у меня был спальник с молнией, то есть превращающийся в большое одеяло, и Андрей предлагал мне сшить его со вторым таким же спальником-одеялом, который у нас был не помню откуда.
Сложность этой работы заключается в том, что через спальник нитку шилом не протянешь – он ведь толстый. Но находим выход и из этой ситуации. Андрей подогнал мне катушку тонкой медной проволоки. Её острый кончик, несколько раз согнувшись, в конце концов прокалывает спальник, затем и второй. Этот процесс происходит очень медленно. Мои товарищи уже давно храпят в палатке, а я всё сижу возле тлеющих углей костра и в слабом свете налобного фонаря продолжаю работать. Главное, что я не могу лечь спать, не завершив пошивку – ведь спать придётся в этом же спальнике, и не хочется в него залезать, когда он ещё не дошит и из него торчит длинный конец проволоки. Рядом со мной лежит приманка для мышей – кулёк конфет, источающий приятный аромат из-за того, что я содрал с некоторых конфет фантики, а на коленях у меня покоится тяжёлый блок батареек.
Слышу шорох возле кулька. В свете налобника вижу блестящие как бусинки мышиные глазки. Отвожу свет фонаря в сторону и слежу за кульком боковым зрением. Бусинки засветились около кулька. Бью блоком батареек. Удар происходит за малую долю секунды, мышь не успевает среагировать. Меня мучает двоякое противоречивое чувство – с одной стороны мне жалко мышку, а с другой стороны я рад, что мне удалось её убить. Это всё равно, что вы стоите у прилавка с колбасой и представляете себе, как истошно орала и билась в конвульсиях несчастная свинка, когда в неё всадили нож, но вам очень хочется отведать этой колбаски и устоять вы не в силах!
Ложусь спать уже под утро.
Андрей просыпается раньше всех и выползает из палатки. Он внимательно разглядывает четырёх мышей, подвешенных за хвостики на ветку перед входом в палатку.
- У тебя второй разряд с превышением! Ты уже кандидат на первый разряд!
Андрей идёт разжигать костёр. Тут я слышу с той стороны какой-то стук. В первое мгновение мне показалось, что Вятчин ломает ветки для костра, но звук такой, как будто кто-то хлещет палкой по земле. Вслед за этим доносится голос Андрея:
- Ну, вот и я закрыл третий разряд! Правда, по минимуму!
Он возвращается к палатке, к той ветке, где висит моя «добыча», и вешает за хвост маленького мышонка.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Сегодня уходим под землю. На этот раз надолго.
- Когда вернётесь? – спрашивает Марина Андрея.
- Не знаю. Как пещера пойдёт. Максимум – через неделю. На большее у нас продуктов не хватит.
Печально оглядываю окрестности, будто навсегда прощаюсь с этим миром. А кто его знает – навсегда или не навсегда? Как пойдёт!
Уходим мы молча, как будто в ближайшую воронку за снегом. Никаких прощаний, даже «до свидания» девчонкам не сказали. Правда, уже немного отойдя, Андрей обернулся и в ворчливо-приказном тоне крикнул Лёшке: «Смотри, не забудь – завтра в восемь связь! Если не дозвонишься – звони в двенадцать! Вполне возможно, что мы в восемь ещё будем спать!»
- Помню, не дурак! – мрачно отвечает Лёшка. Вот и всё прощание.
Небо сегодня безоблачное. Наверное, это первый такой день за всё время нашего пребывания на Ачибахе, чтобы ни одного облачка на небе не было!
Постепенно сбрасываем высоту. Доходим до знакомого места, где слева крутой склон уходит вверх, а справа – большой провал, между которыми можно пройти относительно полого. Провал и есть воронка Квартета. В конце её большая пихта, за которую привязаны верёвка и трос. Около пихты в воронку можно спуститься. Под этой самой стеной, над которой мы только что прошли, зияет узкая и длинная щель, уходящая вниз, в самом широком месте которой всего полметра.
Андрей, как всегда, уходит в колодец первым, протаскивая в щель за собой транспортный мешок. У меня тоже с собой такой же мешок. Он достаточно тяжёлый и мне не хочется спускаться с ним. Решаю спустить его отдельно. Когда верёвка освободилась, я её вытягиваю, спускаю мешок, а затем спускаюсь сам. Это была ошибка. Доезжаю до середины колодца и зависаю на скрутке троса и верёвки. Как оказалось, мешок во время спуска крутился, во время этого кручения захватил трос и в результате сильно перекрутил его с верёвкой. Моя спусковушка упёрлась в эту скрутку и дальше не идёт. Приходится раздирать верёвку и трос руками. В результате продвигаюсь дальше, но очень медленно. Чем дальше, тем труднее становится этот способ продвижения, поскольку скрутка троса с верёвкой от моих действий не исчезает, а просто опускается ниже и уплотняется. Ни верёвку, ни трос вытянуть наверх, к себе, уже нельзя, поскольку трос внизу пристёгнут к крюку через бугель, а на верёвке снизу привязан мешок. По этой же причине и распутать их невозможно. Андрей мог бы мне помочь, но он уже далеко. Судя по всему, он прошёл не только ледовую галерею, но и второй колодец, а может быть и третий. На секунду ощущаю мерзкое чувство страха и отчаяния. Правда, в этот же момент понимаю, что выход из ситуации есть и достаточно простой, но нужно действовать по-другому. Я рассудил просто: если верёвка с тросом перекручены ниже меня, то они распутаются, если я сам буду крутиться в направлении, противоположном их спуту. При этом трос с верёвкой будут перекручиваться выше меня, но раскручиваться снизу! Нужно всего-навсего начать вращение! Но это оказалось не так уж просто. Чтобы завертеться, надо оттолкнуться от стены, но до всех стен далеко и дотянуться невозможно. Тогда я хватаюсь за трос и пытаюсь его закручивать вокруг верёвки и себя, по возможности резкими движениями. Я чувствую, что получаю небольшой крутящий момент и стараюсь его усилить, обеими руками накручивая трос. При спуске положено держать одну руку на верёвке ниже спускового устройства, чтобы регулировать её угол и не засвистеть со скоростью свободного падения, как когда-то Лёша Хайдер в шахте Заблудших, но в моей ситуации упасть невозможно при всём желании, поэтому я имею возможность работать обеими руками. Потихоньку дело идёт, я вращаюсь как волчок, и в конце концов приземляюсь на снежное дно колодца.
«Ничего себе, начало недельного выхода под землю! – думаю я. – Надо же было так капитально подвиснуть в самом первом колодце! Хорошенькое начало!»
Тут я окончательно понял, что у Андрея тактика прохождения пещер не такая, как в нашем пензенском спелеоклубе. У нас было принято, что человек, спустившийся в колодец или поднявшийся из него, дожидается спуска или выхода следующего участника. Мало ли какая помощь может потребоваться? У Андрея не так. Он идёт в своём темпе и никого не ждёт. Возможно, он полагается на силу и опыт остальных участников – дескать, те сами справятся? Потом уже я узнал, что у москвичей вообще так принято – ведь Андрей начинал ходить по пещерам в составе спелеоклуба МГУ.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Не гнущимися от холода пальцами ставим палатку на большой плоской глыбе, лежащей на самом краю пропасти – очень крутонаклонного хода, уходящего из Базового зала в другой тупиковый зал. Накрываем палатку полиэтиленом, поскольку с потолка постоянно капает. Быстро забираемся внутрь и зажигаем сухое горючее сразу в двух гексогазах. На один из них ставим чайник, а на другой – кан с водой для приготовления геркулеса. Вообще, Андрей – крупный специалист по приготовлению геркулеса с изюмом. У него получается такой геркулес, что пальчики оближешь! Он строго соблюдает пропорции воды, каши, изюма, соли и сахара, правильно всё это дело помешивает, в нужное время снимает котелок с огня и затем выдерживает его «под шубой». Правда, по поеданию геркулеса Вятчин не меньший специалист, чем по приготовлению. При нём нужно стараться есть быстро, если хочешь кроме основной порции получить ещё и «добавку».
Температура в палатке быстро поднимается, становится даже жарко. Ещё бы – работают два гексогаза, а палатка находится под полиэтиленовым колпаком! Но тут нас постигает разочарование – мы не находим кружек, мисок, ложек и ножа! Начинаем разбирать мешок дальше и понимаем причину: мы вместо мешка со столовыми принадлежностями и некоторым снаряжением по ошибке взяли продуктовый мешок! Внешне оба мешка выглядели одинаково, и Андрей перед выходом не соизволил заглянуть внутрь мешка, полагаясь на его внутреннее содержимое лишь по одному внешнему виду. Правда, продуктов у нас теперь было не на неделю, а на две, что меня также не порадовало – не хотелось здесь оставаться так долго!
Чтобы получить кружки для чая, нам приходится сразу съедать по банке тушёнки. За неимением ножа, Андрей вскрывает их пробойником, предназначенным для пробивания отверстий в стенах под шлямбурные крючья (это такая трубка с зубцами по краю из очень твёрдого металла).
Это всё хорошо, но как быть без ложек? Андрей быстро находит выход:
- Ты, как человек более цивилизованный, будешь есть плоскогубцами! Я же - сверлом от коловорота! Сверло перьевое, так что есть им гораздо удобнее, чем обычным!
Я беру свою банку тушёнки и приступаю к её поеданию при помощи плоскогубцев. Немного помучавшись, я приспосабливаюсь – здесь главное правильно их держать и ими работать. С поеданием тушёнки вообще нет никаких проблем – просто зажимаешь её кусок плоскогубцами и кладёшь себе в рот. Но в этот момент, когда плоскогубцы во рту, как выяснилось, существует опасность прикусить себе язык и довольно больно! Нужно хорошо контролировать пальцы своей руки, чтобы не совершать ими никаких лишних движений! И язык тоже контролировать, чтобы в момент разжимания плоскогубцев он случайно не попал в ту их боковую часть, которая служит для перекусывания проволоки!
Прикусив пару раз язык, я овладел плоскогубцами в совершенстве и банку с тушёнкой одолел без проблем. Хуже стало, когда мы перешли к геркулесу. Здесь у меня сразу выработался другой метод – работать плоскогубцами как ложкой, лишь слегка их приоткрыв для увеличения площади поверхности захвата пищи. В принципе, дело оказалось не хитрым и процесс пошёл нормально. При этом методе главным оказалось не пытаться есть слишком быстро, чтобы случайно не врезать себе плоскогубцами по зубам. Тем более, что у меня на днях вылетела пломба из зуба, нерв в котором не был убит, и теперь меня этот зуб временами очень донимал.
У Андрея со сверлом процесс поедания пищи шёл не так быстро, как у меня. Тушёнку он одолел легко, но с геркулесом для него начались мучения. Вскоре он нашёл выход – ел не одним сверлом, а взял в руку сразу два или три, прижал их друг к другу, и стал нормально черпать кашу.
Но зато теперь у нас с конфетами был праздник живота. У нас оказались с собой все конфеты, которые только были в лагере. Здесь были шоколадные конфеты «Напев», и карамельки, и сосательные «Взлётные», и ещё какие-то. В принципе, на одних только конфетах здесь можно было прожить неделю!
- Ничего, зато здесь мыши до них не доберутся! – успокаивал Вятчин то ли меня, то ли сам себя.
Я налил себе чай в консервную банку и стал его прихлёбывать, предварительно сняв налобный фонарь, чтобы не видеть толстый слой жира на его поверхности.
- Съем-ка я конфетку «Напев»! – говорю я, развёртываю фантик и кладу конфетку в рот. Положил неудачно, прямо на дупло в зубе, а сверху ещё полил горячим чаем! Зубная боль пронзила меня так резко, что я невольно вскрикнул и завыл!
- Да, грустный напев, однако! – ухмыляется Вятчин.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Ночью постоянно просыпаюсь от холода и постукиваю зубами. Всё-таки Андрей не зря уговорил меня сшить из двух спальников один большой, а иначе было бы ещё гораздо холоднее!
Под утро засыпаю всё-таки довольно крепко. Просыпаюсь и чуть не задыхаюсь – в палатке стоит дым и чад от подгоревшего масла, отсыревшего сухого горючего (так сказать, «сырого сухого горючего») и Андреевых сигарет. Глаза пощипывает от большого количества всяких выбросов в нашей маленькой атмосфере. Андрей сидит около входа в палатку и жарит лепёшки из яичного порошка в крышке от кана на гексогазе.
- Андрей, открой дверь, дышать нечем! – простонал я, уходя в спальник с головой.
- Вставай, лежебока! Солнце уже высоко! Настоящий спелеолог всегда найдёт две вещи – что пожрать и чем дышать!
- Где ты видишь солнце? А насчёт пожрать ты правильно заметил! – я вновь появляюсь из спальника, и затем вылезаю из него полностью. – Но сперва настоящий спелеолог должен сделать две другие вещи – отлить и покурить!
- Ну, это тебе надо наружу! Сырости здесь у нас и так хватает, а дыма и моего достаточно! Заодно возьми чайник и свою консервную банку – начерпай воды из лужи!
Накануне вечером мы черпали воду крышкой от кана, но теперь она служит сковородкой.
Пока мы готовили еду и завтракали, подошло время нашей связи с «Землёй». Восьмичасовую связь мы проспали, и, чтобы не прозевать вторую, за минуту до двенадцати Вятчин включает аппарат. Он берёт трубку и пытается вызвать абонента.
- Берёза, берёза, я дуб! Приём!
Из трубки ни звука.
- Фиалка, фиалка, я лопух! Как слышно?
С той стороны по-прежнему тишина.
- Синица, синица, я дятел! Почему молчишь?
Андрей ещё некоторое время упражняется в перечислении представителей флоры и фауны, как вдруг из трубки доносится сильный треск, и вскоре появляется полудетский голос Лёшки:
- Алло, как вы там? А у нас отличная погода – на небе ни облачка!
Слышимость отличная – я различаю каждое Лёшкино слово, хоть и нахожусь почти в метре от трубки, прижатой к уху Андрея.
- Как там наши девушки?
- Они ушли на восхождение на вершину Ачибаха! – отвечает Лёшка. – Они вчера в лагере загорали, а сегодня сказали: пойдём загорать на вершину!
- Ты проследи как-нибудь за ними, а то вдруг они пропадут, и мы не будем знать, где их искать! – наставляет брата Андрей.
После разговора с Лёшкой мы вылезаем из палатки и, лязгая зубами, натягиваем на себя холодные резиновые гидроштаны и не менее холодный комбинезон из прорезиненной ткани. В этом походе у нас нет полных гидрокостюмов, но гидроштаны Вятчин велел взять, поскольку пещера ниже нашего подземного лагеря становится обводнённой.
Подходим к началу восьмого колодца пещеры (если не считать тупиковые колодцы, которые проходить не обязательно). Глубина этого колодца 42 м и я его ещё не проходил. Начинается этот колодец в стене Базового зала отверстием шириной 2 м и высотой 8 м. На противоположной от нас стороне колодца слышен шум воды, которая падает откуда-то сверху и свет наших фонарей до неё не добивает.
Спуститься в колодец в самом его начале не получится, потому что здесь заклинены в распоре две или три большие глыбы – так называемая «глыбовая пробка». Позже у нас здесь произойдёт очень неприятный случай, но пока ничто беды не предвещает. Глыбовая пробка начинается от края колодца и уходит вглубь него примерно на два метра. Пройдя по этой пробке, доходишь до забитых в стену с левой стороны двух или трёх шлямбурных крючьев, за которые мы повесили трос и верёвку.
По большей части колодца спуск в него проходит «по сухому», лишь небольшая капель брызжет сверху. На дне колодца небольшая комната, посередине которой между его стен заклинена в распоре большая плоская глыба, на которую можно забраться, чтобы уйти от воды - сверху на неё падает лишь слабая капель. Буквально в паре-тройке метров от глыбы по стене колодца падает мощный водопад и разбивается об его дно, при этом брызги воды разлетаются по всей комнате, в том числе залетая под глыбу, и только в самой дальней части «комнаты» можно укрыться от них, а также наверху вышеупомянутой глыбы.
Из комнаты основной ход уходит вниз - один за другим идут сначала два уступа высотой чуть больше метра, и сразу за ними уступ 6 м. Ручей бежит по всем этим уступам, но по ним можно спуститься сбоку вдоль стены относительно «сухо». Сам этот ход шириной всего 2-3 метра, но очень высокий, так что потолка его не видно. После шестиметрового уступа ход продолжается с небольшим понижением и приводит к началу девятого колодца глубиной 20 м.
Мы планировали в этот день дойти до дна пещеры и приступить к раскопкам глинисто-щебневой пробки, но, когда мы спустились с упомянутого 6-метрового уступа, Вятчин посмотрел вверх и увидел, что ход выше нас расширяется и по его правой стене проходит восходящая в направлении от нас «полочка». По этой полочке теоретически можно подняться ещё гораздо выше, чем добивает свет наших фонарей.
- Давай-ка слазаем туда и посмотрим, что там! – загорелся Андрей. – Если там нет ничего интересного, то это много времени не займёт, а потом пойдём на «дно»!
Поднявшись по полочке, кстати говоря, с достаточно большим риском, мы попали в новый ход, про который Андрей ещё не знал, который приводит нас в зал или «комнату» (не знаю, как правильнее назвать), после чего находим ещё и другие ходы с залами. Андрей заползает в какой-то шкуродёр, проходит его до конца, и, не имея возможности развернуться, пытается выйти из него ногами вперёд. Однако шкуродёр его назад не выпускает. Андрей снимает с себя карабины и что-то ещё из железа, что на нём было. Но этого недостаточно, шкуродёр всё равно не выпускает. Андрей снимает с себя грудную обвязку и беседку. Всё это делать в узости очень трудно и неудобно, но иначе он вылезти не может. В конце концов Вятчину всё же удаётся выбраться.
- Какой подлый шкуродёр! Вперёд он меня пустил, а назад не выпускал, пока я не снял с себя кучу вещей! Давай назовём этот ход Шкуродёр бандит! А ещё лучше – Шкурник бандит!
После этого мы делаем топосъёмку вновь открытых ходов. Кстати говоря, на том плане и разрезе пещеры Квартет, который я нашёл в интернете и который есть у меня, этих ходов нет. Мне удалось найти лишь топосъёмку 1987 года с маленькой подрисовкой последнего участка пещеры в 1988 году, но полного плана и разреза пещеры, выполненных по результатам топосъёмки 1988 года, я нигде не обнаружил. Но мы к этому вопросу ещё вернёмся.
На топосъёмку вновь открытых ходов у нас уходит весь день, хотя «день» под землёй – понятие условное. Провесив девятый колодец, но не спускаясь в него, мы возвращаемся к восьмому колодцу, чтобы далее подниматься в лагерь. Но, поскольку у нас с собой взят перекус на обед и голод донимает довольно сильно (не ели уже часов восемь), мы решаем перед выходом из колодца уничтожить упомянутый перекус. Как-никак колодец 42 м, каждый будет выходить по полчаса, почему бы и не поесть чуть-чуть перед выходом?
Забираемся на ту самую плоскую глыбу, заклиненную в распоре чуть выше дна восьмого колодца, на которую не залетают брызги от водопада. Андрей вынимает из мешка пробойник, банку колбасного фарша, и уже привычными движениями вскрывает её. Затем, вооружившись столовыми приборами (плоскогубцами и перьевым сверлом), мы стремительно опустошаем банку.
Когда ко мне приходит сытость, то меня тянет на философию:
- Как ты думаешь: если спелеолог ест сразу и плоскогубцами, и сверлом, то по правилам подземного этикета – в какой руке нужно держать плоскогубцы и в какой сверло?
Но Андрею сейчас не до этого – он думает об открытых сегодня ходах и, глядя в блокнот с топосъёмкой, прикидывает их длину, площадь и объём. Наконец он изрекает:
- Сегодня мы открыли 50 метров новых ходов, суммарной площадью 70 квадратных метров!
___________________________________*___*___*_______________________________________
Выхожу из колодца на пробку, состоящую из двухметровых заклиненных в распоре глыб. Чуть выше меня в стене шлямбурные крючья, за которые сделана навеска. Отстёгиваю самохваты, выхожу по пробке из колодца и кричу Андрею: «Навеска свободна!»
В ответ ни звука. Думаю, что он понял. Сажусь на камень и жду его. Проходит минута за минутой. Неожиданно слышу шорох сзади и вздрагиваю. Дело не в самом наличии звука. Идеальной тишины здесь нет – впереди меня в колодце шумит водопад, сзади капли, сорвавшиеся с потолка зала, звонко шлёпают по камням. Но сзади я на мгновение услышал какой-то «не такой» звук. Думаю, что показалось. Вдруг снова что-то, даже не звук, но какое-то слышимое колебание воздуха, которое может быть создано только живым существом. Сердце забилось быстрее. «Кто здесь ещё может быть? Неужели легендарный белый спелеолог?»
Тут слышу знакомое стрекотание летучей мыши, еле воспринимаемое ухом из-за очень высокой частоты звука.
«Фу-х ты, напугала, сволочь! Как ты залетела на такую глубину? Точнее, не как, а зачем? Мошек здесь нет, только конфеты, которые ты не ешь!»
Андрей между тем как будто и не собирается выходить. Верёвка и трос висят свободно, без нагрузки. Я крикнул ещё раз: «Свободно! Выходи!»
Тут слышу из колодца неожиданный ответ – точнее говоря, вопрос: «Как дела?»
- Всё свободно, выходи! – кричу я ещё громче.
- Как де-ла? – опять доносится снизу.
Он что, шутить вздумал? Нашёл время и место. Я уже замёрз и хочу в палатку.
- Андрей, быстрей выходи! – ору я ему.
- Не слышу! – доносится в ответ. Как так не слышит? Я-то его хорошо слышу! И глубина небольшая – всего 42 метра. Входной колодец был 67 метров, но и там мы хорошо слышали друг друга. Кроме того, я ему ору во все лёгкие, а он, судя по его тембру голоса, говорит не на полную громкость. И всё равно мне его слышно.
Снова кричу Андрею и ругаю его на все лады, а он заладил своё: «Как дела?» и «Не слышу!» То ли он издевается, то ли сошёл с ума. А вдруг он действительно сошёл с ума? Что я с ним буду делать, с сумасшедшим, на глубине 235 метров?
- Выходи! – ору я снова. Он что-то ответил, то ли «Не слышу», то ли «Не выйду». Неужели он сказал: «Не выйду»? Я чувствую, что сам начинаю сходить с ума.
Тут я вспомнил наш старый способ передачи сообщений в больших колодцах – приподнял на метр верёвку с тросом, и бросил их. Этот способ мы с Андреем никогда не применяли за ненадобностью, и я уже забыл про него.
- Я пристёгиваюсь! – донеслось снизу.
Наконец-то! Трос натягивается, я облегчённо вздыхаю.
Через некоторое время появляется Андрей, выползает на «пробку» и сразу начинает меня ругать. Выясняется причина его «странного» поведения. Я совсем не учёл, что тот поток воды, который я еле слышу, падал почти к самым его ногам, и в результате мой голос полностью тонул в рёве водопада. Я с этим эффектом раньше никогда не сталкивался и не задумывался о том, что при разговоре двух людей с одинаковой громкостью голоса, они могут слышать друг друга по-разному.
Андрей между тем отстёгивается от навески и продолжает ругать меня. До начала похода я, будучи много наслышан о его взрывном характере, боялся, что он будет орать на меня то и дело. Но, как ни странно, он ни разу за весь поход до этого момента не высказал мне никакого недовольства, по крайней мере не ругался точно. И вот, наконец, свершилось столь ожидаемое мной событие! Но я сам был виноват.
Андрей отстёгивает страховочный самохват, противоотбрасыватель, один ножной самохват. Ему остаётся отстегнуть второй ножной. Он встаёт с пятой точки на ноги, чтобы ему было удобнее это сделать. И тут… Дальше произошло нечто, что в какой-то степени повлияло на всю мою дальнейшую жизнь. Я думаю, что и на его жизнь тоже, хотя бы в небольшой степени.
Андрей, продолжая ворчать, нагибается к самохвату, и… уходит вниз вместе со всей глыбовой пробкой, на которой он стоит! Точнее говоря, стоял!
Если бы меня сейчас, по прошествии многих лет, спросили: «Ты был более чем в пятидесяти пещерах, и какое воспоминание из них у тебя осталось самое яркое? Самое незабываемое?» Пожалуй, вот оно!
Глыбовая пробка проваливается под Андреем, он уходит вслед за ней и заваливается на бок. Его нога повисает на тросе на самохвате, а руками он упирается в противоположную стену, встав таким образом в распор над пропастью. В колодце стоит страшный грохот камней, постепенно удаляющийся. У меня сердце сжалось, но постепенно разжимается. Когда всё затихает, Андрей говорит мне: «Беги к палатке за верёвкой!»
Спустя минуту я возвращаюсь с бухтой верёвки, разматывая её на ходу. Андрей уже достиг руками края колодца, но нога его висит на тросе, который пытается утянуть его обратно в колодец. Из-за этого Андрей находится почти в горизонтальном положении и пытается движением ноги продвинуть самохват по тросу вниз. Я вяжу узел проводник на конце верёвки и подаю его Андрею. Он, держась одной рукой за край колодца, чтобы не повиснуть на тросе вниз головой, второй рукой встёгивает узел в карабин на грудной обвязке. Потом я, перекинув верёвку через спину, принимаюсь его страховать, а Андрей лазанием по стене, при помощи рук и свободной ноги, подбирается к шлямбурным крючьям. Затем он отцепляет от троса ножной самохват, снимает с крючьев карабины с тросом и верёвкой, пристёгивает их на свою обвязку, и, цепляясь за выступы стены, выходит из колодца. Я боялся, что не удержу его, если он сорвётся (ведь он в полтора раза тяжелее меня), но Андрей хороший скалолаз и всё обошлось без срывов.
После этого мы сидим на краю колодца, вытаскиваем из него трос и верёвку, при этом тщательно их осматривая на предмет побитостей падающими камнями. На верёвке никаких побитостей нет, а на тросе, на его последних метрах, есть пара сплющенных мест.
- Главное, что жилки не перебиты! – заявляет Андрей, - Сплющенные места с целыми жилками трос не ослабляют!
Я сильно сомневаюсь в его словах, но трос всё равно не мой, пусть ходит по нему если хочет.
- Ничего себе! – неожиданно восклицает Андрей. – Такой опасный случай произошёл, а я его до сих пор не перекурил!
Он снимает каску, достаёт пачку сигарет, и мы закуриваем. Сидим на краю колодца, чуть-ли не свесив в него ноги, и обдумываем произошедший случай.
- А ты сильно испугался? – спрашиваю Андрея.
- Ну, как тебе сказать? По логике я должен был испугаться, но я не успел! Когда я понял, что произошло, я уже стоял в распоре между стен и у меня была уверенность, что теперь я уже не упаду!
- Вот и я за тебя не успел испугаться! То же самое – когда я понял, что произошло, ты уже стоял в распоре между стен, и я понял, что ты не упадёшь!
- Ничего-то ты не можешь! – обижается Вятчин. – Ни нормально мне сообщить, что навеска свободна, ни даже испугаться за меня!
На самом деле я испугался, причём не слабо. Я не разглядел и не знал, что Андрей не успел отстегнуть нижний самохват, поэтому даже после того, как он встал в распор, я боялся, что он в любой момент может улететь в колодец.
А если бы он упал? Сейчас я не хочу об этом думать. Потом, когда я останусь в одиночестве, я подумаю над этим и ужаснусь! Что бы я делал, если бы он упал? Если бы он разбился насмерть, то понятно, тут однозначно, а если бы он был ещё жив? Как бы я его поднимал на поверхность?
Но что теперь об этом думать? Что случилось – то случилось! История не терпит сослагательных наклонений! Нельзя применять союз «если бы» к тем событиям, которые уже произошли. И так понятно, что я не был готов к подъёму пострадавшего на поверхность, и не справился бы с этой задачей.
- Как хорошо, что это ты обрушил пробку, а не я! – говорю Андрею. – Там, на дне, вряд ли ты бы спасся от такого камнепада?
- Да, в этом мне повезло! Интересно, что в прошлом году мы вчетвером ходили через эту пробку туда-сюда много раз, и всё было нормально! Неужели я так растолстел за год?
___________________________________*___*___*_______________________________________
В 12-00 у нас телефонная связь с Землёй. Лёшка сообщает нам, что на небе ни облачка, а девчонки опять собираются идти на вершину загорать. Но на этот раз он проследит за ними. Потом он добавляет:
- Девчонки про вас говорят: подольше бы они не возвращались! А я теперь кот второго разряда - убил трёх мышей!
На этом переговоры заканчиваются.
- У них там солнце светит, а у нас из-за этого лишняя вода за воротник, которая появляется от таяния снега в воронках! – ворчит Вятчин.
После телефонных переговоров мы выходим по маршруту до дна пещеры. На восьмой колодец бьём новые крючья и вешаем за них навеску. После падения глыбовой пробки, старые крючья уже не достать.
Спускаемся в колодец и пытаемся найти упавшие глыбы. Их нигде нет – дно колодца усыпано обломками небольшого размера. На плоской глыбе, на которой мы вчера ели колбасный фарш, особенно много этих обломков. На обратном пути, когда я выходил из колодца, Вятчин ждал меня уже не на этой глыбе, а под ней.
В следующем, девятом колодце спускаемся в потоке воды, а на нас надеты только гидроштаны и изрядно порванные комбинезоны, хотя они и из прорезиненной ткани. Спускаясь по водопаду, приходится усиленно отталкиваться ногами от стены, чтобы уйти из-под него. Но это не спасает от ручейка, который бежит прямо по верёвке. Моя шайба (спусковое устройство) выжимает верёвку не хуже валиков стиральной машинки, и струйка холодной воды очень метко брызжет прямо в дырочку в комбинезоне. Дело в том, что эти комбинезоны Вятчинской разработки очень долго снимаются и надеваются, поэтому, чтобы их лишний раз не снимать, в нужных местах у них прорезаны дыры. В данном случае у меня под комбезом надеты гидроштаны, поэтому вода ниже пояса меня намочить не может, но она очень холодная, а резина хорошо проводит холод. Хорошо, что глубина колодца всего 20 метров, а то можно было бы и что-нибудь себе отморозить.
После колодца, шлёпая прямо по ручью, идём по длинному подземному каньону, который множеством небольших уступов уходит вниз. Спускаясь с этих уступов, постоянно попадаем в ванны с водой. Потолок в каньоне невысокий – это место ужасно паводкоопасно во время дождя. На глубине около 330 м от уровня начала пещеры ручей неожиданно поворачивает и пропадает в узкой щели под стеной. Дальше идём уже по сухому ходу. Несомненно, что во время паводка этот ход вовсе не сухой, поскольку узкая щель много воды через себя не пропустит. Говорю об этой своей догадке Андрею.
- Конечно, - отвечает он, - по моим предположениям во время паводка вода на дне пещеры поднимается на 30 метров. Так что если мы захотим разбирать завал в паводок – нам придётся нырять за каждым камнем на 30 метров!
Перед тем местом, где ручей уходит в щель под стеной, и которое Вятчин назвал Развилкой, есть небольшой зал, в потолке и в стенах которого видно несколько отверстий. Андрей здесь останавливается и говорит:
- В прошлом году я любовался на эти отверстия, в некоторые из них даже заглянул, но не во все! Давай сейчас заглянем!
Он поднимается по стене на потолок зала и исчезает в одном из отверстий. Через небольшое время его голова появляется в другом отверстии в потолке, правда, уже на значительной высоте от пола, поскольку потолок здесь очень неровный. Мне трудно описать это место словами, поскольку этот зал имеет весьма замысловатую форму. Его ближний и дальний концы имеют сильное повышение, а между ними монолит представляет собой «сыр», то есть имеет несколько сквозных ходов, соединяющих дальнюю и ближнюю части зала. Некоторые из этих ходов Вятчин проходил в прошлом году, а некоторые мы прошли сейчас. Суммарная длина «новых ходов» составила 25 м.
Наконец мы проходим десятый колодец пещеры (25 м), затем спускаемся по вертикальной щели метров на 10, и оказываемся в небольшой комнате, где ноги как в трясине вязнут в жидкой глине.
- Где же дно? – спрашиваю Вятчина.
- Там, где находится носок твоей правой ноги! Мы на глубине 357 метров!
А потом мы в течение двух или трёх часов возимся в этой грязи и кидаем её в тот проход, откуда пришли. Поначалу давлю в себе отвращение к этой работе, а потом даже приходит какой-то азарт. Углубляем дно пещеры сначала на 10 см – и это уже 10 см первопрохождения! Потом выбираем следующие 10 см – получается уже 20 см первопрохождения! Вскоре мы становимся сами как два больших куска грязи с глазами. Пещера углублена уже не меньше, чем на метр!
Выкинув последние, облепленные глиной, камни, вместо ожидаемого продолжения утыкаемся в монолитный пол. В надежде найти хотя бы маленькую дырочку, отскрёбываем последний слой грязи. Нам не хватает только воды, щётки и мыла, чтобы известняк заблестел.
- Этого не может быть! – восклицает Андрей. – В пещере не бывает монолитного дна! Вода куда-то должна уходить!
Он внимательно осматривает всю комнату.
- А не дураки ли мы?! – слышу через секунду. Андрей заглядывает под глыбу, застрявшую в распоре между стен у самого пола. Я тоже туда заглядываю и вижу узкий, но явный проход.
- А как же вы в прошлом году не заметили эту дыру?
- А кто туда заглядывал, что ли? А теперь, когда мы всё закидали грязью, мне только туда и можно было заглянуть!
Я посмотрел сверху на это место и понял, что действительно, сверху всё выглядело так, что продолжения пещеры под глыбой быть не может. В комнату заходил меандр, сужающийся в нижней части до нуля, по которому мы шли выше по более широкой его части и спустились в эту комнату лазанием по стене. Глыба застряла между стен в самом начале комнаты, в том месте, где меандр уже закончился, и не было никаких признаков того, что этот меандр может продолжиться дальше вниз. Как выяснилось, такое продолжение действительно было, но оно начиналось маленькой дырочкой в полу, перекрытой сверху упавшей огромной глыбой.
- Давай, лезь, ты поуже! – командует Вятчин.
Залезаю под глыбу, расширяю молотком отверстие, затем прохожу в него, разворачиваюсь, и расширяю его с обратной стороны. С пола под отверстием убираю камни.
Затем пролезает и Андрей. Сразу после узкого отверстия расширение. Перед нами открывается узкий, но высокий ход, впервые за свою историю потревоженный лучами света и человеческими голосами. Ход извивающийся по принципу «меандра», со множеством очень незначительных поворотов вправо и влево. Идти по нему боком вперёд нормально, но вот протаскивать транспортный мешок – целая проблема, из-за узости хода и его постоянных извилин. На следующий день мы будем здесь идти с транспортным мешком, и его протащить удастся только в том случае, когда идущий впереди тянет мешок на себя, а второй толкает его сзади. Посему мы назовём этот ход - «Тянитолкай». Длиной он примерно метров семьдесят. При первом его прохождении мы довольно долго в нём продираемся, но, заслышав шум воды впереди, прибавляем шагу. И вот мы уже на краю широкого колодца, в который с невидимого потолка низвергается появившийся вновь ручей. Кидаем в колодец камни, по времени их полёта до стука определяем глубину колодца – от 20 до 30 метров. Но вся верёвка у нас осталась в лагере, так что на сегодня хватит, пора возвращаться.
У нас прекрасное настроение – пещера «пошла»! Несколько метров глубины мы уже прибавили в Тянитолкае, и впереди широкий свободный колодец не менее 20 метров! К тому же, мы опять вышли на воду. Создаётся впечатление, что пещера будет продолжаться ещё долго!
___________________________________*___*___*_______________________________________
Тонкая нить, связывающая нас с поверхностью – это телефонный провод. Иной связи с внешним миром у нас нет. В 12-00 доносится треск из аппарата, как обычно.
- У нас светит солнышко! – радостно сообщает Лёшка. – Девчонки загорают совсем голые! Я за ними незаметно подглядываю!
- Вот везунчик! – говорю я с досадой, когда Андрей отключил телефон. – Мы тут живём в холоде, сырости и темноте, трудимся в поте лица! А он живёт там как в раю! Солнце и голые девушки!
- Ну, рай в представлении большинства людей – это сад с цветами и райскими яблоками на деревьях! И ангелы в белой одежде поют песни, вместо девушек! – усмехается Вятчин.
- А если я захочу в раю ходить в горы и пещеры? В раю должны быть горы и пещеры?
- Вообще-то, если ты читал Евангелие, то должен знать, что Иисус Христос говорил, что если кто-то вам будет рассказывать, что Царство Небесное находится здесь или там, то не верьте ему, потому что Царство Небесное находится внутри вас. И ещё он говорил, что Царство Небесное сначала подобно маленькому зёрнышку, которое постепенно вырастает и превращается в огромное дерево. Вот, соедини эти два высказывания в одно целое, и ты поймёшь, что такое рай и что ты там увидишь!
- Ничего не понимаю! – признаюсь я. – А ты как это понимаешь?
- Я понимаю это так: человек живёт на этой земле и чем-то занимается. Он что-то любит больше всего, о чём-то мечтает. Он накапливает какие-то знания и какие-то воспоминания. Постепенно из этого всего складывается его внутренний мир. Человек может представлять себе свой идеальный мир и даже попадать в него в своих сновидениях. Например, если тебе снится хороший сон – ты в раю, если страшный сон – ты в аду. Во время пробуждения твоя душа опять оказывается в своём теле и в нашем обычном мире. А если тело умирает – то душа оказывается навсегда в этом сне, то есть в этом мире, который мы сами сформировали в течение своей жизни.
- То есть, получается, что у каждого человека свой собственный рай или свой собственный ад, в который он попадёт после смерти, а вовсе не один рай на всех и не один ад на всех?
- Так Иисус об этом и говорил! Ты что, не помнишь, что я тебе процитировал?! Царство Небесное внутри вас! – Вятчин начинает закипать от моей тупости.
- А если я в раю захочу пообщаться со своими друзьями или родственниками? – недоумеваю я.
- А ты в своих сновидениях разве с ними не общаешься? В чём ты видишь здесь проблему?
- Для меня проблемы нет, но они-то не знают, что я с ними общался в своём сне!
- А тебе это так важно – знают они или нет? Главное, что ты знаешь! Ведь всё, что ты любишь, и все, кого ты любишь, попадают в твой внутренний мир, который ты формируешь! Любишь ты ходить в горы и пещеры – значит, они там будут! Любишь смотреть на женщин – то же самое! Всё, что внутри тебя – вырастает из семечка в большое дерево! То есть, в этот самый рай.
Всё же я не совсем понимаю:
- Если бы было так просто, то все бы попадали в рай! Такой, какой они сами себе создали в течение своей жизни!
- Ну, не так просто! – усмехается Андрей. – Многие склонны сами себе создавать ад! Всё, что мы делаем плохого, всё наше зло тоже попадает на это самое дерево, и потом будет направлено уже против нас самих!
Я призадумался. Андрей постоянно меня огорошивал своими суждениями. Последние мне казались не просто какими-то фантастическими, а, возможно, даже по-детски наивными.
- Что ты говоришь про сновидения, и придаёшь им какое-то значение? Это ведь просто фантазии мозга, или какие-то наши воспоминания!
Зря я это сказал. По усмешке в глазах Андрея я понял, что задел какую-то его больную тему. Он оживился пуще прежнего и спросил:
- Значит, ты считаешь, что наше сознание, мысли, фантазии и память находятся в нашем мозге и являются его продуктом?
- Ну, да! Конечно!
- А в виде чего они там находятся? То есть, в нейронах нашего мозга?
Я не совсем понял вопрос:
- Как в виде чего? В виде сознания и памяти!
- Не строй из себя дурака! – строго сказал он. – Я тебя спрашиваю не про их названия, а про их физический смысл!
- Может быть, в виде электрических импульсов? - ответил я, и сразу понял, что сморозил глупость.
- Электрические импульсы сейчас есть, а через мгновение их уже нет! Думай ещё!
- Значит, в виде химических веществ?!
- Хорошо! Пусть в виде химических веществ - что ещё может быть в клетках нашего мозга? Из этого получается, чтобы извлечь что-то из нашей памяти, нам надо запустить химическую реакцию, которая задействует химические вещества, являющиеся носителями какой-то информации. Здесь уже возникают вопросы, поскольку химические реакции не происходят так быстро, как работают наша память и сознание. Ну, ладно, пусть происходят! Допустим, мы хотим вспомнить какой-то образ или какое-то событие. Мы запускаем химическую реакцию, в которую вовлекаются вещества нашей памяти. Тогда почему мы не видим хаотического нагромождения множества различных событий, с нами когда-то произошедших? Почему мы извлекаем из памяти только нужное нам событие или нужный нам образ?
Я немного замялся:
- Ну, как почему? Мы же хотим вспомнить что-то конкретное, а не всё, что находится в нашей памяти! Мы сначала запускаем это своё желание вспомнить что-то конкретное, а оно находит нужное нам воспоминание!
- Я тебя не прошу объяснять мне философские понятия – желание, воспоминание. Ты мне объясни их физический смысл – в виде чего они у нас находятся, как они взаимодействуют между собой и какие химические реакции при этом происходят?
- Наверное, мы запускаем какую-то программу или ещё что-то, что создаёт химическую реакцию только в той части мозга, которая содержит нужное нам воспоминание, а в других частях мозга реакции не происходит! – я был рад, что наконец-то мне удалось «умно» сформулировать свою мысль.
- Хорошо, мы запускаем какую-то программу! А где она находится?
- Как где? В мозге и находится!
- В мозге? Хорошо! А в виде чего она там находится?
Я понял, что у меня есть только один ответ:
- В виде каких-то химических веществ.
- Хорошо! Тогда получается, что нам сначала нужно запустить химическую реакцию, которая извлечёт нужную нам программу, а потом уже эта программа запустит свою химическую реакцию и извлечёт из памяти нужный нам образ. Но с помощью чего мы можем запустить эту программу?
Я призадумался на минуту, но не нашёл никакого другого ответа:
- С помощью ещё какой-то программы!
- Ну, пусть! А где эта ещё какая-то программа находится?
Я уже понял, что попал в ловушку, но другого ответа не было:
- Тоже у нас в мозге!
- А в виде чего она там находится?
- В виде химических веществ, - ответил я совсем грустно, понимая, что эти химические вещества мне сейчас опять придётся чем-то извлекать.
- Как видишь, мы зашли в тупик! – радостно сказал Вятчин. - Но это мы говорили всего-навсего о памяти. Если же мы начнëм говорить о нашем сознании, которое находится в нашем мозге в виде химических элементов, то мы придëм уже во множество таких тупиков, из которых никогда не выберемся! Поэтому я считаю, что когда кто-то говорит, что наше сознание и наша память находятся у нас в мозге, то либо этот человек не разбирается ни в физике, ни в химии, либо он просто привык мыслить шаблонно, не задумываясь, как велит ему партия!
- Странно! – недоумеваю я. – А где же они тогда находятся?
- На самом деле наше сознание и память действительно очень тесно связаны с мозгом, ведь они управляют через него всем нашим телом! И даже, вероятно, через него черпают свою энергию от тела. Они настолько тесно связаны с мозгом, что я бы даже сказал, что при наличии мозга они в нём и находятся!
«Вот тебе и приплыли!» – подумал я про себя: «То они не находятся в мозге, а теперь уже находятся! Надо его спросить: а в виде чего они там находятся?»
- И в каком же виде они там находятся? То есть, какое у них физическое или химическое содержание?
Вместо прямого ответа Вятчин огорошил меня неожиданным вопросом:
- А как ты думаешь, сколько измерений имеет наше пространство?
Я сначала не понял его вопроса, но потом подумал, что он имеет в виду оси координат, которые мы проходили на начертательной геометрии и на некоторых других дисциплинах. Только причём тут измерения пространства, если мы говорили о памяти?
- Три, конечно! X, Y и Z.
- А ты уверен, что их три? Ты не думаешь, что их может быть больше, и даже намного больше?
Я замялся, поскольку никогда не думал об этом, но смысл вопроса был интересен и вполне понятен.
- Конечно, может быть и больше! Но мы знаем только три из них, а про остальные знать не можем! Ведь мы глазами видим только три измерения пространства, и не можем заглянуть за их пределы!
- Вот тебе и ответ! – Вятчин одобрительно кивнул, поскольку наконец-то сумел мне объяснить свою теорию физического смысла нашей психики. – Мы не можем заглянуть туда, где находится наше сознание, чтобы увидеть его со стороны!
Я усиленно пытался «въехать» в то, что он сказал. В конце концов, как мне кажется, у меня это получилось. Но всё равно это была всего лишь теория, имеющая, скорее всего, очень немного своих приверженцев.
- Но ведь большинство учёных считают сознание продуктом нашего мозга?
- А в науке ты знаешь, как? Один дурак ляпнет, а тысяча умных потом повторяют! В этом нет ничего удивительного – ведь в коммунизм тоже все верят! И это тоже считается наукой! У вас в институте был такой предмет – научный коммунизм?
- Да, был! – на меня сразу нахлынули воспоминания, как я однажды в 1984 году «прославился» на весь институт. - Я даже на втором курсе поспорил с преподом – стал ему доказывать, что коммунизма никогда не будет! Самое интересное, что из моих товарищей-студентов меня в том споре и после него никто не поддержал, а наоборот – все смотрели на меня, как на дурака! Вообще, как ни странно, почти все люди верят в победу коммунизма в нашей стране! Или врут, что верят!
- Вот видишь – теория «умного» мозга и теория коммунизма очень похожи! При детальном глубоком рассмотрении и то, и другое представляется абсурдом, но, тем не менее, почти все люди в них верят, в том числе некоторые серьёзные доктора наук, с которыми я лично знаком! А вообще, люди верят в то, во что им удобнее и выгоднее верить. Если из двух противоположных вер одна будет делать жизнь людей проще, чем другая, то все будут верить именно в эту веру. А учёные мужи быстренько найдут ей теоретическое обоснование и даже закрепят её успешными научными экспериментами! Особенно, если руководство страны поставит перед ними такую задачу!
Андрей очень умный, с ним интересно разговаривать и очень трудно спорить. У него на любой вопрос есть свой ответ и своё мнение. Я в который раз ловлю себя на мысли, что более интересного собеседника я в своей жизни не встречал. С ним можно говорить абсолютно на любые темы. До этого мы говорили и на тему рок-музыки, и на темы геологии и минералогии, и на темы природы и животного мира, и на тему работы некоторых электронных приборов, и на многие другие темы. Во всём он разбирается и от него можно узнать много полезного или интересного. До этого похода я был с Андреем уже в двух экспедициях, но тогда мы с ним мало общались и разговаривали больше о конкретных задачах нашей спелеологической деятельности, либо же тему разговоров задавал Олег Цой. А в этой экспедиции у нас было много времени на простые разговоры «по душам» на совершенно различные темы. И я многое тогда от него почерпнул. И вовсе он оказался не таким уж нервным и раздражительным, каким его представляли некоторые из тех, кто ходил с ним в походы раньше меня. Иногда он может вспылить, даже на ровном месте, но зато во время каких-либо трудностей или опасностей он сохранял выдержку и хладнокровие. Правда, как я уже говорил, он излишне полагался на мой опыт, которого у меня особо-то и не было, поэтому мне приходилось попадать в неприятные ситуации, в которых требовалась его помощь, но его в этот момент рядом не было, либо он не оказывал должной помощи. Я имею ввиду тот случай, когда я завис в первом колодце на спуте троса и верёвки, а он не ждал меня и упорол уже далеко. А также то, что между третьим и четвёртым колодцем приходилось идти в опасном распоре над пропастью, а он не хотел здесь вешать перила, поскольку сам проходил это место легко и безбоязненно. Но, если не обращать внимания на эти мелочи, то в целом с ним было ходить в вертикальные пещеры достаточно приятно. Кроме того, он целиком брал на себя приготовление пищи в лагере и не очень мне доверял в этом вопросе, что меня вполне устраивало. Я сам себе тоже не очень доверял!
- Ничего себе! – спохватился Вятчин, посмотрев на часы. – Мы заболтались, а нам уже пора быть на дне! Сегодня нас ждут великие первопрохождения!
___________________________________*___*___*_______________________________________
Берём транспортный мешок с навесками и снаряжением на два колодца. Стараемся идти быстро. Спустя пару часов проходим «старое дно», затем узкий лаз под глыбой и оказываемся в ходе Тянитолкай. Мешок через него идёт туго, Андрей тянет его за собой, а я толкаю сзади. Наконец, доходим до того колодца, на котором мы вчера остановились.
Пока я распутываю трос и верёвку, Андрей при помощи коловорота быстро сверлит отверстие в стене. Затем он вставляет в это отверстие втулку шлямбурного крюка вместе с пластиной, в которой есть отверстие для карабина, и забивает дюбель во втулку. Дюбель лезет с характерным звоном, высота звука которого увеличивается с каждым ударом молотка.
- Слышишь по звуку – правильно идёт! – радостно говорит Вятчин.
Наконец крюк забит. Любовно оглядев свою работу, Андрей заявляет:
- Это самый лучший крюк, который я забил в своей жизни!
Потом он долго возится, так, что я даже успеваю замёрзнуть, - никак не может вставить в свой «лучший крюк» карабин. Скоба крюка оказалась слишком близко к стене и в это узкое пространство карабин не лезет! Андрей сначала пытается отогнуть скобу от стены, а затем вбивает карабин молотком.
- Не завидую я тому, кому придётся снимать этот карабин!
«Тебе, скорее всего, и придётся!» - думаю я про себя.
После этого Андрей вбивает второй крюк, уже не хвастаясь своей работой и изначально выбирая такое место на стене, на которое скоба крюка ляжет правильно.
Спускаемся в колодец, глубина которого по нашему последующему измерению оказалась 22 метра. Этот колодец жутко обводнён – хотя и нельзя сказать, что на голову льёт поток воды, но дождик моросит конкретный! Не спрятаться от воды и в небольшом зале на дне этого колодца – в любой его точке с необозримой высоты на голову льёт холодный подземный дождь. Из зала уходит только один низенький и узкий ход, в который и утекает ручей.
- Очень странно! – говорит Андрей. – В этом колодце сходятся два больших хода, и, после их соединения, пещера из большой превращается в такую миллипизерную? Что-то здесь не так! Мы, наверное, плохо ищем!
Но другого выхода из зала мы нигде не видим.
- Лезь тогда ты первый, как узкий специалист! – командует Андрей. На самом деле ход вполне проходимый и для него, но ему явно не хочется ложиться животом в ручей и ползти по воде.
Это не очень приятно, учитывая, что на мне не полный гидрокостюм, а только гидроштаны. Хотя поверх них надет прорезиненный комбез, но он порван во многих местах.
Ползу на брюхе по воде и опускаюсь в глубокую ванну. Инстинктивно подскакиваю вверх, бьюсь головой о потолок и каска с головы слетает. Далее она плывёт передо мной как лодочка и освещает мне дорогу прикрепленным к ней фонарём, а я ползу следом по горло в ледяной воде. Не стоит даже говорить, что на мне выше пояса нет сухого места.
Прохожу два уступа с водопадами, ползу дальше и падаю в очередную ванну. Плаваю в ней, как в озере, всячески кручусь, освещая фонарём все стены, но никакого выхода не вижу, кроме того, из которого я пришёл. Неужели сифон? Только этого не хватало!
Ощупываю руками и ногами дно водоёма. Так и есть – в дальнем конце ванны рука уходит под стену. Ход на ощупь небольшой, с аквалангом в него пролезть проблематично, а без акваланга что-то не хочется. Выбираюсь обратно.
- Ну, что там? – Андрею не терпится узнать.
Я вспомнил, как ему год назад доложили об окончании пещеры Дима Томин и Костя Абдрашитов, и, старясь подражать им во всём, говорю таким спокойным жизнерадостным голосом:
- Новость, конечно, для тебя печальная, а для меня нормальная! Пещера закончилась! Сифон!
- Ну вот, а я-то думал: «пошла» пещера! – печально вздыхает Андрей. – Зря мы две верёвки взяли! Опять пещеру напугали!
Затем его черёд лезть в этот мерзкий ход, а мне приходится следом ползти туда во второй раз. Топосъёмку как таковую мы не делаем, но промеряем длину ходов и высоту уступов мерной лентой.
Затем делаем топосъёмку нижнего зала и выходим из колодца. Сначала выхожу я, затем Андрей, и, уже выйдя на перегиб самого начала колодца, он хватается рукой за карабин, который так долго пытался втиснуть в петлю крюка и затем вбил молотком.
- Чпок! – крюк неожиданно выскочил из стены, и Андрей болтает карабином, зажатым в кулаке, над пропастью. Но на этот раз ситуация не опасная – Андрей ещё не отстегнул самохваты, трос висит на другом крюке, да и сам Андрей уже сидит на краю колодца, лишь слегка свесив в него ноги.
- Вот тебе и лучший крюк в твоей жизни! – смеюсь я.
- Не смейся, он был практически безопасный! Ведь при спуске в колодец и при выходе из него, нагрузка шла на изгиб крюка, и в этом направлении он держал её хорошо! А на выходе я создал нагрузку не поперёк, а вдоль крюка, на его вырыв! Вот он и выскочил!
Я, насквозь промокший, трясусь от холода. Андрей предлагает посидеть, передохнуть, но я настаиваю на быстрейшем выходе, поскольку чувствую начало переохлаждения. В пещерах это вещь опасная, поскольку при малейшем отдыхе переохлаждённый организм начинает засыпать и в итоге даже может не проснуться.
Выхожу без остановок, но неожиданно быстро устаю и начинаю нервничать. Срываюсь даже с простых уступов. Вместо того, чтобы передохнуть, кидаюсь на них снова. Беру не техникой, а силой, хотя и понимаю, что это глупо и временами даже опасно.
В последнем колодце перед базовым лагерем пристёгиваю на трос кроме ножных самохватов ещё самохват-комфорт на беседке, на котором отдыхаю после каждых пяти минут подъёма. Наконец, дойдя до края колодца, никак не могу на него выбраться. Раньше здесь была глыбовая пробка, а теперь – очень неудобный для выхода перегиб стены. Точнее говоря, выход достаточно простой, если не нервничать и спокойно рассчитывать свои движения. Останавливаюсь, немного думаю, после чего легко выхожу из колодца.
Следом за мной выходит Андрей. И вот наконец-то родная палатка! Трясущимися руками чиркаю спичкой – отсырела! Весь коробок отсырел! Хорошо, что у Андрея спички не отсырели, и на таблетке сухого горючего заплясал маленький жёлто-зелёный язычок пламени, постепенно увеличивающийся и приобретающий оранжевый оттенок. По палатке постепенно разливается тепло и едкий слезоточивый запах сухого горючего.
Переодеваемся в сухое, мокрую одежду вешаем под потолком палатки, где воздух уже практически горячий. Андрей занимает одну половину палатки, на которой греется у гексогаза, сушит одежду и варит геркулес, а я на другой половине греюсь и сушусь у своего гексогаза, и кипячу воду для чая. В данный момент чувствую себя в большем комфорте, чем когда-либо дома на диване перед телевизором. Для того, чтобы ощутить настоящий комфорт, нужно перед этим ощутить настоящий дискомфорт! Вместе с теплом вернулись силы и настроение – хоть опять беги до дна! С другой стороны, подкрадывается какая-то тоска по жизни на поверхности.
- Завтра идём наверх? – спрашиваю Андрея.
- С утра над этим подумаем. Зачем спешить прощаться с этим миром, а потом ещё год ждать встречи с ним?
Я понимаю, что это он говорит для меня. Это я скоро уеду домой, а он ещё больше месяца будет жить на Ачибахе и ходить по этим дырам.
У меня почему-то всё наоборот, чем у нормальных людей. Обычно сильно уставшие люди быстро засыпают и крепко спят, а я в сильно уставшем состоянии долго не могу уснуть. Как только потухли гексогазы, опять стало жутко холодно. Вода, сконденсировавшаяся на тенте, теперь капает на нас. Замечаю, что в пещере идеальной тишины нет. Сильный хлопок – капелька воды упала с потолка зала на тент палатки. Слабый хлопок – это другая капелька упала с тента на спальник.
Я лежу и думаю: какое соотношение физической силы, силы духа, выносливости, хладнокровия и трезвого ума должно быть у настоящего спелеолога? Пожалуй, ни одного из перечисленных качеств у меня недостаточно. Если анализировать каждое из этих качеств отдельно, то я понимаю, что именно это меня не раз подводило и именно этого у меня явно не хватает. Тем не менее, они все в сумме дают некоторый результат, который мне удаётся получить. Это мне очень напоминает мою учёбу в институте. Ни одну из дисциплин, которую нам преподавали, я не знал хорошо. В каждой из них я схватывал какую-то суть, но в целом я в этой дисциплине плавал, не знал формулы, правила или законы, и т.д. Но, несмотря на явное незнание этих дисциплин, в конечном итоге я хорошо сдавал экзамены и в целом имел неплохой аттестат. Почему так получалось – я сам не понимал. Перед экзаменами я не нервничал и был в себе уверен. Даже если мне попадался билет, в котором я не знал ответа ни на один вопрос и шпаргалок у меня не было, то всё равно я как-то умудрялся найти правильный или относительно похожий на правильный ответ. Нужно было просто хорошо подумать в последний момент и постараться логически домыслить то, чего я не знал, хотя нас этому обучали. Вот так и в пещерах: я не сомневаюсь в том, что в конечном итоге я сумею преодолеть любую трудность, даже если у меня нет физических сил или выносливости для преодоления этой трудности. То есть, в обычных условиях я не сумею преодолеть эту трудность, но в критической ситуации смогу. Почему – я не знаю.
С такими мыслями я наконец засыпаю.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Наутро мы обнаруживаем, что сухого горючего у нас остались всего две пачки, поэтому нам надо срочно отсюда сматываться. Кроме того, наша промокшая одежда до конца не высохла, надевать её не хочется и мочить единственную запасную тоже не хочется, так что по любому нам нужно выходить наружу.
Готовим свой последний подземный завтрак. Мы по ошибке захватили много банок колбасного фарша и теперь налегаем на него. Кильку есть плоскогубцами было бы удобно, а с фаршем приходится мучиться. Из-за того, что дозы захвата фарша маленькие, приходится есть очень быстро и в результате я больно прищемляю язык. Тогда, плюнув на правила приличия, начинаю есть просто пальцем. Сразу же режу палец об острый край банки, вскрытой пробойником. В фарш капает кровь, приходится есть вместе с ней. Палец болит, язык болит – не еда, а мучение! Геркулес на второе всё же ем пассатижами, поскольку в общий котёл запускать свои окровавленные пальцы неудобно.
Андрею есть свёрлами безопаснее, но их площадь захвата ещё меньше, чем у пассатижей. Он мечет еду очень быстро, по дороге она часто слетает и ему нередко приходится облизывать пустое сверло. Нет у нас проблем только с чаем с конфетами. Точнее говоря, у Андрея нет проблем, а у меня в это время ко всем больным органам присоединяется ещё и ноющий зуб.
Вообще, если не видеть весь процесс поглощения нами пищи, а только слушать, то можно услышать какофонию, состоящую из лязга, стука и скрежета металлических предметов друг о друга, с небольшими причмокиваниями и выкрикиваниями нецензурных комментариев типа «Ой, блин!», но только хуже.
После завтрака собираемся выходить на поверхность. Всю навеску оставляем висеть на своём месте, но выносим лагерь, одежду и продукты – получилось три тяжёлых мешка. Идём с ними медленно, между колодцами подолгу отдыхаем, но всё же стараемся выйти до захода солнца.
Наконец доходим до снега – первого признака близости поверхности. Настроение улучшается. Совершаем длинный подъём по крутой снежно-ледовой галерее, и вот уже стоим на дне входного колодца. Явно видим дневной свет наверху. С удивлением отмечаю это, поскольку в два наших первых выхода отсюда свет не было видно. Правда, в первый раз мы выходили после грозы, а во второй раз в сумерках.
Поднимаюсь по колодцу. Иду очень медленно, чтобы глаза постепенно привыкали к свету. Тем не менее, вверх не могу и взглянуть – яркая полоска света режет глаза! Выключаю фонарь, поскольку с середины колодца и без него всё хорошо видно. В прошлые наши выходы без фонаря здесь ничего не было видно. Чувствую тёплый воздух с поверхности, немного затхлый, но очень приятный. Прохожу последние метры и вдруг попадаю в какое-то яркое, ослепляющее сине-зелёное море. Отстёгиваю самохваты и падаю на тёплую землю. Небо настолько яркое, что смотреть на него не могу, но оглядываюсь по сторонам. Особенно поражает цвет листьев – оказывается, их зелень светлее и ярче, чем мне всегда казалось. Не знаю, что на меня сильнее подействовало – неожиданная яркость красок или их разнообразие, но мир кажется совершенно не таким, как раньше. Цвет листьев или хвои на каждом дереве теперь свой уникальный, не такой, как на остальных. Я даже не подозревал, как много бывает оттенков зелёного. Чтобы это понять, нужно было четверо с лишним суток провести в царстве вечного мрака (пять дней и четыре ночи). Также непривычным кажется то, что все предметы тёплые на ощупь – камни, земля, стволы деревьев.
Выходит Андрей, и мы молча идём в лагерь, волоча тяжёлые мешки. Перед глазами всё крутится и мелькает. В лагере нас встречают и кормят. Никогда не думал, что столовая ложка – это великое изобретение человечества!
В лагере долго смотрю на костёр и не могу налюбоваться. Андрей тоже рядом сидит и пялится на огонь. Глаза у него какие-то странные – блестят, как у пьяного. Догадываюсь, что и у меня такие же.
И ещё неожиданно замечаю, что все мелочи нашего быта типа чисто вымытых и аккуратно развешенных по веткам кружек, кажутся мне пустыми и никчёмными. Ловлю себя на мысли, что я потихоньку превращаюсь в Вятчина, что не вызывает у меня сильного восторга.
Постепенно солнце зашло за горы. Густой полумрак окутал пихты и величественные скалы, и стало как-то приятнее, привычнее. Даже холод уже не кажется таким мерзким, как раньше.
____Вид на оз.Рица примерно из района Квартета. Видно только часть озера. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
____Вид с вершины Ачибаха на малую вершину и на долину р. Бзыбь. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
___________________________________*___*___*_______________________________________
Утром с Андреем разбираем подземные мешки. Натянув между деревьями верёвку, вешаем на неё множество вещей для сушки. Подземную палатку тоже нужно просушить. Вытряхиваем из неё всякий мусор, в том числе откуда-то взявшиеся мелкие деньги. Поднимаю одну мелкую монету и окурок размером в половину сигареты. Монету выкидываю, а бычок кладу в карман.
«Интересно! Внизу я бы сделал наоборот!» - думается мне. Далее я начинаю размышлять на эту тему.
В том, нижнем мире, преобладают ложные ценности. Это всё потому, что законы того мира в своём большинстве лживые. Для удобства своей жизни люди постоянно обманывают кого-то и ещё больше самих себя. Каждый человек в глазах окружающих хочет выглядеть лучше, чем он есть на самом деле. Либо красивее, либо сильнее, либо умнее, либо богаче, либо что-нибудь ещё. Здесь, наверху, во всём этом нет никакого смысла. Каждое своё слово здесь нужно подтверждать делом. Если ты сильнее всех – прокладывай маршрут другим, более слабым, либо таскай больше всех дрова, либо руби больше всех лёд на воду! Если же ты слабее всех – то сиди и не вякай! Если ты умнее всех – решай проблемы, и свои, и чужие! Хочешь быть красивым – будь красив своими словами и делами, а не за счёт косметики или одежды! Здесь всё встаёт на свои места. А внизу мир лживый, и живёт по принципу – чем более ты лживый, тем более успешный! Дорога от Рицы до Ауадхары – это та самая нить, которая соединяет мир лжи с миром правды!
Пока я предаюсь этим размышлениям, Андрей отогнал девчонок от костра и готовит еду сам: «Лучше развлекайте меня своими беседами!»
- Андрей, мы с тобой теперь стали как обычные люди! – смеюсь я. – Живём наверху, греемся на солнце, готовим на костре, едим ложками! И ещё девушки рядом!
- Да, это обычная повседневная жизнь! – соглашается Вятчин. – Ещё мыши кругом, кроме девушек! Всё как всегда, на своих местах!
- Не говори! Скукота!
___________________________________*___*___*_______________________________________
У нас в лагере нет строгого распорядка дня, какой бывал в наших походах под руководством Олега Цоя. Поначалу ещё какой-то распорядок был, а после третьего выхода в Квартет мы совсем обленились. На сон уходит почти половина суток, раньше 11 часов встаём редко. Раньше всех встаёт Андрей – часов в 9-10, разжигает костёр и начинает готовить завтрак. Все работы по нашему жизнеобеспечению держатся только на сознательности – никто никого не понукает. Андрей лишь в первую половину похода поддерживал свой образ строгого и вспыльчивого руководителя, который он сам создал себе в течение многих лет. После нашего третьего выхода в Квартет он вдруг преобразился в само спокойствие. Если никто не хочет идти за дровами – он идёт сам и никого не только не обругает, но даже слегка не пожурит! Марина с Ириной несколько раз явно нарывались на конфликт, но Андрей не выказывал никакого недовольства! Он явно рушил тот образ, который у меня о нём создался после наших совместных экспедиций в 1985-м и 86-м годах!
В один из первых дней после нашего последнего выхода в Квартет, мы с ним встали одинаково очень рано, наверное, в 9 часов. Можно сказать – засветло! Я сразу занялся костром, а Андрей принялся за обработку топосъёмки. Через полчаса или час он сообщил мне результаты:
- В нашей пещере теперь 393 метра глубины. Немного до четырёх сотен не хватило, но зато мы уже обогнали Генрихову Бездну на Арабике, в которой 360 м, и Нахимовскую на Караби (370 м).
Забегая вперёд, скажу, что спустя примерно месяц после описываемых здесь событий, Вятчин снова будет работать в Квартете, и переснимет заново некоторые места пещеры. Потом он обработает топосъёмку и по её результатам глубина пещеры окажется 394 м. Таким образом, мы с ним увеличили глубину пещеры на 37 м и её протяжённость на 233 м. Вот результаты работы в Квартете летом 1988 года, которые он мне пришлёт осенью письмом.
В этой таблице стоит обратить внимание на следующие даты: 17.07.88, 19.07.88 и 25-27.07.88. Это были как раз те самые дни, в которые мы выходили в Квартет.
19 июля мы тянули телефонный провод, стараясь отводить его по стене от навески, в процессе чего в нижней части входного колодца Андрей обнаружил новый ход протяжённостью 10 м, который назвал «телефонным ходом».
25 июля был обнаружен шкуродёр Бандит и ещё другие ходы возле него.
26 июля мы прошли этажи за Развилкой («сыр», где несколько сквозных отверстий между ходом и залом), «старое дно», открыли и прошли ход Тяни-толкай протяжённостью около 70 м.
27 июля мы прошли колодец 22 м и узкий ход с ручьём до сифона, длиной примерно 30 м.
Остальные даты – это первопрохождения в Квартете, которые Вятчин сделает месяцем позже, о чём будет рассказано в другой главе.
________________________План пещеры Квартет
_________________________Разрез-развёртка пещеры Квартет.
Это не окончательная карта пещеры. Фактически, это та самая, которая была нарисована Вятчиным по результатам топосъёмки 1987 года. Наших открытий на этой карте практически нет, за исключением схематично нарисованных хода Тяни-толкай и последнего хода до сифона. В неё не вошли ни шкурник Бандит, ни ходы «сыра» около Развилки, ни, тем более, многие ходы, которые Вятчин откроет уже после нашей с ним экспедиции. Другими словами, из открытых в 1988 году приблизительно 410 метров новых ходов, на эту карту попали всего 100 метров из них - пунктирной линией, да и те нарисованы приблизительно.
Но что поделать – более полной и точной карты Квартета на просторах интернета я не нашёл. Хотя есть другая карта, также сделанная из топосъёмки 1987 года с небольшой подрисовкой, но та ещё менее точная, чем эта.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Просто удивительно, что в те пять дней, в которые мы находились под землёй, всё время погода была солнечной и безоблачной, но стоило нам только выползти – и опять начались дожди, как и в первые дни нашего пребывания на Ачибахе. Однажды дождь зарядил на весь день, и мы впятером целый день почти не выходили из палатки. Чем занимались девушки – я уже не помню, а мы с Андреем и Лёшкой весь день резались в преферанс. Если кто-то не знает, что такое преферанс, то поясню, что эта игра достаточно интеллектуальная по сравнению с другими карточными играми, но для неё обязательно рисовать так называемую «пулю» - то есть, преферансное поле. В это поле записываются «висты» (очки) каждого из игроков, по которым в конце игры выясняется, кто сколько выиграл или проиграл. А чтобы рисовать «пулю» - нужна бумага. Причём, не какая-нибудь мелкая салфетка, а нормальный лист бумаги.
Андрей, недолго думая, достаёт карту Квартета, на которой нарисованы и план, и вертикальный разрез, переворачивает её обратной стороной и принимается рисовать «пулю». У меня сердце сжимается, когда я это вижу. Я знаю, что это единственный экземпляр карты этой пещеры, и нарисовать его по данным топосъёмки дело не быстрое. Только потом я узнал, что был ещё один её экземпляр, но всё равно чертить карту приходилось каждый раз заново с нуля. Конечно, Андрей рисовал пулю с обратной стороны карты, но бумага была не толстая, а поверхность, на которой она лежала, не твёрдая, так что карта после продолжительной игры в преферанс должна была выглядеть, как-будто её достали… - даже не знаю, как-будто из чего её достали.
- Ты зачем портишь карту, которую так долго рисовал?! – возмущаюсь я.
- Не питай уважения к бумагам! – строго так и серьёзно отвечает Андрей.
Давно уже стемнело, а мы так увлеклись, что продолжаем играть при слабом свете фонаря, подвешенного под потолком палатки. Девчонки просыпаются и начинают ругаться:
- Идите играть в другую палатку! Спать не даёте!
Они имели ввиду нашу вторую палатку, которую мы использовали только для подземного лагеря.
- Ладно, закругляем игру! Подсчитываем висты! – даёт распоряжения Андрей.
Потом мы вылезаем из палатки, чтобы разжечь костёр и вскипятить чайку.
- Стоп! – вдруг останавливается Вятчин. – Это ещё что такое?
Мы видим перед собой далеко среди деревьев свет какого-то фонаря.
- Надеюсь, не белый спелеолог?! – пытаюсь шутить, хотя мне не по себе.
Свет стоит на одном месте, не двигается. Его видно очень плохо, лишь небольшой огонёк среди деревьев. Для звезды огонёк слишком большой, для луны – слишком яркий. К тому же свет не на небе, а среди деревьев невысоко над землёй, а небо закрыто облаками.
- Я предполагаю шаровую молнию! – заявляет Андрей.
Я не знаю, что такое шаровая молния и существуют ли они, но звучит это страшновато.
- Давай подойдём поближе!
Мы втроём потихоньку, крадучись, двигаемся в сторону света, стараясь не шуршать и не хрустеть листьями и ветками. С одной стороны, мы не хотим спугнуть источник света, а с другой стороны боимся – как бы он сам на нас не кинулся!
- А шаровая молния может вот так стоять на месте? – шёпотом спрашиваю я.
- Наверное, если нет ветра! Хотя у неё уже давно должна закончиться энергия!
- Может быть, это человек с фонарём? – потихоньку причитает Лёшка. – Может быть, даже не человек?! Может быть, пойдём обратно?
В конце концов мы выходим на более открытое от деревьев место, и видим, что источник света – это всего-навсего луна. Она недавно поднялась над Бзыбским хребтом, над которым облаков уже нет. Необычно яркой она кажется потому, что в горах на высоте 2000 метров, на которой мы сейчас находимся, слой атмосферы тоньше, чем у нас на равнине, а также здесь воздух холоднее и ветра нет сегодня. По всем этим причинам луна кажется настолько яркой, что даже немного слепит глаза.
- Да-а, вот мы герои! Луны испугались! – смеётся Вятчин.
- Мы просто лунатики! Луна нас притягивает! – вторю ему.
По дороге к лагерю я размышляю, как, наверное, глупо это выглядело со стороны. Мы прошли метров двести-триста по ночному лесу непонятно ради чего, причём по крутой пересечённой местности, где даже днём можно свалиться в воронку и свернуть себе шею. При этом мы не включали фонари, чтобы светящееся существо нас не заметило. Но в тот момент, когда луна сверкала ярким пятном среди множества веток деревьев, она была похожа на что угодно, но только не на луну.
- Приеду домой – напишу рассказ «Как мы ходили смотреть на луну!» - обещаю я.
По приезду домой я не только не написал этот рассказ, но даже в своём большом дневнике воспоминаний этого похода не описал этот случай. Тем не менее, я его хорошо запомнил, и, наконец, сейчас выполнил своё обещание.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Будучи ещё в пещере, на глубине 142 м, мы попали в так называемый Зал белки. В него можно попасть, если пройти по меандру после четвёртого колодца и подняться немного вверх по Обвальному залу и уходящему из него ходу. Этот Зал белки представляет собой дно какого-то колодца, приходящего сверху. Здесь лежит мёртвая белка. Когда Вятчин с товарищами обнаружил её год назад, то труп был ещё свежачок, а сейчас он превратился в скелет, покрытый не то плесенью, не то остатками шерсти, похожими на плесень. Я бы даже не признал в этом трупе белку, если бы Вятчин не сказал.
Примечательным во всём этом было то, что белка не могла сюда попасть через входной колодец. Чтобы как-то забежать сюда, она должна была остаться живой после падения в колодцы 67 м, затем 7 м, затем сдвоенный колодец глубиной около 60 м, и потом ещё активно перемещаться в темноте. Вряд ли такое возможно. Паводком её сюда тоже не могло принести из входного колодца, поскольку вся вода, сколько бы её ни было, могла свободно уходить из Обвального зала в пятый колодец и не могла подниматься по ходу вверх. Оставался только один ответ – она попала сюда через другой колодец, на дне которого, собственно, она и лежит. И этот другой колодец, судя по плану пещеры, связан с поверхностью на большей высоте от уровня моря, нежели находится наш вход в Квартет. То есть, другими словами, если мы найдём ту воронку, в которую упала белка, и пройдём пещеру из неё вплоть до Зала белки, то тем самым мы углубим Квартет метров на 30-40 наверняка, а может быть и больше.
_____Воронка со снегом на Ачибахе. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
Проблема в том, что воронок на поверхности много, и все они забиты снегом. Вятчина привлекает одна из них по двум причинам: во-первых, она расположена почти над тем самым местом, где глубоко под землёй находится Зал белки, и, во-вторых, межу снегом и стеной в этой воронке виднеется щель, легко проходимая для белки.
- Раз белка прошла – то и Лёшка пройдёт! При некотором нашем содействии! – заключает Вятчин.
Андрей топором основательно расширяет эту щель и делает её проходимой для Лёшки. Тот пристёгивается к верёвке и протискивается в ледяную узость. Мы его держим на верхней страховке, в случае чего выдернем. Сантиметр за сантиметром он скрывается под снегом, затем, судя по движению страховочной верёвки, спускается довольно быстро и вскоре до нас доносится его приглушенный голос:
- Спускайтесь сюда, здесь целый зал!
Тогда я пристёгиваюсь и протискиваюсь вслед за Лёшкой. Очень неприятное ощущение, особенно когда понимаешь, что вверх эту щель пройти будет ещё труднее. Но она быстро расширяется и повиснув ниже неё, я подрубаю её при помощи мачете снизу. Затем я спускаюсь в зал, и Андрей сверху начинает стучать топором, обрушивая чуть ли не на нас приличные куски льда. Мы с Лёшкой отходим в каменный зал как можно дальше, но куски льда, отскакивая от снежной стены, всё равно бьют нам по ногам.
Этот зал, или комната, с каменными потолком и полом образуется из-за расширения колодца в этом месте, с последующим его сужением. Сама снежная пробка никуда не девается и продолжается вниз. Мы видим перед собой белую снежную стену с бурыми разводами глины на ней.
На полу этого небольшого зала лежит скелет горного барана. То, что это именно баран, можно понять по его большим, почти в кольцо завитым рогам. Размер рогов мы не измеряли, но помню только, что они занимали чуть ли не половину этой «комнаты», в которой могло свободно разместиться несколько человек. Скелет барана говорит о том, что когда-то снега в пещере было меньше и верхний край снежной пробки находился примерно на уровне этого зала. Баран упал на снег и не мог отсюда выбраться, а затем зашёл в боковой зал и умер. Постепенно снежная пробка выросла на 7 или на 10 метров – уже не помню, на каком уровне от её начала находился зал.
Через некоторое время две верёвки перед нами заходили ходуном, послышался скрежет железа об лёд, и вот уже Андрей, отталкиваясь ногами ото льда и обрушивая на нас град новых ледяных осколков, приземляется в наш зал. Он отстёгивается от верёвки и внимательно разглядывает скелет, затем произносит:
- Зачётный череп с рогами! Жаль, что он не пройдёт в то отверстие наверху, в которое прошли мы! А рубить полкубометра льда ради этого черепа не хочется!
Мне, если честно, этот череп на фиг не нужен, и я рад, что Андрею он тоже не понадобился. Я вообще к любым проявлениям смерти отношусь крайне отрицательно и не хочу иметь к ним никакого отношения. Даже если бы это был скелет динозавра, единственный в мире, то и в этом случае я не прикоснулся бы к нему. По этой причине я крайне отрицательно отношусь к коллекциям насекомых, хотя и люблю фотографировать их живых.
Затем мы тщательно осматриваем зал и снежную пробку около него. В зале нет ничего примечательного, кроме скелета и небольших ледяных сталагмитов. Между снежной пробкой и стеной есть вертикальная щель шириной 10-15 см, уходящая не вниз, а на уровне пола зала. Из неё дует ветер, говорящий о больших объёмах за этой щелью.
- Белка не могла попасть в Квартет через этот вход! – заключает Вятчин. Мне это суждение кажется странным, поскольку и тот ход, который мы уже прошли, и тот, который мы ещё не прошли, выглядят вполне проходимыми для белки.
- Если бы белка сюда свалилась, что само по себе уже маловероятно, то она стремилась бы выйти наверх! – поясняет Вятчин. – У неё не могло возникнуть желания лезть в какую-то щель между снегом и стеной, которая явно не ведёт наверх! И случайно куда-то упасть отсюда она не могла, потому что никакого колодца вниз, открытого от снега, мы здесь не наблюдаем!
- Значит, мы не будем долбить эту щель? – спрашиваю я.
- Нет, конечно. Чтобы расширить эту щель до проходимого размера – нужно несколько дней. При этом нет никакой уверенности, что продолжение этой пещеры приведёт нас в Квартет. Чем терять на это время, лучше поискать в других воронках то отверстие, в которое действительно могла упасть белка!
- Тогда выходим наверх!
Я ничуть не сожалею - мне вполне хватило Квартета на то, чтобы в ближайшие месяцы о пещерах даже не мечталось. Но вижу, что Лёшка немного расстроен от того, что пещера так быстро закончилась.
- Всё равно это пещера, и я совершил её первопрохождение! – гордо заявляет Лёшка. – Я ведь первым сюда спустился!
- Нет, первопрохождение этой пещеры совершил баран! – строго и на полном серьёзе отвечает ему Андрей. – А ты был уже вторым бараном, который сюда спустился!
После этого мы выходим наверх, с большим трудом протискиваясь между снегом и стеной. Я принимаю для себя решение, что пещер на этот год для меня достаточно, и в этой экспедиции я больше никуда не полезу.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Невзирая на наши разряды, мыши сбегаются к нам со всей округи. Лёшка уже закрыл и перекрыл первый котовский разряд, а у меня, наверное, уже мастер спорта или, в худшем случае, КМС. У меня даже уже двое мышиных «руководителей», убитых на столе. Чтобы не бить мышей просто так, без пользы и азарта, решаем изменить игру «кэтмэн» на «тайгермэн», и ввести разряды тигра. Сильнее всех нервничает Андрей – он показывает в «кэтмэне» самые худшие результаты. Пятерых мышей он уже давно убил, а шестая, необходимая для первого разряда, никак ему не даётся. Он постоянно ходит с палкой и прислушивается к каждому шороху. Чуть только он заметит мышь, как сразу превращается в неандертальца с дубинкой, поднятой над головой. Он ещё очень высокий и мыши его видят издалека и сильнее боятся, чем нас с Лёшкой. Когда темнеет и мыши появляются кругом, Андрей ходит с фонариком в одной руке и палкой в другой. Кстати говоря, мыши не боятся света фонарика. Если на них просто светишь и не двигаешься – они не боятся, но только начинаешь двигаться, как они сразу убегают. Андрей пытается ходить тихо и медленно, но ему всё равно не очень везёт. Пока палка опускается с высоты его роста, мышь успевает убежать.
Бывает, что сидишь на бревне у костра и занимаешься своими делами, при этом не замечаешь, что рядом происходит. Потом вдруг раздаётся резкий удар палкой об землю в двух метрах, что даже подскакиваешь от неожиданности.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Вот и подошло время окончания нашей экспедиции. То есть, это для меня и девчонок окончание, а братья Вятчины будут на Ачибахе до начала сентября. Но они всё равно сбрасываются к морю вместе с нами. Андрею нужно решить в Адлере какие-то свои дела, потом они пополнят запас продуктов и опять забросятся на Ачибах.
С утра мы собираемся и уходим. Поскольку Андрей с Лёшкой уходят налегке, то они берут на себя часть нашего груза – моего и девушек. Довольно быстро мы сбрасываемся с Ачибаха, проходим урочище Нишца, восходим на перевал Анчха и начинаем сбрасываться в сторону озера Рицы. Через некоторое время доходим до ручья. К этому времени мы уже начинаем умирать от жажды, так что ручей нам весьма кстати. Андрей много не пьёт принципиально – он считает, что если в жару выпить много воды, то мучиться будешь сильнее, чем если её долго не пить. Он сделал пару глотков и ушёл, а мы с Лёшкой продолжаем находиться на берегу ручья и то и дело зачерпываем пригоршнями ледяную воду. Здесь очень живописное место – кругом нагромождения камней, между которых растут пихты, и журчит ручей, довольно мощный и широкий, хотя он только что чуть выше появился из родников. Тут Марина обращается ко мне:
- Уйди, пожалуйста, нам с Ириной нужно умыться!
- А почему только я должен уйти? А Лёшке можно на вас смотреть, голых?
- Так он за нами столько подсматривал, что мы его ничем уже не удивим!
Тут Лёшка вспыхнул и покраснел.
- Не врите! – Лёша хотел обвинить Марину во вранье, но понял, что в этом случае врать будет как раз он, и ситуация выйдет неловкой. – Я подсматривал за вами незаметно! Вы не могли меня видеть!
- Ну-ну! Шпиён незаметный! – смеются девчонки.
Мы сбрасываемся до озера Рица и уезжаем на туристическом автобусе до Адлера. Там мы прощаемся с братьями Вятчиными. Андрей собирается пару-тройку дней пожить у своего друга Резвана, а потом должна приехать Надя Моисеева со школьниками («трюфелями»), а также Олег Цой. Вятчины планируют забрасываться на Ачибах вместе с ними.
Мы тепло прощаемся с Андреем.
- Готовься к следующему году! Весь год усиленно тренируйся! – наставляет меня Андрей. – В следующем сезоне мы обязательно должны пройти Квартет глубже, если мне не удастся в этом! Наверняка там есть проход выше сифонного хода!
- Конечно! Обязательно следующим летом пойдём на Ачибах! – заверяю я его. Тогда мне и в голову не могла придти мысль, что мы видимся последний раз в жизни. Правда, некоторое время мы с Андреем будем переписываться. Но ни с кем из четверых участников этой экспедиции мне больше не суждено будет встретиться.
В завершении главы хочется сказать, что этот поход в целом, и Андрей в частности, оставили глубокий след в моей душе. Сейчас я сравниваю Андрея с Олегом Цоем, и мне они кажутся в чём-то похожими. В то время они мне казались совершенно разными. Олег был демократичным руководителем, а Вятчин авторитарным. Олег разговаривал на понятном всем языке, а язык Андрея казался «заумным» и мало кому был понятен. Но они оба были фанатиками пещер. Сам я никогда не был их фанатиком, как бы странно это ни звучало. Я любил ходить в пещеры, но с тем же успехом я мог бы заниматься горным или водным туризмом, если бы судьба распорядилась таким образом. А Олег и Андрей выбрали бы пещеры, даже если бы судьба кидала их на что-то другое. Они оба мечтали найти свою большую пещеру и пройти её до конца, причём не просто пройти, а осуществлять руководство группой, её проходящей. Организовывать лично экспедиции по прохождению своей большой пещеры. Это были люди, которые двигали спелеологию. Конечно, они были не единственными людьми такого плана в Советском Союзе. Потому тогда спелеология и процветала.
ГЛАВА 21.
Июль 1988.
Экспедиция на Ачибах (Западный Кавказ, Абхазия). Работа двойки А.Вятчин – Д.Львов в п. Квартет. Разборка донного завала, первопрохождение новой части пещеры. С учётом первопрохождения маршрут 4 к.с.
Кто-то на пару играет в дуэт,
А мы на двоих играем в Квартет.
В четыре руки Квартет мы берём
И масти четыре себе раздаём.
Здесь масть словно крест – наш нелёгкий маршрут,
И масть в виде пики – терпенье и труд,
И масть «красный ромбик» - палатка наш дом,
И масть как сердечко – им мы живём.
Как карты колоды колодцы идут,
Мы кроем терпеньем нелёгкий маршрут,
Мы кроем палаткой усталость и труд,
Мы кроем сердечком всё, что видим тут.
Боимся мы прикуп открыть, посмотреть.
Быть может там туз, а быть может там смерть.
Препятствия снова мы козырем бьём.
Квартет для двоих до конца мы пройдём.
С тех пор пролетело две тысячи лет.
Никто уж давно не играет в Квартет.
Здесь тьма и покой затаились навек
И лишь краткой вспышкой мелькнул человек.
От утреннего холода, как говорится, «зуб на зуб не попадал». Прыгая с камня на камень, я спустился к Голубому озеру, чтобы умыться. Мне показалось умываться, сидя на корточках, не очень удобным занятием. Тогда я встал на колени на торчавший из воды камень, упёрся руками о дно и погрузил в ледяную воду лицо. Такой способ умывания был не очень эффективен, но уменьшал вероятность падения в воду. После этого я постарался погрузить в воду всю голову. Ощущение было в первое мгновение настолько шокирующим, что хотелось закричать, но вместо крика я выпустил под водой несколько пузырей, поднял голову и несколько раз ею быстро мотнул из стороны в сторону, подобно собаке, вытряхивающей воду из шерсти. После этой процедуры самочувствие заметно улучшилось. К горлу ещё подступала тошнота, но хотя бы голова перестала трещать.
«Что было вчера? Не нёс ли я какую-нибудь дурь?»
Воспоминания были не чёткие, размытые, но в целом сохранились неплохо. Мы сидели в избушке у лесника и пили его вино большими кружками. Это выглядело не очень хорошо, но он сам щедро нам наливал.
Хуже всего было то, что нам сегодня предстояла тяжёлая заброска от 47-го километра Рицинской трассы на перевал Анчха, то есть крутой подъём с километровым набором высоты. И это был ещё не весь сегодняшний маршрут, поскольку Вятчин сказал, что после перевала нам нужно пересечь верховья ущелья ручья Рихва и дойти до балагана пастухов Хейции и Гарабета, у которых мы и будем ночевать следующую ночь.
Накануне в Адлере мы взвесили свои рюкзаки, точнее говоря – станки. Станок Вятчина весил 60 кг, мой станок – 45 кг. На первый взгляд, мне должно было быть легче. Но это смотря как считать. Мой бараний вес составляет 60 кг, а мой станок – 45 кг, то есть три четверти от веса тела. В Андрее 90 кг, а его станок 60 кг, то есть две трети от веса тела. Правда, он ещё тащит в руках транспортные мешки с ручками. Понятно, что с таким весом идти на перевал тяжело. А тут ещё вчера нас угораздило перепить вина!
Пытаясь яснее вспомнить вчерашние события, я напряг голову и снова почувствовал боль где-то внутри её, под лобовой костью. Какая гадость ваше виноградное вино! Снова встав на колени на камень, возвышающийся из толщи воды, я опустил голову в воду. Всё-таки неприятная здесь водичка, у которой зимой температура 4-6 градусов, а летом 8-10. Что интересно, по рассказам очевидцев, вода в Голубом озере никогда не замерзает, даже в морозы, которые в этих местах иногда доходят до -10 градусов. Хотя в озеро и впадает ручей, но он слишком незначителен для такого озера глубиной в 75 м, и не оставляет на поверхности озера никакого движения воды, поэтому отсутствие льда на озере зимой кажется чудом. Некоторые объясняют это явление химическим составом воды, как и её голубой цвет, другие постоянным перемешиванием воды. Летом же, несмотря на жаркую погоду, вода в озере остаётся примерно такой же холодной, как и зимой. Но это уже можно объяснить большой глубиной озера и впадающим в него большим ручьём.
После второго погружения головы в воду она уже почти не болит. Теперь можно и вспоминать то, что было вчера.
А накануне вечером к Голубому озеру подъехал туристический автобус. Из него высыпали туристы и принялись осматривать окрестности – кто-то пошёл к реке Бзыбь, а кто-то к Голубому озеру.
Последними из автобуса выходили мы. Сначала вышел высокий мужчина ростом 190 см с лишним, с тёмно-русыми, чуть рыжеватыми волосами, и такого же цвета бородой, с правильными чертами лица и ясными голубыми глазами, которые создавали иллюзию доброго человека. Он вытаскивал из автобуса огромного размера станок с пристёгнутыми к нему несколькими транспортными мешками. Это был Андрей Вятчин. Следом вышел невзрачный невысокий парнишка с неправильными чертами лица, карими глазами, который вытаскивал станок чуть меньшего размера. Это был ваш покорный слуга. Затем в дверях появился другой паренёк, ещё моложе и тоже невысокий, с русыми волосами и серыми глазами. Он передал Андрею пару транспортных мешков, не поместившихся на наши станки, и затем сам вышел из автобуса. Это был Алексей Вятчин, младший родной брат Андрея. Ему было всего 14 лет, а Андрею 30, то есть разница между братьями составляла 16 лет. Мне же тогда было 22 года, то есть я был на 8 лет старше младшего Вятчина и на 8 лет младше старшего. Братья Вятчины были не слишком похожими друг на друга ни внешностью, ни характером. Хотя младший ещё не вырос окончательно, но чувствовалось, что он никогда не дорастёт до размеров старшего брата, и его слегка курносый нос никогда не станет таким прямым, как у старшего.
Наконец из автобуса вышли две девушки с рюкзаками, москвички. Звали их Марина и Ирина. Марина была совершенной блондинкой, причём естественной, не крашеной, этаким жизнерадостным голубоглазым созданием, ростом примерно всего 160 см. Ирина была то ли тёмно-русой, то ли шатенкой, примерно на 5-10 см выше Марины и более сдержанной на язык, оставляя впечатление более серьёзной. Обе девушки были не худенькими и не толстенькими, а такими, про каких говорят – широкая кость. Они не были спелеотуристками и вроде бы вообще никогда не были ни в горах, ни в пещерах. Как они оказались с нами в одной группе, расскажу немного позже.
Итак, мы вышли из автобуса, покидали рюкзаки в кучу и стали осматривать окрестности.
- Палатку ставить не будем, заночуем у лесника, - Андрей показал пальцем на избушку поблизости. – Это мой хороший знакомый!
В настоящее время на этом месте никакой избушки уже давно нет. Здесь находятся торговые лавки, в которых продают многочисленные абхазские сувениры. А в те времена никто здесь сувениры не продавал и единственным человеком, который обычно находился возле Голубого озера кроме туристов, был лесник. К сожалению, я не запомнил его имя.
Тут мы увидели у дальнего конца озера под склоном горы пару палаток и костерок возле них.
- Это спелеологи! – догадался Андрей. – Как пить дать, собираются идти на Арабику, либо уже спустились! Пойдём к ним пообщаемся!
Спелеологи оказались с Украины, не помню из какого города. Они действительно шли на Арабику, нас встретили приветливо. Когда Андрей представился, они неожиданно воодушевились – ещё бы, об Андрее Вятчине в те времена был наслышан каждый второй советский спелеолог! Сразу откуда-то появилась большая металлическая фляжка:
- Ребята, испробуйте нашей горилки!
Мы попробовали по чуть-чуть, но много перед предстоящей заброской пить не стали. Ребята сообщили нам - то ли в пещере Пантюхина на Бзыбском хребте, то ли в соседней погиб спелеолог. Два дня назад его подняли на поверхность и погрузили в вертолёт. Причина смерти – всего-навсего сломался противоотбрасыватель на грудной обвязке, в результате чего бедолага повис вниз головой в ледяном потоке. Из этой ситуации не трудно было бы выйти, если бы была вторая навеска и страховочный самохват, скользящий по ней. Неизвестно, была она или нет. Кроме того, при неожиданном перевороте вниз головой можно было удариться ею о стену, или повредить ещё что-то.
Это уже пятый случай гибели спелеологов в 1988-м году, что слишком много даже для целого года, а ведь год прошёл только наполовину. На дворе ещё 11 июля. И этот год является юбилейным для советской спелеологии – 30 лет со дня её официального рождения (1958 г.)! Юбилейный год спелеологии оказался для неё одним из самых смертоносных!
Немного пообщавшись с украинцами, мы идём в избушку к леснику. Он принял нас радушно, показал место, где можно расстелить спальники. Мы принялись готовить еду на его печке, и тут лесник достал откуда-то большую бутыль самодельного вина. После этого мы уселись за стол, что-то немножко ели, но больше пили. С лесником в основном беседовал Вятчин, а мы больше слушали. Абхаз подтвердил информацию, что два дня назад в горы прилетал вертолёт и проводились спасработы. И не так давно тоже прилетал.
Ещё лесник сказал, что днём около Голубого озера часто бывают туристы, а вот по ночам никого нет, и в это время сюда на водопой с горы спускаются медведи. Обычно приходит большой бурый, но иногда и мелкие чёрные, которых ещё называют «гималайскими». Чёрные медведи боятся бурого и людей, а вот бурый никого не боится. На людей он пока не нападал, но в одиночку или малой группой подниматься на ближайшую гору лесник не советует. Около трассы медведь ведёт себя смирно, но на горе его территория, и как он там себя поведёт – неизвестно.
Ещё о чём-то мы разговаривали, девчонкам надоело слушать наш мужской разговор, и они ушли в гости к украинцам, рассчитывая там на более «милые» беседы. Через некоторое время я вышел из избушки покурить, подхожу к ручью, который несёт свои воды в Голубое озеро, и вижу здесь Марину и Ирину, которые нервно курят и раздражённо о чём-то шепчутся.
- Что случилось? – спрашиваю.
- Они назвали нас москаляками!
- А зачем вы сказали им, что вы из Москвы? Москвичей и в России мало кто любит, не то что в Украине!
- Москали у них не только москвичи, а все русские! – просвещает меня Марина.
- Не знаю, к нам с Андреем они очень дружелюбно отнеслись!
- Потому что вы спелеологи, как и они, а мы нет! Они нас раскусили!
После этого мы продолжаем посиделки у лесника, но содержание беседы я уже не помню. Наутро я вылезаю из спальника и иду умываться к озеру. Дальнейшее я уже рассказал.
_____Голубое озеро. Фото из Википедии (Hons084-Wikimedia Commons CC BY-SA 4.0 commons.wikimedia.org)
Пока я вспоминал вчерашние события, к озеру подъехал первый туристический автобус. Из него вышла толпа людей и направилась к озеру. Впереди шли две девушки или женщины немного старше меня.
- Смотри, у парня голова мокрая! Значит, он купался в озере!
Потом они обратились ко мне:
- А в озере можно купаться?
- Конечно, можно! Я же купался!
- А нам гид сказал, что нельзя!
- Можно, но вода ледяная!
- Ой, как хорошо, давай искупаемся!
Девушки, недолго думая, разделись и остались в нижнем кружевном белье, не очень похожем на стандартные купальники. Тут мне стало стыдно: «Зачем я им соврал, что искупался? А вдруг у них ноги сведёт от ледяной воды, и они утонут?»
Одна чуть ли не бегом забежала в воду, окунулась с головой и стремглав выбежала обратно. Другая зашла в воду чуть выше колена, поплескала на себя несколько пригоршней воды и тоже быстро вышла. Пока я смотрел на них, у меня неожиданно похмелье сняло как рукой.
«Ничего себе! Не знал, что есть такое хорошее средство!»
В это время к озеру подошёл Вятчин.
- Блин, ты время зря не теряешь! Но давай, быстро завтракаем, и выдвигаемся! Квартет нас ждёт!
Квартет – так называется пещера, цель нашего путешествия. Из всех 127 известных пещер Ачибаха (имеются ввиду пещеры длиной или глубиной от 10 м) нас интересует в этом году только одна. Немного расскажу об её открытии и о том, как я оказался в этой экспедиции.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Об этой экспедиции у меня остался дневник, написанный сразу по горячим следам после её завершения, который сильно превышает все остальные мои дневники о других походах (дневник отличается от отчёта более живым и более литературным изложением событий, а также возможностью произвольно опустить ряд событий или каких-то их деталей). Своими воспоминаниями об этом походе я исписал мелким почерком две тетради по 18 листов от корки и до корки. Кроме того, у меня остались некоторые воспоминания, которые я по какой-то причине не записал в дневник, но они были столь яркие, что сохранились по сей день. Например, когда я вспоминаю некоторые фразы, сказанные Вятчиным, то я помню и его голос, и его выражение лица, которое у него было в тот момент. В некотором отношении эта экспедиция была наиболее значимой в моей жизни и одной из самых трудных. По этой причине, а также по причине её продолжительности и хорошей задокументированности в дневнике, эта глава у меня окажется самой большой в «Истории пензенского спелеотуризма». Из этого вовсе не следует, что эта экспедиция для нашего спелеоклуба была более значима, чем другие. Просто, как я уже сказал, у меня о ней сохранилось больше воспоминаний и записей, чем о какой-либо другой.
Всё началось летом 1987 года, когда на Ачибахе оказалась четвёрка спелеологов: Андрей Вятчин (г.Павлово, Горьковская область), Дима Томин (г.Оренбург), Костя Абдрашитов (г.Волгоград) и Арцибасов из Москвы – имени последнего не помню, поскольку все всегда его звали Цибой. Кажется, Андрей, но не буду врать, не помню. Почему от каждого города было всего по одному человеку, сейчас сложно сказать. Видимо, Ачибах многих уже разочаровал к этому году, поскольку, несмотря на огромные прилагаемые усилия, все пещеры этого массива доходили в глубину максимум до 140-150 м, после чего они либо затыкались, либо продолжались такими узкими щелями, которые расширить не представлялось возможным. Даже наш Олег Цой в Ачибахе разочаровался, и в 1987-м году направлял нас то в Северную Осетию, то в Среднюю Азию. И лишь четыре человека в это время ещё верили в Ачибах.
Здесь следует вспомнить, что верхнее плато Ачибаха (северный склон горы на высоте от 1800 до 2300 м) немного исследовалось сочинцами и воронежцами в 1974-1976 г.г., и затем серьёзно стало исследоваться группами под руководством Вятчина с 1981 года. Не совсем под его руководством, но он направлял и координировал действия групп из разных городов – скажем так. Поисковые экспедиции постепенно перемещались с более пологого востока на более крутой запад, при этом постепенно сползая с альпийских лугов в лесную зону (раздел между зонами лугов и леса здесь проходит по высоте 2000 м).
В 1986-м году мы уже утвердились в западной части плато на высоте 1900-2000 м, где сосредоточили все усилия на прохождении пещер Хейция, Двойняшка, Memento o more (см. главу 12). На работу в этих дырах у нас уходило много времени и поиском новых дыр мы почти не занимались.
В 1987-м году вышеупомянутая четвёрка спелеологов, не надеясь пробить продолжение в какой-либо из известных пещер, занялась поиском новых. В первый же день поисковых работ, уйдя чуть западнее от Хейции, они наткнулись на трещину длиной около 20 м и шириной около 1 м, уходящую вниз колодцем. Брошенный в колодец камень улетал так далеко, что звука его падения не было слышно. На колодец была сделана навеска, и, после спуска в него, была посчитана его глубина – около 70 м. Дно этого колодца представляло собой сильно наклонный снежник, по которому можно было продолжать спускаться до следующего колодца. Для пещеры сразу подобралось логичное название – Квартет. Чуть ниже первого входа находилось небольшое отверстие второго входа, приводящее в тот же самый входной колодец.
Далее вышеупомянутая четвёрка перенесла свой лагерь с поляны возле Хейции на другую полянку, расположенную примерно посередине между Хейцией и Квартетом – единственную в этом районе горизонтальную площадку. Прохождение Квартета продолжилось.
За первым колодцем оказалось ещё пять колодцев глубиной от 10 до 30 м, которые привели в систему залов, расположенных на разных уровнях на глубине от -160 м до -240 м, из которых уходили ходы в разных направлениях. Один из залов на уровне -230 м вывалился в стенку огромного колодца, в котором откуда-то сверху хлестал сильный поток воды. До этого места пройденная часть пещеры была почти сухой, несмотря на большой снежник на дне первого колодца. Стало понятно, что до этого четвёрка спелеологов шла не по основному руслу пещеры, а по её боковому притоку, а основной вход (или входы) расположен где-то выше по склону.
Поскольку в залах было полно мест для отсидки в случае сильного паводка, было решено перенести лагерь сюда, на глубину -235 м, что и было сделано. Прохождение пещеры продолжилось.
Следующий за залами обводнённый колодец имел глубину 42 м, и после него начинался ручей. Далее следовал ещё каскад колодцев, идущих друг за другом по меандровому (извивающемуся) ходу. Приходя к очередному колодцу, четвёрка приносила с собой навеску только на один этот колодец, чтобы «не спугнуть пещеру». У спелеологов существует такое поверье, что новую пещеру можно «спугнуть», если взять сразу слишком много верёвки. За каждым пройденным колодцем оказывался следующий. Работали двумя группами: Вятчин и Циба в одной, и Костя с Димой в другой. Последние были менее суеверными, чем Вятчин, и им надоело бегать взад-вперёд ради малого увеличения глубины пещеры, поэтому они взяли с собой навеску сразу на три колодца. В результате пещеру они «спугнули» - после первого нового колодца она сразу закончилась. В это время Вятчин с Цибой были в лагере в Базовом зале (так они назвали зал на -235 м). Из колодца 42 м один за другим выходят Дима и Костя, волоча за собой транспортники с «лишней» верёвкой, и радостно сообщают Андрею:
- Для тебя, конечно, новость печальная, а для нас нормальная – пещера закончилась!
В следующие дни сделали топосъёмку пройденной части пещеры – в ней оказалось 357 м глубины. После последнего уступа был небольшой зальчик, дальняя часть которого была завалена мелкой щебёнкой. Видимо, это был завал, за которым следовало продолжение хода, но его в этот раз решили не раскапывать. Силы и время экспедиции уже были на исходе.
Таким образом глубина пещеры Квартет достигла -357 м и суммарная длина её ходов около 1300 м. Напомню, что до этого самой глубокой пещерой Ачибаха была Вивосапе глубиной -159 м. Наконец-то, после многих лет работ на этом массиве многих спелеологов, удалось преодолеть не только 200-метровый рубеж глубины, о чём мечтали Вятчин и Цой много лет, но и 300-метровый рубеж, и даже 350-метровый! На следующий год Вятчин планировал новый штурм Квартета.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Осенью 1987-го совершенно неожиданно для себя я обнаружил в почтовом ящике письмо от Вятчина. «Очень странно, - подумал я. – Почему мне, а не Цою?»
В письме Вятчин описывает вкратце историю открытия и прохождения его группой Квартета. Далее он пишет, что состав их группы из 4-х человек был идеальным для прохождения данной пещеры, и мог бы быть идеальным и в следующем году. Но беда в том, что Цибу забрали в армию. Поэтому он предлагает мне стать и.о. Цибы.
Ценность Цибы заключалась особенно в его изящных габаритах. Если ход заканчивался узостью шириной чуть больше 20 см, то туда запускали Цибу. Он смотрел, что следует дальше за шкуродёром и делал вывод: стоит ли расширять узость, чтобы и другие смогли в неё пролезть, или в этом нет смысла? Теперь роль Цибы предлагалось играть мне. Больше никому из Пензы, как и из других городов, работать в Квартете не предлагалось. Другие группы могли заниматься поиском пещер на поверхности, либо пытаться углубить одну из известных пещер кроме Квартета.
Всего с осени 1987 г. по июнь 1988 г. Вятчин написал мне порядка 10-12 писем. Шесть из них у меня сохранились до сих пор, причём совершенно случайно, поскольку у меня вообще нет и никогда не было привычки долго хранить письма (ещё сохранилась пара писем, написанных уже после экспедиции). Обычно во время очередного переезда с квартиры на квартиру я письма выбрасывал. К сожалению, было выброшено наиболее ценное письмо Вятчина, в котором он описывал вообще все свои достижения в мире «спелео», не только на Ачибахе и не только в пещерах. Видимо, то письмо было очень толстым, попалось мне на глаза и я его выбросил, в то время как восемь тонких писем у меня затесались между отчётами, дневниками походов и схемами пещер, и это их спасло.
Первоначально предполагалось, что экспедиция будет в том же составе, что и в прошлом году, только с заменой Цибы на меня, и будет работать с 10 июля по 31 августа. К середине зимы выяснилось, что Дима Томин и Костя Абдрашитов смогут принять участие в экспедиции только в августе. Мне же наоборот лучше было участвовать только в июле, поскольку во второй половине июня я защищал диплом, а примерно с 10 августа мне нужно было выходить на работу на Часовой завод, куда я был распределён.
В связи с этим Вятчину пришлось разбить экспедицию на два этапа: 10-31 июля и 1-31 августа. Он не собирался переносить работы в Квартете с июля на август только потому, что двое из четверых членов группы могли приехать только в августе. В одном из зимних писем Андрей мне пишет: «1 августа придут члены Квартета Костя и Дима Томин с шерпами, а ты, значит, будешь и.о. Цибы, который в Афганистане. Могу только сказать, что в эту смену надо будет пускать флюоресцеин с глубины не ручаюсь какой. О том, кто и как примет участие в его ловле, комбинации идут сложные. Две группы (О.Цой и Л.Кравцов) уже почти добились визы на верхнее плато в порядке премии за это участие. … Тебе оплачу дорогу и питание на все 40 дней, такое у нас в порядке вещей».
В этом же письме он написал: «Ты мне нужен на обе смены». Я ему ответил, что к 10 августа мне нужно быть в Пензе. Уже намного позже я понял, что был дурак и вполне мог бы выйти на работу и в сентябре, но в те времена я был очень ответственный в отношении учёбы и работы.
В следующем письме Андрей пишет: «10-31 июля головную группу составим мы с тобой в сопровождении, возможно, шерпов и гейш. Толковый словарь: шерпа = человек малого опыта пещер, мужского пола, идущий не за тем, чтобы этот опыт повысить, а просто нравятся горы или ещё что-то. Гейша = женщина высокого духовного развития, обычно со строгой моралью без опыта пещер, остальное как у шерпы». Дело в том, что Андрей понимал – если в экспедиции будем участвовать лишь мы вдвоём, то нам придётся тяжело. На Ачибах необходимо затащить много снаряжения и продуктов – для этого нам потребуется дополнительная мужская помощь «шерпов». Если жить в лагере около месяца без женщин, то морально опустишься и «загрубеешь душой», поэтому желательно наличие в лагере «гейш». При этом не предполагались никакие домогательства сексуального характера, но от женщин требовалось умение поддерживать беседы на любые темы, иногда петь песни под рюмку спирта и в меньшей степени умение готовить еду и поддерживать порядок в лагере. Поначалу я подумал, что гейши нужны Андрею в основном для приготовления пищи. Я ему написал об этом, на что он мне в следующем письме гневно ответил: «Гейши не обязаны уметь готовить! Хороши будут гейши, если подбирать по этому признаку!»
В пещеру мы с Андреем могли ходить и вдвоём, но также требовался как-минимум один человек на поверхности, который бы следил за погодой и сообщал нам, находящимся в подземном лагере, о ней по телефону. Иначе мы могли попасть в паводок. Желательно, чтобы наверху при этом оставался не один человек, а как-минимум двое, поскольку одному жить несколько дней в лагере было бы скучно или страшно. Поэтому либо шерпы, либо гейши нам по любому были нужны.
Честно говоря, когда я узнал, что мне придётся проходить пещеру вдвоём с Андреем, мне стало страшно. Не потому, что я боялся физических трудностей, а потому, что знал, что у Андрея очень взрывной и неуживчивый характер. Я сразу вспомнил одну историю, случившуюся с моим отцом.
Однажды мой отец и его друг Олег Новосельцев пошли в горный поход на Алтай вдвоём. Во время переправы по камням через горную реку отцу было тяжело, он боялся упасть в воду с тяжёлым рюкзаком, а друг в это время стал над ним подкалывать: «Ты что так раскорячился, как коряга?», и всё такое. Отец не выдержал и послал его далеко и надолго. Тот послал отца в ответ. Оба они были обидчивые, с характером, и после этого не разговаривали несколько дней. Молча шли, молча ставили палатку, молча готовили еду, молча ели, молча ложились спать, молча вставали. И вот, зная характер Андрея, я боялся, что у нас произойдёт то же самое. Но отказываться от участия в походе было уже поздно. Я уже три месяца давал согласие на это участие и переписывался с Андреем, и как я теперь мог отказаться?
Тогда я решил так: если Вятчин действительно такой взрывной и обидчивый, как о нём все говорят, то за некоторые мои слова он сам меня отошьёт. Поэтому в паре следующих писем я откровенно ему дерзил, хотя для этой дерзости не было никаких оснований. Между тем Андрей вовсе не собирался меня отшивать и все мои дерзкие замечания пропускал мимо ушей. Как я позже понял, ему даже больше по душе люди наглые и дерзкие, чем робкие и излишне скромные.
В вышеуказанном письме Андрей определил задачи для первой и второй смены (июльской и августовской): «… наше дело в первую смену – прорыть щебнеглинистую пробку в нижней точке Квартета, во всяком случае варианты – можно ли её не рыть, выяснятся в первый же день на глубине. В 20 м выше подозрительный ветер – вдруг обход? Рытьё пробки в щели шириною в метр. Не ручаюсь – начало это наклонного хода или колодца? Оттаскивать в вёдрах по троллею за 12 м. После разведочного выхода до дна поставим ПБЛ на 10 суток ниже -230 (ниже паводкоопасно, оборудуем обвески для побегов)».
Для второй смены ставилась задача в зависимости от результатов первой смены: либо проходить пещеру глубже, либо искать другие возможные её продолжения.
Если в августе на Ачибахе появятся другие участники из Пензы или Оренбурга, то для них Вятчин хотел поставить дополнительные задачи. В письме он их описывает так: «Дополнительные задачи: … третий вход в Квартет соединить с ним на -140 или -170, …. можно и Хейцию (50%, что это четвёртый вход в Квартет, на 30 м выше его первого входа. Например, ветры Квартета и Хейции дуют строго в противофазе)».
Далее он пишет: «Можешь поиграть фантазией – дыра идёт пока параллельно километровой отвесной стене без источников, на расстоянии от неё 100 м». То есть, Андрей хотел сказать, что высока вероятность того, что Квартет является километровой дырой по глубине, поскольку тот мощный поток, который появляется в нём с глубины -235 м, наружу нигде не выходит.
Чтобы я не расслаблялся и готовился к серьёзной экспедиции, Андрей меня даже стращал: «… мы с тобой собираемся в пятёрку (метров 200 для этого надо добавить), только вдвоём вместо восьмерых».
Как я уже писал в главе 18, в марте 1988 г. Андрей Вятчин вместе с нашей пензячкой Ларисой Савельевой съездил в Туркмению в Кугитанг, где они отсняли неизвестное количество новых ходов. В своём письме мне он написал только то, что эту топосъёмку открытых ими ходов они делали, но никаких подробностей не раскрыл, видимо, надеясь, что Лариса сама нам их раскроет. Моей ошибкой было не расспросить его самого об этих подробностях, но теперь уже что печалиться – эта часть истории пензенского спелеотуризма осталась для нас похоронена.
В апреле мне Андрей пишет: «От тебя, конечно, будет больше пользы 10-30 июля, когда ты будешь представлять собой 1/2 мощности экспедиции, чем 1-20 августа в качестве 1/4 квартета, когда к тому же этому квартету не запланировано ничего, кроме продолжения июльских работ. В августе предполагаю также крупную ругань, готовлю огнестрельное и химическое оружие … Ругань с Хайдером, который сейчас обегает всех 200 оренбургских спелеологов с агитацией «работать в Квартете, но без Вятчина».
Моё примечание: Хайдер – это была кликуха Лёхи Кравцова. Дело в том, что он был не только рыжим, но и высоким и очень худым. Кто помнит 80-е годы, тот должен помнить американского доктора Хайдера, который в то время проводил голодовки в палатке в Вашингтоне напротив Белого Дома. И вот тот доктор Хайдер был высоким и, вследствие длительной голодовки, очень худым. За сходство с ним в этой худобе Лёшку Кравцова тоже стали называть Доктором Хайдером. Не знаю, действительно ли он обегал оренбургских спелеологов с призывом работать в Квартете без Вятчина, но вскоре после написания Вятчиным этого письма Лёшка женился на Инне Сорокиной и переехал в Саратов, а к августу стал собираться идти со Снетковым на Бзыбский хребет в Форельную. Так что не могу сказать, насколько правомерными были обвинения Вятчина в его адрес.
Далее произошло нечто, что меня совсем не порадовало. Как я писал в главе 19, в мае мы ходили на Алек, где прошли пещеру Назаровскую до -320 м вместо первоначально запланированной ТЕП.
И там вместе с нами был Дима Томин. Он мне сообщил следующее: в апреле Вятчин почему-то решил, что Лёша Кравцов собирает экспедицию «в Квартет без Вятчина». Насколько это соответствовало истине, Дима сказать не может – он уже давно не общался с оренбургскими спелеологами. Потом Вятчин с чего-то заподозрил, что главным инициатором этого оппозиционного движения является как раз Дима Томин – ведь Лёша Хайдер в Квартете не был и не знает, где он находится. Без Диминой помощи он не смог бы затеять столь рискованное предприятие.
В результате Дима Томин и Вятчин сильно разругались. Диме было отказано в участии в новой экспедиции в Квартет. Костя Абдрашитов, когда узнал об этом конфликте, встал на сторону Димы и сам отказался от участия в экспедиции.
Таким образом получалось, что мы с Вятчиным идём в Квартет вдвоём. Это обстоятельство меня немного опечалило. Собственно, я и так знал, что в июле мы будем проходить пещеру вдвоём, а в августе я в неё уже не пойду. То есть, на первый взгляд, для меня ничего не изменилось. Но, поразмыслив логически, я понял, что изменилось.
Если бы в августе в экспедиции приняли участие Дима и Костя, то Вятчин меньше бы напрягался и напрягал меня в июле. Ну, пусть мы не пройдём пещеру до конца – ничего страшного, в августе с Димой и Костей можно продолжить прохождение. Но если в августе ничего не будет, то в июле надо постараться сделать как можно больше! И если пещера хорошо «пойдёт» - Вятчин будет упираться на пределе возможностей!
Когда я вернулся с Алека, пришло письмо от Вятчина, в котором он подтвердил, что в Квартете в этом году будем работать только мы вдвоём. У меня создалось ощущение, что Андрей специально отказывает людям работать вместе с ним на Ачибахе, чтобы не делить ни с кем славу первооткрывателя местных пещер. Этим самым он плохо делает в первую очередь себе, поскольку без товарищей он большую пещеру не пройдёт, а товарищей от себя он периодически отталкивает. В этом письме он пишет: «На данный момент среди наших общих знакомых, по моей оценке, 14 1/2 отказников (кому отказано участвовать в «Рице-88»). Информирую, что не отказано Моисеевой со школьниками, а О.Цой= «1/2», т.к. о нём решу в начале июля в зависимости от одного условия».
Затем он пишет ещё одно письмо, в котором опять подтверждает, что в Квартете будем работать мы вдвоём: «… а уж на двоих мы с тобой п. Квартет, надеюсь, без драки поделим? Может, опять возьму брата 14 лет, донесёт от силы на себя, но и время на него немного потратится наверху. Гейш поищу московских».
Наконец, в конце июня он присылает последнее письмо: «9 июля в 18-40 мы садимся в Горьком в вагон №13 (места 9-11) поезда 391 двое с тремя билетами … и держим место для тебя до раннего утра 10 июля. Ты на всякий случай, когда подвалишь к поезду, говори, что тебе надо нас только увидеть (так Цой уже делал), а уже увидевшись, мы сломаем любое непредвиденное сопротивление».
«Вдогонку дополнительная информация для поднятия духа. Достают билеты … две москвички. О подруге данных нет, первая же (Марина) была уже давно отрекомендована Сэмом как «жизнерадостное создание» (1:0 в её пользу). На вопрос: «А ты действительно сильно хочешь в пещеры?» ответила, что «Честно говоря, особенного желания не испытываю» (2:0). На вопрос: «Какие знаешь стихи Пушкина?», ответила «Осень» (3:0, так как там, помнится, всего 4 строчки, но я это сообразил только на следующее утро после её звонка, а она сразу). … На музыкальных инструментах не играют, но любят петь (4:0)».
Таким образом, состав группы определился буквально за две недели до выезда.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Утром 10 июля я подошёл к вагону и увидел братьев Вятчиных. Андрей казался таким высоким, что был на голову или полголовы выше любого, находящегося на перроне человека. Рядом с ним находился невысокий пацан, который оказался его братом. Лёша, несмотря на свои 14 лет, был смышлёным, серьёзным, и, как мне показалось, излишне печальным или задумчивым для своего возраста. Возможно, он вовсе не был печальным, но почему-то мне таким казался. В дороге мы главным образом играли в карты, особенно в преферанс. Андрей, в отличие от Олега Цоя, был приверженцем карточных игр в дороге, в то время как Олег больше любил словесные типа «крокодила» или «намёков». Хотя в домашних условиях Олег тоже любил преферанс.
Приехав в Адлер, мы встретили там Марину и Ирину из Москвы. Марина постоянно что-то говорила, густо насыщая обычные фразы колоритным московским жаргоном, а Ирина больше молчала.
В Адлере мы взвесили свои рюкзаки. Как я уже говорил, мой станок вывесил 45 кг, Андреев 60 кг, а рюкзаки Лёшки и девчонок поменьше, не помню сколько. Кроме них, были ещё пара транспортных мешков, которые никуда не поместились, каждый весом под 10 кг, может быть немного меньше.
- Ничего, пару дней поработаем верблюдами, а потом отдохнём! – успокоил нас Андрей.
- Я поработаю погонщиком верблюдов! – рассмеялся Лёшка, довольный своим достаточно лёгким рюкзаком.
- А гейши у нас будут работать шерпами! – улыбнулся я, многозначительно посмотрев на девчонок. Мне вспомнились слова Андрея из его письма: «Гейша = женщина высокого духовного развития, обычно со строгой моралью без опыта пещер, остальное как у шерпы».
Буквально спустя пять-десять минут произошло маленькое событие, которое стало хорошим дополнением к этому нашему разговору.
Мы стояли около здания вокзала. Андрей придерживал свой станок, стоящий на асфальте, который имел смещённый центр тяжести и норовил упасть, если его не придерживать. В это время мимо проходил абхазский мальчик лет шести-семи, который искал место, куда можно присесть. Все скамейки поблизости были заняты. Тогда мальчик не нашёл ничего лучшего, чем сесть на станок Андрея, на один торчащий из него мешков. При этом центр тяжести станка сместился ещё больше и он стал давить на Андрея чуть-чуть сильнее. Вятчин строго посмотрел на мальчика и спокойным таким добрым голосом говорит: «Ты лучше садись сюда!» - при этом показал на своё плечо, похлопал по нему, а потом добавил на более громкой ноте: «И погоняй меня палкой!»
В это время нужно было видеть его меняющееся выражение лица и испуганное лицо мальчика. После этого мальчик убежал, а мы ржали минут десять.
Затем мы попытались найти туристический автобус до озера Рицы, но было уже слишком поздно, последний автобус на Рицу уже ушёл. Наконец нам удалось найти автобус до Голубого озера.
Остальное вы уже знаете - про нашу ночёвку у лесника и посиделки с ним за чарками домашнего вина.
Наутро я говорю Андрею: «Ты же свою жизненную норму алкоголя уже выпил?» Дело в том, что когда мы переписывались ещё зимой, я намекнул Вятчину, что неплохо бы взять какое-то количество медицинского спирта. На это Андрей мне ответил: «Возьмём немножко исключительно в медицинских целях. Я свою норму уже много лет как выпил».
И вот я ему говорю: «Ты же свою норму уже много лет как выпил?» На что Андрей, немного смутившись, отвечает: «Вчера был просто взят страховой запас из следующей жизни!»
Затем мы собираемся и ловим туристический автобус до озера Рица. Через некоторое время поймали.
Отъехав от Голубого озера по горному ущелью сначала реки Бзыби, затем Геги, и потом Юпшары, мы наконец доезжаем до озера Рица. Отсюда начинается пешеходная часть пути. Первые 7 км проходятся тяжело, но терпимо, поскольку мы идём по асфальтированной дороге и подъём в гору пока не крутой. Конечно, немного мешаются тяжеленные станки за спиной, плюс мы с Андреем тащим ещё и по мешку в руках. Девчонки и Лёшка несут рюкзаки полегче, но тоже устают.
________________________________Вид на г.Ачибах с озеро Рица. Фото из Википедии.
Наконец мы доходим до указателя «47 км» с правой стороны дороги, от которого начинается тропа вдоль ручья – крутой подъём на перевал Анчха. Здесь мы садимся на привал и сидим довольно долго. В это время начинает жарить солнце, и я в ужасе предвкушаю предстоящий подъём.
- Мы оставим несколько мешков здесь, - говорит Андрей. – Придём за ними позже, через пару дней. Иначе мы сегодня до пастухов не дойдём, а ночевать где-то ближе без воды не хочется.
Мы немного поднимаемся вверх по тропе, затем уходим вправо и находим большую пихту, у которой ветки начинаются от самой земли.
- Отличное дерево! – говорит Андрей. – Пока не подойдёшь к нему вплотную, висящие на нём мешки не увидишь!
Подтаскиваем к пихте три больших транспортных мешка и тяжёлую сумку с консервами, которые Андрей планирует оставить здесь. Затем он поднимается по веткам достаточно высоко, я за ним поднимаюсь на меньшую высоту. Лёшка снизу подаёт мне мешки, а я подаю их Андрею. Он старательно развешивает мешки на ветках и случайно бросает взгляд в сторону Рицинской дороги (то есть на дорогу от Рицы до Ауадхары). В это время по дороге идут три абхаза и с удивлением наблюдают за его действиями. Снизу нам казалось, что дерево находится далеко от дороги и будет от неё закрыто, но, как оказалось, с некоторой высоты дерево с дороги хорошо просматривается, и ветки на нём не такие уж и густые.
Нам приходится спускать мешки обратно на землю и уносить их выше по склону и дальше от тропы. Там мы находим огромный камень-валун двухметровой высоты и с отвесными стенками. Андрей взбирается на него и мы подаём ему груз. Камень настолько удачный, что лежащие на нём мешки со стороны не видно.
Несмотря на то, что часть груза мы оставили на камне, идти всё равно очень тяжело. Приходится сильно наклоняться вперёд, чтобы станок не тянул назад и нагрузка шла на ноги, а не на плечи.
- Идём 30 минут, потом 10 отдыхаем! – Андрей говорит спокойно, будто о каком-то пустяковом деле. Попробуй пройти 30 минут в такую гору! Прошло всего пять минут, а я уже чувствую, что ноги не хотят разгибаться, спина устала, дыхание сбито и сердце колотится как бешеное! Хорошо ещё, что от похмелья не осталось и следа! А может быть и осталось. Рюкзак уже не 45 кг, а немного меньше сорока, что тоже немало. Пробую дышать реже и глубже, в самых крутых местах задерживаю дыхание, а ноги стараюсь переставлять монотонно, подобно верблюду. Главное – не переставлять ноги слишком быстро или неравномерно. Чтобы снять нагрузку с плеч, наклоняюсь вперёд так сильно, что чуть ли не принимаю форму буквы Г. Но это мало помогает – с правой стороны лямка так пережала плечо, что рука затекла, пальцы я уже не чувствую и не могу ими пошевелить. Приходится переваливать основную тяжесть станка на левое плечо. К правой руке возвращается кровь, пальцы начинают двигаться.
Наконец 30 минут проходят. Сваливаю станок на бревно и наконец-то выпрямляюсь. Мокрая футболка прилипает к спине. И тут же спину, руки, шею пронзает множество маленьких иголочек – комары! Не знаю – какого бить раньше? Откуда их здесь столько? На крутом склоне лужи обычно не образуются. В быстром ручье комары размножаться не могут. Значит, лужи всё же где-то есть. Раньше я был на Ачибахе в августе и сентябре, когда комаров уже не было. А в июле здесь их оказались несметные полчища.
Одним ударом убиваю сразу пятерых. Бью и считаю. Интересно, сколько я их убью за перекур?
- Не бей их, - говорит Вятчин. – Комары пьют плохую кровь. После их укусов качество оставшейся крови улучшается!
Когда я убиваю на себе 90-го комара, доносится голос Андрея:
- Хватит сидеть, 10 минут прошли!
Чем дольше сидишь, тем труднее вставать. Переборов лень, вползаю в лямки станка и пытаюсь подняться. Мне дают руку – иначе не встану. Замечаю, что с каждым новым переходом после очередного перекура идти становится всё легче. По логике должно быть наоборот тяжелее, ведь усталость накапливается и силы постепенно должны заканчиваться. Но в действительности организм постепенно втягивается в работу, излишки воды выходят вместе с потом, в результате чего идти становится не так жарко. Самое главное – удержаться от искушения напиться воды из ручья. Лучше пусть мучает жажда, чем жара и пот.
Постепенно лес редеет, а трава становится всё выше и выше. Мы выходим на луга с травой по пояс среди островков деревьев. Повсюду поют пеночки-теньковки – маленькие серенькие птички размером вдвое мельче воробья. «Тень-тинь-тень-тянь» - звучит из каждого островка деревьев, как будто кто-то стучит молоточком по клавишам ксилофона.
Деревьев становится всё меньше и меньше, и они совсем пропадают. Мы идём по зарослям высокой травы в человеческий рост, главным образом зонтичной. Иногда на соцветия этой травы, буквально в двух метрах от наших голов, садятся птички варакушки – с синей грудкой и красным пятном на горле, и с удивлением разглядывают нас – каких-то им неведомых двуногих созданий.
Ручей становится совсем маленьким и здесь необходимо напиться как следует, поскольку выше воды не будет. Солнце уже садится и теперь не так жарко, поэтому пить уже не так страшно.
Вскоре травка становится совсем невысокой. Повсюду поперёк склона идут коровьи тропы, одна за другой. С заходом солнца восходим на перевал.
- До пастухов дойти не успели, заночуем здесь! – говорит Андрей.
Я стою на перевале и оглядываюсь по сторонам. За нашей спиной красный закат горит над угрюмыми вершинами Гагрского хребта, окутанного розовой дымкой облаков. Солнце только что зашло за него и лучи пробиваются полосами света в понижениях между вершинами. Слева виднеются горы Главного Кавказского хребта, пока ещё сверкающие своей ослепительно яркой белизной. Впереди нас Ачибах, уже погрузившийся в тень почти полностью, и только самая вершина его ещё горит яркой зеленью в последних лучах солнца. За Ачибахом возвышается суровый и неприступный Бзыбский хребет, в верхней части переливающийся на солнце коричневыми, жёлтыми, зелёными и кое-где белыми пятнами. За Бзыбским хребтом небо иссиня-чёрное и мрачное. Оно периодически вспыхивает и мерцает далёкими зарницами молний.
Всю дорогу мучавшиеся от нестерпимой жары, мы вдруг неожиданно замерзаем. На перевале дует ветер постоянной силы, с южной стороны. Живя в низине, мы привыкли, что ветер налетает порывами, может крутиться по кругу, менять направление и т.д. В горах же ветер постоянный, часами может не менять ни силы, ни направления. Быстро становится холодно, нужно разжигать костёр и ставить палатку.
Мы ломаем зелёный можжевельник, находим ямку между камней, в которой разжигаем сначала сухое горючее, сухую траву, а затем и его. Он горит плохо, сильно дымит, но альтернативы ему нет.
Набираем в котелки снег из небольшого снежника, затаившегося на северном склоне хребта. Ставим котелки на костёр.
- Быстрее ставьте палатку! – причитает Лёшка, - А не то я сейчас усну на холодной земле, заболею и умру!
Мы решаем, где ставить палатку. Единственная горизонтальная площадка есть на самом перевале, но на ней сильный ветер. Ветра нет чуть ниже перевала на северном склоне, но на нём также нет ни одного горизонтального участка. Всё же решаем ставить палатку на склоне, с таким расчётом, чтобы головы находились выше ног.
Только ставим палатку, как стоящий недалеко от неё Лёшка падает. Его налету успевает поймать Марина, которая в это время находилась рядом.
- Он что, потерял сознание? – спрашиваем её.
- Нет, просто спит, сопит себе в обе ноздри! – отвечает Марина.
Мы осторожно заносим Лёшку в палатку и кладём на спальник. Я вспоминаю, что когда-то работал помощником машиниста и тоже иногда засыпал стоя. Особенно, когда едешь вторую ночь подряд, а днём перед этим проигнорировал сон. На вторую ночь уже ехал стоя, чтобы не уснуть, но всё равно засыпал и просыпался от того, что падал на пульт.
Ложимся спать в палатку и начинаем сползать по склону. Наши ноги упираются в ткань палатки и передний кол падает. Вылезаю, ставлю его на место. Когда мы засыпаем, он опять падает, за ним и второй. Утром просыпаемся и обнаруживаем, что мы фактически находимся в подвешенном на растяжках мешке, а полог палатки лежит у нас на лицах. Вылезти из палатки оказывается непросто, поскольку вход в неё находится чуть ли не под нашими попами. Я, как «узкий специалист» по шкуродёрам, вылезаю первым, обнаружив вход и подползая под чьи-то ноги.
Уже встало солнышко и освещает зелёные склоны гор. Ночью было холодно, а теперь даже жарковато. Вчерашний ветер прекратился.
Мы встаём, завтракаем, собираемся в дорогу. Переходим через перевал и спускаемся в долину, постепенно траверсируя склон. Он весь испещрён коровьими тропами, поэтому идти не сложно. Иногда приходится излишне сбрасывать высоту, а затем опять её набирать, из-за разных неудобных для перехода балок, которые попадаются по дороге.
На второй день идти кажется легче. Девчонки уже курят на каждом привале. Поначалу они вообще прятались и курили где-то втихаря в кустах, затем стали курить в открытую, но очень редко, а теперь, по мере приближения к Ачибаху, задымили по полной.
Мы спускаемся до границы леса, затем снова выходим на луга и набираем высоту. Наконец мы поднимаемся на так называемое «урочище Нишца» (которое Олег Цой называл «урочищем Ницше») – это такой своеобразный лоб между гор, или перемычка, соединяющая хребет Багри-Яшта (гору Анчха) с горой Ачибах. Иначе, чем по этому урочищу, с одной горы на другую не перейдёшь, поскольку в одну сторону от урочища уходит глубокое ущелье ручья Рихва, а в другую сторону – не менее глубокое ущелье ручья Пшица. Вообще, гора Ачибах со всех сторон окружена глубокими крутыми ущельями, но есть два способа выйти на неё относительно полого, то есть без преодоления отвесных стен – с севера через урочище Нишца, либо с юга через Грушевую поляну.
В самом начале урочища Нишца мы видим балаган, в котором живут пастухи Хейция и Гарабет. По имени первого Андрей назвал одну из самых больших пещер Ачибаха, а со вторым у него отношения с самого начала не сложились, хотя всех остальных туристов кроме Вятчина Гарабет принимает очень радушно. Где-то недалеко на склонах пасутся коровы, а сами пастухи, как я понял, только доят этих коров и иногда пересчитывают, а больше никаких забот не имеют, за исключением тех случаев, когда коров нужно перегнать с одного места на другое. Но такое бывает редко, точно не каждый день. Коровы, в отличие от овец и коз, не требуют особого выпаса. Высоко в горы они не лезут, крутых склонов избегают, медведей не боятся.
Мы заходим к пастухам, здороваемся с ними и останавливаемся на очередной привал, который у нас затянулся часа на два. Пастухи угощают нас так называемым айраном, который делается из молока. Они его приготовили на наших глазах: взяли большой котелок с молоком, нагрели его на костре до горячего состояния, затем сняли с костра и всыпали в молоко какую-то закваску. Через полчаса в котелке уже было не молоко, а густой субстрат, похожий на очень густой кефир или простоквашу. Как они утверждали, горные абхазы молоко в сыром виде вообще не пьют, а только делают из него различные молочные продукты. Мне, как большому поклоннику свежего сырого молока без консервантов, это не очень понятно.
Кроме айрана, пастухи угостили нас чаем из каких-то цветущих травянистых растений.
- Хотытэ чай? - спросил Гарабет, и дал нам попробовать какой-то отвар, по вкусу отдалённо напоминающий душицу со зверобоем.
Я его спросил: "А как называется это растение?"
- Ми называэм это чай! - обиженно ответил Гарабет, как будто я, дурак, ему сразу не поверил и усомнился в том, что это на самом деле и есть чай. Для меня же казалось странным, что именно абхазы, у которых всё побережье море засажено чайными плантациями, между тем называют чаем какую-то горную траву и обижаются, если я пытаюсь у этой травы отыскать какое-то другое название. Я ещё понимаю, когда чай пьют без сахара, или с солью вместо сахара, или с маслом на поверхности, как калмыки, но когда чай пьют без чая, при этом уверяя, что это и есть самый настоящий чай - такого мне не понять.
Мы попили у пастухов чайку с айраном и идём далее вверх по склону Ачибаха. Здесь идти стало гораздо сложнее, чем на всём предыдущем маршруте. Если весь склон хребта Багри-Яшта был исхожен и объеден коровами, что значительно упрощало его прохождение, то склон Ачибаха встретил нас стеной высокой травы. На карстовый массив Ачибах пастухи коров не гоняют, видимо, из-за того, что коровы могут падать в многочисленные провалы. В результате здесь и трава высокая, и троп никаких нет. Трава мало того, что высокая, но и самая наихудшая из всех трав. Поначалу мы ломимся через заросли чертополоха высотой в человеческий рост (возможно, это растение называется не чертополох, а татарник или бодяк – не знаю). Его колючки прокалывают насквозь не только штаны и футболки, но и куртки, и штормовки. В результате все наши части тела оказываются испещрёнными множеством дырочек, из которых выступает кровь. Из-за солёного пота, попадающего в эти ранки, всё тело как будто обжигает огнём. Через некоторое время чертополохи заканчиваются, но начинаются папоротники, рододендроны, можжевельники и другие очень неприятные заросли, которые трудно преодолевать.
Проклиная всё и вся, тащусь за Андреем. Он ведёт нас уверенно, но временами заявляет: «Кажется, мы сбились с дороги!», после чего поворачивает на 90 градусов и так же уверенно ведёт нас дальше.
Кроме всего прочего, идти постоянно мешают нагромождения камней под ногами, а иногда и поваленные деревья. Я несколько раз спотыкаюсь и падаю, а встать без посторонней помощи с моим станком мне было непросто – кто-то должен подать руку.
К вечеру ситуация ещё сильнее осложняется из-за множества комаров и кусачих мух. Где они здесь только размножаются, ведь в карстовом массиве практически нигде нет открытой воды на поверхности!?
Чем дальше мы идём, тем чаще попадаются карстовые воронки и даже глубокие провалы.
- В этих воронках есть пещеры? – спрашиваю я у Андрея.
- В этой части массива известных больших пока нет, но половина из этих провалов была исследована очень плохо!
______Типичная пещера Ачибаха. Фотография Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
______Карры на Ачибахе. Фотографии Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
__________Вид с Ачибаха на ущелье реки Бзыбь. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
Наконец мы проходим хорошо знакомую мне дыру под названием Хейция, и полянку чуть выше неё, где в 1986-м году стоял наш лагерь. Андрей не обращает на это место никакого внимания и упорно ведёт нас дальше.
До места будущего лагеря мы доходим уже в сумерках. Это небольшая полянка среди буков и пихт. На ветке висит чёрный от копоти чайник, оставшийся здесь с прошлого года. Рядом, чуть выше по склону, находится большой провал со снегом, но спуститься в него можно только по верёвке.
Между тем снег нужен, поскольку никакой другой воды здесь нет. Но вешать верёвку и искать снаряжение для спуска сейчас очень не хочется.
- Ерунда! – говорит Андрей. – Здесь рядом полно воронок со снегом, в которые легко спуститься без навески!
Сначала, пока не совсем стемнело, мы заготавливаем дрова, поскольку, если их собирать в темноте, можно сломать ногу или свернуть себе шею. Кругом крутые склоны и нагромождения камней.
С наступлением темноты мы с Андреем берём фонари, резиновое ведро для снега, кан, чайник, топор и идём за снегом или льдом. Подходим к первой воронке – снега нет. Во второй тоже пусто, в третьей – пусто.
- Похоже, это не те воронки! – говорит Андрей.
Наконец мы натыкаемся на большую воронку с отвесными стенками, в глубине которой белеет снег. С нашей стороны не совсем круто, спуститься можно. Я осторожно спускаюсь лицом к воронке, на последних двух метрах срываюсь и, звеня чайником и каном, прыгаю на снег. Затем подсвечиваю Андрею, который сползает следом.
Он ходит по снежнику кругами, светит то на стены, то себе под ноги, и наконец изрекает:
- Кажется, мы нашли новую пещеру! Я здесь ещё не был! Вон, видишь щель между снегом и стеной?
В данный момент нас больше интересует лёд, который мы рубим топором и набиваем им все имеющиеся у нас ёмкости. Вылезать из воронки с ними сложновато, но мы передаём их друг другу и вылезаем. Когда шли обратно, в ёмкости со льдом насыпались сухие листья папоротника или каких-то других растений. Мы не обращаем на это внимание, а наутро у всех побаливает голова.
Приносим лёд в лагерь, разжигаем костёр. В это время начинается сильный дождь, а у нас палатка ещё не стоит – укрыться негде. Быстро её ставим, накрываем полиэтиленовым тентом, и в это время дождь прекращается.
- Надо было нарубить зелёных веток и навалить под палатку, но дождь, зараза, помешал! – возмущается Андрей. – Может быть, снимем её и переустановим?
Никому не охота этим заниматься и решаем, что сойдёт и так. Тем более, что валить мокрые ветки под палатку тоже не дело. В результате спать оказывается неудобно – кому-то камень в спину упирается, а кто-то проваливается в ямку.
Несмотря на сильную усталость, долго не могу уснуть. Редкие капли, падающие с дерева, стучат по тенту. То с одной, то с другой стороны шуршат мыши. Тут мне закрадывается в голову неприятная мысль:
- А вдруг медведь придёт? Их ведь здесь много?
- Конкретно на Ачибахе я медведей не видел, - отвечает Андрей. – Но однажды у меня был такой случай. Я вышел с Ачибаха поздно, и мне нужно было попасть до вечера на озеро Рица, чтобы успеть уехать в тот же день. Поэтому я всю дорогу шёл быстро, но всё равно опаздывал. Я прошёл тот перевал, на котором мы вчера ночевали, и стал спускаться по тропе к 47-му километру. По той самой, по которой мы вчера поднимались. В тех местах, где тропа удобная, я бежал бегом. Выбегаю из-за очередного камня, и вдруг вижу – прямо передо мной, у самой тропы сидит медведь и ест ежевику. Тормозить уже было поздно, я просто пробежал мимо в двух метрах от него, после чего побежал ещё быстрее!
- А что медведь?
- Этого я уже не видел, но предполагаю, что он с не меньшей скоростью побежал в противоположную сторону! Во-всяком случае, по рассказам очевидцев, обычно бывает так.
Мы молчали, представляя себе, как Вятчин с медведем убегают друг от друга, и каждому из них кажется, что за ним погоня. Тем временем Андрей продолжил:
- В основном опасны те медведи, которых ранил какой-то охотник и не добил. Они могут мстить людям некоторое время, но обычно эта месть прекращается после заживления раны. Но иногда появляются и медведи-людоеды, хотя и очень редко, которые специально охотятся на людей. Чтобы медведь стал людоедом, на его пути должны оказаться два дурака. Первый дурак – это охотник, который ранит медведя и не добивает, а второй дурак – это тот человек, который попадается раненому медведю на глаза и позволяет себя сожрать. Не просто убить и бросить, а именно сожрать! После этого медведь сознательно начинает охотиться на людей, и успевает сожрать несколько человек, пока его не пристрелят!
- А как не оказаться вторым дураком при встрече с раненым медведем? – спрашиваю я.
- Это по обстоятельствам, - отвечает Андрей. – Но убегать можно только в том случае, если ты уверен, что успеешь добежать до безопасного места, например, до дерева с удобными ветками. Если человек убегает – тем самым он демонстрирует поведение жертвы. В этом случае медведю хочется догнать человека, а догнав – сожрать его, поскольку кто-то убегающий от медведя ассоциируется у него с добычей. Так что гораздо умнее попытаться отпугнуть нападающего медведя, например, криком, а ещё лучше стуком металлического предмета о другой металлический предмет. Либо, в крайнем случае, просто упасть и притвориться мёртвым. Некоторых это спасало, поскольку медведь хочет отомстить живому человеку, а не мёртвому.
- Ты говоришь, что нельзя убегать от медведя, а ведь сам убегал?
- Я же сказал, что нужно действовать по обстоятельствам. В моём случае, во-первых, медведь скорее всего не был ранен и чувства агрессии к человеку не испытывал. Во-вторых, я уже бежал по тропе до встречи с ним, сначала к нему, а потом от него. Поэтому медведь должен был понять, что я не убегаю от него, а просто бегу по своим делам. В-третьих, в данный момент медведь был настроен на поедание ягод, а не на охоту. Его травоядные наклонности не могут смениться на плотоядные вот так резко, в течение двух секунд. Поэтому в данной ситуации мой бег был уместен. Но он не уместен тогда, когда вы стоите спокойно, медведь идёт на вас, вы его явно заинтересовали, и после этого вы начинаете убегать.
После этого мы лежим и думаем про медведей. Чувство опасности обостряют повсюду шуршащие мыши, иногда пробегающие даже по тенту палатки. Постепенно мы привыкаем к их шуршанию и засыпаем.
___________________________________*___*___*_______________________________________
С утра мы идём в так называемый Грот с ветром (первоначальное название пещеры Memento o more), в котором у Вятчина с прошлого года спрятано снаряжение.
Грот с ветром представляет собой довольно широкую и удобную для прохождения пещеру высотой 1,5 м и длиной около 10 м. Вход в неё находится в скальном обнажении склона, немного выше пещеры Хейции по склону. Рядом с первым входом в пещеру находится второй меньшего размера. В полу входной галереи пещеры протянулась узкая щель длиной почти во всю галерею, из которой дует сильный ветер. В одном месте щель была искусственно расширена до размера чуть больше 20 см – отсюда и начинается пещера Memento o more, первое и последнее прохождение которой я описывал в главе 12. Это и есть тот самый знаменитый шкуродёр, уходящий по вертикали на 6 м, в котором «грудь на выдохе проходит, а задница на выдохе – ни в какую».
Но сегодня в Грот с ветром мы идём не ради прохождения пещеры, а чтобы извлечь из него всё вятчинское снаряжение. Проникнув в галерею, мы обнаруживаем в ней огромное количество разных предметов. Здесь лежат бухты верёвок, катушки со стальными тросами и с телефонным проводом, узкие блестящие металлические трубки от ледобуров. Здесь даже есть большой тяжёлый топор и пластиковый ящик с гвоздями разных размеров.
В дальнем конце галереи лежат несколько грязных комков прорезиненной ткани, похожей на ткань от ОЗК.
- Это комбинезоны, - говорит Вятчин. – Выбирай себе любой на вкус!
Он берёт один из этих комков и разматывает. Комок действительно превращается в комбез большого размера. Что касается моего вкуса, то мне вовсе не хочется надевать чей-то бывший рваный и грязный комбез, когда у меня свой пока ещё чистенький.
- Это ты зря нос воротишь! – Вятчин делает мне замечание. – Твой капроновый комбез будет промокать, а эти непромокаемые!
- Были, пока не порвались! – не сдаюсь я.
- Всё равно, лучше промокать местами, чем по всей поверхности тела! Кроме того, ты можешь надеть прорезиненный комбез поверх своего!
Вятчин меня уговорил и я беру один мерзкий грязный комок на всякий случай. Здесь также мы обнаруживаем очень большой кусок прорезиненной ткани – тент для балагана. Кроме него костровые принадлежности – длинные цепи и крючки из толстой проволоки.
Извлекаем всё содержимое Грота на поверхность. Около часа уходит на то, чтобы извлечь все эти предметы и разложить по склону. Кроме всего прочего обнаруживаем кувалду и зубило для пробивания узостей, коловорот со свёрлами для сверления отверстий под шлямбурные крючья, пробойник для этой же цели, сами шлямбурные крючья, состоящие из трёх частей – пластины с двумя отверстиями, втулки с продольными разрезами и мощного гвоздя типа дюбеля. Чтобы вбить шлямбурный крюк в стену, нужно просверлить в ней отверстие, приложить пластину одним из своих отверстий к этому отверстию, затем всунуть в это отверстие втулку и, наконец, забить в эту втулку дюбель. Из-за того, что на втулке есть разрезы, забитый во втулку дюбель распирает её части в стороны и втулка крепко застревает в стене, а головка (расширение) на конце втулки прижимает к стене пластину. За второе отверстие в пластине цепляется карабин, на который подвешиваются верёвка или трос.
Кроме всего прочего, находим мощные металлические ролики (не знаю, зачем они нужны, скорее всего для спуска-подъёма больших грузов в колодцы), а девчонки особенно рады довольно большому чугунку, в котором можно приготовить что-нибудь вкусное.
Всё, что нам необходимо из этого барахла, мы распихиваем по нашим пяти станкам-рюкзакам, а остальное заносим обратно в пещеру.
Придя в лагерь, мы его оборудуем. На большой высоте над костром прибиваем к деревьям длинные жерди. Эти жерди накрываем пологом – получается балаган, который может защитить костёр и нас от дождя. Под пологом протягиваем кусок стального троса, и на него подвешиваем цепи, а на цепи крючки из проволоки, на которые будут надеваться котелки. Благодаря цепям и крючкам можно регулировать высоту навески котелков над костром.
Набираем в котелки лёд из провала, который находится в пяти метрах от нашего лагеря, чуть выше по склону. Хотя эта воронка со всех сторон окружена вертикальными стенами, мы нашли место, в котором в неё легко спуститься свободным лазанием. Первый день спускаемся в воронку и поднимаемся из неё со страховкой, затем приспосабливаемся и за страховочную верёвку лишь изредка придерживаемся рукой. Этот провал мы называем холодильником, поскольку здесь на снегу у нас лежат банки с топлёным маслом, и здесь же мы набираем снег на воду. Снег или лёд – не знаю, как правильно это назвать? По консистенции это нечто среднее между ними. Есть такое слово «фирн», но это не совсем то. Всё-таки содержимое провала ближе ко льду по плотности и твёрдости, но белого цвета и не прозрачное, как снег. Будем называть это «лёд».
Мы придумали хитрое приспособление для извлекания льда на поверхность. На противоположной от лагеря стороне воронки, значительно выше по склону, чем наша ближняя сторона, растёт большая пихта. Мы привязали за неё верёвку и протянули её до лагеря над «холодильником». Кто-то один спускается в провал, а второй пристёгивает котелки или ведро карабином к верёвке, и выдаёт верёвку, после чего котелки приземляются на лёд. Первый рубит лёд и складывает в котелки. Топор постоянно находится в «холодильнике», его вынимать не надо. После этого второй выбирает верёвку и котелки со льдом плавно приезжают к нему в руки. Достоинством этого приспособления является то, что у первого руки всегда остаются свободными. Когда он спускается в провал или поднимается из него, то ничего с собой брать не надо. Второе достоинство – во время подъёма котелков со льдом они нигде не касаются стен провала и потому идут легко, ни за что не цепляются и не переворачиваются. До самого верха провала котелки идут по его центру и только потом съезжают по верёвке прямо в лагерь.
Постепенно в лагере создаётся уют. Притаскиваем пару или тройку больших брёвен вместо лавочек. Палатку снимаем, накидываем под неё кучу веток с листьями, и ставим опять.
После обеда начинаем собирать транспортные мешки для выхода в Квартет. Перемеряем троса и верёвки, тщательно их бухтуем и метим, и складываем в транспортники в строгой последовательности, сразу вместе с необходимыми карабинами и бугелями для навески (бугели – механические приспособления для закрепления в них троса таким образом, чтобы на конце троса образовывалась петля, за которую трос можно повесить на карабин). Проверяем налобные фонари, лампочки и блоки батареек, налаживаем свет.
К вечеру идём с Андреем делать навеску на входной колодец. Уходим из лагеря в сторону, противоположную той, в которой от нас находится п. Хейция, то есть идём в западном направлении. Слева от нас склон повышается в сторону вершины Ачибаха, а справа понижается. Идём примерно 10-15 минут, слегка сбрасывая высоту. Наконец оказываемся на перемычке между двух воронок. Андрей указывает на ту воронку, которая от нас справа: «Вот здесь находится Квартет». Но в этом месте в воронку не спуститься, под нами почти отвесная стена. Доходим до конца воронки, немного спускаемся вниз до огромной пихты, которая растёт на краю воронки. «За это дерево мы сделаем навеску!».
От пихты спускаемся в воронку и поднимаемся на её правый борт (под южную стену, над которой сверху мы прошли минуту назад). Здесь, в борту воронки метров на десять протянулась довольно узкая трещина, из которой сквозит холодом, и, я бы даже сказал, каким-то мистическим необоснованным страхом. Хотя, на первый взгляд, в этой трещине нет ничего страшного. В самом широком её месте, примерно в середине, ширина около полуметра. Даже не верится, что здесь начинается сплошной отвес почти 70 метров. Заглядываю в трещину и невольно откидываю голову назад. Такое ощущение, что трещина дышит. В лицо пахнуло холодом и сыростью, но спустя секунду я уже ничего не чувствую. Потом секунду опять чувствую, и секунду снова не чувствую. Трещина почти полностью укрыта порослью кустов и молодых пихт, и почти незаметна. Если не знать про неё, то её можно не заметить и провалиться.
Немного ниже по склону, в воронке, находится второй вход, приводящий в тот же самый колодец. Но он меньше размером, кривой и неудобный для прохождения.
Навешиваем верёвку за большую пихту и сбрасываем в трещину. Затем вешаем трос за это же дерево, и также спускаем в колодец.
- Верёвка опущена – значит, штурм шахты начался! – торжественно заявляет Андрей.
После этого мы возвращаемся в лагерь, где девчонки уже что-то приготовили на ужин.
___________________________________*___*___*_______________________________________
С утра моросит мелкий дождь. Заглядываю в колодец: зелёный мох на стенах, который вечером было плохо видно. Верёвка и трос двумя прямыми линиями уходят глубоко вниз и растворяются в непроглядной темноте. Надеваем комбинезоны, каски с фонарями, подвесные системы. Андрей цепляет к себе мешок, пристёгивается к верёвке и с мешком протискивается в узкое начало колодца. Больше его не видно и не слышно, только натянутая как струна верёвка говорит о его присутствии. Через несколько минут слышу характерный скрип – верёвка трётся о камень, то ослабляясь, то натягиваясь вновь. Вскоре она ослабляется окончательно – значит, дошёл. Приближаюсь ухом к трещине и прислушиваюсь. Доносится далёкий, еле различимый крик: «Свободно!» Кричу в трещину на полной громкости: «Понял!» Такие сигналы положено давать друг другу в подобной ситуации. Пристёгиваюсь к навеске, пропихиваю мешок в щель и пропихиваюсь сам. Стараюсь оставить навеску над собой на гладком камне, а не на соседнем шершавом. Плавно скольжу между стенами колодца, которые с каждым метром спуска отдаляются от меня, и вскоре колодец становится совсем широким. На протяжении всего спуска нигде не приближаюсь ни к одной из стен. В отрицательном колодце спускаться и подниматься труднее, но зато верёвка с тросом меньше трутся и меньше портятся. Приземляюсь на большой сильно наклонный ледник и ещё некоторое время спускаюсь по нему на верёвке. Дойдя до небольшого горизонтального участка на леднике, отстёгиваюсь от навески. Дальше ледник по-прежнему круто спускается вниз и без страховки здесь идти страшно. За крюк через бугель здесь навешен тот же самый трос, который висит выше в первом колодце. Пристёгиваю к нему страховочный самохват и спускаюсь дальше. С тяжёлым мешком, который перекатывается по спине и норовит съехать на руку, идти не очень удобно. Поскользнувшись, падаю, повисаю на тросу. Место гадское, без страховки здесь нельзя. Прохожу несколько шагов и опять падаю. Встаю, а снежно-ледовая галерея уходит всё дальше и глубже.
Галерея идёт до зала Ледяного, в который «впадают» притоки с обледеневшими ходами и залами. В них имеются ледяные натеки. Из зала Ледяного начинается второй колодец глубиной около 10 м до зала Сталактитового. Здесь есть сбоку небольшой ход со сталактитами. Далее следует третий колодец глубиной 34 м.
– Этот колодец мы назвали колодцем “Страшных Сказок”, - говорит Вятчин. – Здесь у каждого из нас в прошлом году во время выхода что-то случалось – или верёвка с тросом перекрутится, или камень упадёт. Случалась мелочь, но после выхода всех тянуло рассказать какую-нибудь страшную байку.
Спускаюсь в колодец. Здесь обледеневшие стены, снег на уступах, капель. Не очень приятно, но ничего страшного не происходит.
Со дна колодца – восходящая галерея со щелью в полу, куда - продолжение вниз 24 м. Но в этом месте навеску делать плохо, потому что спускаться придётся под водопадом ручья, стекающего с огромного ледника, расположенного между первым и вторым колодцами. Чтобы обойти водопад, нужно пройти в распоре над четвёртым колодцем и делать навеску над его средней частью. Андрей проходит легко, поскольку распирается и ногами, и руками в противоположные стены. У меня же длины рук не хватает, и я распираюсь только ногами. Идти страшно, поскольку между ног находится щель шириной с полметра, и под ней пропасть около 30 м. У меня за спиной висит мешок, который переваливается на плечо и я чуть не теряю равновесие. Останавливаюсь в нерешительности. Андрей сидит впереди и делает навеску на колодец.
- Андрей, у меня распора не хватает! – говорю я ему.
Он сидит и ворчит, и я не могу разобрать его слов. То ли он ругает меня, то ли подбадривает. У него вообще есть такая привычка, что во время разговора с собеседником он говорит куда-то в пустоту. Перебарываю себя и иду дальше.
Отсюда спускаемся в четвёртый колодец, глубина которого с этого места 30 м. На дне – зал с уступами (до 3 м лазанием) в Меандр. Меандр с уступами (до 2 м) и узостями (0.5 м) оканчивается пятым колодцем глубиной 10 м, который приводит нас в Обвальный Зал (-163 м).
Здесь короткие ответвления с Гротом Поэзии, Залом летучих Мышей и залом Сухое Молоко. Выше Зала летучих Мышей находится Зал белки, являющийся дном восходящего колодца. В него можно попасть лазанием вверх по глыбам из Обвального зала. Здесь лежит труп белки, покрытый плесенью.
- Она упала сюда из этого колодца! – утверждает Вятчин. – Если бы она упала во входной колодец, то здесь бы она никак не могла оказаться! А раз белка сюда как-то попала, то и мы, если сильно постараемся, пройдём её маршрутом! И тем самым увеличим глубину пещеры, поскольку вход во впадающий сюда кусок пещеры должен находиться выше по склону, чем наш вход!
В Зале летучих мышей год назад были летучие мыши, но сейчас их здесь нет.
Из зала Сухое Молоко уходит шестой колодец глубиной около 30 м, который приводит нас в Зал имени Александра Морозова. Зал так назван в связи с новогодним пожеланием известного спелеолога Александра Морозова Вятчину в новом 1985 году достичь глубины 200 м на Ачибахе, что удалось лишь в 1987. Зал имени Александра Морозова находится своей нижней частью как-раз на глубине -200 м, в том месте, где эта глубина на Ачибахе была достигнута впервые. Отсюда – несколько возможных путей спуска в тупиковый колодец на –222 м. Продолжение пещеры – траверсом этого тупикового колодца из хода Перевал. По параллельной щели – спуск в седьмой колодец глубиной 20 м в зал Двух Сталагмитов.
Спустя четыре часа после выхода проходим седьмой колодец и оказываемся в зале, где между глыбами как два одиноких дерева в поле стоят два сталагмита. Этот зал является расширением галереи сечением 20x30 м, с круто спускающимся полом, заваленным глыбами. У стен растут сталактитовые камины.
- Это зал двух сталагмитов! – поясняет Вятчин. – Редкая для Ачибаха пещера, в которой имеются нормальных размеров натёки!
По крупноглыбовому каскаду спускаемся лазанием в следующий по галерее зал, который Вятчин назвал Базовым.
- Почему Базовый? – спрашиваю я.
- Потому что здесь у нас в прошлом году стоял ПБЛ. И в этом году будет стоять ПБЛ. А его больше и негде поставить!
- А почему негде? Вроде бы полно места кругом!
- А ты посмотри на пол! Видишь, в Базовом зале лежит ровная горизонтальная плита, как стол! Это – единственное удобное место в этих залах, на котором можно поставить палатку!
Присматриваюсь – действительно вижу ровную глыбу, плоскую как стол. Создаётся впечатление, что она создана искусственно именно для подземного лагеря. Всё остальное пространство в зале завалено глыбами наклонными и неровными.
Свечу на потолок, но его не видно – мощности фонаря не хватает для освещения всего пространства. Поднимаюсь за Андреем по глыбам вверх и слышу шум водопада. Дальним своим концом Базовый зал вываливается в борт большого колодца, в котором падает и бьётся об стену сильный поток воды. Вход в колодец из зала представляет собой арку шириной 2 и высотой 8 м, которая выводит на глыбовую пробку над восьмым колодцем пещеры. Вода шумит где-то с противоположной от нас стороны колодца.
- Глубина колодца отсюда 42 метра, - говорит Андрей.
- А откуда в него бежит вода?
- Откуда-то из другой пещеры. Точнее говоря, из другой части нашего Квартета. И, судя по расходу воды, из основной его части! Но вот как нам попасть в эту часть? Сверху есть несколько подозрительных воронок но снегом, но вот как не ошибиться с воронкой?
Возвращаемся в Базовый зал.
- Какая здесь глубина от входа?
- 235 метров. Видишь, за несколько часов ты прошёл то, что мы в прошлом году проходили неделю!
Тут Андрей мне и поведал ту историю прохождения пещеры, которую я рассказывал в начале главы:
- Когда мы доходили до очередного колодца, то бросали в него камушек, по времени его стука о дно определяли глубину колодца. В следующий раз приносили на него навеску и проходили его. Так мы делали девять раз. Но потом нам надоело бегать взад-вперёд из-за каждого колодца. На десятый колодец мы принесли несколько бухт верёвки. Тем самым мы напугали пещеру, и она сразу закончилась!
- Да уж! А тебе не кажется, что пещера ведёт себя как живое существо?
- Не то, что пещера, а всё ведёт себя как живое существо! А как могло всё появиться из ничего? Как могли появиться правильные законы физики, химии, биологии из ничего? Как может всё расти, развиваться, совершенствоваться? Разве это не поведение живого существа? В то время, как второй закон энтропии говорит о том, что всё само по себе стремится к распаду, разрушению, разложению. То есть, всё неживое всегда разрушается и не может в чём-то совершенствоваться!
Затем Андрей показал мне ещё пару залов. Продолжение Базового зала в одну сторону вниз, меж висячих глыб приводит в зал Концевой. Здесь между глыб можно спуститься до глубины –251 м, но дальше в этом направлении пещера затыкается наглухо. По восходящему притоку из Базового зала можно попасть в зал Заблудших, поднявшись по каскаду глыб и затем по ним спустившись на глубину почти такую же, как и у Концевого зала. И в этом зале пещера тоже затыкается.
Нам пора выходить наверх. Поднимаюсь по навеске из зала Двух сталагмитов в Зал Александра Морозова и любуюсь натёками на стенке. Неожиданно замечаю, что мой налобник светит то ярче, то тусклее. Подозреваю нарушение контакта, шевелю провод, но при этом яркость света не меняется. Может быть, батарейки садятся и так себя ведут? Но тут я понимаю причину: на стене растут сталактиты то белые, как молоко, то рыжевато-бурые. Естественно, что светлые и тёмные натёки по-разному отражают свет, что и создаёт эффект перемены яркости.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Мы стоим на дне входного колодца и прислушиваемся. Сверху доносятся явные раскаты грома. На поверхности идёт сильная гроза и выходить из пещеры не хочется.
- Не будем подниматься, пока гроза не закончится! – говорю я Вятчину.
- Между прочим, стальной трос – это отличный громоотвод! – отвечает он. - И привязан он чуть ли не к самому высокому дереву в округе! Так что сиди и жди молнии!
- Может быть, отойдём подальше в сторонку?
- Да куда ты отойдёшь? Кругом мокрый лёд, с которого не уйдёшь. Трос лежит на льду. Никуда не уйти от молнии!
Беспокойство появляется лишь на минуту. Мы понимаем, насколько мала вероятность попадания молнии в одно конкретное дерево. Чем хороши подобные маленькие беспокойства – они провоцируют выброс адреналина, который, в свою очередь, улучшает настроение и заставляет шутить. Вызывает некий душевный подъём.
Мы рассказываем друг другу весёлые истории, пока гром не утихает окончательно. Затем я пристёгиваю самохваты к тросу и поднимаюсь. Дохожу до края колодца и попадаю в объятья солнечных лучей. Испарения влаги с мокрых листьев создают немного тяжёлый, но всё равно приятный запах. Первые минуты ощущаю приятное тепло, затем переходящее в нестерпимую жару.
Следом из колодца выходит Андрей. Весь наш выход в пещеру составил около 8 часов, но у меня такое ощущение, что гораздо больше. Почему-то вся природа вокруг выглядит не такой, какой она казалась 8 часов назад.
____Вид с Ачибаха на Бзыбский хребет. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
____Вид с Ачибаха на Гагрский хребет (Арабику). Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
___________________________________*___*___*_______________________________________
С утра просыпаюсь от далёких раскатов грома, постепенно усиливающихся. Слышу нарастающий гул, и вот уже по тенту забарабанил дождь. Вокруг сверкают молнии, и гремит уже громко. Молнии бьют всё ближе и ближе. Вдруг слышу резкий сильный звук – молния раскалывает воздух с таким треском, как будто огромный топор раскалывает огромное бревно. Инстинктивно пытаюсь вдавиться в землю, словно рядом разорвался снаряд и в следующую секунду должны прилететь осколки. Вспышка и звук идут одновременно, сливаясь в единое целое. Это выглядит не так, как обычно мы видим молнию: сначала вспышка, а потом грохот. Эффект от рядом ударившей молнии просто ужасный. В воздухе появился характерный запах озона. Мы лежим, затаив дыхание, и молчим. Наконец я говорю:
- Наверное, молния не может два раза ударить в одно и тоже место? Земля здесь уже потеряла свой потенциал?
На это Андрей отвечает:
- Прежде, чем в вас попадёт молния, за несколько секунд до этого у вас волосы должны наэлектризоваться и встать дыбом! Это лучший способ определить – ударит в вас молния или не ударит!
Мы ещё немного лежим молча, и затем начинаем веселиться. Звуки грома уходят всё дальше и дальше, гроза заканчивается.
У меня оказалось самое неудачное место в палатке. Я лежу слева у стенки, если смотреть от входа. Именно в это место стекает ручей с горы. Под палаткой хоть и лежат ветки, но при ударе о них потока воды появляется бурун, который бьёт в стенку палатки, после чего русло ручья загибается и он стекает вниз параллельно стенке. Во время сильного дождя я вместе со спальником промокаю, а четверо моих товарищей остаются сухими. Я промокаю один из всех! А я ведь так тщательно выбирал себе место! Я люблю спать на правом боку, так, чтобы перед моим лицом было относительно свободное пространство! И я выбрал единственное место в палатке, которое отвечало этим требованиям! Ну вот, довыбирался!
Гроза заканчивается, ручей около палатки исчезает, выглядывает солнышко и я выношу сушить свой спальник.
- Почему он мокрый? Из-за молнии что ли? – прикалывается Андрей.
Девчонки занимаются костром, а Лёшка встал как истукан неподвижно, и долдонит одну фразу: «Народ, давай копать бассейн!» Марина с Ириной его тоже поддерживают, типа: «Мы будем здесь загорать, а какой загар без бассейна?»
В конце концов мы соглашаемся с ними (какая гейша без бассейна?), собираем в округе камни и выкладываем их по кругу. Находим большой кусок полиэтилена и укладываем среди камней. Потом нарубаем множество вёдер льда в «холодильнике» и вываливаем их в бассейн. Завтра здесь можно будет умываться. Для купания, конечно, бассейн слишком мал, но слегка умыться из него можно.
____Облака над Бзыбским хребтом. Вид с Ачибаха. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
Мы заметили, что ветер в лагере мало зависит от естественного ветра, а в значительной степени его направление определяется нашим «холодильником». Точнее говоря, когда значительного естественного ветра нет, то направление ветра определяется провалом – ночью и рано утром дует из провала, что видно по дыму от костра, а днём дым от костра затягивает в провал.
- Возможно, это один из верхних входов в Квартет, - говорит Вятчин, - но непроходимый!
Как выяснилось, годом ранее Циба спустился в «холодильнике» по щели между снегом и стеной на 30 м, после чего щель стала слишком узкой даже для него.
Ближе к вечеру начинаем подготовку снаряжения ко второму выходу под землю. Этот выход будет таким же по глубине, как и первый – до Базового зала на -235 м. В этот выход нам нужно будет провести телефонный провод до этого зала, а также забросить туда несколько мешков со снаряжением и жизнеобеспечением для ПБЛ (подземного базового лагеря).
___________________________________*___*___*_______________________________________
Берём с собой два транспортных мешка и большую катушку с телефонным проводом. Стараемся проводить провод так, чтобы его нигде нельзя было ненароком задеть и оборвать. В первом колодце это сделать легко, поскольку колодец широкий и в самом начале представляет собой очень длинную щель. Мы показали Лёшке, как нужно будет присоединить провод к телефону в определённое время и выйти с нами на связь.
Начиная с колодца Страшных сказок, начинаются сложности с проводкой. Чтобы отвести провод в сторону от навески, нужно либо куда-то лезть по стене над пропастью, но при этом не хочется бить шлямбурные крючья для этого провода и для собственной безопасности. Вятчину не очень хочется делать лишние телодвижения в этом колодце, поскольку, как он говорит, здесь падает всё, что только может упасть и даже что не может. Так было у них в прошлом году, но, на наше счастье, в этом году такого не случалось. Колодцу Страшных сказок предстояло показать свой звериный оскал лишь в 1991 году, о чём мы поговорим в другой главе, когда придёт время.
Со дна этого колодца есть две точки спуска в четвёртый колодец – «ближняя» и «дальняя». В «ближней» точке спускаться нежелательно, поскольку здесь падает ручей, но провод провести как раз лучше здесь. Мы же идём для спуска в «дальнюю точку» в распоре над 30-метровой пропастью. Здесь, как я уже говорил, Андрей распирается и ногами, и руками в стены, а у меня руки до стен не достают, поэтому приходится идти «со страхом», распираясь только ногами. По-хорошему здесь в начале нужно было вбить шлямбурный крюк и повесить перила, но Андрей вечно всё экономит – и крючья, и верёвку для перил.
По логике провод надо пускать в начале колодца по водопаду – здесь мы его точно не оборвём. Но как это сделать, если не тащить катушку с собой? Не бросать же её с высоты 24 м на камни?
Приходится сделать такой маневр: сначала сматываем с катушки 24 м провода, затем опускаем её на верёвке, после чего бросаем в колодец верёвку. В следующих колодцах тоже возникают некоторые проблемы.
Когда доходим до больших залов, тянем провод по низу – больше негде – и, чтобы не оборвать его ногами, приходится в некоторых местах заваливать его камнями. Хотя в большинстве мест провод можно удобно проводить под глыбами, которых здесь полно.
Провода длиной около 400 м очень удачно хватило до места будущего ПБЛ. Лишними остались буквально десяток-полтора метров.
В условленное время Лёшка выходит на связь. Слышимость отличная, как будто он находится за ближайшим углом и нас не разделяет около 400 м провода.
На поверхность выходим уже в темноте – второй выход оказался по времени дольше первого, более 10 часов. Как выяснилось, проводить провод дольше, чем просто вешать навеску. Когда я поднимаюсь во входном колодце, меня обгоняют две летучие мыши, которые устремляются в звёздное небо. Я валюсь на тёплую землю около пещеры и жду Андрея. В это время из колодца вылетают ещё две летучие мыши, чуть не задев меня крыльями по носу.
___Пещеры, похожие на Квартет, но вход в них шире, чем в Квартете. Фотографии Дмитрия Славина, Ачибах-2012. С сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
___________________________________*___*___*_______________________________________
Наутро идём с Андреем совершить вторую заброску. Как вы наверное помните, в начале нашей заброски на большом камне мы оставили три мешка, преимущественно с продуктами, и большую сумку с консервами. Теперь у нас с продуктами возник некоторый кризис - не только потому, что мы часть их съели, а ещё потому, что кое-кто помог нам их съесть, и нам нужно забрать те продукты, которые мы оставили на вторую заброску.
Опять идём через травяные заросли, потом выходим на урочище Нишца. Балаган пустой – пастухи угнали коров куда-то совсем на другой склон, и сами переселились в другой балаган.
Далее идём по склону, где трава прилично обглодана коровами. Даже удивительно, как они смогли обглодать тысячи гектаров травы? Весь склон испещрён их тропами и идти здесь довольно легко, даже поднимаясь в гору.
Вятчин рассказывает мне разные истории из своей жизни. Мне особенно запомнилась история из его московской студенческой жизни, когда он уже занимался спелеотуризмом.
Жил в Москве он в студенческом общежитии. На его этаже жили только парни, а девчонки жили в этом же общежитии этажом ниже, причём этот этаж был далеко не первым, я уже не помню каким. Зайти к девчонкам в гости нормальным способом не представлялось возможным, поскольку вход на их этаж охраняла бдительная вахтёрша, и наоборот, девушек не пускали на тот этаж, где жили парни. Но, поскольку Вятчин и компания уже поднаторели в спелеотуризме, то они попросту вывешивали верёвку в окно, привязав её к батарее, и спускались из своего окна в женское на спусковом устройстве или просто на самохватах. Со стороны непосвящённым людям это казалось очень рискованным делом, поскольку и мужские, и женские окна находились на достаточно большой высоте. При этом, спускаясь к девушкам, студенты обычно захватывали с собой либо малый джентльменский набор (бутылка вина + грудная обвязка + самохваты), либо большой джентльменский набор (бутылка вина + закуска + грудная обвязка + беседка (нижняя обвязка) + самохваты + спусковое устройство). Вино при желании могло быть заменено на водку, что сути наборов не меняло. Был ещё антиджентльменский набор, когда было всё тоже самое, но без бутылки.
Затем Вятчин рассказал мне, как в студенческие времена ходил по пещерам со своей первой женой, с которой он развёлся года два назад.
- Ты с ней познакомился в спелеоклубе?
- Нет, что ты! Как все нормальные люди – по пьянке на танцах!
Так, коротая в беседах время, мы спустились к Рицинской трассе и подошли к большому камню, на котором лежали наши мешки. Андрей взбирается на камень. Оба продуктовых мешка оказываются прогрызенными мышами. Третий, со снаряжением, не тронут.
- Вот сволочи, как они чувствуют через толстую прорезиненную ткань, есть в мешке продукты или нет? – возмущается Вятчин. Затем он подаёт мне эти два прогрызенных мешка, а третий мешок и сумку с консервами оставляет наверху.
- Мы не сможем сегодня взять всё! Уже полдень, и если мы возьмём весь груз, то мы до ночи не вернёмся в лагерь! А у нас даже фонарей нет! Возьмём сегодня по одному мешку, а за остальным придём завтра! Идём быстро и без перекуров! Курить на ходу!
Мы пристёгиваем по одному мешку к своим станкам и быстро идём в гору, насколько это возможно, учитывая километр превышения до перевала и крутизну подъёма.
В лагерь приходим с наступлением темноты, как и предполагал Андрей.
На следующий день повторяем всё тоже самое, но идти с перевала стараемся быстро, почти бегом.
- Зря мы бежим! – говорю, еле переводя дух. – Забежим за тот камень, а там медведь!
- Вот, вот! Здесь это и было! Немного ниже!
Мы доходим до нашего тайника на камне, забираем последний груз и снова, как и накануне, с наступлением темноты возвращаемся в лагерь.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Самым страшным зверем в горах для нас оказался вовсе не медведь. С медведем мы так и не увиделись, зато другой страшный зверь доставил нам немало неприятностей. И это была мышь!
В самую первую нашу ночь на Ачибахе мышь прогрызла у нас пачку детской смеси «Малютка», используемой нами в качестве сухого молока. Это несмотря на то, что продуктовые мешки мы предусмотрительно развесили по деревьям. Марина с Ириной, как увидели прогрызенную пачку, сразу выбросили её в костёр: «Не хватало ещё мышиную лихорадку подцепить!» Мы с Андреем одобрили их поступок, ещё не догадываясь о масштабах бедствия.
На следующую ночь мы подвесили продовольственные мешки на деревьях более качественно, то есть не просто нацепили их на ветки, а выбрали два больших дерева, натянули между ними верёвку и подвесили мешки на ней. Каждый мешок висел на отдельной собственной верёвочке. Поняв, что мыши лазают по деревьям не хуже белок, мы надеялись на то, что висящие на верёвочке мешки они точно не достанут, или, по-крайней мере, не догадаются, как их можно достать. Ведь, чтобы проникнуть в мешок, мышка должна была сначала пробежать по горизонтальной верёвке, а потом спуститься по вертикальной. Однако, по итогам второй ночи, испорчено было уже две или три пачки с крупами и макаронами. Девчонки чуть было не метнули их в костёр, но Андрей строго запретил: «Те продукты, которые готовятся методом кипячения, выбрасывать запрещаю!»
На следующую ночь мы занесли продуктовые мешки в палатку и положили их частично под голову и частично в ноги. Среди ночи девчонки стали вопить, что мыши бегают внутри палатки по ногам, и потребовали выбросить мешки наружу.
- Всем заткнуться и спать! – прикрикнул Андрей. – Нам завтра идти в пещеру, не вздумайте ещё раз нас разбудить! Мыши пусть бегают, они вас не тронут!
Девчонки замолчали, но через некоторое время Ирина завопила, что мышь пробежала у неё по голове.
- Я сказал - спать! Завтра решим эту проблему!
Мыши больше по головам не бегали, но подозрительно шуршали в мешках, лежащих в ногах. В эту ночь они прогрызли лишь одну пачку продуктов, но девчонки настаивали на том, чтобы продукты в палатку больше не заносить.
Наутро Андрей соорудил стол, ножками которого являлись стальные трубки диаметром около 10 мм, занесённые сюда когда-то в качестве ледобуров и хранившиеся во входном гроте пещеры Memento o more. Высота ножек была около метра. Столешницу соорудили из прямых ровных палок, которые мы нашли или нарубили поблизости, и привязали их к ножкам-ледобурам. Это сооружение казалось надёжным, поскольку мышь вряд ли могла забраться по гладкой стальной трубке.
Действительно, на следующее утро мы не обнаружили ни одной новой дырки в мешках, и ни одна пачка не была прогрызена, за исключением тех, которые были прогрызены уже раньше. Мы праздновали победу!
Прошла ещё пара ночей. Очередным утром мы встали и принялись разводить костёр. Марина подошла к столу и полезла в мешок за продуктами для приготовления завтрака. Вдруг она завизжала и отскочила от стола. Из продуктового мешка выбежала мышь, пробежала по столу, спрыгнула на землю и была такова! Мы слегка приуныли, но оставалась надежда, что это была единственная мышь, которая сумела преодолеть гладкую трубку. С этой надеждой мы осторожно заглянули в мешки и … трёхэтажный мат на все лады и на разные голоса долго разносился по лесистому горному склону! Масштабы бедствия были поистине ужасны!
В этот же день мы принесли два продуктовых мешка, которые оставляли на камне около 47-го километра. Если суммировать потери продуктов в этих мешках с потерями в мешках на столе, то получалось, что мыши прогрызли у нас примерно 20 пачек «Малютки», плюс яичный порошок, картофельные хлопья, макароны, супы, сухое мясо, сухари и различные крупы почти во всех пакетах, которые у нас были! Не исключено, что в продуктах были и их экскременты!
- Ничего не выбрасываем! – скомандовал Вятчин. – Все продукты, кроме «Малютки», так и так проходят термическую обработку, а «Малютку» мы тоже будем кипятить!
Далее Андрей придумал такую хитрость. Мы нашли крышки от четырёх консервных банок, прорезали посередине их отверстие, и надели их на ножки стола, тем самым создав мышам препятствие. Поздно вечером мы даже убедились своими глазами, как они работают. На наших глазах мышь поднималась по ножке стола, долезла до крышечки, покрутилась под ней, пытаясь уцепиться лапками за её край, но не смогла и спустилась обратно. Теперь наверняка мы были спасены!
Действительно, за пару ближайших ночей никаких новых погрызов продуктов не появилось. Потом они стали появляться, но буквально по одному новому погрызу за ночь. Видимо, только одной мышке удавалось преодолеть новое препятствие.
- Это их руководитель! Похоже, он у них самый умный! – решил Андрей. – Его нужно обязательно изловить и уничтожить, а то он научит остальных!
Смех смехом, но нам было не до смеха. Такого большого количества грызунов, как в это лето, я никогда в жизни не видел.
- У них бывают вспышки численности раз в четыре года, - сообщил Андрей. – Хотя, честно говоря, я тоже ни разу в жизни не видел такого их количества!
Мы определили, что мыши в окрестностях нашего лагеря принадлежат к разным видам. Среди них были и серовато-бурые, и тёмно-бурые, и рыжевато-коричневые. Иногда встречались уже знакомые мне раньше полевые мыши – рыжие с тёмной полоской вдоль спины.
- Нам нужно на время забыть про спелеологию и заняться другим видом спорта! – торжественно произнёс Андрей.
- Каким же?
- Мышебоем! Или мышеболом! А, нет, лучше назовём его на английский манер – кэтмэн! По-русски это означает – человек-кот!
- И каковы правила у этого спорта?
- Да особых правил нет! Но, как в любом виде спорта, каждый спортсмен должен пройти всю сетку разрядов, от третьего разряда до мастера спорта! Спортсмен, занимающийся кэтмэном, называется просто – кот.
Потом Андрей подумал и добавил:
- Спортсмен, убивший одну мышь – получает третий разряд. Котом второго разряда становится убивший трёх мышей. Первый разряд получает тот, кто убьёт шесть мышей, причём одна из них должна быть руководителем! Ну, это как в спелеотуризме: чтобы получить первый разряд, ты должен не только пройти маршрут пятой категории сложности, но и осуществить руководство маршрутом четвёртой категории! Ну, и в кэтмэне примерно так – для кота первого разряда обязательно нужно убить руководителя!
- А руководитель – это мышь, которая сумеет забраться на наш стол? – догадался я.
- Совершенно верно!
Мыши появлялись с наступлением сумерек и начинали носиться по лагерю и вокруг него. Иногда пробегали у нас под ногами. Мы, вооружившись палками, как очумелые бегали за ними, били, но постоянно промахивались. Мыши оказались удивительно юркими тварями, даже прыгали, как лягушки, когда палка опускалась рядом с ними. Повсюду были их норки. Бывало, что намахиваешься на мышь, бьёшь, и в этот момент она исчезает под землёй.
- У меня такое ощущение, что они тоже спелеологи! – говорю Андрею.
- Скорее, спелеостологи! – отвечает Андрей. – Они же проходят свои рукотворные пещеры! Хотя и естественные тоже!
Первый час нашего нового спорта не принёс нам никаких результатов и изрядно нас измотал.
- Лёш, поставь чайник на костёр! – попросил Андрей.
Лёшка взял чайник, кружку и пошёл к нашему рукотворному бассейну за водой. Тут он обнаружил, что в бассейн попала мышь. Она пыталась выбраться по почти вертикальной полиэтиленовой стенке, но соскальзывала обратно. Недолго думая, Лёшка прибил её кружкой.
- Теперь я кот третьего разряда! – раздался радостный голос со стороны бассейна. Таким был наш первый ответный удар по врагу.
___________________________________*___*___*_______________________________________
В костре трещат сухие пихтовые ветки. Маленькие красные угольки временами взмывают ввысь и улетают в усыпанное звёздами небо. Из провала тянет холодом. Всё ближе и ближе, уже почти у самых ног шуршат листвой мыши.
Андрей попил чайку, закурил, и его потянуло на воспоминания.
- Я живу в частном доме, и у меня временами мыши бегают по дому. И вот я решил завести котёнка. Обнаружив как-то мышь в посудном шкафу, я запустил туда котёнка и запер их вдвоём. Котёнок поначалу орал, пытался выбраться, потом успокоился. Я думаю – вряд ли он её сожрёт, ещё не опытный, но пусть немножко изучит её поведение. Потом я сам её убью и скормлю ему.
Я огородил площадь перед кухонным шкафом таким образом, чтобы мышь не смогла никуда убежать. Открыл шкаф, но из него выбежал только котёнок. Мыши нет. Пришлось вынимать всю посуду из шкафа. Под конец осталась одна мясорубка. Смотрю – так и есть, внутри мясорубки виднеется мышиный хвост. Мне осталось только несколько раз крутануть ручку. Потом я вывалил получившийся фарш котёнку, он его съел, ему понравилось. Через некоторое время он научился ловить мышей, причём обычно их съедал, а не приносил на крыльцо, как другие кошки.
В это время Марина подходит к продуктовому столу, чтобы взять что-то к чаю, и останавливается как вкопанная. Потом она возвращается к костру, показывает нам на стол и говорит страшным шёпотом: «Там мышь!»
Видя, что я встал с бревна и направляюсь к столу, Андрей говорит мне с ухмылкой: «Это руководитель! Не промахнись!»
Подхожу к столу и слышу шорох в мешке. Затем из прогрызенного отверстия появляется голова с наглыми блестящими глазками! Бью кулаком наотмашь – готова! Бросаю её в костёр. Наряду с привычным запахом дыма в нос ударяет весьма неприятный запах палёного волоса и сгоревшего мяса.
- И какой мне за это положен разряд? За первую убитую мышь полагается третий, но ведь это был руководитель!?
- Надо же, с первого удара руководителя замочил! – улыбается Андрей. – Тебе за одну мышь положен третий. Но, учитывая, что она была руководителем, тебе на первый разряд нужно будет просто убить шесть мышей! Без второго руководителя!
Для нас так и осталось загадкой – как эта мышь могла преодолевать крышки от консервных банок. Размером она была обычная, как и многие другие. Ни одна другая мышь так и не смогла их преодолеть. Андрей объяснил это тем, что руководитель у мышей был только один и он не успел воспитать себе замену. У меня же было предположение, что мышь сначала забиралась на дерево, пробегала по ветке и прыгала с неё на стол. Однако, проверить это предположение нам было не суждено.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Женщины обычно очень неравнодушны к комфорту, к домашнему уюту, к чистоте и порядку. Вот так и наши девчонки принялись наводить порядок в лагере. Несмотря на уверения Андрея, что «всё, что остаётся в миске – это масло, а всё, что остаётся в кружке – это сахар», они твёрдо заявили, что, поскольку в лагере мыши, то вся посуда должна тщательно отмываться.
- Ладно, отмывайте, если хотите! Только не заставляйте меня этим заниматься! – согласился Андрей. Он помолчал немного и добавил:
- Если бы я мог заболеть мышиной лихорадкой, то я бы давно ей переболел! Таких возможностей у меня в жизни было достаточно! Я живу в частном доме, и у меня в доме есть мыши. А в Кугитанге у нас они даже по пещере бегали! Но, поскольку я геморрагической лихорадкой никогда не болел, значит, у меня против неё иммунитет!
- Да ладно, вымоем мы твою посуду! – отвечают ему девчонки. Женщинам не свойственно понимать мужскую логику, и им кажется, что Андрей просто хочет оправдать свою лень. Но Андрей в ответ недовольно бурчит. То ли он не хочет, чтобы его посуда была чистой, то ли он чувствует какую-то каверзу, которая непременно должна наступить за мытьём его посуды. И каверза не заставила себя долго ждать.
Между палаткой и костровищем росло какое-то дерево, у которого в сторону почти горизонтально торчала ветка. После мытья кружек, девчонки повесили их за ручку на эту ветку.
Пришло время пить чай. Андрей стал искать свою кружку на земле под деревом, но не обнаружил. Он почувствовал, как внутри у него всё закипает. Тут его взгляд упал на дерево и он увидел пять кружек, висящих на ветке. Оставалась ещё надежда, что его кружка будет висеть первой, но … его кружка оказалась около самого ствола. Чтобы её снять, Андрею пришлось снять и четыре остальных.
Я в это время охотился на мышь с другой стороны от лагеря. Мышка сидела неподвижно. Я очень медленно и тихо к ней подкрался, мышь не убегала. Палка была поднята у меня над головой и в следующую секунду она должна была обрушиться на несчастное животное. В это время страшный крик прозвенел у меня в ушах и прокатился по горному склону, наверное, на тысячу метров вниз до самого русла Бзыби. От неожиданности меня передёрнуло и палка с диким треском ударила в землю сантиметров на двадцать в сторону от того места, куда предполагалось нанести удар. Но и мышь, скорее всего, снесло звуковой волной, и она рванула в ту же сторону, куда сместилась моя палка. Палка врезалась в землю как раз перед её мордой. Мышь подлетела вверх в каком-то диком лягушачьем прыжке, упала обратно и не нашла ничего лучше, чем пробежаться по палке почти до середины её, соскочить на землю и удирать с бешеной скоростью, так, что через пару секунд её и след простыл.
- Долбанные эстетки! – орал Вятчин. – Как я ненавижу эту эстетику! Стояла моя кружка на земле, никому не мешала, была всегда под рукой! Какого черта её нужно было подвешивать?
Я знал по прошлым походам, что у Андрея взрывной характер, и, плюс к тому, он не предсказуем. Иногда думаешь, что сейчас он точно наорёт, но он реагирует спокойно. А бывает, что ничего страшного и не произошло, а он кричит, словно резаный!
Но наши москвички этого не знали. Они были сильно удивлены такой реакции Андрея. Но они так и не узнали, что им наоборот повезло. За весь поход Андрей на них кричал всего один раз. Лариса Савельева, например, мне говорила, что ей в походе доставалось от Вятчина почти каждый день.
В один из дней, когда нас с Лёшкой никто не слышал, мы стали обсуждать Андрея. У Лёшки было обычно серьёзное лицо и почему-то печальный взгляд, и он так серьёзно мне и говорит:
- Собираемся мы с Андреем в поход. Укладываем вещи. Он вдруг меня спрашивает: «Как ты думаешь, взять мне эту красивую маленькую верёвочку, или нет?» Я ему отвечаю: «Да возьми! Вдруг пригодится?!» А он мне: «Да на что мне она пригодится? На беседке и обвязке у меня есть все необходимые верёвочки! Для сушки вещей эта верёвочка слишком короткая!» Тогда я ему говорю: «Ну, и не бери её! Мы за каждый грамм веса боремся, чтобы лишнего не тащить! Зачем нам лишний вес, который мы не знаем, куда применить?» Тут он мне заявляет: «А вдруг будет нужно самохваты отремонтировать? Она пойдёт как стремя для самохватов. Или для крепления их к ноге!» Я ему в ответ: «А, ну раз так, тогда, конечно, возьми её!» Он немного подумал и говорит: «Нет, для крепления самохватов и как стремя такая не пойдёт! Это ненадёжная верёвка! Узлы на ней будут склонны к саморазвязыванию при переменной нагрузке! Даже не знаю, куда её применить?» И я ему поддакиваю: «Да, пожалуй, её лучше не брать! А то понадеешься на неё, завяжешь узел, а он развяжется!» Но Андрей не унимается: «А вдруг придётся тент от палатки оттянуть, чтобы она от конденсата не мокла? Да и для сушки небольших вещей такая верёвка вполне пойдёт!» Мне остаётся только ответить: «Конечно, в походе любой верёвочке можно найти применение! Весит она немного, возьми её!» Короче говоря, ты понял, мне пришлось во всём поддакивать Андрею, а, поскольку он менял своё мнение каждые шесть секунд, то и мне приходилось менять моё мнение десять раз в минуту! Если бы я молчал, то он стал бы орать на меня: «Ты что молчишь? Совсем тупой что ли?» А если бы я ему возражал, то он бы ругался: «Молчи, сопляк, ты ничего не понимаешь!» Поэтому мне нужно было во всём с ним соглашаться – лишь таким образом я мог избежать скандала!
- Странно! – говорю я. – С одной стороны, он такой умный, что не терпит никаких возражений! Он всегда прав! С другой стороны, ему обязательно надо с кем-то посоветоваться! Зачем советоваться, если ты всегда прав?
- Наверное, ему надо не то, чтобы посоветоваться, а просто выговориться! Ему нужен собеседник, который бы его устраивал! Если собеседник его не устроит, то может получить «пинка», и Андрей будет искать другого собеседника.
Я с удовлетворением отмечаю про себя, что лично на меня Вятчин не кричал ни разу! Ни в этот раз, до этого момента, ни в предшествующие годы!
К сожалению, у меня нет фотографий с этого похода. Мы сильно боролись за облегчение веса и договорились, что фотоаппарат с плёнками возьмёт Лёшка, поскольку он горел желанием его взять, а мне брать «лишний вес» не надо. Тот фотоаппарат взял и действительно периодически щёлкал затвором, но то ли он выдержку и диафрагму ставил совсем не правильно, то ли при проявке плёнки сильно нарушил технологию. В результате все фотографии получились такого качества, что без слёз не взглянешь.
Но чтобы читатель представлял себе Андрея на внешность, я выложу здесь пару фоток с ним, снятые в других походах. На второй фотографии Андрей Вятчин и Инна Кравцова в Угаме (Средняя Азия) в мае 1986 г. Первая фотография либо оттуда же, либо с нашей экспедиции на Ачибах в августе 1986 г.
_____________________Андрей Вятчин, 1986 г.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Между вторым и третьим выходом в пещеру у нас получился промежуток гораздо больше, чем первоначально намечал Андрей. Во-первых, нам нужно было решить вопрос с мышами и отработать способ безопасного хранения продуктов. Во-вторых, Андрей неожиданно заболел.
Как-то лежит он утром в палатке и не выходит. Мы его не донимаем расспросами – вдруг он не в духе и в ответ будет ругаться. Потом он сам докладывает:
- Я приболел, у меня температура. Мне надо отлежаться.
Не проходит и полчаса, как он вылезает из палатки и начинает собирать рюкзак. Он укладывает верёвку, карабины, ещё какое-то снаряжение. Мне непонятно – он только что хотел отлежаться, а тут явно затеял какое-то серьёзное мероприятие!
- Андрей, ты куда?
- Да никуда, просто пробегусь по окрестностям, поищу новые перспективные воронки! Если я буду лежать – то разболеюсь ещё хуже! Мне нужно пробежаться в гору, пропотеть как следует! Клин клином вышибает!
- Может быть, мне с тобой?
- Не надо, ты за мной не угонишься! Или устанешь!
Он ушёл и пропал на несколько часов. Вернулся под вечер, уставший и измученный. Но на следующий день он действительно был практически здоров.
Пока Андрей как угорелый носился по Ачибаху, я зашивал свой комбинезон, разорванный в течение двух выходов в Квартет.
Никогда бы не подумал, что зашивать вещи можно без иголки, с помощью лишь нитки и шила. Именно таким способом я и латаю свой комбез. Все иголки мы уже переломали. Поначалу мучаюсь с каждым стежком, но быстро приспосабливаюсь. Нитка капроновая и довольно толстая, что упрощает процесс. Принцип заключается в следующем: прокалываешь шилом ткань и фиксируешь его в таком положении, чтобы кончик шила на 3-5 мм выступал наружу. К этому кончику прикладываешь нитку, не самым концом, а немного отступив. При этом ниток должно быть две – одна должна проходить по наружной стороне комбеза, а вторая по внутренней. Нитку прикладываешь к кончику шила с той стороны, где он выходит наружу. Затем поворачиваешь шило больше, чем на 90 градусов, чтобы оно плотно прижало нитку к ткани. Здесь нужно правильно подставить палец, чтобы обеспечить захват нитки кончиком шила. Затем вытягиваешь шило из ткани, и вслед за ним на обратную сторону ткани выходит нитка в виде петли. В эту петлю вставляешь вторую нитку. После этого тянешь за длинный конец первую нитку, чтобы она перетащила вторую на свою сторону. Потом повторяешь опять тот же самый трюк с шилом и двумя нитками, отступив от первого места миллиметров на десять. Опять в петлю из первой нитки вставляешь конец второй, после чего натягиваешь первую, а затем и вторую. Вторая нитка не должна быть слишком длинной, а то её трудно будет протягивать в петлю. Лучше сделать её покороче, а если её не хватит - потом к ней можно будет привязать ещё один кусок нитки. В результате получается шов, точно такой же, какой получается на швейной машинке, только не очень ровный. Зашив комбез, потом зашиваю ещё и транспортный мешок.
После того, как Андрей выздоровел окончательно, он сообщает:
- Завтра идём в Квартет с подземным лагерем. Тебе нужно сшить свой спальник со вторым спальником-одеялом. Таким образом у нас получится один большой спальник на двоих, и в нём будет теплее, чем если каждый будет спать в отдельном мешке. А спать там ужасно холодно, помню по прошлому году!
Дело в том, что у меня был спальник с молнией, то есть превращающийся в большое одеяло, и Андрей предлагал мне сшить его со вторым таким же спальником-одеялом, который у нас был не помню откуда.
Сложность этой работы заключается в том, что через спальник нитку шилом не протянешь – он ведь толстый. Но находим выход и из этой ситуации. Андрей подогнал мне катушку тонкой медной проволоки. Её острый кончик, несколько раз согнувшись, в конце концов прокалывает спальник, затем и второй. Этот процесс происходит очень медленно. Мои товарищи уже давно храпят в палатке, а я всё сижу возле тлеющих углей костра и в слабом свете налобного фонаря продолжаю работать. Главное, что я не могу лечь спать, не завершив пошивку – ведь спать придётся в этом же спальнике, и не хочется в него залезать, когда он ещё не дошит и из него торчит длинный конец проволоки. Рядом со мной лежит приманка для мышей – кулёк конфет, источающий приятный аромат из-за того, что я содрал с некоторых конфет фантики, а на коленях у меня покоится тяжёлый блок батареек.
Слышу шорох возле кулька. В свете налобника вижу блестящие как бусинки мышиные глазки. Отвожу свет фонаря в сторону и слежу за кульком боковым зрением. Бусинки засветились около кулька. Бью блоком батареек. Удар происходит за малую долю секунды, мышь не успевает среагировать. Меня мучает двоякое противоречивое чувство – с одной стороны мне жалко мышку, а с другой стороны я рад, что мне удалось её убить. Это всё равно, что вы стоите у прилавка с колбасой и представляете себе, как истошно орала и билась в конвульсиях несчастная свинка, когда в неё всадили нож, но вам очень хочется отведать этой колбаски и устоять вы не в силах!
Ложусь спать уже под утро.
Андрей просыпается раньше всех и выползает из палатки. Он внимательно разглядывает четырёх мышей, подвешенных за хвостики на ветку перед входом в палатку.
- У тебя второй разряд с превышением! Ты уже кандидат на первый разряд!
Андрей идёт разжигать костёр. Тут я слышу с той стороны какой-то стук. В первое мгновение мне показалось, что Вятчин ломает ветки для костра, но звук такой, как будто кто-то хлещет палкой по земле. Вслед за этим доносится голос Андрея:
- Ну, вот и я закрыл третий разряд! Правда, по минимуму!
Он возвращается к палатке, к той ветке, где висит моя «добыча», и вешает за хвост маленького мышонка.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Сегодня уходим под землю. На этот раз надолго.
- Когда вернётесь? – спрашивает Марина Андрея.
- Не знаю. Как пещера пойдёт. Максимум – через неделю. На большее у нас продуктов не хватит.
Печально оглядываю окрестности, будто навсегда прощаюсь с этим миром. А кто его знает – навсегда или не навсегда? Как пойдёт!
Уходим мы молча, как будто в ближайшую воронку за снегом. Никаких прощаний, даже «до свидания» девчонкам не сказали. Правда, уже немного отойдя, Андрей обернулся и в ворчливо-приказном тоне крикнул Лёшке: «Смотри, не забудь – завтра в восемь связь! Если не дозвонишься – звони в двенадцать! Вполне возможно, что мы в восемь ещё будем спать!»
- Помню, не дурак! – мрачно отвечает Лёшка. Вот и всё прощание.
Небо сегодня безоблачное. Наверное, это первый такой день за всё время нашего пребывания на Ачибахе, чтобы ни одного облачка на небе не было!
Постепенно сбрасываем высоту. Доходим до знакомого места, где слева крутой склон уходит вверх, а справа – большой провал, между которыми можно пройти относительно полого. Провал и есть воронка Квартета. В конце её большая пихта, за которую привязаны верёвка и трос. Около пихты в воронку можно спуститься. Под этой самой стеной, над которой мы только что прошли, зияет узкая и длинная щель, уходящая вниз, в самом широком месте которой всего полметра.
Андрей, как всегда, уходит в колодец первым, протаскивая в щель за собой транспортный мешок. У меня тоже с собой такой же мешок. Он достаточно тяжёлый и мне не хочется спускаться с ним. Решаю спустить его отдельно. Когда верёвка освободилась, я её вытягиваю, спускаю мешок, а затем спускаюсь сам. Это была ошибка. Доезжаю до середины колодца и зависаю на скрутке троса и верёвки. Как оказалось, мешок во время спуска крутился, во время этого кручения захватил трос и в результате сильно перекрутил его с верёвкой. Моя спусковушка упёрлась в эту скрутку и дальше не идёт. Приходится раздирать верёвку и трос руками. В результате продвигаюсь дальше, но очень медленно. Чем дальше, тем труднее становится этот способ продвижения, поскольку скрутка троса с верёвкой от моих действий не исчезает, а просто опускается ниже и уплотняется. Ни верёвку, ни трос вытянуть наверх, к себе, уже нельзя, поскольку трос внизу пристёгнут к крюку через бугель, а на верёвке снизу привязан мешок. По этой же причине и распутать их невозможно. Андрей мог бы мне помочь, но он уже далеко. Судя по всему, он прошёл не только ледовую галерею, но и второй колодец, а может быть и третий. На секунду ощущаю мерзкое чувство страха и отчаяния. Правда, в этот же момент понимаю, что выход из ситуации есть и достаточно простой, но нужно действовать по-другому. Я рассудил просто: если верёвка с тросом перекручены ниже меня, то они распутаются, если я сам буду крутиться в направлении, противоположном их спуту. При этом трос с верёвкой будут перекручиваться выше меня, но раскручиваться снизу! Нужно всего-навсего начать вращение! Но это оказалось не так уж просто. Чтобы завертеться, надо оттолкнуться от стены, но до всех стен далеко и дотянуться невозможно. Тогда я хватаюсь за трос и пытаюсь его закручивать вокруг верёвки и себя, по возможности резкими движениями. Я чувствую, что получаю небольшой крутящий момент и стараюсь его усилить, обеими руками накручивая трос. При спуске положено держать одну руку на верёвке ниже спускового устройства, чтобы регулировать её угол и не засвистеть со скоростью свободного падения, как когда-то Лёша Хайдер в шахте Заблудших, но в моей ситуации упасть невозможно при всём желании, поэтому я имею возможность работать обеими руками. Потихоньку дело идёт, я вращаюсь как волчок, и в конце концов приземляюсь на снежное дно колодца.
«Ничего себе, начало недельного выхода под землю! – думаю я. – Надо же было так капитально подвиснуть в самом первом колодце! Хорошенькое начало!»
Тут я окончательно понял, что у Андрея тактика прохождения пещер не такая, как в нашем пензенском спелеоклубе. У нас было принято, что человек, спустившийся в колодец или поднявшийся из него, дожидается спуска или выхода следующего участника. Мало ли какая помощь может потребоваться? У Андрея не так. Он идёт в своём темпе и никого не ждёт. Возможно, он полагается на силу и опыт остальных участников – дескать, те сами справятся? Потом уже я узнал, что у москвичей вообще так принято – ведь Андрей начинал ходить по пещерам в составе спелеоклуба МГУ.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Не гнущимися от холода пальцами ставим палатку на большой плоской глыбе, лежащей на самом краю пропасти – очень крутонаклонного хода, уходящего из Базового зала в другой тупиковый зал. Накрываем палатку полиэтиленом, поскольку с потолка постоянно капает. Быстро забираемся внутрь и зажигаем сухое горючее сразу в двух гексогазах. На один из них ставим чайник, а на другой – кан с водой для приготовления геркулеса. Вообще, Андрей – крупный специалист по приготовлению геркулеса с изюмом. У него получается такой геркулес, что пальчики оближешь! Он строго соблюдает пропорции воды, каши, изюма, соли и сахара, правильно всё это дело помешивает, в нужное время снимает котелок с огня и затем выдерживает его «под шубой». Правда, по поеданию геркулеса Вятчин не меньший специалист, чем по приготовлению. При нём нужно стараться есть быстро, если хочешь кроме основной порции получить ещё и «добавку».
Температура в палатке быстро поднимается, становится даже жарко. Ещё бы – работают два гексогаза, а палатка находится под полиэтиленовым колпаком! Но тут нас постигает разочарование – мы не находим кружек, мисок, ложек и ножа! Начинаем разбирать мешок дальше и понимаем причину: мы вместо мешка со столовыми принадлежностями и некоторым снаряжением по ошибке взяли продуктовый мешок! Внешне оба мешка выглядели одинаково, и Андрей перед выходом не соизволил заглянуть внутрь мешка, полагаясь на его внутреннее содержимое лишь по одному внешнему виду. Правда, продуктов у нас теперь было не на неделю, а на две, что меня также не порадовало – не хотелось здесь оставаться так долго!
Чтобы получить кружки для чая, нам приходится сразу съедать по банке тушёнки. За неимением ножа, Андрей вскрывает их пробойником, предназначенным для пробивания отверстий в стенах под шлямбурные крючья (это такая трубка с зубцами по краю из очень твёрдого металла).
Это всё хорошо, но как быть без ложек? Андрей быстро находит выход:
- Ты, как человек более цивилизованный, будешь есть плоскогубцами! Я же - сверлом от коловорота! Сверло перьевое, так что есть им гораздо удобнее, чем обычным!
Я беру свою банку тушёнки и приступаю к её поеданию при помощи плоскогубцев. Немного помучавшись, я приспосабливаюсь – здесь главное правильно их держать и ими работать. С поеданием тушёнки вообще нет никаких проблем – просто зажимаешь её кусок плоскогубцами и кладёшь себе в рот. Но в этот момент, когда плоскогубцы во рту, как выяснилось, существует опасность прикусить себе язык и довольно больно! Нужно хорошо контролировать пальцы своей руки, чтобы не совершать ими никаких лишних движений! И язык тоже контролировать, чтобы в момент разжимания плоскогубцев он случайно не попал в ту их боковую часть, которая служит для перекусывания проволоки!
Прикусив пару раз язык, я овладел плоскогубцами в совершенстве и банку с тушёнкой одолел без проблем. Хуже стало, когда мы перешли к геркулесу. Здесь у меня сразу выработался другой метод – работать плоскогубцами как ложкой, лишь слегка их приоткрыв для увеличения площади поверхности захвата пищи. В принципе, дело оказалось не хитрым и процесс пошёл нормально. При этом методе главным оказалось не пытаться есть слишком быстро, чтобы случайно не врезать себе плоскогубцами по зубам. Тем более, что у меня на днях вылетела пломба из зуба, нерв в котором не был убит, и теперь меня этот зуб временами очень донимал.
У Андрея со сверлом процесс поедания пищи шёл не так быстро, как у меня. Тушёнку он одолел легко, но с геркулесом для него начались мучения. Вскоре он нашёл выход – ел не одним сверлом, а взял в руку сразу два или три, прижал их друг к другу, и стал нормально черпать кашу.
Но зато теперь у нас с конфетами был праздник живота. У нас оказались с собой все конфеты, которые только были в лагере. Здесь были шоколадные конфеты «Напев», и карамельки, и сосательные «Взлётные», и ещё какие-то. В принципе, на одних только конфетах здесь можно было прожить неделю!
- Ничего, зато здесь мыши до них не доберутся! – успокаивал Вятчин то ли меня, то ли сам себя.
Я налил себе чай в консервную банку и стал его прихлёбывать, предварительно сняв налобный фонарь, чтобы не видеть толстый слой жира на его поверхности.
- Съем-ка я конфетку «Напев»! – говорю я, развёртываю фантик и кладу конфетку в рот. Положил неудачно, прямо на дупло в зубе, а сверху ещё полил горячим чаем! Зубная боль пронзила меня так резко, что я невольно вскрикнул и завыл!
- Да, грустный напев, однако! – ухмыляется Вятчин.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Ночью постоянно просыпаюсь от холода и постукиваю зубами. Всё-таки Андрей не зря уговорил меня сшить из двух спальников один большой, а иначе было бы ещё гораздо холоднее!
Под утро засыпаю всё-таки довольно крепко. Просыпаюсь и чуть не задыхаюсь – в палатке стоит дым и чад от подгоревшего масла, отсыревшего сухого горючего (так сказать, «сырого сухого горючего») и Андреевых сигарет. Глаза пощипывает от большого количества всяких выбросов в нашей маленькой атмосфере. Андрей сидит около входа в палатку и жарит лепёшки из яичного порошка в крышке от кана на гексогазе.
- Андрей, открой дверь, дышать нечем! – простонал я, уходя в спальник с головой.
- Вставай, лежебока! Солнце уже высоко! Настоящий спелеолог всегда найдёт две вещи – что пожрать и чем дышать!
- Где ты видишь солнце? А насчёт пожрать ты правильно заметил! – я вновь появляюсь из спальника, и затем вылезаю из него полностью. – Но сперва настоящий спелеолог должен сделать две другие вещи – отлить и покурить!
- Ну, это тебе надо наружу! Сырости здесь у нас и так хватает, а дыма и моего достаточно! Заодно возьми чайник и свою консервную банку – начерпай воды из лужи!
Накануне вечером мы черпали воду крышкой от кана, но теперь она служит сковородкой.
Пока мы готовили еду и завтракали, подошло время нашей связи с «Землёй». Восьмичасовую связь мы проспали, и, чтобы не прозевать вторую, за минуту до двенадцати Вятчин включает аппарат. Он берёт трубку и пытается вызвать абонента.
- Берёза, берёза, я дуб! Приём!
Из трубки ни звука.
- Фиалка, фиалка, я лопух! Как слышно?
С той стороны по-прежнему тишина.
- Синица, синица, я дятел! Почему молчишь?
Андрей ещё некоторое время упражняется в перечислении представителей флоры и фауны, как вдруг из трубки доносится сильный треск, и вскоре появляется полудетский голос Лёшки:
- Алло, как вы там? А у нас отличная погода – на небе ни облачка!
Слышимость отличная – я различаю каждое Лёшкино слово, хоть и нахожусь почти в метре от трубки, прижатой к уху Андрея.
- Как там наши девушки?
- Они ушли на восхождение на вершину Ачибаха! – отвечает Лёшка. – Они вчера в лагере загорали, а сегодня сказали: пойдём загорать на вершину!
- Ты проследи как-нибудь за ними, а то вдруг они пропадут, и мы не будем знать, где их искать! – наставляет брата Андрей.
После разговора с Лёшкой мы вылезаем из палатки и, лязгая зубами, натягиваем на себя холодные резиновые гидроштаны и не менее холодный комбинезон из прорезиненной ткани. В этом походе у нас нет полных гидрокостюмов, но гидроштаны Вятчин велел взять, поскольку пещера ниже нашего подземного лагеря становится обводнённой.
Подходим к началу восьмого колодца пещеры (если не считать тупиковые колодцы, которые проходить не обязательно). Глубина этого колодца 42 м и я его ещё не проходил. Начинается этот колодец в стене Базового зала отверстием шириной 2 м и высотой 8 м. На противоположной от нас стороне колодца слышен шум воды, которая падает откуда-то сверху и свет наших фонарей до неё не добивает.
Спуститься в колодец в самом его начале не получится, потому что здесь заклинены в распоре две или три большие глыбы – так называемая «глыбовая пробка». Позже у нас здесь произойдёт очень неприятный случай, но пока ничто беды не предвещает. Глыбовая пробка начинается от края колодца и уходит вглубь него примерно на два метра. Пройдя по этой пробке, доходишь до забитых в стену с левой стороны двух или трёх шлямбурных крючьев, за которые мы повесили трос и верёвку.
По большей части колодца спуск в него проходит «по сухому», лишь небольшая капель брызжет сверху. На дне колодца небольшая комната, посередине которой между его стен заклинена в распоре большая плоская глыба, на которую можно забраться, чтобы уйти от воды - сверху на неё падает лишь слабая капель. Буквально в паре-тройке метров от глыбы по стене колодца падает мощный водопад и разбивается об его дно, при этом брызги воды разлетаются по всей комнате, в том числе залетая под глыбу, и только в самой дальней части «комнаты» можно укрыться от них, а также наверху вышеупомянутой глыбы.
Из комнаты основной ход уходит вниз - один за другим идут сначала два уступа высотой чуть больше метра, и сразу за ними уступ 6 м. Ручей бежит по всем этим уступам, но по ним можно спуститься сбоку вдоль стены относительно «сухо». Сам этот ход шириной всего 2-3 метра, но очень высокий, так что потолка его не видно. После шестиметрового уступа ход продолжается с небольшим понижением и приводит к началу девятого колодца глубиной 20 м.
Мы планировали в этот день дойти до дна пещеры и приступить к раскопкам глинисто-щебневой пробки, но, когда мы спустились с упомянутого 6-метрового уступа, Вятчин посмотрел вверх и увидел, что ход выше нас расширяется и по его правой стене проходит восходящая в направлении от нас «полочка». По этой полочке теоретически можно подняться ещё гораздо выше, чем добивает свет наших фонарей.
- Давай-ка слазаем туда и посмотрим, что там! – загорелся Андрей. – Если там нет ничего интересного, то это много времени не займёт, а потом пойдём на «дно»!
Поднявшись по полочке, кстати говоря, с достаточно большим риском, мы попали в новый ход, про который Андрей ещё не знал, который приводит нас в зал или «комнату» (не знаю, как правильнее назвать), после чего находим ещё и другие ходы с залами. Андрей заползает в какой-то шкуродёр, проходит его до конца, и, не имея возможности развернуться, пытается выйти из него ногами вперёд. Однако шкуродёр его назад не выпускает. Андрей снимает с себя карабины и что-то ещё из железа, что на нём было. Но этого недостаточно, шкуродёр всё равно не выпускает. Андрей снимает с себя грудную обвязку и беседку. Всё это делать в узости очень трудно и неудобно, но иначе он вылезти не может. В конце концов Вятчину всё же удаётся выбраться.
- Какой подлый шкуродёр! Вперёд он меня пустил, а назад не выпускал, пока я не снял с себя кучу вещей! Давай назовём этот ход Шкуродёр бандит! А ещё лучше – Шкурник бандит!
После этого мы делаем топосъёмку вновь открытых ходов. Кстати говоря, на том плане и разрезе пещеры Квартет, который я нашёл в интернете и который есть у меня, этих ходов нет. Мне удалось найти лишь топосъёмку 1987 года с маленькой подрисовкой последнего участка пещеры в 1988 году, но полного плана и разреза пещеры, выполненных по результатам топосъёмки 1988 года, я нигде не обнаружил. Но мы к этому вопросу ещё вернёмся.
На топосъёмку вновь открытых ходов у нас уходит весь день, хотя «день» под землёй – понятие условное. Провесив девятый колодец, но не спускаясь в него, мы возвращаемся к восьмому колодцу, чтобы далее подниматься в лагерь. Но, поскольку у нас с собой взят перекус на обед и голод донимает довольно сильно (не ели уже часов восемь), мы решаем перед выходом из колодца уничтожить упомянутый перекус. Как-никак колодец 42 м, каждый будет выходить по полчаса, почему бы и не поесть чуть-чуть перед выходом?
Забираемся на ту самую плоскую глыбу, заклиненную в распоре чуть выше дна восьмого колодца, на которую не залетают брызги от водопада. Андрей вынимает из мешка пробойник, банку колбасного фарша, и уже привычными движениями вскрывает её. Затем, вооружившись столовыми приборами (плоскогубцами и перьевым сверлом), мы стремительно опустошаем банку.
Когда ко мне приходит сытость, то меня тянет на философию:
- Как ты думаешь: если спелеолог ест сразу и плоскогубцами, и сверлом, то по правилам подземного этикета – в какой руке нужно держать плоскогубцы и в какой сверло?
Но Андрею сейчас не до этого – он думает об открытых сегодня ходах и, глядя в блокнот с топосъёмкой, прикидывает их длину, площадь и объём. Наконец он изрекает:
- Сегодня мы открыли 50 метров новых ходов, суммарной площадью 70 квадратных метров!
___________________________________*___*___*_______________________________________
Выхожу из колодца на пробку, состоящую из двухметровых заклиненных в распоре глыб. Чуть выше меня в стене шлямбурные крючья, за которые сделана навеска. Отстёгиваю самохваты, выхожу по пробке из колодца и кричу Андрею: «Навеска свободна!»
В ответ ни звука. Думаю, что он понял. Сажусь на камень и жду его. Проходит минута за минутой. Неожиданно слышу шорох сзади и вздрагиваю. Дело не в самом наличии звука. Идеальной тишины здесь нет – впереди меня в колодце шумит водопад, сзади капли, сорвавшиеся с потолка зала, звонко шлёпают по камням. Но сзади я на мгновение услышал какой-то «не такой» звук. Думаю, что показалось. Вдруг снова что-то, даже не звук, но какое-то слышимое колебание воздуха, которое может быть создано только живым существом. Сердце забилось быстрее. «Кто здесь ещё может быть? Неужели легендарный белый спелеолог?»
Тут слышу знакомое стрекотание летучей мыши, еле воспринимаемое ухом из-за очень высокой частоты звука.
«Фу-х ты, напугала, сволочь! Как ты залетела на такую глубину? Точнее, не как, а зачем? Мошек здесь нет, только конфеты, которые ты не ешь!»
Андрей между тем как будто и не собирается выходить. Верёвка и трос висят свободно, без нагрузки. Я крикнул ещё раз: «Свободно! Выходи!»
Тут слышу из колодца неожиданный ответ – точнее говоря, вопрос: «Как дела?»
- Всё свободно, выходи! – кричу я ещё громче.
- Как де-ла? – опять доносится снизу.
Он что, шутить вздумал? Нашёл время и место. Я уже замёрз и хочу в палатку.
- Андрей, быстрей выходи! – ору я ему.
- Не слышу! – доносится в ответ. Как так не слышит? Я-то его хорошо слышу! И глубина небольшая – всего 42 метра. Входной колодец был 67 метров, но и там мы хорошо слышали друг друга. Кроме того, я ему ору во все лёгкие, а он, судя по его тембру голоса, говорит не на полную громкость. И всё равно мне его слышно.
Снова кричу Андрею и ругаю его на все лады, а он заладил своё: «Как дела?» и «Не слышу!» То ли он издевается, то ли сошёл с ума. А вдруг он действительно сошёл с ума? Что я с ним буду делать, с сумасшедшим, на глубине 235 метров?
- Выходи! – ору я снова. Он что-то ответил, то ли «Не слышу», то ли «Не выйду». Неужели он сказал: «Не выйду»? Я чувствую, что сам начинаю сходить с ума.
Тут я вспомнил наш старый способ передачи сообщений в больших колодцах – приподнял на метр верёвку с тросом, и бросил их. Этот способ мы с Андреем никогда не применяли за ненадобностью, и я уже забыл про него.
- Я пристёгиваюсь! – донеслось снизу.
Наконец-то! Трос натягивается, я облегчённо вздыхаю.
Через некоторое время появляется Андрей, выползает на «пробку» и сразу начинает меня ругать. Выясняется причина его «странного» поведения. Я совсем не учёл, что тот поток воды, который я еле слышу, падал почти к самым его ногам, и в результате мой голос полностью тонул в рёве водопада. Я с этим эффектом раньше никогда не сталкивался и не задумывался о том, что при разговоре двух людей с одинаковой громкостью голоса, они могут слышать друг друга по-разному.
Андрей между тем отстёгивается от навески и продолжает ругать меня. До начала похода я, будучи много наслышан о его взрывном характере, боялся, что он будет орать на меня то и дело. Но, как ни странно, он ни разу за весь поход до этого момента не высказал мне никакого недовольства, по крайней мере не ругался точно. И вот, наконец, свершилось столь ожидаемое мной событие! Но я сам был виноват.
Андрей отстёгивает страховочный самохват, противоотбрасыватель, один ножной самохват. Ему остаётся отстегнуть второй ножной. Он встаёт с пятой точки на ноги, чтобы ему было удобнее это сделать. И тут… Дальше произошло нечто, что в какой-то степени повлияло на всю мою дальнейшую жизнь. Я думаю, что и на его жизнь тоже, хотя бы в небольшой степени.
Андрей, продолжая ворчать, нагибается к самохвату, и… уходит вниз вместе со всей глыбовой пробкой, на которой он стоит! Точнее говоря, стоял!
Если бы меня сейчас, по прошествии многих лет, спросили: «Ты был более чем в пятидесяти пещерах, и какое воспоминание из них у тебя осталось самое яркое? Самое незабываемое?» Пожалуй, вот оно!
Глыбовая пробка проваливается под Андреем, он уходит вслед за ней и заваливается на бок. Его нога повисает на тросе на самохвате, а руками он упирается в противоположную стену, встав таким образом в распор над пропастью. В колодце стоит страшный грохот камней, постепенно удаляющийся. У меня сердце сжалось, но постепенно разжимается. Когда всё затихает, Андрей говорит мне: «Беги к палатке за верёвкой!»
Спустя минуту я возвращаюсь с бухтой верёвки, разматывая её на ходу. Андрей уже достиг руками края колодца, но нога его висит на тросе, который пытается утянуть его обратно в колодец. Из-за этого Андрей находится почти в горизонтальном положении и пытается движением ноги продвинуть самохват по тросу вниз. Я вяжу узел проводник на конце верёвки и подаю его Андрею. Он, держась одной рукой за край колодца, чтобы не повиснуть на тросе вниз головой, второй рукой встёгивает узел в карабин на грудной обвязке. Потом я, перекинув верёвку через спину, принимаюсь его страховать, а Андрей лазанием по стене, при помощи рук и свободной ноги, подбирается к шлямбурным крючьям. Затем он отцепляет от троса ножной самохват, снимает с крючьев карабины с тросом и верёвкой, пристёгивает их на свою обвязку, и, цепляясь за выступы стены, выходит из колодца. Я боялся, что не удержу его, если он сорвётся (ведь он в полтора раза тяжелее меня), но Андрей хороший скалолаз и всё обошлось без срывов.
После этого мы сидим на краю колодца, вытаскиваем из него трос и верёвку, при этом тщательно их осматривая на предмет побитостей падающими камнями. На верёвке никаких побитостей нет, а на тросе, на его последних метрах, есть пара сплющенных мест.
- Главное, что жилки не перебиты! – заявляет Андрей, - Сплющенные места с целыми жилками трос не ослабляют!
Я сильно сомневаюсь в его словах, но трос всё равно не мой, пусть ходит по нему если хочет.
- Ничего себе! – неожиданно восклицает Андрей. – Такой опасный случай произошёл, а я его до сих пор не перекурил!
Он снимает каску, достаёт пачку сигарет, и мы закуриваем. Сидим на краю колодца, чуть-ли не свесив в него ноги, и обдумываем произошедший случай.
- А ты сильно испугался? – спрашиваю Андрея.
- Ну, как тебе сказать? По логике я должен был испугаться, но я не успел! Когда я понял, что произошло, я уже стоял в распоре между стен и у меня была уверенность, что теперь я уже не упаду!
- Вот и я за тебя не успел испугаться! То же самое – когда я понял, что произошло, ты уже стоял в распоре между стен, и я понял, что ты не упадёшь!
- Ничего-то ты не можешь! – обижается Вятчин. – Ни нормально мне сообщить, что навеска свободна, ни даже испугаться за меня!
На самом деле я испугался, причём не слабо. Я не разглядел и не знал, что Андрей не успел отстегнуть нижний самохват, поэтому даже после того, как он встал в распор, я боялся, что он в любой момент может улететь в колодец.
А если бы он упал? Сейчас я не хочу об этом думать. Потом, когда я останусь в одиночестве, я подумаю над этим и ужаснусь! Что бы я делал, если бы он упал? Если бы он разбился насмерть, то понятно, тут однозначно, а если бы он был ещё жив? Как бы я его поднимал на поверхность?
Но что теперь об этом думать? Что случилось – то случилось! История не терпит сослагательных наклонений! Нельзя применять союз «если бы» к тем событиям, которые уже произошли. И так понятно, что я не был готов к подъёму пострадавшего на поверхность, и не справился бы с этой задачей.
- Как хорошо, что это ты обрушил пробку, а не я! – говорю Андрею. – Там, на дне, вряд ли ты бы спасся от такого камнепада?
- Да, в этом мне повезло! Интересно, что в прошлом году мы вчетвером ходили через эту пробку туда-сюда много раз, и всё было нормально! Неужели я так растолстел за год?
___________________________________*___*___*_______________________________________
В 12-00 у нас телефонная связь с Землёй. Лёшка сообщает нам, что на небе ни облачка, а девчонки опять собираются идти на вершину загорать. Но на этот раз он проследит за ними. Потом он добавляет:
- Девчонки про вас говорят: подольше бы они не возвращались! А я теперь кот второго разряда - убил трёх мышей!
На этом переговоры заканчиваются.
- У них там солнце светит, а у нас из-за этого лишняя вода за воротник, которая появляется от таяния снега в воронках! – ворчит Вятчин.
После телефонных переговоров мы выходим по маршруту до дна пещеры. На восьмой колодец бьём новые крючья и вешаем за них навеску. После падения глыбовой пробки, старые крючья уже не достать.
Спускаемся в колодец и пытаемся найти упавшие глыбы. Их нигде нет – дно колодца усыпано обломками небольшого размера. На плоской глыбе, на которой мы вчера ели колбасный фарш, особенно много этих обломков. На обратном пути, когда я выходил из колодца, Вятчин ждал меня уже не на этой глыбе, а под ней.
В следующем, девятом колодце спускаемся в потоке воды, а на нас надеты только гидроштаны и изрядно порванные комбинезоны, хотя они и из прорезиненной ткани. Спускаясь по водопаду, приходится усиленно отталкиваться ногами от стены, чтобы уйти из-под него. Но это не спасает от ручейка, который бежит прямо по верёвке. Моя шайба (спусковое устройство) выжимает верёвку не хуже валиков стиральной машинки, и струйка холодной воды очень метко брызжет прямо в дырочку в комбинезоне. Дело в том, что эти комбинезоны Вятчинской разработки очень долго снимаются и надеваются, поэтому, чтобы их лишний раз не снимать, в нужных местах у них прорезаны дыры. В данном случае у меня под комбезом надеты гидроштаны, поэтому вода ниже пояса меня намочить не может, но она очень холодная, а резина хорошо проводит холод. Хорошо, что глубина колодца всего 20 метров, а то можно было бы и что-нибудь себе отморозить.
После колодца, шлёпая прямо по ручью, идём по длинному подземному каньону, который множеством небольших уступов уходит вниз. Спускаясь с этих уступов, постоянно попадаем в ванны с водой. Потолок в каньоне невысокий – это место ужасно паводкоопасно во время дождя. На глубине около 330 м от уровня начала пещеры ручей неожиданно поворачивает и пропадает в узкой щели под стеной. Дальше идём уже по сухому ходу. Несомненно, что во время паводка этот ход вовсе не сухой, поскольку узкая щель много воды через себя не пропустит. Говорю об этой своей догадке Андрею.
- Конечно, - отвечает он, - по моим предположениям во время паводка вода на дне пещеры поднимается на 30 метров. Так что если мы захотим разбирать завал в паводок – нам придётся нырять за каждым камнем на 30 метров!
Перед тем местом, где ручей уходит в щель под стеной, и которое Вятчин назвал Развилкой, есть небольшой зал, в потолке и в стенах которого видно несколько отверстий. Андрей здесь останавливается и говорит:
- В прошлом году я любовался на эти отверстия, в некоторые из них даже заглянул, но не во все! Давай сейчас заглянем!
Он поднимается по стене на потолок зала и исчезает в одном из отверстий. Через небольшое время его голова появляется в другом отверстии в потолке, правда, уже на значительной высоте от пола, поскольку потолок здесь очень неровный. Мне трудно описать это место словами, поскольку этот зал имеет весьма замысловатую форму. Его ближний и дальний концы имеют сильное повышение, а между ними монолит представляет собой «сыр», то есть имеет несколько сквозных ходов, соединяющих дальнюю и ближнюю части зала. Некоторые из этих ходов Вятчин проходил в прошлом году, а некоторые мы прошли сейчас. Суммарная длина «новых ходов» составила 25 м.
Наконец мы проходим десятый колодец пещеры (25 м), затем спускаемся по вертикальной щели метров на 10, и оказываемся в небольшой комнате, где ноги как в трясине вязнут в жидкой глине.
- Где же дно? – спрашиваю Вятчина.
- Там, где находится носок твоей правой ноги! Мы на глубине 357 метров!
А потом мы в течение двух или трёх часов возимся в этой грязи и кидаем её в тот проход, откуда пришли. Поначалу давлю в себе отвращение к этой работе, а потом даже приходит какой-то азарт. Углубляем дно пещеры сначала на 10 см – и это уже 10 см первопрохождения! Потом выбираем следующие 10 см – получается уже 20 см первопрохождения! Вскоре мы становимся сами как два больших куска грязи с глазами. Пещера углублена уже не меньше, чем на метр!
Выкинув последние, облепленные глиной, камни, вместо ожидаемого продолжения утыкаемся в монолитный пол. В надежде найти хотя бы маленькую дырочку, отскрёбываем последний слой грязи. Нам не хватает только воды, щётки и мыла, чтобы известняк заблестел.
- Этого не может быть! – восклицает Андрей. – В пещере не бывает монолитного дна! Вода куда-то должна уходить!
Он внимательно осматривает всю комнату.
- А не дураки ли мы?! – слышу через секунду. Андрей заглядывает под глыбу, застрявшую в распоре между стен у самого пола. Я тоже туда заглядываю и вижу узкий, но явный проход.
- А как же вы в прошлом году не заметили эту дыру?
- А кто туда заглядывал, что ли? А теперь, когда мы всё закидали грязью, мне только туда и можно было заглянуть!
Я посмотрел сверху на это место и понял, что действительно, сверху всё выглядело так, что продолжения пещеры под глыбой быть не может. В комнату заходил меандр, сужающийся в нижней части до нуля, по которому мы шли выше по более широкой его части и спустились в эту комнату лазанием по стене. Глыба застряла между стен в самом начале комнаты, в том месте, где меандр уже закончился, и не было никаких признаков того, что этот меандр может продолжиться дальше вниз. Как выяснилось, такое продолжение действительно было, но оно начиналось маленькой дырочкой в полу, перекрытой сверху упавшей огромной глыбой.
- Давай, лезь, ты поуже! – командует Вятчин.
Залезаю под глыбу, расширяю молотком отверстие, затем прохожу в него, разворачиваюсь, и расширяю его с обратной стороны. С пола под отверстием убираю камни.
Затем пролезает и Андрей. Сразу после узкого отверстия расширение. Перед нами открывается узкий, но высокий ход, впервые за свою историю потревоженный лучами света и человеческими голосами. Ход извивающийся по принципу «меандра», со множеством очень незначительных поворотов вправо и влево. Идти по нему боком вперёд нормально, но вот протаскивать транспортный мешок – целая проблема, из-за узости хода и его постоянных извилин. На следующий день мы будем здесь идти с транспортным мешком, и его протащить удастся только в том случае, когда идущий впереди тянет мешок на себя, а второй толкает его сзади. Посему мы назовём этот ход - «Тянитолкай». Длиной он примерно метров семьдесят. При первом его прохождении мы довольно долго в нём продираемся, но, заслышав шум воды впереди, прибавляем шагу. И вот мы уже на краю широкого колодца, в который с невидимого потолка низвергается появившийся вновь ручей. Кидаем в колодец камни, по времени их полёта до стука определяем глубину колодца – от 20 до 30 метров. Но вся верёвка у нас осталась в лагере, так что на сегодня хватит, пора возвращаться.
У нас прекрасное настроение – пещера «пошла»! Несколько метров глубины мы уже прибавили в Тянитолкае, и впереди широкий свободный колодец не менее 20 метров! К тому же, мы опять вышли на воду. Создаётся впечатление, что пещера будет продолжаться ещё долго!
___________________________________*___*___*_______________________________________
Тонкая нить, связывающая нас с поверхностью – это телефонный провод. Иной связи с внешним миром у нас нет. В 12-00 доносится треск из аппарата, как обычно.
- У нас светит солнышко! – радостно сообщает Лёшка. – Девчонки загорают совсем голые! Я за ними незаметно подглядываю!
- Вот везунчик! – говорю я с досадой, когда Андрей отключил телефон. – Мы тут живём в холоде, сырости и темноте, трудимся в поте лица! А он живёт там как в раю! Солнце и голые девушки!
- Ну, рай в представлении большинства людей – это сад с цветами и райскими яблоками на деревьях! И ангелы в белой одежде поют песни, вместо девушек! – усмехается Вятчин.
- А если я захочу в раю ходить в горы и пещеры? В раю должны быть горы и пещеры?
- Вообще-то, если ты читал Евангелие, то должен знать, что Иисус Христос говорил, что если кто-то вам будет рассказывать, что Царство Небесное находится здесь или там, то не верьте ему, потому что Царство Небесное находится внутри вас. И ещё он говорил, что Царство Небесное сначала подобно маленькому зёрнышку, которое постепенно вырастает и превращается в огромное дерево. Вот, соедини эти два высказывания в одно целое, и ты поймёшь, что такое рай и что ты там увидишь!
- Ничего не понимаю! – признаюсь я. – А ты как это понимаешь?
- Я понимаю это так: человек живёт на этой земле и чем-то занимается. Он что-то любит больше всего, о чём-то мечтает. Он накапливает какие-то знания и какие-то воспоминания. Постепенно из этого всего складывается его внутренний мир. Человек может представлять себе свой идеальный мир и даже попадать в него в своих сновидениях. Например, если тебе снится хороший сон – ты в раю, если страшный сон – ты в аду. Во время пробуждения твоя душа опять оказывается в своём теле и в нашем обычном мире. А если тело умирает – то душа оказывается навсегда в этом сне, то есть в этом мире, который мы сами сформировали в течение своей жизни.
- То есть, получается, что у каждого человека свой собственный рай или свой собственный ад, в который он попадёт после смерти, а вовсе не один рай на всех и не один ад на всех?
- Так Иисус об этом и говорил! Ты что, не помнишь, что я тебе процитировал?! Царство Небесное внутри вас! – Вятчин начинает закипать от моей тупости.
- А если я в раю захочу пообщаться со своими друзьями или родственниками? – недоумеваю я.
- А ты в своих сновидениях разве с ними не общаешься? В чём ты видишь здесь проблему?
- Для меня проблемы нет, но они-то не знают, что я с ними общался в своём сне!
- А тебе это так важно – знают они или нет? Главное, что ты знаешь! Ведь всё, что ты любишь, и все, кого ты любишь, попадают в твой внутренний мир, который ты формируешь! Любишь ты ходить в горы и пещеры – значит, они там будут! Любишь смотреть на женщин – то же самое! Всё, что внутри тебя – вырастает из семечка в большое дерево! То есть, в этот самый рай.
Всё же я не совсем понимаю:
- Если бы было так просто, то все бы попадали в рай! Такой, какой они сами себе создали в течение своей жизни!
- Ну, не так просто! – усмехается Андрей. – Многие склонны сами себе создавать ад! Всё, что мы делаем плохого, всё наше зло тоже попадает на это самое дерево, и потом будет направлено уже против нас самих!
Я призадумался. Андрей постоянно меня огорошивал своими суждениями. Последние мне казались не просто какими-то фантастическими, а, возможно, даже по-детски наивными.
- Что ты говоришь про сновидения, и придаёшь им какое-то значение? Это ведь просто фантазии мозга, или какие-то наши воспоминания!
Зря я это сказал. По усмешке в глазах Андрея я понял, что задел какую-то его больную тему. Он оживился пуще прежнего и спросил:
- Значит, ты считаешь, что наше сознание, мысли, фантазии и память находятся в нашем мозге и являются его продуктом?
- Ну, да! Конечно!
- А в виде чего они там находятся? То есть, в нейронах нашего мозга?
Я не совсем понял вопрос:
- Как в виде чего? В виде сознания и памяти!
- Не строй из себя дурака! – строго сказал он. – Я тебя спрашиваю не про их названия, а про их физический смысл!
- Может быть, в виде электрических импульсов? - ответил я, и сразу понял, что сморозил глупость.
- Электрические импульсы сейчас есть, а через мгновение их уже нет! Думай ещё!
- Значит, в виде химических веществ?!
- Хорошо! Пусть в виде химических веществ - что ещё может быть в клетках нашего мозга? Из этого получается, чтобы извлечь что-то из нашей памяти, нам надо запустить химическую реакцию, которая задействует химические вещества, являющиеся носителями какой-то информации. Здесь уже возникают вопросы, поскольку химические реакции не происходят так быстро, как работают наша память и сознание. Ну, ладно, пусть происходят! Допустим, мы хотим вспомнить какой-то образ или какое-то событие. Мы запускаем химическую реакцию, в которую вовлекаются вещества нашей памяти. Тогда почему мы не видим хаотического нагромождения множества различных событий, с нами когда-то произошедших? Почему мы извлекаем из памяти только нужное нам событие или нужный нам образ?
Я немного замялся:
- Ну, как почему? Мы же хотим вспомнить что-то конкретное, а не всё, что находится в нашей памяти! Мы сначала запускаем это своё желание вспомнить что-то конкретное, а оно находит нужное нам воспоминание!
- Я тебя не прошу объяснять мне философские понятия – желание, воспоминание. Ты мне объясни их физический смысл – в виде чего они у нас находятся, как они взаимодействуют между собой и какие химические реакции при этом происходят?
- Наверное, мы запускаем какую-то программу или ещё что-то, что создаёт химическую реакцию только в той части мозга, которая содержит нужное нам воспоминание, а в других частях мозга реакции не происходит! – я был рад, что наконец-то мне удалось «умно» сформулировать свою мысль.
- Хорошо, мы запускаем какую-то программу! А где она находится?
- Как где? В мозге и находится!
- В мозге? Хорошо! А в виде чего она там находится?
Я понял, что у меня есть только один ответ:
- В виде каких-то химических веществ.
- Хорошо! Тогда получается, что нам сначала нужно запустить химическую реакцию, которая извлечёт нужную нам программу, а потом уже эта программа запустит свою химическую реакцию и извлечёт из памяти нужный нам образ. Но с помощью чего мы можем запустить эту программу?
Я призадумался на минуту, но не нашёл никакого другого ответа:
- С помощью ещё какой-то программы!
- Ну, пусть! А где эта ещё какая-то программа находится?
Я уже понял, что попал в ловушку, но другого ответа не было:
- Тоже у нас в мозге!
- А в виде чего она там находится?
- В виде химических веществ, - ответил я совсем грустно, понимая, что эти химические вещества мне сейчас опять придётся чем-то извлекать.
- Как видишь, мы зашли в тупик! – радостно сказал Вятчин. - Но это мы говорили всего-навсего о памяти. Если же мы начнëм говорить о нашем сознании, которое находится в нашем мозге в виде химических элементов, то мы придëм уже во множество таких тупиков, из которых никогда не выберемся! Поэтому я считаю, что когда кто-то говорит, что наше сознание и наша память находятся у нас в мозге, то либо этот человек не разбирается ни в физике, ни в химии, либо он просто привык мыслить шаблонно, не задумываясь, как велит ему партия!
- Странно! – недоумеваю я. – А где же они тогда находятся?
- На самом деле наше сознание и память действительно очень тесно связаны с мозгом, ведь они управляют через него всем нашим телом! И даже, вероятно, через него черпают свою энергию от тела. Они настолько тесно связаны с мозгом, что я бы даже сказал, что при наличии мозга они в нём и находятся!
«Вот тебе и приплыли!» – подумал я про себя: «То они не находятся в мозге, а теперь уже находятся! Надо его спросить: а в виде чего они там находятся?»
- И в каком же виде они там находятся? То есть, какое у них физическое или химическое содержание?
Вместо прямого ответа Вятчин огорошил меня неожиданным вопросом:
- А как ты думаешь, сколько измерений имеет наше пространство?
Я сначала не понял его вопроса, но потом подумал, что он имеет в виду оси координат, которые мы проходили на начертательной геометрии и на некоторых других дисциплинах. Только причём тут измерения пространства, если мы говорили о памяти?
- Три, конечно! X, Y и Z.
- А ты уверен, что их три? Ты не думаешь, что их может быть больше, и даже намного больше?
Я замялся, поскольку никогда не думал об этом, но смысл вопроса был интересен и вполне понятен.
- Конечно, может быть и больше! Но мы знаем только три из них, а про остальные знать не можем! Ведь мы глазами видим только три измерения пространства, и не можем заглянуть за их пределы!
- Вот тебе и ответ! – Вятчин одобрительно кивнул, поскольку наконец-то сумел мне объяснить свою теорию физического смысла нашей психики. – Мы не можем заглянуть туда, где находится наше сознание, чтобы увидеть его со стороны!
Я усиленно пытался «въехать» в то, что он сказал. В конце концов, как мне кажется, у меня это получилось. Но всё равно это была всего лишь теория, имеющая, скорее всего, очень немного своих приверженцев.
- Но ведь большинство учёных считают сознание продуктом нашего мозга?
- А в науке ты знаешь, как? Один дурак ляпнет, а тысяча умных потом повторяют! В этом нет ничего удивительного – ведь в коммунизм тоже все верят! И это тоже считается наукой! У вас в институте был такой предмет – научный коммунизм?
- Да, был! – на меня сразу нахлынули воспоминания, как я однажды в 1984 году «прославился» на весь институт. - Я даже на втором курсе поспорил с преподом – стал ему доказывать, что коммунизма никогда не будет! Самое интересное, что из моих товарищей-студентов меня в том споре и после него никто не поддержал, а наоборот – все смотрели на меня, как на дурака! Вообще, как ни странно, почти все люди верят в победу коммунизма в нашей стране! Или врут, что верят!
- Вот видишь – теория «умного» мозга и теория коммунизма очень похожи! При детальном глубоком рассмотрении и то, и другое представляется абсурдом, но, тем не менее, почти все люди в них верят, в том числе некоторые серьёзные доктора наук, с которыми я лично знаком! А вообще, люди верят в то, во что им удобнее и выгоднее верить. Если из двух противоположных вер одна будет делать жизнь людей проще, чем другая, то все будут верить именно в эту веру. А учёные мужи быстренько найдут ей теоретическое обоснование и даже закрепят её успешными научными экспериментами! Особенно, если руководство страны поставит перед ними такую задачу!
Андрей очень умный, с ним интересно разговаривать и очень трудно спорить. У него на любой вопрос есть свой ответ и своё мнение. Я в который раз ловлю себя на мысли, что более интересного собеседника я в своей жизни не встречал. С ним можно говорить абсолютно на любые темы. До этого мы говорили и на тему рок-музыки, и на темы геологии и минералогии, и на темы природы и животного мира, и на тему работы некоторых электронных приборов, и на многие другие темы. Во всём он разбирается и от него можно узнать много полезного или интересного. До этого похода я был с Андреем уже в двух экспедициях, но тогда мы с ним мало общались и разговаривали больше о конкретных задачах нашей спелеологической деятельности, либо же тему разговоров задавал Олег Цой. А в этой экспедиции у нас было много времени на простые разговоры «по душам» на совершенно различные темы. И я многое тогда от него почерпнул. И вовсе он оказался не таким уж нервным и раздражительным, каким его представляли некоторые из тех, кто ходил с ним в походы раньше меня. Иногда он может вспылить, даже на ровном месте, но зато во время каких-либо трудностей или опасностей он сохранял выдержку и хладнокровие. Правда, как я уже говорил, он излишне полагался на мой опыт, которого у меня особо-то и не было, поэтому мне приходилось попадать в неприятные ситуации, в которых требовалась его помощь, но его в этот момент рядом не было, либо он не оказывал должной помощи. Я имею ввиду тот случай, когда я завис в первом колодце на спуте троса и верёвки, а он не ждал меня и упорол уже далеко. А также то, что между третьим и четвёртым колодцем приходилось идти в опасном распоре над пропастью, а он не хотел здесь вешать перила, поскольку сам проходил это место легко и безбоязненно. Но, если не обращать внимания на эти мелочи, то в целом с ним было ходить в вертикальные пещеры достаточно приятно. Кроме того, он целиком брал на себя приготовление пищи в лагере и не очень мне доверял в этом вопросе, что меня вполне устраивало. Я сам себе тоже не очень доверял!
- Ничего себе! – спохватился Вятчин, посмотрев на часы. – Мы заболтались, а нам уже пора быть на дне! Сегодня нас ждут великие первопрохождения!
___________________________________*___*___*_______________________________________
Берём транспортный мешок с навесками и снаряжением на два колодца. Стараемся идти быстро. Спустя пару часов проходим «старое дно», затем узкий лаз под глыбой и оказываемся в ходе Тянитолкай. Мешок через него идёт туго, Андрей тянет его за собой, а я толкаю сзади. Наконец, доходим до того колодца, на котором мы вчера остановились.
Пока я распутываю трос и верёвку, Андрей при помощи коловорота быстро сверлит отверстие в стене. Затем он вставляет в это отверстие втулку шлямбурного крюка вместе с пластиной, в которой есть отверстие для карабина, и забивает дюбель во втулку. Дюбель лезет с характерным звоном, высота звука которого увеличивается с каждым ударом молотка.
- Слышишь по звуку – правильно идёт! – радостно говорит Вятчин.
Наконец крюк забит. Любовно оглядев свою работу, Андрей заявляет:
- Это самый лучший крюк, который я забил в своей жизни!
Потом он долго возится, так, что я даже успеваю замёрзнуть, - никак не может вставить в свой «лучший крюк» карабин. Скоба крюка оказалась слишком близко к стене и в это узкое пространство карабин не лезет! Андрей сначала пытается отогнуть скобу от стены, а затем вбивает карабин молотком.
- Не завидую я тому, кому придётся снимать этот карабин!
«Тебе, скорее всего, и придётся!» - думаю я про себя.
После этого Андрей вбивает второй крюк, уже не хвастаясь своей работой и изначально выбирая такое место на стене, на которое скоба крюка ляжет правильно.
Спускаемся в колодец, глубина которого по нашему последующему измерению оказалась 22 метра. Этот колодец жутко обводнён – хотя и нельзя сказать, что на голову льёт поток воды, но дождик моросит конкретный! Не спрятаться от воды и в небольшом зале на дне этого колодца – в любой его точке с необозримой высоты на голову льёт холодный подземный дождь. Из зала уходит только один низенький и узкий ход, в который и утекает ручей.
- Очень странно! – говорит Андрей. – В этом колодце сходятся два больших хода, и, после их соединения, пещера из большой превращается в такую миллипизерную? Что-то здесь не так! Мы, наверное, плохо ищем!
Но другого выхода из зала мы нигде не видим.
- Лезь тогда ты первый, как узкий специалист! – командует Андрей. На самом деле ход вполне проходимый и для него, но ему явно не хочется ложиться животом в ручей и ползти по воде.
Это не очень приятно, учитывая, что на мне не полный гидрокостюм, а только гидроштаны. Хотя поверх них надет прорезиненный комбез, но он порван во многих местах.
Ползу на брюхе по воде и опускаюсь в глубокую ванну. Инстинктивно подскакиваю вверх, бьюсь головой о потолок и каска с головы слетает. Далее она плывёт передо мной как лодочка и освещает мне дорогу прикрепленным к ней фонарём, а я ползу следом по горло в ледяной воде. Не стоит даже говорить, что на мне выше пояса нет сухого места.
Прохожу два уступа с водопадами, ползу дальше и падаю в очередную ванну. Плаваю в ней, как в озере, всячески кручусь, освещая фонарём все стены, но никакого выхода не вижу, кроме того, из которого я пришёл. Неужели сифон? Только этого не хватало!
Ощупываю руками и ногами дно водоёма. Так и есть – в дальнем конце ванны рука уходит под стену. Ход на ощупь небольшой, с аквалангом в него пролезть проблематично, а без акваланга что-то не хочется. Выбираюсь обратно.
- Ну, что там? – Андрею не терпится узнать.
Я вспомнил, как ему год назад доложили об окончании пещеры Дима Томин и Костя Абдрашитов, и, старясь подражать им во всём, говорю таким спокойным жизнерадостным голосом:
- Новость, конечно, для тебя печальная, а для меня нормальная! Пещера закончилась! Сифон!
- Ну вот, а я-то думал: «пошла» пещера! – печально вздыхает Андрей. – Зря мы две верёвки взяли! Опять пещеру напугали!
Затем его черёд лезть в этот мерзкий ход, а мне приходится следом ползти туда во второй раз. Топосъёмку как таковую мы не делаем, но промеряем длину ходов и высоту уступов мерной лентой.
Затем делаем топосъёмку нижнего зала и выходим из колодца. Сначала выхожу я, затем Андрей, и, уже выйдя на перегиб самого начала колодца, он хватается рукой за карабин, который так долго пытался втиснуть в петлю крюка и затем вбил молотком.
- Чпок! – крюк неожиданно выскочил из стены, и Андрей болтает карабином, зажатым в кулаке, над пропастью. Но на этот раз ситуация не опасная – Андрей ещё не отстегнул самохваты, трос висит на другом крюке, да и сам Андрей уже сидит на краю колодца, лишь слегка свесив в него ноги.
- Вот тебе и лучший крюк в твоей жизни! – смеюсь я.
- Не смейся, он был практически безопасный! Ведь при спуске в колодец и при выходе из него, нагрузка шла на изгиб крюка, и в этом направлении он держал её хорошо! А на выходе я создал нагрузку не поперёк, а вдоль крюка, на его вырыв! Вот он и выскочил!
Я, насквозь промокший, трясусь от холода. Андрей предлагает посидеть, передохнуть, но я настаиваю на быстрейшем выходе, поскольку чувствую начало переохлаждения. В пещерах это вещь опасная, поскольку при малейшем отдыхе переохлаждённый организм начинает засыпать и в итоге даже может не проснуться.
Выхожу без остановок, но неожиданно быстро устаю и начинаю нервничать. Срываюсь даже с простых уступов. Вместо того, чтобы передохнуть, кидаюсь на них снова. Беру не техникой, а силой, хотя и понимаю, что это глупо и временами даже опасно.
В последнем колодце перед базовым лагерем пристёгиваю на трос кроме ножных самохватов ещё самохват-комфорт на беседке, на котором отдыхаю после каждых пяти минут подъёма. Наконец, дойдя до края колодца, никак не могу на него выбраться. Раньше здесь была глыбовая пробка, а теперь – очень неудобный для выхода перегиб стены. Точнее говоря, выход достаточно простой, если не нервничать и спокойно рассчитывать свои движения. Останавливаюсь, немного думаю, после чего легко выхожу из колодца.
Следом за мной выходит Андрей. И вот наконец-то родная палатка! Трясущимися руками чиркаю спичкой – отсырела! Весь коробок отсырел! Хорошо, что у Андрея спички не отсырели, и на таблетке сухого горючего заплясал маленький жёлто-зелёный язычок пламени, постепенно увеличивающийся и приобретающий оранжевый оттенок. По палатке постепенно разливается тепло и едкий слезоточивый запах сухого горючего.
Переодеваемся в сухое, мокрую одежду вешаем под потолком палатки, где воздух уже практически горячий. Андрей занимает одну половину палатки, на которой греется у гексогаза, сушит одежду и варит геркулес, а я на другой половине греюсь и сушусь у своего гексогаза, и кипячу воду для чая. В данный момент чувствую себя в большем комфорте, чем когда-либо дома на диване перед телевизором. Для того, чтобы ощутить настоящий комфорт, нужно перед этим ощутить настоящий дискомфорт! Вместе с теплом вернулись силы и настроение – хоть опять беги до дна! С другой стороны, подкрадывается какая-то тоска по жизни на поверхности.
- Завтра идём наверх? – спрашиваю Андрея.
- С утра над этим подумаем. Зачем спешить прощаться с этим миром, а потом ещё год ждать встречи с ним?
Я понимаю, что это он говорит для меня. Это я скоро уеду домой, а он ещё больше месяца будет жить на Ачибахе и ходить по этим дырам.
У меня почему-то всё наоборот, чем у нормальных людей. Обычно сильно уставшие люди быстро засыпают и крепко спят, а я в сильно уставшем состоянии долго не могу уснуть. Как только потухли гексогазы, опять стало жутко холодно. Вода, сконденсировавшаяся на тенте, теперь капает на нас. Замечаю, что в пещере идеальной тишины нет. Сильный хлопок – капелька воды упала с потолка зала на тент палатки. Слабый хлопок – это другая капелька упала с тента на спальник.
Я лежу и думаю: какое соотношение физической силы, силы духа, выносливости, хладнокровия и трезвого ума должно быть у настоящего спелеолога? Пожалуй, ни одного из перечисленных качеств у меня недостаточно. Если анализировать каждое из этих качеств отдельно, то я понимаю, что именно это меня не раз подводило и именно этого у меня явно не хватает. Тем не менее, они все в сумме дают некоторый результат, который мне удаётся получить. Это мне очень напоминает мою учёбу в институте. Ни одну из дисциплин, которую нам преподавали, я не знал хорошо. В каждой из них я схватывал какую-то суть, но в целом я в этой дисциплине плавал, не знал формулы, правила или законы, и т.д. Но, несмотря на явное незнание этих дисциплин, в конечном итоге я хорошо сдавал экзамены и в целом имел неплохой аттестат. Почему так получалось – я сам не понимал. Перед экзаменами я не нервничал и был в себе уверен. Даже если мне попадался билет, в котором я не знал ответа ни на один вопрос и шпаргалок у меня не было, то всё равно я как-то умудрялся найти правильный или относительно похожий на правильный ответ. Нужно было просто хорошо подумать в последний момент и постараться логически домыслить то, чего я не знал, хотя нас этому обучали. Вот так и в пещерах: я не сомневаюсь в том, что в конечном итоге я сумею преодолеть любую трудность, даже если у меня нет физических сил или выносливости для преодоления этой трудности. То есть, в обычных условиях я не сумею преодолеть эту трудность, но в критической ситуации смогу. Почему – я не знаю.
С такими мыслями я наконец засыпаю.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Наутро мы обнаруживаем, что сухого горючего у нас остались всего две пачки, поэтому нам надо срочно отсюда сматываться. Кроме того, наша промокшая одежда до конца не высохла, надевать её не хочется и мочить единственную запасную тоже не хочется, так что по любому нам нужно выходить наружу.
Готовим свой последний подземный завтрак. Мы по ошибке захватили много банок колбасного фарша и теперь налегаем на него. Кильку есть плоскогубцами было бы удобно, а с фаршем приходится мучиться. Из-за того, что дозы захвата фарша маленькие, приходится есть очень быстро и в результате я больно прищемляю язык. Тогда, плюнув на правила приличия, начинаю есть просто пальцем. Сразу же режу палец об острый край банки, вскрытой пробойником. В фарш капает кровь, приходится есть вместе с ней. Палец болит, язык болит – не еда, а мучение! Геркулес на второе всё же ем пассатижами, поскольку в общий котёл запускать свои окровавленные пальцы неудобно.
Андрею есть свёрлами безопаснее, но их площадь захвата ещё меньше, чем у пассатижей. Он мечет еду очень быстро, по дороге она часто слетает и ему нередко приходится облизывать пустое сверло. Нет у нас проблем только с чаем с конфетами. Точнее говоря, у Андрея нет проблем, а у меня в это время ко всем больным органам присоединяется ещё и ноющий зуб.
Вообще, если не видеть весь процесс поглощения нами пищи, а только слушать, то можно услышать какофонию, состоящую из лязга, стука и скрежета металлических предметов друг о друга, с небольшими причмокиваниями и выкрикиваниями нецензурных комментариев типа «Ой, блин!», но только хуже.
После завтрака собираемся выходить на поверхность. Всю навеску оставляем висеть на своём месте, но выносим лагерь, одежду и продукты – получилось три тяжёлых мешка. Идём с ними медленно, между колодцами подолгу отдыхаем, но всё же стараемся выйти до захода солнца.
Наконец доходим до снега – первого признака близости поверхности. Настроение улучшается. Совершаем длинный подъём по крутой снежно-ледовой галерее, и вот уже стоим на дне входного колодца. Явно видим дневной свет наверху. С удивлением отмечаю это, поскольку в два наших первых выхода отсюда свет не было видно. Правда, в первый раз мы выходили после грозы, а во второй раз в сумерках.
Поднимаюсь по колодцу. Иду очень медленно, чтобы глаза постепенно привыкали к свету. Тем не менее, вверх не могу и взглянуть – яркая полоска света режет глаза! Выключаю фонарь, поскольку с середины колодца и без него всё хорошо видно. В прошлые наши выходы без фонаря здесь ничего не было видно. Чувствую тёплый воздух с поверхности, немного затхлый, но очень приятный. Прохожу последние метры и вдруг попадаю в какое-то яркое, ослепляющее сине-зелёное море. Отстёгиваю самохваты и падаю на тёплую землю. Небо настолько яркое, что смотреть на него не могу, но оглядываюсь по сторонам. Особенно поражает цвет листьев – оказывается, их зелень светлее и ярче, чем мне всегда казалось. Не знаю, что на меня сильнее подействовало – неожиданная яркость красок или их разнообразие, но мир кажется совершенно не таким, как раньше. Цвет листьев или хвои на каждом дереве теперь свой уникальный, не такой, как на остальных. Я даже не подозревал, как много бывает оттенков зелёного. Чтобы это понять, нужно было четверо с лишним суток провести в царстве вечного мрака (пять дней и четыре ночи). Также непривычным кажется то, что все предметы тёплые на ощупь – камни, земля, стволы деревьев.
Выходит Андрей, и мы молча идём в лагерь, волоча тяжёлые мешки. Перед глазами всё крутится и мелькает. В лагере нас встречают и кормят. Никогда не думал, что столовая ложка – это великое изобретение человечества!
В лагере долго смотрю на костёр и не могу налюбоваться. Андрей тоже рядом сидит и пялится на огонь. Глаза у него какие-то странные – блестят, как у пьяного. Догадываюсь, что и у меня такие же.
И ещё неожиданно замечаю, что все мелочи нашего быта типа чисто вымытых и аккуратно развешенных по веткам кружек, кажутся мне пустыми и никчёмными. Ловлю себя на мысли, что я потихоньку превращаюсь в Вятчина, что не вызывает у меня сильного восторга.
Постепенно солнце зашло за горы. Густой полумрак окутал пихты и величественные скалы, и стало как-то приятнее, привычнее. Даже холод уже не кажется таким мерзким, как раньше.
____Вид на оз.Рица примерно из района Квартета. Видно только часть озера. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
____Вид с вершины Ачибаха на малую вершину и на долину р. Бзыбь. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
___________________________________*___*___*_______________________________________
Утром с Андреем разбираем подземные мешки. Натянув между деревьями верёвку, вешаем на неё множество вещей для сушки. Подземную палатку тоже нужно просушить. Вытряхиваем из неё всякий мусор, в том числе откуда-то взявшиеся мелкие деньги. Поднимаю одну мелкую монету и окурок размером в половину сигареты. Монету выкидываю, а бычок кладу в карман.
«Интересно! Внизу я бы сделал наоборот!» - думается мне. Далее я начинаю размышлять на эту тему.
В том, нижнем мире, преобладают ложные ценности. Это всё потому, что законы того мира в своём большинстве лживые. Для удобства своей жизни люди постоянно обманывают кого-то и ещё больше самих себя. Каждый человек в глазах окружающих хочет выглядеть лучше, чем он есть на самом деле. Либо красивее, либо сильнее, либо умнее, либо богаче, либо что-нибудь ещё. Здесь, наверху, во всём этом нет никакого смысла. Каждое своё слово здесь нужно подтверждать делом. Если ты сильнее всех – прокладывай маршрут другим, более слабым, либо таскай больше всех дрова, либо руби больше всех лёд на воду! Если же ты слабее всех – то сиди и не вякай! Если ты умнее всех – решай проблемы, и свои, и чужие! Хочешь быть красивым – будь красив своими словами и делами, а не за счёт косметики или одежды! Здесь всё встаёт на свои места. А внизу мир лживый, и живёт по принципу – чем более ты лживый, тем более успешный! Дорога от Рицы до Ауадхары – это та самая нить, которая соединяет мир лжи с миром правды!
Пока я предаюсь этим размышлениям, Андрей отогнал девчонок от костра и готовит еду сам: «Лучше развлекайте меня своими беседами!»
- Андрей, мы с тобой теперь стали как обычные люди! – смеюсь я. – Живём наверху, греемся на солнце, готовим на костре, едим ложками! И ещё девушки рядом!
- Да, это обычная повседневная жизнь! – соглашается Вятчин. – Ещё мыши кругом, кроме девушек! Всё как всегда, на своих местах!
- Не говори! Скукота!
___________________________________*___*___*_______________________________________
У нас в лагере нет строгого распорядка дня, какой бывал в наших походах под руководством Олега Цоя. Поначалу ещё какой-то распорядок был, а после третьего выхода в Квартет мы совсем обленились. На сон уходит почти половина суток, раньше 11 часов встаём редко. Раньше всех встаёт Андрей – часов в 9-10, разжигает костёр и начинает готовить завтрак. Все работы по нашему жизнеобеспечению держатся только на сознательности – никто никого не понукает. Андрей лишь в первую половину похода поддерживал свой образ строгого и вспыльчивого руководителя, который он сам создал себе в течение многих лет. После нашего третьего выхода в Квартет он вдруг преобразился в само спокойствие. Если никто не хочет идти за дровами – он идёт сам и никого не только не обругает, но даже слегка не пожурит! Марина с Ириной несколько раз явно нарывались на конфликт, но Андрей не выказывал никакого недовольства! Он явно рушил тот образ, который у меня о нём создался после наших совместных экспедиций в 1985-м и 86-м годах!
В один из первых дней после нашего последнего выхода в Квартет, мы с ним встали одинаково очень рано, наверное, в 9 часов. Можно сказать – засветло! Я сразу занялся костром, а Андрей принялся за обработку топосъёмки. Через полчаса или час он сообщил мне результаты:
- В нашей пещере теперь 393 метра глубины. Немного до четырёх сотен не хватило, но зато мы уже обогнали Генрихову Бездну на Арабике, в которой 360 м, и Нахимовскую на Караби (370 м).
Забегая вперёд, скажу, что спустя примерно месяц после описываемых здесь событий, Вятчин снова будет работать в Квартете, и переснимет заново некоторые места пещеры. Потом он обработает топосъёмку и по её результатам глубина пещеры окажется 394 м. Таким образом, мы с ним увеличили глубину пещеры на 37 м и её протяжённость на 233 м. Вот результаты работы в Квартете летом 1988 года, которые он мне пришлёт осенью письмом.
В этой таблице стоит обратить внимание на следующие даты: 17.07.88, 19.07.88 и 25-27.07.88. Это были как раз те самые дни, в которые мы выходили в Квартет.
19 июля мы тянули телефонный провод, стараясь отводить его по стене от навески, в процессе чего в нижней части входного колодца Андрей обнаружил новый ход протяжённостью 10 м, который назвал «телефонным ходом».
25 июля был обнаружен шкуродёр Бандит и ещё другие ходы возле него.
26 июля мы прошли этажи за Развилкой («сыр», где несколько сквозных отверстий между ходом и залом), «старое дно», открыли и прошли ход Тяни-толкай протяжённостью около 70 м.
27 июля мы прошли колодец 22 м и узкий ход с ручьём до сифона, длиной примерно 30 м.
Остальные даты – это первопрохождения в Квартете, которые Вятчин сделает месяцем позже, о чём будет рассказано в другой главе.
________________________План пещеры Квартет
_________________________Разрез-развёртка пещеры Квартет.
Это не окончательная карта пещеры. Фактически, это та самая, которая была нарисована Вятчиным по результатам топосъёмки 1987 года. Наших открытий на этой карте практически нет, за исключением схематично нарисованных хода Тяни-толкай и последнего хода до сифона. В неё не вошли ни шкурник Бандит, ни ходы «сыра» около Развилки, ни, тем более, многие ходы, которые Вятчин откроет уже после нашей с ним экспедиции. Другими словами, из открытых в 1988 году приблизительно 410 метров новых ходов, на эту карту попали всего 100 метров из них - пунктирной линией, да и те нарисованы приблизительно.
Но что поделать – более полной и точной карты Квартета на просторах интернета я не нашёл. Хотя есть другая карта, также сделанная из топосъёмки 1987 года с небольшой подрисовкой, но та ещё менее точная, чем эта.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Просто удивительно, что в те пять дней, в которые мы находились под землёй, всё время погода была солнечной и безоблачной, но стоило нам только выползти – и опять начались дожди, как и в первые дни нашего пребывания на Ачибахе. Однажды дождь зарядил на весь день, и мы впятером целый день почти не выходили из палатки. Чем занимались девушки – я уже не помню, а мы с Андреем и Лёшкой весь день резались в преферанс. Если кто-то не знает, что такое преферанс, то поясню, что эта игра достаточно интеллектуальная по сравнению с другими карточными играми, но для неё обязательно рисовать так называемую «пулю» - то есть, преферансное поле. В это поле записываются «висты» (очки) каждого из игроков, по которым в конце игры выясняется, кто сколько выиграл или проиграл. А чтобы рисовать «пулю» - нужна бумага. Причём, не какая-нибудь мелкая салфетка, а нормальный лист бумаги.
Андрей, недолго думая, достаёт карту Квартета, на которой нарисованы и план, и вертикальный разрез, переворачивает её обратной стороной и принимается рисовать «пулю». У меня сердце сжимается, когда я это вижу. Я знаю, что это единственный экземпляр карты этой пещеры, и нарисовать его по данным топосъёмки дело не быстрое. Только потом я узнал, что был ещё один её экземпляр, но всё равно чертить карту приходилось каждый раз заново с нуля. Конечно, Андрей рисовал пулю с обратной стороны карты, но бумага была не толстая, а поверхность, на которой она лежала, не твёрдая, так что карта после продолжительной игры в преферанс должна была выглядеть, как-будто её достали… - даже не знаю, как-будто из чего её достали.
- Ты зачем портишь карту, которую так долго рисовал?! – возмущаюсь я.
- Не питай уважения к бумагам! – строго так и серьёзно отвечает Андрей.
Давно уже стемнело, а мы так увлеклись, что продолжаем играть при слабом свете фонаря, подвешенного под потолком палатки. Девчонки просыпаются и начинают ругаться:
- Идите играть в другую палатку! Спать не даёте!
Они имели ввиду нашу вторую палатку, которую мы использовали только для подземного лагеря.
- Ладно, закругляем игру! Подсчитываем висты! – даёт распоряжения Андрей.
Потом мы вылезаем из палатки, чтобы разжечь костёр и вскипятить чайку.
- Стоп! – вдруг останавливается Вятчин. – Это ещё что такое?
Мы видим перед собой далеко среди деревьев свет какого-то фонаря.
- Надеюсь, не белый спелеолог?! – пытаюсь шутить, хотя мне не по себе.
Свет стоит на одном месте, не двигается. Его видно очень плохо, лишь небольшой огонёк среди деревьев. Для звезды огонёк слишком большой, для луны – слишком яркий. К тому же свет не на небе, а среди деревьев невысоко над землёй, а небо закрыто облаками.
- Я предполагаю шаровую молнию! – заявляет Андрей.
Я не знаю, что такое шаровая молния и существуют ли они, но звучит это страшновато.
- Давай подойдём поближе!
Мы втроём потихоньку, крадучись, двигаемся в сторону света, стараясь не шуршать и не хрустеть листьями и ветками. С одной стороны, мы не хотим спугнуть источник света, а с другой стороны боимся – как бы он сам на нас не кинулся!
- А шаровая молния может вот так стоять на месте? – шёпотом спрашиваю я.
- Наверное, если нет ветра! Хотя у неё уже давно должна закончиться энергия!
- Может быть, это человек с фонарём? – потихоньку причитает Лёшка. – Может быть, даже не человек?! Может быть, пойдём обратно?
В конце концов мы выходим на более открытое от деревьев место, и видим, что источник света – это всего-навсего луна. Она недавно поднялась над Бзыбским хребтом, над которым облаков уже нет. Необычно яркой она кажется потому, что в горах на высоте 2000 метров, на которой мы сейчас находимся, слой атмосферы тоньше, чем у нас на равнине, а также здесь воздух холоднее и ветра нет сегодня. По всем этим причинам луна кажется настолько яркой, что даже немного слепит глаза.
- Да-а, вот мы герои! Луны испугались! – смеётся Вятчин.
- Мы просто лунатики! Луна нас притягивает! – вторю ему.
По дороге к лагерю я размышляю, как, наверное, глупо это выглядело со стороны. Мы прошли метров двести-триста по ночному лесу непонятно ради чего, причём по крутой пересечённой местности, где даже днём можно свалиться в воронку и свернуть себе шею. При этом мы не включали фонари, чтобы светящееся существо нас не заметило. Но в тот момент, когда луна сверкала ярким пятном среди множества веток деревьев, она была похожа на что угодно, но только не на луну.
- Приеду домой – напишу рассказ «Как мы ходили смотреть на луну!» - обещаю я.
По приезду домой я не только не написал этот рассказ, но даже в своём большом дневнике воспоминаний этого похода не описал этот случай. Тем не менее, я его хорошо запомнил, и, наконец, сейчас выполнил своё обещание.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Будучи ещё в пещере, на глубине 142 м, мы попали в так называемый Зал белки. В него можно попасть, если пройти по меандру после четвёртого колодца и подняться немного вверх по Обвальному залу и уходящему из него ходу. Этот Зал белки представляет собой дно какого-то колодца, приходящего сверху. Здесь лежит мёртвая белка. Когда Вятчин с товарищами обнаружил её год назад, то труп был ещё свежачок, а сейчас он превратился в скелет, покрытый не то плесенью, не то остатками шерсти, похожими на плесень. Я бы даже не признал в этом трупе белку, если бы Вятчин не сказал.
Примечательным во всём этом было то, что белка не могла сюда попасть через входной колодец. Чтобы как-то забежать сюда, она должна была остаться живой после падения в колодцы 67 м, затем 7 м, затем сдвоенный колодец глубиной около 60 м, и потом ещё активно перемещаться в темноте. Вряд ли такое возможно. Паводком её сюда тоже не могло принести из входного колодца, поскольку вся вода, сколько бы её ни было, могла свободно уходить из Обвального зала в пятый колодец и не могла подниматься по ходу вверх. Оставался только один ответ – она попала сюда через другой колодец, на дне которого, собственно, она и лежит. И этот другой колодец, судя по плану пещеры, связан с поверхностью на большей высоте от уровня моря, нежели находится наш вход в Квартет. То есть, другими словами, если мы найдём ту воронку, в которую упала белка, и пройдём пещеру из неё вплоть до Зала белки, то тем самым мы углубим Квартет метров на 30-40 наверняка, а может быть и больше.
_____Воронка со снегом на Ачибахе. Фото Дмитрия Славина, с сайта спелеоклуба Барьер (Физтех) barrier.marshruty.ru/
Проблема в том, что воронок на поверхности много, и все они забиты снегом. Вятчина привлекает одна из них по двум причинам: во-первых, она расположена почти над тем самым местом, где глубоко под землёй находится Зал белки, и, во-вторых, межу снегом и стеной в этой воронке виднеется щель, легко проходимая для белки.
- Раз белка прошла – то и Лёшка пройдёт! При некотором нашем содействии! – заключает Вятчин.
Андрей топором основательно расширяет эту щель и делает её проходимой для Лёшки. Тот пристёгивается к верёвке и протискивается в ледяную узость. Мы его держим на верхней страховке, в случае чего выдернем. Сантиметр за сантиметром он скрывается под снегом, затем, судя по движению страховочной верёвки, спускается довольно быстро и вскоре до нас доносится его приглушенный голос:
- Спускайтесь сюда, здесь целый зал!
Тогда я пристёгиваюсь и протискиваюсь вслед за Лёшкой. Очень неприятное ощущение, особенно когда понимаешь, что вверх эту щель пройти будет ещё труднее. Но она быстро расширяется и повиснув ниже неё, я подрубаю её при помощи мачете снизу. Затем я спускаюсь в зал, и Андрей сверху начинает стучать топором, обрушивая чуть ли не на нас приличные куски льда. Мы с Лёшкой отходим в каменный зал как можно дальше, но куски льда, отскакивая от снежной стены, всё равно бьют нам по ногам.
Этот зал, или комната, с каменными потолком и полом образуется из-за расширения колодца в этом месте, с последующим его сужением. Сама снежная пробка никуда не девается и продолжается вниз. Мы видим перед собой белую снежную стену с бурыми разводами глины на ней.
На полу этого небольшого зала лежит скелет горного барана. То, что это именно баран, можно понять по его большим, почти в кольцо завитым рогам. Размер рогов мы не измеряли, но помню только, что они занимали чуть ли не половину этой «комнаты», в которой могло свободно разместиться несколько человек. Скелет барана говорит о том, что когда-то снега в пещере было меньше и верхний край снежной пробки находился примерно на уровне этого зала. Баран упал на снег и не мог отсюда выбраться, а затем зашёл в боковой зал и умер. Постепенно снежная пробка выросла на 7 или на 10 метров – уже не помню, на каком уровне от её начала находился зал.
Через некоторое время две верёвки перед нами заходили ходуном, послышался скрежет железа об лёд, и вот уже Андрей, отталкиваясь ногами ото льда и обрушивая на нас град новых ледяных осколков, приземляется в наш зал. Он отстёгивается от верёвки и внимательно разглядывает скелет, затем произносит:
- Зачётный череп с рогами! Жаль, что он не пройдёт в то отверстие наверху, в которое прошли мы! А рубить полкубометра льда ради этого черепа не хочется!
Мне, если честно, этот череп на фиг не нужен, и я рад, что Андрею он тоже не понадобился. Я вообще к любым проявлениям смерти отношусь крайне отрицательно и не хочу иметь к ним никакого отношения. Даже если бы это был скелет динозавра, единственный в мире, то и в этом случае я не прикоснулся бы к нему. По этой причине я крайне отрицательно отношусь к коллекциям насекомых, хотя и люблю фотографировать их живых.
Затем мы тщательно осматриваем зал и снежную пробку около него. В зале нет ничего примечательного, кроме скелета и небольших ледяных сталагмитов. Между снежной пробкой и стеной есть вертикальная щель шириной 10-15 см, уходящая не вниз, а на уровне пола зала. Из неё дует ветер, говорящий о больших объёмах за этой щелью.
- Белка не могла попасть в Квартет через этот вход! – заключает Вятчин. Мне это суждение кажется странным, поскольку и тот ход, который мы уже прошли, и тот, который мы ещё не прошли, выглядят вполне проходимыми для белки.
- Если бы белка сюда свалилась, что само по себе уже маловероятно, то она стремилась бы выйти наверх! – поясняет Вятчин. – У неё не могло возникнуть желания лезть в какую-то щель между снегом и стеной, которая явно не ведёт наверх! И случайно куда-то упасть отсюда она не могла, потому что никакого колодца вниз, открытого от снега, мы здесь не наблюдаем!
- Значит, мы не будем долбить эту щель? – спрашиваю я.
- Нет, конечно. Чтобы расширить эту щель до проходимого размера – нужно несколько дней. При этом нет никакой уверенности, что продолжение этой пещеры приведёт нас в Квартет. Чем терять на это время, лучше поискать в других воронках то отверстие, в которое действительно могла упасть белка!
- Тогда выходим наверх!
Я ничуть не сожалею - мне вполне хватило Квартета на то, чтобы в ближайшие месяцы о пещерах даже не мечталось. Но вижу, что Лёшка немного расстроен от того, что пещера так быстро закончилась.
- Всё равно это пещера, и я совершил её первопрохождение! – гордо заявляет Лёшка. – Я ведь первым сюда спустился!
- Нет, первопрохождение этой пещеры совершил баран! – строго и на полном серьёзе отвечает ему Андрей. – А ты был уже вторым бараном, который сюда спустился!
После этого мы выходим наверх, с большим трудом протискиваясь между снегом и стеной. Я принимаю для себя решение, что пещер на этот год для меня достаточно, и в этой экспедиции я больше никуда не полезу.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Невзирая на наши разряды, мыши сбегаются к нам со всей округи. Лёшка уже закрыл и перекрыл первый котовский разряд, а у меня, наверное, уже мастер спорта или, в худшем случае, КМС. У меня даже уже двое мышиных «руководителей», убитых на столе. Чтобы не бить мышей просто так, без пользы и азарта, решаем изменить игру «кэтмэн» на «тайгермэн», и ввести разряды тигра. Сильнее всех нервничает Андрей – он показывает в «кэтмэне» самые худшие результаты. Пятерых мышей он уже давно убил, а шестая, необходимая для первого разряда, никак ему не даётся. Он постоянно ходит с палкой и прислушивается к каждому шороху. Чуть только он заметит мышь, как сразу превращается в неандертальца с дубинкой, поднятой над головой. Он ещё очень высокий и мыши его видят издалека и сильнее боятся, чем нас с Лёшкой. Когда темнеет и мыши появляются кругом, Андрей ходит с фонариком в одной руке и палкой в другой. Кстати говоря, мыши не боятся света фонарика. Если на них просто светишь и не двигаешься – они не боятся, но только начинаешь двигаться, как они сразу убегают. Андрей пытается ходить тихо и медленно, но ему всё равно не очень везёт. Пока палка опускается с высоты его роста, мышь успевает убежать.
Бывает, что сидишь на бревне у костра и занимаешься своими делами, при этом не замечаешь, что рядом происходит. Потом вдруг раздаётся резкий удар палкой об землю в двух метрах, что даже подскакиваешь от неожиданности.
___________________________________*___*___*_______________________________________
Вот и подошло время окончания нашей экспедиции. То есть, это для меня и девчонок окончание, а братья Вятчины будут на Ачибахе до начала сентября. Но они всё равно сбрасываются к морю вместе с нами. Андрею нужно решить в Адлере какие-то свои дела, потом они пополнят запас продуктов и опять забросятся на Ачибах.
С утра мы собираемся и уходим. Поскольку Андрей с Лёшкой уходят налегке, то они берут на себя часть нашего груза – моего и девушек. Довольно быстро мы сбрасываемся с Ачибаха, проходим урочище Нишца, восходим на перевал Анчха и начинаем сбрасываться в сторону озера Рицы. Через некоторое время доходим до ручья. К этому времени мы уже начинаем умирать от жажды, так что ручей нам весьма кстати. Андрей много не пьёт принципиально – он считает, что если в жару выпить много воды, то мучиться будешь сильнее, чем если её долго не пить. Он сделал пару глотков и ушёл, а мы с Лёшкой продолжаем находиться на берегу ручья и то и дело зачерпываем пригоршнями ледяную воду. Здесь очень живописное место – кругом нагромождения камней, между которых растут пихты, и журчит ручей, довольно мощный и широкий, хотя он только что чуть выше появился из родников. Тут Марина обращается ко мне:
- Уйди, пожалуйста, нам с Ириной нужно умыться!
- А почему только я должен уйти? А Лёшке можно на вас смотреть, голых?
- Так он за нами столько подсматривал, что мы его ничем уже не удивим!
Тут Лёшка вспыхнул и покраснел.
- Не врите! – Лёша хотел обвинить Марину во вранье, но понял, что в этом случае врать будет как раз он, и ситуация выйдет неловкой. – Я подсматривал за вами незаметно! Вы не могли меня видеть!
- Ну-ну! Шпиён незаметный! – смеются девчонки.
Мы сбрасываемся до озера Рица и уезжаем на туристическом автобусе до Адлера. Там мы прощаемся с братьями Вятчиными. Андрей собирается пару-тройку дней пожить у своего друга Резвана, а потом должна приехать Надя Моисеева со школьниками («трюфелями»), а также Олег Цой. Вятчины планируют забрасываться на Ачибах вместе с ними.
Мы тепло прощаемся с Андреем.
- Готовься к следующему году! Весь год усиленно тренируйся! – наставляет меня Андрей. – В следующем сезоне мы обязательно должны пройти Квартет глубже, если мне не удастся в этом! Наверняка там есть проход выше сифонного хода!
- Конечно! Обязательно следующим летом пойдём на Ачибах! – заверяю я его. Тогда мне и в голову не могла придти мысль, что мы видимся последний раз в жизни. Правда, некоторое время мы с Андреем будем переписываться. Но ни с кем из четверых участников этой экспедиции мне больше не суждено будет встретиться.
В завершении главы хочется сказать, что этот поход в целом, и Андрей в частности, оставили глубокий след в моей душе. Сейчас я сравниваю Андрея с Олегом Цоем, и мне они кажутся в чём-то похожими. В то время они мне казались совершенно разными. Олег был демократичным руководителем, а Вятчин авторитарным. Олег разговаривал на понятном всем языке, а язык Андрея казался «заумным» и мало кому был понятен. Но они оба были фанатиками пещер. Сам я никогда не был их фанатиком, как бы странно это ни звучало. Я любил ходить в пещеры, но с тем же успехом я мог бы заниматься горным или водным туризмом, если бы судьба распорядилась таким образом. А Олег и Андрей выбрали бы пещеры, даже если бы судьба кидала их на что-то другое. Они оба мечтали найти свою большую пещеру и пройти её до конца, причём не просто пройти, а осуществлять руководство группой, её проходящей. Организовывать лично экспедиции по прохождению своей большой пещеры. Это были люди, которые двигали спелеологию. Конечно, они были не единственными людьми такого плана в Советском Союзе. Потому тогда спелеология и процветала.
Сообщений: 24
• Страница 3 из 3 • 1, 2, 3
Кто сейчас на форуме
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1